– Знаешь, Фабиен, – объясняет она, – дело и впрямь серьезное. Но ты слушаешь радио, смотришь телевизор и знаешь, что такие вещи случаются. Эти бандиты хотят лишь получить деньги твоего отца. Они отпустят тебя, как только он заплатит выкуп.
Она не смеет сказать, что полиция может помешать этому, не смеет говорить и о том, что ожидает ее.
– Ты хочешь сказать, они отпустят нас, – поправляет Фабиен своим ясным и твердым голосом умного ребенка. – Я откажусь уйти без тебя. В конце концов ты из-за меня сюда попала.
Ее трогают эти серьезные рассуждения и храброе обещание.
– Во всяком случае, надо набраться терпения, сохранять спокойствие, и, главное, не следует бояться.
Он отнимает свою руку, и она слышит, как он с удивлением спрашивает:
– Но с чего ты взяла, что я боюсь? Мари-Клод в темноте хмурит брови. Есть что-то в этом парнишке не совсем обычное. Она высказывает мысль, которая пришла ей в голову немного раньше, в "ланчии":
– Действительно, ты, кажется, не боишься. Похоже далее, что это приключение тебя забавляет.
Он пожимает плечами.
– Не то чтобы очень. Но я думаю о родителях… И они тоже запомнят день моего десятилетия. Он обойдется им в копеечку.
От возмущения у нее перехватывает дух, и она не сразу находит слова.
– И это все, что ты можешь сказать?
– Мне-то, – отвечает он, – на это дело начхать, но они просто на стену полезут.
Она угадывает психологическую драму.
– Значит, ты не любишь своих родителей? Следует ошеломляющий ответ:
– Ну… Они, наверное, не хуже, чем другие. По правде говоря, я их почти не знаю. – И, меняя тему, он спрашивает: – Скажи… ты представляешь себе, где мы?
В щель между створками дверцы свет почти не проникает в кузов фургона. Мари-Клод освещает циферблат своих часов.
– Откуда я могу знать? – говорит она. – Вот уже двадцать минут, как мы едем без остановок. Должно быть, мы проехали по кольцевой дороге и выехали на автостраду, но на какую?
Этот важный вопрос не очень волнует Фабиена.
– Послушай, – перескакивает он на другое, – в школе Сен-Блез, наверное, жуткая суматоха поднялась. Думаешь, мои родители знают?
– Сейчас уже наверняка, – отвечает Мари-Клод. – Они, должно быть, с ума сходят от волнения. Но, – добавляет она удовлетворенно, – полицию тоже оповестили, не беспокойся.
– Здорово храбрые эти типы – проделать такую штуку средь бела дня на глазах у кучи людей. Ты не находишь?
Молодая женщина приходит в некоторое замешательство. У нее нет опыта общения с десятилетними детьми, но каким будет этот, когда вырастет? Неожиданно она отвечает ему, как своему ровеснику:
– Действительно храбрые. Но я предполагаю, у них были и другие возможности похитить тебя. Раз они выбрали это время и это место, значит – если только они не полные идиоты, – у них была на то причина.
Фургон сбавляет скорость, останавливается, вновь трогается. Повороты более крутые, ход неровный. Часы Мари-Ююд показывают пятнадцать минут одиннадцатого. Прошел час с четвертью с того момента, как были похищены школьник Лефевр и женщина-полицейский Жанвье. Час и две или три минуты – после пересадки в Булонском лесу. Считая путь по городу, фургон проехал семьдесят – семьдесят пять километров.
Поворот, толчок, как будто машина переехала через канаву, остановка, задний ход. Хлопают дверцы. Оба пленника ждут несколько секунд, затем задняя дверца открывается. Чернокожий в голубом костюме с пистолетом в руке объявляет:
– Конечная, поезд дальше не пойдет.
Глава V
В Центральном управлении по борьбе с бандитизмом комиссар Паскаль Кро считается крупным специалистом по всякого рода похищениям. За многие годы службы этот пятидесятилетний, спортивного вида полицейский накопил опыт и документацию, которые столь же ценны, сколь эффективна и небольшая команда его сотрудников, подключающаяся к работе каждый раз, когда совершено такого рода преступление.
