Собрав все мужество, Тахивран не дрогнула под натиском, не позволяя солдатам вмешиваться. Посмотрела Бансабире прямо в глаза, вздернув подбородок.
– Длинная, ширококостная, бледная, – надменно кивнула Тахивран в сторону Бану, намекая на светлые волосы и белую кожу, – и годишься только на то, чтобы махать мечом. Не равняй меня с собой, выскочка! Чем ты будешь без своих командиров, генералов, телохранителей, без армии? А? – высокомерно спросила Светлейшая. – Обычной девчонкой, которая овдовела до того, как узнала семью мужа? А я – Тень Илланы, Мать этих земель, и не тебе указывать мне, какие решения правильны, как нести жреческий долг и как понимать богов.
Краски с лица Бану отхлынули. Отступили гнев, ярость, роковое изумление, сопровождавшее мысли о раману в последние годы, и даже ненависть, поселившаяся в сердце с тринадцати лет. Вот, значит, как. Настолько незамысловато, несложно, примитивно… Все прежние противники казались Бану достойными ее усилий: кто-то был умен и терпелив, как змей; кто-то лукав и хитер, как лис; кто-то настойчив и силен, как бык. А раману Тахивран оказалась просто гордячкой, самонадеянной до того, что даже Гор, который во все времена раздражал Бану самомнением, самолюбием и безразмерно раздутым тщеславием, присвистнул бы с завистью.
– Посеяв вражду между двумя домами, вы не попытались ее унять – напротив, вы изыскали тысячу способов напомнить остальным "защитникам" старые счеты. Стравив танов, вы лишили Яс главной опоры в лице опытного командования и огромной части армии. Что будет, если завтра на нас нападет внешний враг? Вы думали об этом, отстаивая собственную важность в глазах придворных и семьи?
– Если бы ты не появилась, война закончилась бы два года назад победой трех танских домов. Но когда из-за тебя Сабир с новой прытью ввязался в бойню, когда ты взбаламутила один из наиболее важных союзов, все закрутилось с новой силой. И вместо того чтобы дать всем танам расползтись зализывать раны, ты устроила какие-то одной тебе понятные игрища! Носилась по стране с ордой конных головорезов, а теперь твердишь, что я повинна в происходящем?
Бансабира не слушала женщину.
– Ответьте на мой вопрос, – попросила танша. – Что будет, если на нас нападут Бледные острова? Или Мирасийская империя? Или страны востока?
– А разве не очевидно? – Тахивран огрызнулась, почти рявкнув. – Яс – единственная страна, занимающая целый континент. Даже сейчас наша армия превосходит любой восточный альянс.
Бансабира не верила глазам и ушам. Бесконтрольно сжала кулаки.
– Ваша армия лишилась лучших бойцов и генералов. Ванбир Яввуз и оба его сына, все ахтанаты дома Наадал, бывший глава Черного дома Дайхатт, в прошлом гроза всех южных земель, сыновья Ранди Шаута и его дочь, Сцира Алая…
– Эта сучка только и умела, что пользоваться мужиками через постель!
– Сцира Алая была хорошим командующим, – бескомпромиссно пригвоздила Бану. – Она не годилась в генералы, это правда, но тысячница из нее вышла бы превосходная.
Замолчав, Бансабира оглядела лицо раману, пристально всматриваясь в высокомерное выражение глаз. Чувство разочарования, которое испытываешь, когда твои надежды не оправдывает близкий друг или товарищ, ничуть не больше того, какое настигает, если их не оправдывает враг.
– Вы совсем не знаете, что такое война, – с упавшим сердцем резюмировала танша. – Вы ни разу в жизни не видели того, что остается на поле после сражения. Вы никогда не хватались ночами за виски от того, что в ушах стоит гомон и стон тех, кому уже не помочь, кто погиб по вашей вине. Вы говорите о долге Теней Богов, об обете хранить столицу, но правда в том, что вы ничего не смыслите в жречестве, и о самих богах вам известно столь же мало, как и о войне.
