Карта предвещала нечто необычное. Мы давно уже привыкли к безымянным посетителям, ожидающим нас у дверей, но, как правило, они приберегали свои зашифрованные послания до того, как переступят порог гостиной. Я повернулся к Холмсу. Судя по его виду, он словно бы и не подозревал о нашем присутствии.
Миссис Хадсон тоже с любопытством посмотрела через мое плечо на Холмса. Ее старческое лицо еще больше сморщилось - признак озабоченности. Поднявшись на цыпочки, она зашептала мне в ухо.
- Дорогой Уотсон, - проговорила она настолько тихо, что я едва слышал ее слова, - сегодня над мистером Холмсом сгустились темные тучи, не так ли?
Я прошептал в ответ:
- Но вы подали надежду на луч солнца, миссис Хадсон. Пожалуйста, проведите даму наверх.
Она еще раз внимательно посмотрела на моего компаньона и вышла, неслышно затворив за собой дверь.
- Как я слышу, миссис Хадсон решила заняться предсказанием погоды, - заметил Холмс со своего кресла. Я почувствовал, что от смущения у меня краснеет лицо, и неловко улыбнулся. - Но темные тучи чаще всего бывают признаком надвигающейся грозы. Прошу вас, Уотсон, позвольте мне посмотреть на визитную карточку нашей посетительницы.
Я протянул ему карту. Он наклонился и принялся тщательно ее изучать - осторожно согнул и потер поверхность своими длинными пальцами. Затем поднес карту к носу и вдохнул воздух, словно смакуя аромат изысканного вина.
- Возраст нашей посетительницы - от сорока до пятидесяти лет, - сказал Холмс. - Она происходит из семьи, члены которой так или иначе имели отношение к университету. Скорее всего, к Оксфорду, где, как я предполагаю, ее отец мог быть профессором математики. С особой нежностью она лелеет воспоминания о своем детстве, столь высоко ею ценимом.
Даже после многих лет знакомства и сотен примеров, на которых подробно разбирались аналитические способности моего друга, я снова был удивлен.
- Холмс, - произнес я. - Если бы я верил в сверхъестественное, то счел бы, что вы прибегли к услугам сил именно из этой сферы. Как же, ради всего святого, запах обычной игральной карты поведал вам столько о женщине, которую вы даже не видели?
- Как всегда, Уотсон, вы предпочитаете не замечать того, что лежит на поверхности. Обратите внимание на знак изготовителя, - он показал на символ, вплетенный в орнамент рубашки карты. Под ним были напечатаны крошечные буквы с цифрами.
- "Хайли и Уилкс, 1862", - прочел я.
- Совершенно верно. Изготовители самых прекрасных карт, которые когда-либо ложились на стол джентльменов из высшего общества. Их работа особенно высоко ценилась у представителей ученого мира, которые часто заказывали им колоды ограниченным тиражом. К подобной колоде принадлежит и эта осиротевшая карта. Она была специально напечатана в 1862 году для математического факультета колледжа Христа в Оксфорде, что тоже видно из декоративного рисунка. Тот факт, что наша гостья имеет одну такую карту, означает, что у нее был близкий знакомый мужчина, занимавший должность в университете приблизительно в то время. Скорее всего, ее отец. Эта карта, спустя три десятилетия, все еще находится в прекрасном состоянии. Это не подделка, потому что она пахнет теми химикатами, что применялись в производстве Хайли и Уилкса. По всей видимости, ее хранили в альбоме, тщательно оберегая от пыли и прикосновений. Отсюда я делаю вывод, что ее подарили нашей посетительнице во время одного из самых запомнившихся моментов ее детства в 1862 году или вскоре после него. Она напоминает ей о давних днях, проведенных под сенью увитых плющом стен академического учреждения.
Не успел я воскликнуть от изумления, как за мной послышался женский голос:
- И в самом деле впечатляет, мистер Холмс. Девять из десяти.