Комиссар Кро разработал для себя нечто вроде теории на тему "Психология похищения". Оно может быть террористического порядка, обусловленное политическими мотивами или с целью наживы, когда преступников привлекает только возможность заработать. Но и в том и другом случае существует нечто общее: жертва никогда не бывает случайной. Ее всегда выбирают в предвидении результатов, которых ждут похитители от своего преступления. Акция предпринимается, когда изучены, с одной стороны, политическое влияние или финансовые возможности близких или родственников жертвы, с другой стороны – условия проведения этой акции.
Итак, утром еще до визита в кабинет префекта комиссару Кро были известны основные данные этого дела, переданные дежурной службе комиссариатом VIII округа: мальчик Фабиен Лефевр, десяти лет, похищен в 8 часов 30 минут, перед началом занятий, возле своей школы, на глазах у целой дюжины человек, похищен двумя африканцами на машине, принадлежащей дипломатическому корпусу. Женщина-полицейский, пытавшаяся помешать похитителям, увезена вместе с ребенком.
Выбор времени и места на первый взгляд абсурден. Но комиссар Кро научился остерегаться этих "на первый взгляд". Он проверил, предпринята ли важнейшая в таких случаях мера: взят ли телефон родителей жертвы на прослушивание.
Когда префект, отняв у комиссара драгоценное время, закончил свою речь, Кро поспешил вернуться на Ке-дез-Орфевр, где его ждал помощник – инспектор Амедей Видалон, старший офицер полиции.
– У вас есть что-нибудь о родителях?
– Да, комиссар, – отвечает молодой человек, заглядывая в карточку. – Отец: доктор Винсент Лефевр, хирург в больнице, сорок один год. Мать: Арлетта Фонжен, тридцать два года, не работает. Адрес: улица Берже, 45. Это с обратной стороны парка Монсо по отношению к улице того же названия. Ребенок, Фабиен… родился… 25 апреля… Смотри-ка, сегодня день его рождения. Десять лет. Бедный малыш, ну и подарок…
– Похитители… – сухо прерывает его комиссар.
– Двое чернокожих. Это подтверждено. Машина дипломатического корпуса, "пежо" или что-то в этом роде. Свидетели утверждают разное, а номер не запомнил никто.
– Ладно. Я иду к родителям, – решает Кро.. – Но сначала запросите компьютер. Посмотрите в картотеке. Проверьте, не занимается ли доктор политической деятельностью, не жил ли в Африке или в Южной Америке. Все, одним словом.
– Вы думаете, похищение по политическим мотивам? – Видалон скорее утверждает, чем спрашивает.
Кро пожимает плечами.
– Что я могу думать на этом этапе? Собираю сведения и все.
– Да, шеф… Что будем делать с прессой? Радио уже сообщило о происшествии. "Европа-I", как обычно.
– Болваны, – произносит комиссар со вздохом, но без особой злости. – В конце концов они делают свое дело, как и мы. Скажите Брекару, пусть
соберет журналистов. У меня нет времени встретиться с ними. Пусть поговорит о лояльном сотрудничестве. Им сообщат все, что не подвергает опасности жизнь ребенка.
Вскоре после половины одиннадцатого комиссар Кро звонит в дверь квартиры Лефевров, расположенной на четвертом этаже богатого особняка на улице Берже. Комиссар VII округа поставил у входа двух полицейских, чтобы держать журналистов на расстоянии, но одна машина радиостудии уже стоит на углу улицы.
Винсент Лефевр, высокий мужчина с энергичным лицом, сам открывает дверь.
– Я только что приехал из больницы, господин комиссар, – объясняет он. – Прислуга тоже вернулась после того, как дала показания в комиссариате, но она в таком состоянии, что не может выполнять свои обязанности. Страшное у нас несчастье…
– Поверьте, я сочувствую, доктор, – заверяет комиссар. – Мы сделаем все возможное, чтобы как можно скорее вернуть вам вашего маленького Фабиена. – Он делает паузу. – Особенно, если вы согласитесь сотрудничать с нами, ничего не утаивая.
– Что вы хотите сказать, комиссар?