– Не тебе, чьи руки по плечи в крови, говорить мне о богах, – прошипела раману. От слов Бану дыхание женщины сбилось – контролировать себя рядом с той, кто одной своей славой внушала страх, становилось невыносимо.
Бану не собиралась отступать – она слишком хорошо помнила тот прекрасный закат – самый прекрасный из всех, – когда, путешествуя с Гором, встретила Таланара Тайи. Уникальное ощущение, которое Бану испытала тогда, и сегодня не спутала бы ни с каким. Поэтому сейчас Бансабира наверняка знала, о чем говорит.
Отступив на шаг назад, Бану заговорила тем тоном, к которому больше всего привыкли ее сопровождающие, – легким, немного снисходительным, чуточку ехидным, но по существу мало что выражающим.
– Лучше иметь грязные руки, чем душу, – сказала и, развернувшись, зашагала вниз по лестнице в той же расслабленно-небрежной манере.
– Не смей поворачиваться ко мне спиной, – предупредила Тахивран. Ее стражники стояли совсем близко к Бану, словно заужая для танши проход и отделяя ее от собственной охраны.
– Выяснение отношений ничего нам не даст, – деловито проговорила Мать лагерей. – Уверена, вы понимаете, почему я взяла в плен только ваших племянников и племянниц? Их матери в том возрасте, когда следующие роды могут стать роковыми и для новорожденных, и для них самих. Их отцы связаны священным браком по рукам и ногам, и вы, как, – Бану облизнулась, сделав многозначительную паузу, – Тень Илланы, на которую возложена верховная жреческая обязанность этой страны, лучше других знаете, что ваши братья больше никогда не женятся. Даже если овдовеют – ведь, по существу, танин моего поколения почти не осталось. Да и те, что живы, никогда не станут заключать браки с домом, который повинен в том, что их семьи лишились сыновей и дочерей. При таких обстоятельствах ваш единственный шанс удержать Зеленый танаар в руках своей родни – договориться со мной. Поэтому предлагаю отослать мужчин и поговорить все же наедине.
Тахивран стояла без движения. Еще немного, подумала раману. Еще немного, и она покажет зарвавшейся девчонке, как ничтожны и тщетны все ее происки. Главное, не поддаваться эмоциям.
Повелительным движением руки Тахивран велела стражникам расступиться. Преисполненная гордости, она спустилась по лестнице, наказав собравшимся мужчинам проводить их с Маленькой таншей в кабинет раману и охранять с обратной стороны двери. Бансабира внутренне напряглась – что это раману удумала? – но виду не подала.
Они двигались по широким коридорам с высокими потолками, покрашенными золотистыми, серебристыми и голубыми красками. Стены изображали морских чудищ в окружении могучих волн и густой пены грозного Великого моря, выложенных из смальты. С древними хозяевами морей то сражались, то беседовали рослые мужчины и женщины в длинных голубых одеяниях, с трезубцами в руках.
"Волна и смерть" – гласил девиз дома Яасдур, и сейчас, искоса глядя на изображения, Бану впервые задумалась над тем, что, возможно, именно на этом и выросла когда-то власть раманов – на умении якобы договариваться с хозяевами вод, испрашивать у них благословения для мореплавателей. И возможно, когда-то и впрямь Яасдуры имели какое-то отношение к ангоратскому жречеству – тому, что давным-давно запало в душу Бану приятным тянущим чувством цельности и запахом смолы и трав.
Бансабира, полагаясь на рассказы Серта о временах, когда она была еще маленькой, верила, что и по сей день тех, кто служит в столичных храмах Двуединства – Матери Илланы и Владыки вод Акаба, – готовили ангоратские наставники. И знала наверняка: раману Тахивран не имеет отношения ни к Ангорату, ни к Яасдурам.
Кабинет раману больше напоминал спальню. Во всю длину одной из стен стоял невысокий, но огромный диван, обитый дорогой белой тканью с черными, зелеными и серебристо-золотистыми мелкими узорами-штрихами. Множество тонких подушек – насыщенно-черных, персиковых, глубоко кровавых и коричневых – было разбросано по всей длине этого сооружения, которое помимо основной части имело еще два своеобразных "крыла". Каждое из них заменяло отсутствующие валики, будто продолжая диван под прямым углом вдоль южной и северной стен комнаты.