Я повернулся, а Холмс поднялся с кресла. В дверях стояла красивая женщина. Ей было приблизительно столько же лет, что и Холмсу; седые пряди в каштановых волосах, придавали ее облику величавость. Держалась она с большим достоинством, одета была в черное траурное платье, в руках у нее было что-то похожее на стеклянный футляр для очков размером с ларец для драгоценностей, дымчато-красного цвета.
Она улыбнулась и смело посмотрела прямо на Холмса.
- То, что о ваших способностях говорили мои знакомые, и то, что я смогла прочитать из воспоминаний доктора в журнале "Стрэнд", - она кивком указала на меня, - очевидно, не является преувеличением. На самом деле мой отец был деканом. У меня был хороший друг, математик, читавший лекции в колледже Христа. Именно он подарил мне эту карту, когда мне исполнилось десять лет, и я действительно очень ценю воспоминания о том времени.
Приободрившись, Холмс перешагнул через завал бумаг и подошел к женщине.
- Пожалуйста, простите мне мою погрешность, мадам. Входите.
Он предложил ей кресло, и она села, осторожно опустив коробочку себе на колени. Свет, отразившись от ее изысканно обработанных граней, образовывал сложный узор. На крышке было выгравировано сердце вроде тех, каким обозначают черви на картах.
Холмс сел напротив нее.
- Теперь я нахожусь с вами в неравном положении, мадам. С кем имею честь беседовать?
- Сейчас мое имя не важно. Последовали бы многочисленные вопросы с вашей стороны, вопросы личного характера, которые бы только затруднили мою сегодняшнюю миссию. Скажем так: ваше посредничество оказало значительную помощь в определенном деле, - она сделала паузу, - некоторым моим знакомым. Пять лет тому назад.
Холмс резко выпрямился. Никогда еще я не видел выражения такого замешательства и удивления на его стоическом лице.
- Вы расстались с ними до того, как они смогли отблагодарить вас достойным образом, - продолжила наша гостья. - Вот почему я здесь. - Она замолчала и всмотрелась в кристаллический рисунок на ларце. По ее щеке сбежала слеза. Холмс предложил ей носовой платок, который она приняла с коротким смешком, показывающим ее смущение.
- Благодарю вас, - сказала она, вытирая слезу.
Холмс подождал, пока она снова соберется с духом. Затем он наклонился вперед, сложив пальцы в своем характерном жесте, означавшем сосредоточенное внимание.
- Мадам, я попрошу вас поделиться некоторыми подробностями. В то время, о котором вы говорите, я… довольно много путешествовал, и "определенное дело", о котором вы упомянули, могло произойти в… скажем так, довольно экзотическом месте.
Он показал на ее траурное платье.
- И, если вы позволите, могу ли я услышать о том, кто скончался. Это знакомый мне человек? Клиент в том деле?
Она покачала головой.
- Нет, не клиент. Но вы знали его. Он когда-то думал, что вы самый выдающийся студент, хотя временами и чересчур серьезный. Ему было известно об этой тайне; однако он не был вовлечен в ее расследование, которое проводили вы - к признательности всех заинтересованных лиц.
Холмс нахмурился.
- Мадам, вы говорите загадками, а я встречал немногих, кто мог бы объясняться в подобной манере и тем не менее быть понятыми. Пожалуйста, поясните ваши слова, чтобы я мог лучше послужить вам.
Женщина в черном кивнула.
- Мистер Холмс, вашим летописцем является доктор Уотсон; у меня тоже был некто подобного рода. Это был добрый и благородный человек, единственный из взрослых, который не только верил забавным рассказам ребенка, но и находил в них логику. Он записал все, что я рассказала ему об интересных местах и необычных героях, которых я там повстречала.
Она повернулась ко мне.