Кро как будто различает в тоне хирурга нотку вызова. Он пожимает плечами.
– Ну… по-человечески это понятно, – говорит он. – Большинство семей похищенных уступают шантажу преступников и ничего не сообщают полиции. В данном случае, конечно, дело обстоит иначе, поскольку вместе с вашим сыном похитили и нашу коллегу.
В гостиной, куда его приглашает хозяин дома, комиссар замечает прекрасный старинный рояль, несколько дорогих китайских безделушек. Он мысленно делает вывод: хирург в больнице плюс частные пациенты… доктор Лефевр в пособии на бедность не нуждается.
– Доктор, – внезапно спрашивает комиссар, – как вам сообщили о похищении?
– Я как раз делал операцию, когда это… произошло, – говорит Лефевр. – Жена позвонила мне, как только я вышел из операционной. Ей сообщила дирекция школы Сен-Блез.
– И с тех пор похитители вам ни разу не звонили?
– Ни разу, – заверяет доктор. Полицейский долго молчит, словно обдумывает
его ответ, затем спрашивает:
– Доктор, у вас есть враги? Среди иностранцев вообще, среди африканцев в частности…
Винсент Лефевр, разумеется, ожидал этого вопроса.
– Никаких, – заявляет он. – Когда мне сказали, что речь идет о двух чернокожих, я был просто поражен. Я в Африку никогда и ногой не ступал и не помню, чтобы мне приходилось оперировать африканца, по крайней мере какого-либо африканского деятеля.
– Значит, вам пришла в голову мысль о мести какого-нибудь пациента? – замечает комиссар мимоходом.
– Ненормальные, неуравновешенные люди попадаются часто, – отвечает хирург, пожимая плечами. – Но обычно они начинают с угроз.
– Итак, у вас нет никакой догадки, никаких подозрений относительно личности похитителей или их мотивов?
– Абсолютно никаких, комиссар, – уверяет Лефевр.
"Еще немного, – думает Кро, – он поклялся бы на библии и плюнул на ковер".
– Мог бы я повидать мадам Лефевр?
– Моя жена страшно переживает, мне даже пришлось дать ей успокоительное, когда я вернулся. Но я позову ее.
Двумя минутами позже Кро говорит себе, что было бы обидно упустить такую встречу. Арлетта Лефевр – одна из самых красивых женщин, каких ему приходилось видеть. На ней длинное домашнее платье зеленого цвета, которое красиво оттеняет нежный цвет лица и волосы с бронзовым отливом, распущенные по плечам. Она протягивает ему тонкую, красивую руку. Другой рукой она вытирает глаза, покрасневшие от слез.
– Господин комиссар, – произносит она умоляющим тоном, – возвратите нам нашего маленького Фабиена. Это наш единственный ребенок, господин комиссар. Мы готовы сделать все что угодно…
Ее горе непритворно, но последние слова настораживают комиссара.
– У вас уже потребовали что-нибудь? – спрашивает он.
Ему кажется, что, чуть растерявшись вначале, Арлетта Лефевр быстро берет себя в руки.
– Увы, нет, господин комиссар, но я предполагаю, что люди, похитившие Фабиена, вот-вот дадут о себе знать.
Кро качает головой. Прошло два с половиной часа после исчезновения мальчика и Мари-Клод Жанвье. Он пристально смотрит доктору в глаза.
– Могу я рассчитывать, что вы поставите меня в известность, когда это произойдет?
Винсент Лефевр печально качает головой.
– Я не могу вам этого обещать, комиссар.
– Я вас понимаю, – бурчит Паскаль Кро, прощаясь.
Внизу у дома Видалон ждет комиссара в машине с радиотелефоном.
– Картотеку смотрели?
– Люди на местах, шеф, – докладывает инспектор, – а я изучил все данные. Доктор Лефевр безупречен. Придраться не к чему. Никакой политической деятельности. Не числится в досье спецслужб. Короче, надо начинать с нуля. А что у вас, каково ваше впечатление?