Диван возвышался над уровнем остальной комнаты из-за того, что стоял на помосте футовой вышины. Кроме того, он и все пространство внутри этой П-образной конструкции было отделено занавесью из легкой просвечивающей ткани синего оттенка.
Перед по-настоящему царским восседалищем возвышались круглые столы из черного дерева с драгоценной инкрустацией по боковому срезу столешниц. Бану мысленно прицокнула от одного взгляда на них – ей ли не знать, каких баснословных денег стоит это дерево, которое с самых южных провинций Ласбарна доставляли сначала в Орс, а оттуда, с еще более завышенной ценой – в Яс.
Бансабира едва не вздрогнула, но в последний миг смогла ограничиться придыханием – захлопнувшаяся дверь неожиданно вывела из раздумий. Тахивран велела страже не беспокоить их ни при каких обстоятельствах.
– Никогда бы не подумала, что малолетка вроде тебя сможет добраться до Гавани Теней, – произнесла Тахивран, мгновенно переменившись. Теперь, без свидетелей, ей не было смысла сдерживать чувства.
Вот как, удивилась Бану, хмыкнув.
– Да вы, похоже, вообще не обременяли себя домыслами.
– Перво-наперво позволь выразить тебе соболезнования.
Бану мгновенно напряглась, пристально разглядывая манипуляции раману у бюро напротив половины комнаты с диваном. Достав что-то, Тахивран жестом предложила Бану сесть на мягкие подушки и лично подала пример. Бансабира осталась стоять.
– Возраст позволяет мне держаться на ногах дольше, – не думая, отозвалась танша чересчур вдумчиво для такой нелепой фразы. – Какие еще соболезнования?
– Ну как же, ваш супруг совсем недавно погиб.
– Да по вашей вине в Ясе у каждого танского дома бесчисленные потери в мужьях, женах, родителях и детях. Не лицемерьте.
– А ты не зарывайся, Маленькая танша, – осадила ее Тахивран. Здесь, запертая четырьмя стенами, Светлейшая стала куда увереннее.
– Мне кажется, я достаточно ясно обрисовала вам ситуацию…
– А твой сын? – спросила раману в лоб. Бансабира нахмурилась. – Пурпурным танааром должен владеть он после тебя, не так ли?
– К чему вы ведете?
– Я уже привела. – Тахивран откинулась на мягкую спинку. – Ты угрожаешь наследникам моей семьи, и я делаю то же.
– Разница в том, что ваши родственники у меня под рукой, они погибнут, стоит мне задержаться в вашем дворце на пару часов дольше обещанного. А вам Гайера не достать.
Любила она этого ребенка так, как должна любить мать, или нет – не имело значения. Ради его появления на свет Бансабира поступилась всеми желаниями, надеждами и частично планами. Ради его появления на свет она сносила близость с мужчиной, которого и назвать таковым никогда не могла. И сейчас, когда он мертв, Гайер остался единственным звеном, соединяющим дома Яввуз и Каамал.
– Гайера вам не достать, – непререкаемо пригвоздила Бану, прямо встретив взгляд черных глаз.
Вопрос Тахивран заставил таншу вздрогнуть:
– Разве?
Догадки, одна страшнее другой, пронеслись в голове Бану подобно стае саранчи, оставляя за собой лишь опустошение и растерянность. Кто? Как? Когда? Ну ведь не отец? Хотя бы не отец, верно? И не Русса? Праматерь, кто угодно, только бы не ее кровный родственник! И не командир, и не офицер… Кто угодно, но не свои…
– На, прочти, – ласково предложила Тахивран, протягивая бумагу, которую прежде достала из бюро. – Ты говорила, что никто из сподвижников тебя не предавал, но, кажется, совсем забыла, как велик ваш северный лагерь.
С трудом унимая дрожь в руке, Бану взяла свернутый лист, раскрыла, бегло пробежав глазами.
