Почему Мисти успокоился и даже обрадовался?
Всё очень просто. У него, как уже упоминалось, было очень много закадычных приятелей. И некоторые из них закончили — в своё время — как раз ЛГИ имени Г.В. Плеханова. Только уже гораздо позже Писарева (лет так на восемь-десять), и лично с ним знакомы не были. Тем не менее, цветастых рассказов и увлекательных баек о легендарном «Палыче» Артём наслушался вдоволь.
«Вообще-то, Иван Павлович Лазаренко — доктор технических наук, член-корреспондент Российской Академии Наук, лауреат целого букета Государственных премий — уже несколько лет, как является заслуженным российским пенсионером», — отправляя на раскалённую сковороду два больших куска свиной шеи, принялся анализировать полученную некогда информацию Мисти. — «Но, тем не менее, свой родной Горный институт (ныне — Национальный минерально-сырьевой Университет «Горный»), он не позабыл. И приболевших преподавателей регулярно подменяет, и лекции читает на курсах повышения квалификации, а ещё руководит — с нескрываемым удовольствием и уже на протяжении без малого сорока лет — деятельностью студенческого клуба «Аномальщики»…. Чем занимается означенный клуб? Как и следует из его названия — изучением аномальных зон и всяких разных аномальных явлений. Аномальная зона — это область, где долгое время и с некоторой регулярностью наблюдаются аномальные явления, не согласующиеся с официальной наукой или нехарактерные для данной местности. А аномальные явления — это разнообразные НЛО, снежные люди, доисторические животные, птицы и гады, «пробои» во Времени, Призраки и Привидения, зомби, инопланетные пришельцы, оборотни и вампиры. Ну, и так далее…. Действительно, всё в ёлочку складывается. Однозначно — в неё, родимую…. Найдётся, непременно, выход на Ивана Павловича, заслуженного и идейного уфолога. А через него, ясен пень, и на Писарева, который, между прочим, тоже некоторое время состоял в славных рядах «Аномальщиков»…
Беседа с заслуженным и авторитетным профессором состоялась уже через пару дней.
— Помогу, конечно, — выслушав Мисти, заверил Лазаренко. — И подыграю. Дело-то, безусловно, благородное. Да и сам с удовольствием наведаюсь ещё разок на Горный Алтай…. Значит, мальчик, и ты знаком с Вороном? Ай-яй-яй, как же тесен Мир…. Говоришь, уже связывался с ним? И он тоже в Игре? Ладно, поддержу…
— Как же, однако, тесен наш светлый и многогрешный Мир, — пробормотал Костька-шаман, пристально всматриваясь-вглядываясь в загадочные светло-сиреневые дали, лежавшие на северо-востоке — относительно Катунского хребта. — Как же невероятно тесен…. Сергей Писарев, однако. Внук человека, некогда арестовавшего и лично расстрелявшего Чета Челпанова, моего двоюродного деда…. А я, значит, теперь должен помочь потомку расстрелявшего? И даже, однако, посодействовать в продлении рода? Шутка юмора такая, как принято говорить у русских? Впрочем…. Посмотрим, однако. Может, и помогу. Почему бы, собственно, и нет? Может быть. А, может, и нет. Как, однако, сложится…
Глава седьмая. Уфолог, шаман и чёрные помидоры
Негромко — два раза подряд — прозвенел дверной звонок.
— Это он, — по-доброму усмехнулся Иван Павлович. — Всегда два раза нажимает на кнопку. Привычка такая, устоявшаяся. Мол, очень обстоятельный, обязательный и всегда страхуется. В серьёзном бизнесе эти качества весьма востребованы. Ладно, нежданный соратник, приступаем — в полном соответствии с заранее разработанным планом…
Квартирная входная дверь плавно приоткрылась.
— Э-э-э, извините, — после трёхсекундной удивлённой паузы неуверенно пробормотал Сергей Васильевич. — Здравствуйте, уважаемый…
Честно говоря, было от чего удивиться и даже слегка стушеваться: облик человека, открывшего дверь, был необычным. В том смысле, что однозначно и недвусмысленно приметным.