– Трудно сказать, – отвечает комиссар. – Пока я склоняюсь в пользу версии похищения с целью вымогательства. Мать, разумеется, в отчаянии. Ее я видел совсем недолго. Муж дал ей успокоительное. Чертовски хороша, однако. Почти на десять лет моложе, чем он. Я понимаю: дождался, пока достигнет положения, чтобы жениться на королеве красоты.
– А он что думает? Никого не подозревает?
– Никого. Он узнал о похищении от жены, которой сообщили из школы. Вернулся домой, как только смог. Похитители еще вестей о себе не подавали. И я ему верю, поскольку телефон прослушивается с 9 часов 15 минут. Но все-таки…
– Все-таки?
– Не знаю, – произносит комиссар в нерешительности. – У всех у нас в конце концов происходит профессиональная деформация. Но мне кажется, что в ответах эскулапа прозвучала какая-то фальшивая нотка.
– Это не исключено, – соглашается Видалон. – Послушайте-ка Гибера.
Он знаком подзывает инспектора Гибера, крепкого парня с цепким взглядом, в замшевой куртке и таких же ботинках.
– Гибер, – объясняет Видалон, – расспросил господина Распиньяка, директора школы Сен-Блез. Давай, Гибер.
– Неплохой парень, – начинает Гибер. – Переживает, потому что еще не знает, навредит ему эта история или сделает рекламу. Ему сказал о том, что случилось, через несколько минут после похищения старший надзиратель, а тому – привратник. Он быстро спустился из своей квартиры и позвонил в дежурную службу полиции. Это первое, что пришло ему в голову. Прислуга Лефевров подняла гвалт, причитала на португальском, тогда он решил позвонить в больницу.
– В какую больницу? – спрашивает Кро.
– Ла Питье. Там он режет… э… оперирует. Но он не смог с ним поговорить, потому что у хирурга была операция. Тогда он позвонил матери.
– Подождите, шеф, это не все, – вмешивается Видалон. – Что ему сказали в больнице, Распиньяку?
– Ну, он, конечно, настаивал, – продолжает инспектор, – сказал, что дело срочное и касается сына доктора. Но телефонистка сказала: "Ему уже звонили по этому вопросу четверть часа назад".
– А? – подскакивает Кро. – Это в котором же часу?
– Ну, конечно же, шеф, – важно произносит Гибер, – я попросил его уточнить время. Похищение произошло где-то в 8 часов 28 минут. Распиньяка известили в 8 часов 35 минут. Пока он разобрался… В дежурную службу полиции он позвонил в 8 часов 45 минут. Так он полагает, поскольку постоянно на часы не смотрел. А в больницу – спустя пять минут. Во всяком случае, он уверяет, что девяти не было.
Комиссар грустно улыбается.
– Итак, – говорит он, – эскулапа оповестили через пять или десять минут после похищения. Ну, как видите, не такие уж они идиоты, наши клиенты. Они хорошо обмозговали дело, можете мне поверить. Гибер, отправляйтесь в больницу и расспросите телефонистку. Узнайте все об этом звонке. А мы вернемся на Ке-дез-Орфевр. Поищем в наших архивах хитреца, который мог бы организовать такую операцию. И попытаемся, если возможно, ответить на ключевой вопрос.
– Какой, шеф? – с любопытством спрашивает Видалон.
– Ну, если, как мы склонны думать, это похищение с целью вымогательства, то преступники потребуют деньги. Что я говорю! Они уже потребовали деньги. Но я прикидываю, сколько может выложить семья Лефевров. Хирург, работающий в больнице… Он живет, несомненно, в достатке. Я понял это, побывав у него дома, но в Париже наверняка есть сорок или пятьдесят тысяч семей, располагающих такими же средствами, как он.
– Значит, ключевой вопрос таков: почему доктор Лефевр?
Глава VI
После темноты, царившей в кузове, Мари-Клод Жанвье щурит глаза, глядя на открывшуюся ее взору картину. Если, конечно, это можно назвать картиной: каменная стена и канистра для бензина. Машина задним ходом въехала в гараж, и тяжелая дверь с противовесом закрылась за ней с глухим стуком.
