- Я присутствую на заседаниях высшего политического руководства как официальный ПБЗС. Будучи потусторонницей, я обладаю такими способностями к абстрактному мышлению и долгосрочному планированию, какие большинству литературных персонажей и не снились. Дело в том, что я редко следую правилам, и сенатору Жлобсворту это не нравится.
- Можно вопрос? - спросила Четверг-5, когда мы спускались на лифте обратно в Великую библиотеку.
- Конечно.
- Мне не совсем понятно, как работает технология вымыслопередачи в целом. То есть как получается, что книги, находящиеся здесь, читают там.
Я вздохнула. Курсантам полагалось попадать ко мне в ученики, предварительно усвоив азы. Эта же была зеленая, как "Брайтонский леденец". Лифт остановился на третьем этаже, и я распахнула створки. Мы вышли в один из бесконечных коридоров Великой библиотеки, и я махнула рукой в сторону полок.
- Хорошо. Вымыслопередача. Кто-нибудь из наставников объяснял тебе, хотя бы в общих чертах, как на самом деле работает связка "писатель - читатель"?
- По-моему, у меня в то утро живот болел.
Я приблизилась к полкам и поманила ее следом. Уже в ярде от книг я чувствовала, как их влияние согревает меня, словно горячая батарея. Но я ощущала не физический жар, а тепло хорошей истории, отлично рассказанной, - беспорядочную смесь сюжетов, витающую над книгами, словно утренняя дымка над озером. Я реально ощущала эмоции, слышала обрывки разговоров и видела образы, на мгновение преодолевшие притяжение, удерживающее их внутри повествования.
- Чувствуешь? - шепнула я.
- Что чувствую?
Я вздохнула. Книжный народ куда в меньшей степени настроен на восприятие повествования; здесь крайне редко кто-либо читает книги - разве что этого требует сюжет.
- Мягко положи руки на корешки.
Она сделала, как я велела, мгновение смотрела озадаченно, а потом улыбнулась.
- Я слышу голоса, - прошептала она в ответ, боясь разрушить очарование момента, - и водопад. И радость, предательство, смех… Молодой человек потерял шляпу…
- Ты чувствуешь сырую энергию вымыслопередачи, метод, благодаря которому все книги рассеиваются в воображении читателя. У нас По Ту Сторону книги походят на здешние не больше, чем фотография на оригинал. Эти книги живые, каждая сама по себе является маленькой вселенной, и за счет перекачивания энного количества этой энергии от них к их двойникам в реальном мире мы можем передавать повествование напрямую читателю.
Четверг-5 убрала руку от книг и решила проверить, как далеко она сможет отойти, не потеряв связи с ними, - всего на несколько дюймов.
- Перекачивание? Это не здесь вступают в действие текстуальные сита?
- Нет. Мне надо посмотреть кое-что для Брэдшоу, поэтому мы проверим смыслонакопитель - это краеугольный камень технологии вымыслопередачи.
Мы прошли еще несколько ярдов по коридору, и, тщательно сверившись с запиской Брэдшоу, я выбрала книгу из сбивающей с толку шеренги тезок, представлявших произведение во всем многообразии его воплощений. Я открыла том и взглянула на страницу статистики, где мигали в реальном времени цифры, отражающие Потусторонний рейтинг чтения, общее число существующих изданных экземпляров и еще много данных помимо того.
- Роскошное клубное издание двадцать девятого года в кожаном переплете, девять экземпляров из двух тысяч пятисот по-прежнему на руках, - объяснила я, - при этом на самом деле никто их не читает. Идеальный вариант для небольшого урока.
Я порылась в сумке и извлекла нечто вроде крупнокалиберного сигнального пистолета.
- Вы ожидаете неприятностей?
- Я всегда ожидаю неприятностей.
- Это не текстовыделитель? - спросила она с понятным замешательством, так как официально он оружием вовсе не являлся.
В основном текстовыделители использовались для выделения текста изнутри, чтобы находящегося там агента можно было срочно эвакуировать. Некогда важная часть экипировки, они использовались все реже и реже: с внедрением мобильных комментофонов подобные устройства становились излишни.
- Бывший, - ответила я, переламывая кургузое оружие и вынимая из кожаного мешочка один-единственный латунный патрон, - но я его переделала под ластиковую пулю.
Я дослала патрон в ствол, защелкнула пистолет и убрала в сумку. Ластиковые пули принадлежали к обширному семейству абстрактных технологий, разработанных для нас литтехом. Предназначенные для рассечения связей между буквами и словом, они были смертельны для любого существа текстового происхождения: единственное попадание такой пули - и несчастный превращался в кучу перемешанных букв и голубоватый дымок. Их использование строго контролировалось - только агенты беллетриции имели право их применять.