«Высокий и широкоплечий дедушка с ярко-выраженной азиатской внешностью», — зашелестели в голове торопливые мысли. — «Уже достаточно пожилой. Лет восемьдесят пять-шесть, если, конечно, не больше. Тёмно-коричневое лицо на совесть изборождено глубокими морщинами. Особенно от них досталось впалым щекам. Длинные угольно-чёрные волосы небрежно перехвачены на высоком лбу широкой ярко-алой лентой и заплетены в бесчисленное множество тонких косичек, украшенных разноцветным бисером. В мочке левого уха висит длинная и массивная «пиратская» золотая серьга с кроваво-красным рубином. Глаза…. Страшные, одним словом, глаза. Даже мелкие и колючие ледяные мурашки шустро побежали вдоль позвоночника. Б-р-р-р…. Чёрные, многознающие и равнодушные глаза. Словно бездонные древние колодцы…. И одет характерно-странно. Длинная шёлковая рубаха светло-салатного цвета: с широкими рукавами-фонариками, туго перехваченная в талии чёрным кушаком. Поверх рубахи наброшена меховая кофейно-коричневая безрукавка. Соболь? Колонок? Озёрная выдра? Трудно сказать. Бесформенные светло-серые штаны небрежно заправлены в низкие рыжеватые сапоги мягкой яловой кожи. А на широкой груди, на массивной чёрной цепи (бронза?), висит тетраэдр непонятного белого металла. Амулет, не иначе. Хм. Амулет чукотского шамана? Или же не чукотского? Интересное кино…».
— Ага, амулет, — заметив заинтересованный взгляд гостя, подтвердил — низким певучим голосом — смуглолицый старикан. — Шаманский и алтайский, однако. Его мой прапрадед нашёл. Очень сильный был шаман. Давным-давно. В незапамятные, однако, Времена. На восточном склоне горы Кадын-Бажи. Прапрадед своему внуку амулет передал. А мой дед — перед смертью — мне. Теперь я, однако, шаман…. Русский человек Рерих говорил, что этот предмет был оставлен пришельцами с далёких-далёких звёзд. Но мой дед считал иначе, однако…. Да ты входи, раб Божий Сергей. Входи.
— Спасибо, — зайдя в квартиру, поблагодарил Писарев, а захлопнув за собой дверь, не удержался от вопросов: — Ваш дед был знаком с Николаем Константиновичем Рерихом? А что это за гора такая — «Кадын-Бажи»? А какова версия вашего уважаемого пращура — относительно этого приметного амулета?
— Любопытный ты, братец, однако, — скупо улыбнулся шаман. — И это, однако, хорошо…. Да, мой дедушка — в далёком 1926-ом году — был проводником у экспедиции Рериха. По алтайским горам, однако, водил приезжих. По долинам, плато и урочищам. И я в том году родился, однако. А русский Рерих стал моим крёстным отцом.
— Вы не шутите?
— Шаманы, однако, не шутят. Никогда.
— Извините, — засмущался Сергей Васильевич.
— Ничего, человече, не переживай, однако…. А гора Кадын-Бажи по-вашему именуется — «Белуха». Знаешь, однако, такую?
— Слышал. Кажется, самая высокая гора в Сибири?
— Молодец, образованный, однако, — похвалил шаман. — Действительно, самая высокая. Говорят, что именно на её вершину и сошёл однажды с Небес могучий Ульгень — добрый Создатель нашего зыбкого Мира…. Откуда, однако, взялся мой амулет? Дед говорил, что из другого Мира. А Палыч величает эти Миры — «параллельными», однако…
— Ах, да, Иван Павлович, — вспомнил Писарев. — Он позвонил мне примерно два часа назад и попросил — замогильным голосом — приехать…. С ним что-то случилось?
— Заболел, однако, наш профессор, — развернувшись на сто восемьдесят градусов, сообщил собеседник — Сердце барахлит. Воздух в вашем городе плохой, однако. Гарью пахнет. И меня, однако, вызвал с Алтая. Пошли к нему. Только ботинки, имярек, сними, однако. А тапочки одень.