Фабиен Лефевр уже спрыгнул на землю, не обращая никакого внимания на пистолет, которым поигрывает чернокожий в голубом костюме. Мари-Клод спускается, в свою очередь, заботясь, чтобы юбка не обнажила колени, и стараясь двигаться с максимальным достоинством. Псевдоафриканец тихо хихикает под своей маской. Он без излишней грубости хватает Мари-Клод за руку.
– Прошу сюда, господин полицейский, – шутит он.
Они идут вдоль фургона к двери в стене гаража, выходят на узкую лестничную площадку, откуда ведут наверх деревянные ступеньки. Еще одна стеклянная дверь выходит на улицу, но стекла тщательно замазаны белой краской. Они пропускают лишь сероватый свет – единственное свидетельство того, что за ними есть свет настоящий.
– Поднимайтесь! – приказывает Арсюл, указывая на лестницу дулом пистолета.
Фабиен идет первым, перепрыгивая через ступеньки. Наверху – еще более узкая площадка, чем на первом этаже, и слева открытая дверь. Мари-Клод, которая следует за Фабиеном, понимает, что прямо над гаражом оборудовано помещение для шофера или дополнительная комната для случайного гостя.
Когда Арсюл, в свою очередь, входит в комнату, внизу хлопает дверь и разражается ссора. Начинает ее визгливый женский голос:
– Вы совсем с ума спятили, привезли эту бабу с собой! Легавую к тому же. Что мы с ней будем делать?
– Эй, слушай, оставь нас в покое, а? – отвечает мужской голос с акцентом южанина. – Ты же видела, что иначе нельзя было. Она цеплялась за парнишку, эта идиотка. И потом, ты ведь должна была им заниматься. Ну, а теперь будет она. Все меньше забот, правда?
Спор прекращается так же внезапно, как и начался, вероятно, потому что ссорящиеся поняли, что их слышат.
– Усекла? – Арсюл развязно обращается к Мари-Клод. – Ты о нем позаботишься. Только конурку готовили для одного малыша. Теперь придется вам устроиться здесь вдвоем.
Стоя на пороге перед тем как закрыть за собой дверь, он считает нужным сказать что-нибудь успокаивающее.
– Не волнуйся, – говорит он, – помереть вам не дадим. Это не в наших интересах.
И, словно опасаясь, что сказал лишнее, поспешно выходит из комнаты. Хлопает дверь. Два раза поворачивается ключ в замке. Слышны удаляющиеся шаги. Молодой, спортивный Арсюл быстро сбегает по ступенькам.
Мари-Клод Жанвье отмечает эту деталь с профессиональной точностью полицейского, желающего оказать максимальную помощь своим коллегам в розыске опасной банды. Но до сих пор примет, замеченных ею, маловато. Похитителей было трое: двое в машине и один, который ждал у фургона в Булонском лесу. Она слышала голоса лишь двоих. У одного акцент южанина, у второго голос низкий, довольно приятный, но вульгарный, как и у первого. Язык примитивный. Теперь еще добавилась женщина, сварливая и писклявая.
Это все, что касается слуховых впечатлений. Очень немного. Проделав полуторачасовой путь за пределами Парижа, фургон скрылся в неприметном гараже, вероятно, отделенном от жилого дома, поскольку лестница, идущая вдоль его стены, выходит наружу. Надо будет запомнить каждую деталь в их тюрьме. Она состоит из одной довольно тесной комнаты с кроватью длиною в 120, самое большее 130 сантиметров, шкафом, старым креслом, двумя стульями, вращающимся табуретом и шатким столом – обычная мебель среднего качества, какую приобрели бы в комнату для прислуги.
На окне, которое должно быть расположено над дверью гаража, занавески, но стекла также замазаны краской. Шпингалет заделан намертво. Может, они и ждали одного лишь ребенка, но трезво оценивали способности Фабиена Лефевра: ничего не упустили из виду.
Шум спускаемой воды заставляет Мари-Клод обратить внимание на вторую дверь комнаты. Там с довольным видом стоит Фабиен: это вход в ванную комнату, выложенную кафелем с голубой сантехникой – умывальник, душ, унитаз. Приготовлены полотенце, мочалка и мыло.
Фабиен устраивается в кресле, бесцеремонно прихватив две книжки с картинками, лежавшие на столе. Он недовольно морщится.