– Поскольку он не входил в число действующих генералов, в нужный момент ахтанат не стал ввязываться в бойни, а предпочел на правах единственного ближайшего родственника подходящего возраста гостить в семейном чертоге Яввузов. Ты правда думала, что Этер Каамал поехал нянчить твоего ребенка из родственных чувств?
И эта часть загадки тоже сошлась, мгновенно поняла Бансабира. Схватила суть мгновенно и интуитивно, чутьем, задолго до того, как сознание сложило все в одну цепочку. Скорее всего, даже Нер покинул позиции в свое время, уступив натиску Раггаров, по указке старшего брата, перед которым всегда благоговел. В том, что Этер мог добыть сведения о ситуации, Бану не сомневалась.
– Когда Яввузы, Каамалы и Маатхасы внезапно отошли от боевых действий через полтора года после их начала, я поняла, что единственный способ контролировать ход войны – нейтрализовать непредсказуемых северян. Твой отец имел все, чтобы нельзя было соблазнить его выгодами, и был слишком горд собой, чтобы с ним можно было договориться. Предыдущий тан Маатхас был похож на нынешнего и без конца бубнил про честь и достоинство. Зато Каамалы имели большие амбиции и давние счеты к Яввузам. Заносчивый Пурпурный дом перестал заключать браки с Серебряным с тех самых пор, как север Яса присягнул Гавани Теней почти двести лет назад. Вот что написал мне Яфур в ответ на мое предложение. Но, к сожалению, даже Каамалы оказались закостенелыми приверженцами старых порядков.
– А поскольку золота у них и без вас хватало, купить их у вас не получалось, – продолжила Бансабира, наконец улавливая ход мыслей раману. – Но вы же не могли знать, что я вернусь? Или вы как-то узнали и смогли уговорить моего отца выдать меня за Каамала? Так, что ли? – Бансабира всплеснула руками. – Да я в жизни не поверю, что вы имеете контакты с Храмом Даг или знаете Гора!
Тут Бану не соврала: даже вообразить, что в таком ключе ее предал именно Гор, было невозможно, хотя бы потому что наставник считал ее, Бану, личной собственностью и явно не стал бы участвовать в планировании ее замужества. Праматерь, что за абсурд творится у нее в голове?!
– Кто такой Гор? – вполне искренне спросила Тахивран. Бану мысленно вздохнула.
Раману махнула рукой.
– Да я знать не знала о твоем существовании, Бану Кошмарная. Получив отказ Яфура Каамала, я почти шесть лет потом вздрагивала при одном упоминании о севере. Но тут появилась ты, и все стало ясно. Каамалы никогда особенно не рвались заключать браки с домом Маатхас, хотя, конечно, устраивали для поддержания отношений. Просто потому что Маатхасы находились в том же положении, что сами Каамалы. Таны Яввуз издавна считались верховными владыками севера. Вы никогда не выпячивали грудь колесом, если исторические хроники в библиотеках столицы не врут, и старались не ссориться с соседями. Но ваши бесчисленные орды делали вас негласным лидером среди снежных кланов. Вот почему Каамал так жаждал брака именно с твоей семьей.
– Я это все и без вас знаю, – хмуро отозвалась Бансабира. – Странно, что вам потребовалось шесть лет, чтобы это понять.
Раману поморщилась, запрещая себе реагировать на колкость, и продолжила:
– После того как Сабир Свирепый вновь обрел дочь, стоило ожидать, что Яфур Каамал зашлет сватов. И судя по всему, он и заслал. Просто твой отец довольно долго строил из себя невесть что, давая мне возможность действовать. Если Каамалы так хотели брака с силой и властью, я, раману Тахивран, могла предложить им гораздо больше, чем тан каких-то невероятно далеких и богами забытых земель. Но Каамал Льстивый Язык и тогда не сдался, будь он проклят! Написал мне: "Я подумаю", – и как одержимый твердил о браке наследника с тобой, надеясь объединить земли. И когда наконец мне почти удалось уговорить Яфура перейти на мою сторону, твой отец – поглоти его Акаб! – объявил о свадьбе.
– Не смейте желать зла моему отцу, – прошипела Бану, трясясь от злости.