— Ага, сейчас. Пошли…. А как вас, извините, зовут?
— Зайсан Костька Челпанов, — медленно шагая по коридору и не оборачиваясь, ответил шаман. — Только «Костька», однако, это не от «Константина». В переводе с одного из диалектов тубаларского языка это означает — «Ворон живородящий»…
Лазаренко, натянув одеяло до самого подбородка, лежал в постели и, действительно, выглядел неважно: бледное одутловатое лицо, «мешки» под глазами (специальную пилюлю, выданную Мисти, проглотил), трёхдневная сизо-седая щетина.
— Как же так Палыч? — встревожено забубнил Писарев. — Что же это ты, старина?
— Нормально всё, Серёжа, — болезненно улыбнулся в ответ заслуженный профессор. — Выкарабкаюсь.
— А что врачи говорят?
— Да, ерунду всякую. Мол, сердечная недостаточность, спровоцированная хронической усталостью. Следовательно, работать надо поменьше, а отдыхать, наоборот, побольше да почаще.
— Прямо, как мне недавно…
Иван Павлович и его ученик принялись, понятливо дополняя друг друга, обсуждать проблемы современной отечественной медицины.
«Непростой мужчина — Сергей Васильевич», — мысленно прокомментировал Мисти, пребывавший «в образе» алтайского шамана Костьки. — «В том плане, что очень серьёзный и цельный: невысокий, но крепкий, кряжистый и большеголовый, с очень волевым лицом. И глаза, надо отдать должное, хорошие: очень спокойные и упрямые-упрямые-упрямые. Помочь такому — дело, безусловно, правильное и благое. Ладно, попробуем. Не вопрос…. Всё, хватит думать о постороннем. Если, конечно, нет желания пошло «проколоться». Полностью погружаемся в дела текущие. Я — потомственный алтайский шаман Челпанов. Я — потомственный алтайский шаман Челпанов…».
— В дальнюю дорогу я, Серёженька, собираюсь, — сообщил Лазаренко. — Зайсан Костька мне напророчил…. Видишь — рисунок?
— Ну, картинка. Любопытное солнышко робко выглядывает из-за изломанной линии горизонта. Животные всякие бродят между ёлками, соснами и берёзками. Самолёт летит над какими-то горами…
— Не над «какими-то», а над алтайскими. Эта длинная горная цепь — знаменитый Катунский хребет, представляющий собой единую и очень мощную аномальную зону.
— Может, конечно, и Катунский, — недоверчиво поморщился Писарев. — Что из того? А вы, уважаемый зайсан, хорошо рисуете. И олень очень похожим получился, и соболь.
— Это, однако, не соболь, — невозмутимо зевнув, сообщил Челпанов. — А солонгой, однако. Он же — сусленник. Из шкурок этого зверька, однако, и моя безрукавка пошита. Очень тёплая…. Да и не я эту картинку рисовал, однако. Совсем даже и не я.
— А кто же тогда?
— Судьба. Вернее, однако, её рука незримая…. Ухмыляешься, известный бизнесмен? Мол, очередной шарлатан и обманщик встретился на твоём жизненном Пути? Однако, напрасно. Совсем…. Хочешь, Фома неверующий, попытать свою Судьбу, однако?
— М-м-м…
— Попытай, Серёжа, — посоветовал Лазаренко. — Алтайцы считают, что Ворон живородящий дружит с Судьбой. А та, в свою очередь, иногда делится с ним своими заветными секретами и тайнами. Иногда и самыми сокровенными.
— Хорошо, попытаю, — непонятно вздохнув, согласился Писарев. — Что я должен делать?
— Рисовать, однако, — загадочно качнул своей приметной золотой серьгой шаман. — На журнальном столике бумага лежит. И ручка шариковая. Бери, однако, и действуй.
— Что — рисовать?
— Всё равно, однако. Например, какое-нибудь недавнее происшествие. Может, тебя что-то обрадовало. Или, наоборот, огорчило. Или, однако, взволновало. Нарисуй.
