Цыган тряхнул своей, львиной гривой, словно отгоняя дурные мысли.
- Так вот: заговорила она старинный медальон с моими волосами, повесила мне, маленькому, на шею, сказала, что пока он на мне, ничего дурного случиться не может. Говорят, что медальон этот еще в Древней Индии сделан был и что имеет он большую колдовскую силу, но для того, чтобы сила эта проявилась, нужно правильно заговорить его, и тогда он надежно защитит своего владельца от любого колдовства.
- Что ж она не дата этот медальон деду? - поинтересовалась Ляна.
Помолчал цыган, выпустил густую струю табачного дыма и продолжил:
- Спрашивая я Мариулу, почему не дала медальон этот мужу, а она в ответ: "Твой отец обречен был. Не могла я помочь ему и решила спасти тебя, первенца моего. С другими детьми и так не должно было ничего случиться, да видно, срикошетила та бомба о защиту невидимую, вот и погибли братья, а не ты…" Видишь, дочка, какие сказки тебе рассказываю, - смущенно усмехнулся цыган.
Он расстегнул рубашку, обнажив широкую волосатую грудь. Бережно снял с цепочки серебряный медальон странной формы с бегущими по нему непонятными письменами на каком-то забытом языке. Нажат на небольшой выступ, и крышка его плавно откинулась, открыв небольшое углубление с лежащей в нем прядью его детских волос. Посмотрев на них, он, словно решившись на что-то, расстегнул и цепочку. Вновь защелкнул на ней замочек медальона и, поколебавшись мгновение, протянул все это дочери.
- Хоть и не верю я в это, а чем черт не шутит. Береженого бог бережет. Возьми, вот. Замуж выйдешь - отдашь мужу или первенцу своему. Тебе тогда виднее будет. Только носить его нужно не снимая, иначе, Мариула сказала, случится беда. Я думаю, что бабка и сама все тебе о нем расскажет.
Ляна испуганно отстранилась от отца.
- А ты? Как же ты? - с волнением глядя на подарок, спросила она.
- Ничего уже, доченька, не может со мной случиться, - убежденно солгал он. - Да и не верю я во все это. Так только, страхи детские остались, бабкой твоей внушенные.
- Не могу я взять этот медальон, отец. Я-то бабушке верю. Я знаю, что проклятие убивает вернее пистолета. Не могу я, отец.
Не слушая Ляну, цыган надел на нее медальон.
- Вот и посмотрим, правду ли говорила старая Мариула… Ну, а если штука эта такую силу имеет, так она тебе теперь нужнее. Я, Ляна, уж пожил немало, а у тебя все впереди.
Он вновь ненадолго замолчал. Снова набил и раскурил свою трубку. Посмотрел в испуганные глаза дочери и, ласково обняв ее, сказал:
- Говорят, со временем проклятие это стало терять свою мощь и проявляется только на женщинах, обладающих такой силой, как ты да Мариула. Даже, если россказни бабки твоей - чистая правда, все равно я поступаю правильно. Для меня сейчас главное тебя сохранить. Хотелось бы еще внуков от тебя дождаться. Пусть, дочка, медальон у тебя будет. Глядишь, его силы и на двоих хватит.
Ляна ласково погладила медальон.
- Спасибо, отец…
Цыган выбил о каблук сбою трубку.
- Да-а… Пусть будет, как сказал… Да и не верю я во все это, - вновь засмущавшись, упрямо повторил он.
Он долго еще сидел, задумавшись и скорбно качая головой, а когда поднял свои черные глаза на Ляну, - с удивлением обнаружил, что она крепко спит.
"Бедная девочка! Она ведь, поди, и не спала совсем все это время. Пусть поспит, а я тем временем соберу в старый чемодан вещи поценнее, кибитку-то сторожить некому. В городе придется жилье снимать, пока мать не поправится", - подумал он.