– Да только из безвыходной ситуации меня спасла твоя глупость. Ахтанат Каамал написал, что ты настояла на браке с его младшим братом. Значит, сам Этер оставался свободен, и, значит, действовать стоило через него, а не через несговорчивого Яфура. Не знаю почему, Этер не страдает одержимостью отца объединиться с вашим домом. По крайней мере, мирным путем. Когда он выпустил пар в отмщении за брата и вернулся стеречь твоего сына, я сделала предложение, от которого нельзя отказаться.
Насладившись эффектом, который производила на Бану мучительно долгая пауза, Тахивран пояснила:
– Если он убьет Гайера, я позволю ему войти в семью Яасдур на правах зятя.
– Гайер его племянник, тоже ахтанат дома Каамал, – сдержанно заметила Бану.
– Мне показалось, Этер не совсем в этом уверен. Так что сейчас все твои труды поставлены под удар одного моего слова. – Тахивран расплылась в ухмылке.
– Так отчего не скажете его? – с вызовом спросила Бану. Даже если такое случится, она найдет выход. Она всегда находила или выход, или тех, кто за нее открывал нужную дверь.
– Потому что среди твоих пленников четверо ахтанатов дома Аамут.
– И что вам мешало поставить мне ультиматум раньше? Что мешало прислать мне требование оставить в покое ваш дом в обмен на жизнь моего сына? – дерзко спросила Мать лагерей. Тахивран молчала, и Бану сама высказала единственную возможную причину: – Неужели согласие Этера Каамала устранить возможного претендента на танское кресло пришло совсем недавно? – Проследив за лицом раману, танша продолжила: – Вы ведь довольно долго пытались сообразить, как быть, верно? К тому же, полагаю, решались на это предложение еще дольше. Как же так, отдать дочь династии Яасдур, девицу из рода Теней Богов, за ахтаната "каких-то там богами забытых земель"! – Бансабира начала открыто издеваться. – А-ха-ха-ха-ха! Сколько же в вас тщеславия и страха! Ведь мало того, что вам претит сама мысль выдать дочь замуж за мужчину ниже нее сословием, вы трясетесь, как бы Этер, который так легко согласился на предательство кровной родни, не отрубил вашей славной дочурке голову за какую-нибудь оплошность, заносчивость вроде вашей или просто по пьяни!
Бану не умолкала, чем невыразимо бесила Тахивран. У последней застучало в висках от ехидного голоса, от злобной правды, которую этот голос проговаривал с таким пренебрежением.
– Вас можно понять – ведь, в отличие, например, от меня, случись что с вашим ребенком, вы уже не сможете родить другого. Раману, – брезгливо протянула Мать лагерей, – у вас нет опыта в войне, и вы просто не умеете принимать решения быстро, мгновенно взвешивая все плюсы и минусы обстоятельств, не колеблясь. Будь вы немного расторопнее, победа осталась бы за вами.
– Она и так за мной. Не думай, что можешь мне угрожать! Если со мной что-то случится, Этер незамедлительно убьет твоего отпрыска и приедет в столицу, чтобы жениться и убедить весь Яс огнем и мечом угомонить Яввузов. На это он тоже согласился, как и моя дочь.
Бансабира вразвалку приблизилась к государыне и уселась перед ней прямо на стол, закинув ногу на ногу.
– Я провела среди вояк достаточно много времени, чтобы понять, что не все можно решить убийством. Хотя, конечно, честности ради, большинство проблем можно устранить этим способом, но, – Бану развела руками, – не все. Итак, вы хотите, чтобы я отдала вам ваших племянников в обмен на жизнь моего сына. Но один к четырем – неравный обмен, вам не кажется? Двоих я оставлю у себя.
– Нет.
– Да. Мальчика и девочку.
– Я сказала – нет!
– Вы тут много чего сказали, но мало что из этого имело смысл, – деловым тоном заметила танша. – Не беспокойтесь, ваши родственники не будут ни в чем нуждаться. Кроме, быть может, материнской заботы и любви, – хихикнула Бану.
– Тебе кажется это смешным?