— Хорошо, нарисую. Только извините, зайсан, своей ручкой. Чисто на всякий пожарный случай…
Сергей Васильевич пододвинул к журнальному столику стул с высокой резной спинкой, уселся на него, достал из внутреннего кармана модного пиджака солидную перьевую ручку и, сняв с неё колпачок, принялся что-то неторопливо рисовать на листе бумаги.
Через несколько минут он объявил:
— Готово. Принимайте, уважаемый Ворон, работу.
— Ворон живородящий, однако, — въедливо поправил Челпанов и, подойдя к журнальному столику, похвалил: — Красивый кот получился…. Сиамский? В твоём доме, однако, живёт?
— Всё правильно, уважаемый. И сиамский, и живёт. Кузьмой зовут.
— Хорошее имя, однако. Русское…. И почему ты, однако, нарисовал именно его?
— Доставал всю ночь напролёт, морда усатая. Бродил и орал. Орал и бродил. Поспать толком так и не дал. Словно…
— Ну-ну. Не молчи, однако. Продолжай, милок.
— Словно бы дальнюю дорогу мне пророчил, — негромко пробормотал Писарев. — Блин горелый…. А что дальше делать с этим рисунком?
— Ничего, однако. Оставь на столе. Дальше я всё сделаю. Или, однако, не совсем и я…
Шаман накрыл широкой ладонью изображение сиамского кота, демонстрируя зрителям тёмно-тёмно-коричневую кисть левой руки, щедро испещрённую бело-жёлтыми шрамами, глубокими старческими морщинами и чёрно-багровыми пигментными пятнами. Просто накрыл, постоял с минуту, ничего не говоря и равнодушно щурясь. А потом убрал.
— Ничего не понимаю, — зачарованно выдохнул бизнесмен. — Бред бредовый и горячечный…
— Что там такое? — заинтересовался Лазаренко. — Мне же не видно…. А, Серёжа?
— Нету больше никакого сиамского кота Кузьмы. Был, да весь вышел…. А на его месте, на фоне сизо-фиолетовых гор, женщина «с животом» — словно бы «проявилась». То есть, беременная. На мою Аннушку похожая. Мистика, да и только…
— Какая ещё мистика, однако? — высокомерно усмехнулся Челпанов (то есть, Мисти). — Это просто госпожа Судьба тебе, человек Божий, знак подаёт. Ничего, однако, хитрого…. О чём — знак? Это, однако, тебе видней. Размышляй, братец. Шевели извилинами, однако…
Про себя же он подумал: — «Мистикой здесь, действительно, и не пахнет. А, вот, элегантная мистификация, конечно, имеет место быть. Не буду отрицать. Куда же без неё? Всё дело — в специальной бумаге. Сперва на ней размещается нужный рисунок (или же текст), поверх которого наносится специальный химический раствор, после чего бумажный лист вновь становится девственно-чистым. Рисуй, что называется, не хочу. Хоть до полного посинения…. Потом — в нужный момент — к бумаге прикасается человеческая ладонь, заранее смоченная другим раствором. В результате новый рисунок исчезает, а прежний, наоборот, «проявляется». Простенько, но со вкусом…. Сейчас таких хитрых бумаг — сколько хочешь. Для всяких разных «шпионских» нужд и потребностей…».
— Да, зайсан Ворон, озадачили вы меня, — сообщил через пару минут Писарев. — И даже, честно говоря, огорошили…
— Ворон живородящий, однако.
— Извините.
— А лучше, братец, величай меня просто и незатейливо — «зайсан Костька». Чтобы, однако, не путаться.
— Хорошо, договорились. Запомню…. Кстати, а почему — «живородящий»?
— Люди меня так величают, однако. А я с ними и не спорю. Народу, однако, видней.
— Костька деторождению способствует, — пояснил Лазаренко. — К нему пары, мечтающие обзавестись детишками, обращаются. А потом обязательно обзаводятся.