- Мамочки, - выдохнула Четверг-5, выслушав объяснение, - я вообще не ношу оружия.
- Была бы счастлива, если бы мне не приходилось этого делать, - проворчала я и, поскольку такси по-прежнему не наблюдалось, протянула томик ей. - На, давай посмотрим, как у тебя получается переносить в книги пассажиров.
Она без возражений взяла книгу, открыла ее и начала читать. У нее оказался хорошо поставленный голос, сочный и выразительный, и она быстро начала растворяться в воздухе. Я ухватила ее за рукав, чтобы не отстать, и она моментально обрела плотность - теперь таяла и расплывалась Библиотека. Еще несколько слов, и мы очутились в выбранной книге. Первое, что я увидела по прибытии, - это пылающие пятки главного героя. Что еще хуже, он этого не замечал.
Глава 7
Зонд в "Пиноккио"
Идея использовать сноски в качестве средства связи была предложена доктором Фаустом еще в 1622 году, но первая рабочая модель комментофона появилась только в 1856-м. Первая трансжанровая линия между социальной драмой и криминальным романом открылась в 1915 году, и с тех пор сеть расширялась и совершенствовалась. Впрочем, система далека от завершения: во многих книгах до сих пор только один платный комментофон, а множество произведений на внешних окраинах известного Книгомирья вовсе лишены связи.
Это был, разумеется, Пиноккио - его нос я узнаю везде. Когда мы прыгнули в игрушечную мастерскую на двадцать шестой странице, деревянная кукла - творение Джеппетто или Коллоди, в зависимости от точки зрения, - спала, задрав ноги на край жаровни. В мастерской было чисто и прибрано. Все доступное пространство заполняли незаконченные деревянные игрушки, а все столярные инструменты аккуратно висели на стене. В одном углу стояла койка, в другом буфет, а пол покрывали завитки стружек, но никаких тебе опилок или грязи. Таков вымышленный мир: разновидность сюжетной стенографии, исключающая убогое безобразие и фактуру, придающие сочность реальному миру.
Пиноккио громко храпел. Почти комично. Ступни у него дымились, а через несколько строк наступит утро, и у него вместо ног останутся обугленные обрубки. Он был не один. На буфете два сверчка смотрели по походному телевизору однодневные международные соревнования. Один, в смокинге и цилиндре из пробки от аптечного пузырька, держал сигарету в серебряном мундштуке, а у другого был сломанный усик, подбитый глаз и одна лапка на перевязи.
- Четверг Нонетот, - объявила я, показывая им беллетрицейский жетон. - А это… Четверг Нонетот.
- А которая настоящая? - спросил сверчок в шляпе из крышки от аптечного пузырька, довольно бестактно на мой взгляд.
- Я, - процедила я. - Разве не видно?
- Честно говоря, нет, - ответствовал сверчок, разглядывая нас по очереди. - Так… а кто из вас занимается йогой в голом виде?
- Это буду я, - радостно отозвалась Четверг-5.
Наверное, мой стон слышали все.
- А что такого? - Моя стыдливость ее удивила и позабавила. - Обязательно попробуйте как-нибудь. Это позволяет расслабиться и придает сил.
- Я не занимаюсь йогой, - огрызнулась я.
- Так займитесь и откажитесь от сэндвичей с беконом, и это добавит вам десять лет жизни.
Сверчок, четкостью произношения напоминавший Ноэля Кауарда, сложил газету и сказал:
- Знаете, к нам редко кто заходит. Последними тут побывали члены Итальянской переводческой инспекции, дабы убедиться, что мы сохраняем дух оригинала.
Внезапно он спохватился и указал на раненого сверчка, сидевшего рядом с ним.
- Какая грубость с моей стороны! Это Джим "Синяк" Макдауэлл, мой каскадер-дублер.
Судя по виду Синяка, трюк с ударом киянкой пошел не совсем так, как планировалось.
- Привет, - сказал сверчок-каскадер, смущенно пожимая плечами. - Накладка на тренировке. Какой-то придурок передвинул страховочный мат.
С этими словами он взглянул на второго сверчка, с безразличным видом попыхивавшего сигаретой и поглаживавшего свои усики.
- Печальная история, - заметила я для поддержки разговора (хорошие отношения с персонажами внутри Книгомирья - основа нашей работы). - Как давно вас читали в последний раз?
Сверчок в цилиндре вдруг засмущался.