- Как и вы, доктор Уотсон, он… добавлял кое-что от себя, для колорита, и изменил многие несущественные детали так, чтобы их можно было вынести на суд широкой публики. Он знал, что немногие поверят ему. Он даже опубликовал их под псевдонимом. Но он чувствовал - как, я полагаю, и вы чувствуете, - что даже взрослые хотят верить в магию, находящуюся за пределами повседневного мира. Они иногда надеются, что и в их жизни появится волшебство и изменит ее, если только они способны будут разглядеть его.
Ее последние слова были обращены к Холмсу, который кивнул, выставив перед собой сложенные вместе пальцы рук.
- Я понимаю, - сказал он серьезно.
Затем в его глазах блеснул огонек узнавания. Он выпрямился и посмотрел на женщину, словно бы в первый раз, как будто бы видел ее в таком свете, который был доступен им одним. Между ними пробежало что-то неощутимое, вроде ветра или шепота.
- Вы возвращались в то место потом, еще раз? - спросил он.
Она печально улыбнулась.
- Несколько раз. И каждый раз замечала, что меняюсь только я. Казалось, что со времени моего прежнего посещения прошел только один день. Я полагаю, что время там и в нашем мире идет по-разному. Возможно, об этом мог бы рассказать мистер Уэллс.
- Возможно, - ответил Холмс. - В последний раз вы были там совсем недавно, не так ли? Цвет вашего платья имеет отношение к тому, что там произошло?
- Да. Я вернулась оттуда прошлой ночью. Мой муж думал, что я гостила у сестры. Я провела там неделю, а может, и больше и собиралась возвращаться этим утром. Тогда я обнаружила, что и вы побывали там после моего последнего визита. Знаете, о вас отзывались очень лестно. Вы разрешили королевскую загадку - ту, которая едва не стоила мне головы. Единственным, кто не восторгался, был некий местный детектив-консультант, не очень хорошо относящийся к вмешательствам со стороны.
- Желающий добиться успеха детектив никогда не должен опаздывать, - сказал Холмс, - особенно, если он носит часы в кармане жилета.
Женщина в черном рассмеялась и словно стряхнула с себя все прожитые годы. Я видел ее девочкой, какой она когда-то была, и оставалась до сих пор, несмотря на свой возраст. Она осторожно подняла шкатулку и протянула ее Холмсу.
- Это вам, - сказала она. - Небольшой знак их признательности - то, что вы можете использовать в случае нужды.
Холмс взял шкатулку, но не сводил взгляда с женщины, которая встала и грациозно направилась к выходу. Он последовал за ней и открыл ей дверь.
- Встреча с вами для меня была честью, - сказала она, когда он прикоснулся к ее руке.
- То же самое я могу сказать и о себе, мадам. Надеюсь, вы еще доставите мне удовольствие видеть вас снова.
- Возможно. Если мы оба будем в одном и том же месте в одно и то же время.
Она взглянула на меня.
- Доктор, спасибо вам за ваши рассказы.
Холмс тихо закрыл за ней дверь. Потом провел пальцами по прелестной стеклянной шкатулке, поднес ее к свету и внимательно осмотрел филигранную вязь на красной поверхности. Узорчатая надпись, сверкая отраженными лучами, гласила: ОТКРОЙ МЕНЯ.
Затем последовала долгая тишина. Что же произошло между Холмсом и этой женщиной? Он что-то скрывал от меня, а я не собирался и дальше стоять в полном недоумении.
- Черт возьми, Холмс! Кто она? Что же, ради всего святого, вы делаете? Откройте шкатулку.
Он посмотрел на меня таким взглядом, какого я не помнил с момента его возвращения.
- Во-первых, мой дорогой Уотсон, я должен попросить вас передать мне "Таймс". Я подозреваю, что там написано то, о чем не посмела сказать наша гостья. К сожалению, я очень хорошо догадываюсь, что это может быть.
Я протянул ему газету. Он положил шкатулку на стол и стал поспешно листать страницы, позволяя им падать на пол, словно листья, пока наконец не нашел то, что искал. С его плеч словно свалился тяжелый груз и он опустился в свое кресло.
- Что это, Холмс? - спросил я.