— Не все, однако. И совсем даже необязательно, — нахмурился Челпанов. — Только те, кто достоин. Кто, однако, всё правильно понимает. И, главное, верит. Искренне верит. Только они, однако…
— Вытяжкой из молодых маральих рогов поите? — насмешливо хмыкнул Писарев. — Или же всякими мутными настойками на целебных травах-корешках?
— И это, конечно, тоже. А ещё, однако, помидорами кормлю.
— Какими помидорами?
— Чёрными.
— Практически галапагосскими, — дополнил Лазаренко. — Только алтайскими…. Ты, Серёжа, когда-нибудь сталкивался с чёрными помидорами?
— Ну, да. Покупал как-то в супермаркете. На красочной этикетке значилось: — «Чёрные помидоры «кумато», Испания». Избыточно сладковаты, на мой частный вкус. Но в салате ничего, есть можно.
— Это ты искусственно-выведенные помидоры покупал. Их «ботаническим отцом» считается американец Джин Майерсон, профессор университета Орегона. А после него уже и другие учёные поработали…. Ну, а «исходным материалом» для Майерсона послужили, как раз, дикие помидоры Lycopersicon cheesmanii, произрастающие на далёких Галапагосских островах. Причём, в природе эти помидоры бывают не только чёрными, но и других цветов. В том числе, и в полосочку. Кроме того, эти растения очень устойчивы к различным болезням, неблагоприятным погодным условиям и бедным почвам. Все это делает галапагосские «дички» практически идеальным материалом для скрещивания их с культурными видами и получения сортов с желаемыми признаками…. А ещё было замечено, что чёрные галапагосские помидоры заметно улучшают интимную жизнь рептилий. Более того, учёные однозначно установили, что те галапагосские черепахи, которые регулярно питаются этими плодами, спариваются заметно чаще прочих, не употребляющих помидоров. И потомство у «помидорных» черепах вырастает, как правило, более крепким и здоровым…. Так вот. Лет двадцать пять тому назад наш зайсан Костька случайно обнаружил, что и на русском Алтае произрастают дикие чёрные помидоры. Правда, только в одном месте — очень глухом, горном и труднодоступном…
— Значит, зайсан, вы чёрными помидорами торгуете? — продолжил излучать пессимизм Сергей Васильевич, на которого, похоже, история про галапагосских черепах, склонных к активному размножению, не произвела должного впечатления. — И как развивается ваш бизнес? Большую партию «волшебных» помидоров привезли в Питер?
— Это, однако, не имеет никакого смысла, — равнодушно глядя в окно, сообщил шаман. — Ни малейшего, однако…
— Почему?
— «Черняшки», как я их называю, они очень-очень нежные, однако. Сорвёшь парочку, глядь, а уже через полчаса они завяли и сморщились. Словно бы умерли. Не могут они, однако, без живительной земли алтайской. Не могут…. Так что, все люди-человеки, которых я вожу к заветному горному озеру, кушают «черняшки» прямо «с куста». Становятся на четвереньки и едят. Метода такая, однако. Моя личная…. Деньги? Нет, однако, не беру.
— Совсем-совсем не берёте?
— Себе лично — нет. Никогда, однако, даже в руки не беру…. А если кто-то из моих друзей решит пожертвовать на строительство храма, то, однако, пожалуйста. Никогда не возражаю. Только не мне, однако. Там целый общественный комитет имеется, который за стройкой присматривает…. Что, однако, за храм? Бурхан-храм. Вернее, даже и не храм, а целый городок — почти под открытым небом. Есть такая алтайская религия, однако. По-русски называется — «бурханизм».
— Как же, наслышан, — уважительно покивал головой Писарев. — Мол, массовые народные моления на открытых местах, в окружении стройных берёзок, украшенных разноцветными ленточками. Немного наивное учение, даже слегка детское. Но, тем не менее, очень светлое…. Только, вот, за что его адепты так не любят кошек? Странно, честно говоря. Впрочем, не мои дела…. Кстати, основателем бурханизма является Чет Челпанов…. Ваш родственник?