- По правде говоря, - неловко пробормотал он, - нас вообще не читали. Ни разу за семьдесят три года. Роскошные клубные издания вроде нашего предназначены только для красоты. Но если нас все-таки соберутся прочесть, мы все будем проинструктированы и готовы.
- Я способен на гораздо большее, чем трюк с киянкой, - возбужденно добавил Синяк. - Хотите, я подожгу себя и выпаду из окна? Я умею очень убедительно дрыгать лапками.
- Спасибо, не надо.
- Жалко, - тоскливо отозвался Синяк. - Я бы хотел расширить свои навыки, чтобы подменять персонажей в эпизодах с перемещением на ходу из автомобиля на вертолет или с утаскиванием за ногу лошадью, что бы это ни значило.
- Когда оставшиеся девять экземпляров книги исчезнут, - заметил второй сверчок, - мы наконец освободимся и сможем получить новое назначение. Я учусь на главного героя в "Паутине Шарлотты".
- Вы не знаете, есть еще книги, где требуются сверчки-каскадеры? - с надеждой спросил Синяк. - Я отрабатывал очень опасный и вовсе не безрассудный прыжок через семнадцать мотоциклов на двухэтажном автобусе.
- А разве полагается не наоборот?
- Я тебе говорил, как-то оно странновато, - заметил второй сверчок, когда плечи Синяка поникли. - Но все это неважно, - добавил он, возвращаясь вниманием ко мне. - Вероятно, вы прибыли насчет… этой штуки?
- Так точно, сэр. Где она?
Сверчок указал тремя лапками на груду незаконченных игрушек в углу и, потеряв из-за этого равновесие, опрокинулся. Его дублер смеялся, пока тот грозно не зыркнул на него.
- Она появилась без предупреждения три дня назад - напрочь испортила мой выход.
- Я думала, вас не читают.
- Репетиции, милочка. Трагический дух необходимо регулярно освежать. А Синяку нравится отрабатывать его знаменитое "падение со стены после удара киянкой", а потом подергивание лапками и предсмертные судороги, которые у него так хорошо получаются.
Синяк промолчал, скромно изучая кончики усиков.
Я опасливо приблизилась к указанной сверчком части комнаты. Полускрытый за безголовой марионеткой и неошкуренной лошадкой-качалкой матовый металлический шар не превышал размером грейпфрут. Из верхней части торчали несколько антенн, а спереди - набор объективов. Я наклонилась ближе и осторожно принюхалась. Пахло ржавчиной, на слегка оплавленной поверхности виднелись крохотные вмятинки. Это не заблудившийся зонд из научной фантастики - для этого он был слишком хорошо описан. Брэдшоу не ошибся: эта штука была транслитеральная.
- Откуда она, по-вашему? - спросил сверчок. - К нам время от времени залетают обрывки других книг, когда случается словесный шторм, но ничего серьезного. Основа из "Сна в летнюю ночь" укрывался тут во время текстфуна тридцать второго года и подрезал кое-что у Фитилька, лишний глагол-другой, не более того. Это важная штука?
- Не особенно.
То была, разумеется, ложь, но я не хотела паники.
Куда уж важнее! Я бережно повернула зонд и прочла расположенную сзади гравированную металлическую табличку. На ней значился серийный номер и до боли знакомое мне название "Корпорация "Голиаф"". Ненавистный транснациональный концерн, много лет отравлявший мне жизнь. Я одновременно разозлилась и приободрилась. Разозлилась потому, что они разработали механизм для запуска зондов внутрь литературы, а приободрилась потому, что достичь им удалось немногого. Пока я пристально разглядывала металлический шар, из сумки у меня донеслось предупреждающее чириканье. Я быстро выудила маленький прибор и бросила его Четверг-5.
- Читатель? - удивилась она. - Здесь?
- Похоже на то. Сколько до него?
Она отщелкнула крышку прибора и тупо уставилась на мерцающую стрелку. В технике она тоже была не сильна.
- Мы в безопасности. Читатель в… э… в двух абзацах от нас.
- Точно?
Она снова посмотрела на приборчик. Это был ДСП, детектор сюжетного приближения, созданный для того, чтобы наши межкнижные инспекционные поездки оставались невидимыми для читателя По Ту Сторону. Одна из странностей Книгомирья заключается в том, что, когда персонажей не читают, они в основном расслабляются и болтают, репетируют, пьют кофе, смотрят крокет или играют в маджонг. Но как только на горизонте возникает чтение, они все бросаются по местам и выполняют свой долг. Благодаря долгому опыту они чувствуют приближение читателя, но мы этого не умеем - отсюда детектор сюжетного приближения. Для агента беллетриции угодить в момент прочтения весьма нежелательно, поскольку это, как правило, вызывает у читателя легкое замешательство. Меня однажды засекли, а однажды - это уже слишком часто.