Он передал мне страницу. Среди статей о суданской кампании, индийских финансах и ситуации на Кубе с правой стороны посередине выделялась узкая колонка, обведенная черной рамкой.
НЕКРОЛОГ
Льюис Кэрролл
С прискорбием мы извещаем о смерти преподобного Чарльза Лютвиджа Доджсона, более известного как Льюис Кэрролл, знаменитого автора "Алисы в стране чудес" и других книг, написанных с изысканным юмором. Он скончался вчера в Честнате, поместье своих сестер, расположенном в Гилфорде, на 64 году жизни…
Когда я закончил чтение и повернулся к Холмсу, то увидел, как он вставляет крошечный стеклянный ключик в отверстие шкатулки. Осторожно повернув его, он открыл и приподнял крышку. Внутри лежала канцелярская бумага, которую он вынул и прочел в молчании. Лицо его при этом отразило тени каких-то воспоминаний. Потом он разжал пальцы и листок бумаги тихо устремился к полу. Я подхватил его на лету.
Мой дорогой мистер Шерлок Холмс, - говорилось в этом послании. - Наши общие знакомые желают преподнести вам это в знак своей признательности и в память о "Деле об украденных пирожках". Никто другой, говорят они, не смог бы открыть поразительную отгадку этой тайны. Наш друг Гусеница говорит, что эта проблема такого рода, для разрешения которой требуется выкурить три трубки. Пустяковина, что лежит внутри, - для вас. О дарителе не беспокойтесь. У него их достаточное количество, к тому же он никогда не использует их более одного раза.
С глубоким почтением,
Алиса Плизанс Харгрейвз, урожденная Лидделл
Холмс посмотрел внутрь шкатулки и вынул нечто, завернутое в кусок красной ткани. Когда он развернул ее, то моим глазам предстало самое поразительное зрелище, какое мне только довелось видеть своими глазами, и я до сих пор не уверен, не обманули ли они меня тогда. А увидел я, словно плывущий в воздухе, полумесяц кошачьих зубов, сложенных в подобие загадочной улыбки.
Перед тем как я успел рассмотреть ее поближе, Холмс завернул эту вещь в ткань и закрыл шкатулку.
Потом он встал со своего кресла. Подошел к книжному шкафу и перерыл сотни томов, подняв целое облако скопившейся пыли. Наконец он вытащил потрепанную книгу, которая выглядела так, будто ее зачитали очень давно. Вернувшись и сев в кресло, он провел в нем остаток дня, не сказав ни слова и не пошевелив ни мускулом, если не считать перелистывания страниц и периодических смешков и восторженных возгласов.
С того дня, когда бы в душе Шерлока Холмса ни сгущались хмурые тучи, он доставал из своего кармана крошечный ключик, открывал особый ящик своего рабочего стола и вынимал изумительной работы шкатулку цвета красного вина. Я всегда вздыхал с облегчением, услышав звук ее открывающегося замка.
Уильям Бартон и Майкл Капобьянко
Могила в России
После того как Холмс удалился в Сассекс, его интересы касались только одной возвышенной науки, а именно - пчеловодства, и хотя поток писем с просьбами расследовать то или иное запутанное дело, подвластное только его исключительным способностям к дедукции, не иссякал, он решил навсегда отказаться от своей практики. Тем временем я был полностью увлечен своими довольно важными медицинскими делами и иногда навещал его в выходные, обычно со своей третьей женой.
Письма, приходившие на адрес дома 221-Б по Бейкер-стрит, конечно же, переправлялись к Холмсу в Фулворт, но порой одно из них оказывалось и в моем почтовом ящике. Я обычно с нездоровым интересом читал эти сообщения о людской гнусности и подлости, а потом неохотно писал отказ с наиболее подходящими, по моему мнению, рекомендациями. Несколько писем я переслал Холмсу, надеясь, что он их найдет достойными рассмотрения; но в общем-то я понимал, что он занимается теперь совсем иными исследованиями. Прошло более четырех лет со времени происшествия с фон-унд-цу Графенштайном, которое я описал в рассказе "Его последний выстрел".