- По-моему, точно, - откликнулась Четверг-5, снова сверяясь с прибором. - Нет, погодите… да.
- Положительное эхо означает, что читатель нас опережает, а отрицательное…
- Черт, - пробормотала она. - Они в двух абзацах от нас и приближаются… мэм, по-моему, нас сейчас прочтут.
- Быстро читают?
Она снова поглядела на стрелку. Если быстро - ребенок перечитывает любимую книжку или скучающий студент листает от нечего делать, - тогда мы в безопасности. Неторопливый читатель, ищущий в каждом слове скрытый смысл и тончайшие оттенки, тоже не страшен: выпрыгнули бы и подождали снаружи, пока не пройдет.
- Вроде бы сорок один и три.
Это превышало максимальную пропускную способность книги, рассчитанную примерно на шестнадцать слов в секунду. Нас посетил обладатель навыка скорочтения, пропускающий каждое пятое слово и скачущий по верхам повествования, как плоский камень по воде.
- Не увидят. Прижмись к стене, пока чтение проходит через нас.
- Вы уверены? - усомнилась Четверг-5, которой в процессе базовой подготовки накрепко вбили беллетрицейскую поговорку "Лучше мертвый, чем прочтенный".
- Тебе следует знать, как выглядит прочтение, если ты собираешься поступить в беллетрицию. Кроме того, - добавила я, - перестраховка - для неудачников.
Я проявляла излишнюю строгость. Мы легко могли выпрыгнуть из книги или перескочить на несколько страниц назад и идти по сюжету за чтением, но курсантам полезно раз-другой постоять на краю пропасти. Обоих сверчков перспектива первого прочтения привела в страшное возбуждение, и они попытались побежать во все стороны одновременно, но потом метнулись на свои места.
- Замри, - велела я, когда мы прижались к наименее подробно описанной части стены, и снова взглянула на ДСП.
Стрелка поднималась стремительно, отсчитывая слова до условного нуля, действительного времени и места - неповторимого момента постижения рассказа.
Чтение приближалось с отдаленным гулом и рокотом. Легкое потрескивание в воздухе, как от статического электричества, и нарастающее обострение чувств свидетельствовало о том, что читатель впитывает описательную силу книги, передаваемую отсюда в его воображение мощными вымыслопередатчиками Главного текстораспределительного управления, и переводит ее в собственную уникальную интерпретацию событий. Технология почти непостижимой сложности, которую мне еще предстояло уяснить до конца. Но красота процесса в целом заключалась в том, что читатель По Ту Сторону вообще о нем не подозревал - для большинства людей, включая меня, читать так же естественно, как дышать.
Деревообрабатывающие инструменты Джеппетто заерзали на верстаке, а несколько стружек поехали по полу, по мере движения обретая все большую детальность. Я нахмурилась. Что-то было не так. Из опыта я знала, что комната на какое-то время сделается более реалистичной, когда читательское воображение омоет ее энергией собственных прошлых переживаний и представлений, но по мере нарастания трепета и тепла я поняла, что наша маленькая часть написанной в девятнадцатом веке аллегорической сказки Коллоди вознеслась на беспрецедентный уровень изобразительной силы. Стены, до сего момента не имевшие неопределенного цвета, внезапно обрели фактуру, мириады тончайших оттенков и даже влажные участки. Оконные рамы облезли и запылились, пол пошел волнами и не унимался, пока не оказался сложен из плитняка, который даже я, потусторонница, не отличила бы от настоящего. Пиноккио спал, а прочтение внезапно нахлынуло океанской волной и пронеслось через комнату, обдав нас пенным гребнем повышенной реальности, от которого остались теплое ощущение благополучия и даже - редкий случай в литературе - едва уловимая смесь запахов: свежераспиленного дерева, стряпни, специй, влаги и обугленных ног Пиноккио, как оказалось, вырезанных из вишни. И еще странное смешение лиц, смеющаяся девочка и заброшенный замок в лунном свете. Запахи все крепчали, пока я не ощутила их вкус, пыль и копоть в мастерской делались все гуще до тех пор, пока не раздалось еле слышное шипение и "плюх" - и усиленные ощущения мгновенно пропали. Все снова вернулось к ограниченной реальности, встретившей нас по прибытии, - минимальное описание, необходимое для превращения комнаты в мастерскую Джеппетто. Я ткнула локтем Четверг-5, та открыла глаза и с облегчением огляделась.