В начале мая 1908 года, когда мы с женой завтракали, мне передали толстое письмо. Я рассеянно распечатал его, все еще размышляя о своих делах, но первое же предложение приковало мое внимание. С каждой фразой письмо интересовало меня все больше и больше; не успев окончить чтение, я решил лично передать это сообщение Холмсу.
Попросив жену отменить все назначенные на сегодня встречи, я немедленно отправился на вокзал Виктория.
На место я прибыл чуть позже половины двенадцатого. День выдался ветреный, и в проливе гуляли высокие волны. Холмс удивился, увидев меня, но сказал, что не станет прерывать свой обычный распорядок дня, и пригласил меня сопровождать его на прогулке по пляжу. И только после очень трудного спуска по меловому откосу я вновь попытался сообщить о причине моего визита. Я отстал от Холмса и не расслышал ответа; не было никакой возможности догнать его, шагая по гальке и песку.
- Эй, Холмс! - крикнул я. - Обождите. Я ведь не привык к таким утренним кроссам.
Он извинился, и некоторое время мы шли бок о бок, пока наконец я не достал письмо. Он быстро прочел его и положил обратно в конверт.
- Ну? - спросил я. - Что вы на это скажете?
Холмс ничего не ответил, а только засунул письмо в карман пальто. Я отметил про себя, что с годами мой друг становится все более молчаливым, и прекратил попытки вовлечь его в разговор.
Неожиданно он обернулся и пристально посмотрел на меня.
- Уотсон, благодарю вас за то, что вы так быстро доставили мне это послание. Время здесь играет большую роль. Я знал, что этот злобный паук Мориарти оставил повсюду клочки своей паутины даже после смерти; теперь у нас появилась возможность ликвидировать самый вредный клочок. И разрешить заодно весьма забавную тайну. Пчелы, конечно, очень интересное занятие, но они не могут увлечь человека на всю жизнь. Вы согласны отправиться в путь вместе со мной?
Я ответил, что только того и ждал.
Мы с Холмсом немедленно вернулись в Лондон и на одном из новых моторизованных экипажей отправились в Белгравию по адресу, указанному в письме. Привратник проводил нас в гостиную, где за старомодным письменным столом сидела довольно привлекательная молодая женщина со строгим, властным лицом. Ее светлые волосы были уложены на затылке в тугой узел. Жестом она предложила нам сесть.
- Я очень рада, что вы решили прийти ко мне, мистер Холмс, - сказала она с едва заметным русским акцентом. - Хотя я и не ожидала, что вы будете настолько… проворны.
Холмс подался вперед, положив локти на колени и соединив кончики вытянутых пальцев.
- Уважаемая госпожа, - сказал он, - ваше письмо меня очень заинтересовало. Хотя вы и не знаете этого, но ваш случай имеет самое прямое отношение к некоторым из моих дел. Я хотел бы, чтобы вы подробно поведали нам обо всех обстоятельствах, побудивших вас написать это письмо.
- Как вы, должно быть, уже знаете, меня зовут Надежда Филипповна Долгорукая, - сказала дама. - Я дочь графа Филиппа Алексеевича и графини Натальи Петровны Долгоруких, которые были зверски убиты в Баден-Бадене в 1891 году. В то время мне было всего лишь шесть лет. У моей матери, англичанки по происхождению, были родственники в Лондоне, к ним-то меня и отправили. Меня воспитали как англичанку. Я почти забыла о трагических событиях моего детства, но десять дней тому назад я получила пакет с золотым кольцом и письмо.
- Могу я посмотреть на кольцо? - спросил Холмс.
- Да, конечно.
Графиня открыла ящик стола, вынула из него кольцо и протянула Холмсу. Мой друг тщательно осмотрел его.
- Продолжайте, - сказал он. - Вам может показаться, что внимание мое отвлечено, но это не так.
Женщина кивнула.