- А твой жених, он кто? - зачем-то спросил я, ведь мне это тогда было совершенно безразлично.
- Ты его знаешь, - как-то вяло ответила она. - Это Винитарий, он стражник во дворце. Вы как-то тренировались на мечах. Ему стоило большого труда притвориться неумехой. Мы очень любим друг друга, но у него служба, и пока не закончится срок контракта, он не имеет права жениться. А так Дворцовую Стражу распустят, и я выйду за него замуж. А ему уже обещали хорошее место в Столичной Полиции.
- Но зачем ему было притворяться, что он не владеет мечом?! - я ничего не понимал.
- Чтобы тебя взялся обучать сам Начальник Стражи. Это всем сразу стало известно, и никто потом не удивился, что бедного глупого бургомистра проткнули твоим мечом на твоей же постели. Все указывало на тебя. Все подумали, что ты застал бургомистра с госпожой, твоей женой, и в припадке ревности проткнул своего обидчика.
- А у нее спросить не пробовали? - лукаво улыбнулся я.
- Представь - пробовали. Но она все отрицала. Этому, правда, все равно никто не поверил. Все же знают любвеобильность и невоздержанность госпожи.
- Вот как… - пробормотал я, хоть на другой ответ и не рассчитывал. - Я и не знал, что моя… твоя госпожа такая… Но как вы заманили этого толстяка на мою кровать?
- Ну, это оказалось проще всего, - заверила меня Хельга. - Как-то вечером я выбрала подходящий момент, ярко накрасилась, переоделась продажной девкой, а потом пристала к бургомистру, когда он прогуливался. Он меня даже не узнал. Он же часто видел меня в сопровождении госпожи, а тут не узнал. Сначала он хотел меня прогнать, позвал охрану, но я сказала, что обслуживаю самого повелителя Королевства, и бургомистр не пожалеет, что потратил деньги на меня. Бургомистр мне не поверил. Тогда я предложила встретиться во Дворце, и переспать с ним на твоей кровати, когда ты будешь в отлучке. Вот тут он сразу же согласился. Он же был болезненно тщеславен, и то, что сможет обладать девушкой самого повелителя, да еще и на его постели, щекотало ему воображение. Ключи от дверей я незаметно взяла у деда, и провела бургомистра в твои покои. Я вела его по тайной лестнице, шла впереди, а он хватал меня сзади своими противными руками. Приходилось терпеть! Ты бы видел, как этот толстяк разлегся на твоей кровати! А я сразу схватила со стены меч и проткнула этого жирного ублюдка. Но он не сразу умер. Меч уже пронзил его насквозь, проткнул кровать и уперся в пол, а приколотый к кровати бургомистр задергал ногами, ухватился руками за меч, посмотрел на меня и заорал. Как он закричал! Потом изо рта у него хлынула кровь, он забулькал ею, захлебнулся, дернулся и умер. Я теперь до самой своей смерти не забуду этот взгляд… и этот крик…
- Хоть что-то… - сокрушенно пробормотал я. - Но как ты ушла? Ведь почти сразу к дверям бросились люди.
- За гобеленом есть дверка, спрятанная в стене, и через нее можно приходить и уходить незаметно. Для твоих предшественников таким путем обычно приводили девок с улицы. Им завязывали глаза, и за руку вели через этот ход, а потом так же уводили, поэтому девушки часто даже не подозревали, кого обслуживают. Ключи от тайного хода давно не использовались, но всегда хранились у деда, а поскольку ты не проявлял интереса к городским гетерам, то тебе так и не рассказали о заманчивых возможностях под самым носом. Вот этим-то путем я потом и ушла, а ключи незаметно вернула на место. Дед был почему-то твердо убежден, что у тебя имеются копии этих ключей. Кстати, дедушка сразу понял про тайный ход, и догадался, как все было проделано, он только не додумался, что виновата я. Ему такое даже в голову не пришло. Он подозревал сначала Винитария, а потом твою жену, госпожу Вульфилу.
- Не было у меня никаких ключей. Я и про дверь-то за гобеленом понятия не имел. А Ольгерд… раз он подозревал Вульфилу, то почему мне-то ничего не сказал?
- Это я его убедила. Наплела, что ты очень любишь госпожу, и тебе будет лучше просто вернуться в свой мир, не зная всей правды. Еще я сказала, что сначала бургомистр вел себя очень галантно, но потом набросился на госпожу, и хотел силой овладеть ею, вот она и убила его, защищая свою честь и обороняясь. Звучало очень красиво. В то, что ты так страстно влюблен в госпожу поверить было несложно - звуки ваших совместных занятий прекрасно слышались из-за двери, и весь Дворец знал, как вы там развлекаетесь…
- Все, твое время уже вышло, - сказал мне подошедший мудрец, - А теперь иди. Иди на звук.
- Куда здесь идти-то? Какой звук? - не понял я.
- Прислушайся, и услышишь отдаленный звон. Шаг вперед сделать не так просто, но если сделаешь, у тебя откроются глаза, - туманно пояснил мудрец. - Тебе туда. Удачной дороги.
Он аккуратно, но достаточно настойчиво втолкнул меня в тесный чулан, и я даже вякнуть не успел, как он сразу же плотно закрыл за мной дверь. Со всех сторон меня тут же обступила тьма. В первый момент показалось, что не только тьма, но и тишина, потому что все внешние звуки сразу же исчезли. Ни отдаленного собачьего лая, ни шелеста деревьев, ни шума ветра в каминной трубе. Но, вслушавшись, я отчетливо распознал отдаленный звон, напоминавший колокольную какофонию. Ощупывание руками пространства вокруг показало, что рядом со мной нет ни стен, ни двери сзади, вообще ничего нет.
Недолго думая, я пошел вперед, по направлению к звуку. Сначала я зачем-то считал шаги, но после первой же сотни сбился и бросил это занятие. Я шел вперед, не зная, сколько уже прошагал, и как долго еще мне предстоит идти. Путь был легким и гладким, а звук впереди постепенно усиливался, не давая мне сбиться с дороги и потерять направление. Чем дольше я шел, тем громче и отчетливее становился звон. А я все шел, шел и шел, и скоро мне стало совершенно безразлично, где я и куда иду…
18. Природа реальности
…яркий свет заставил меня открыть веки.
Все было как в тумане, я уже не помнил ни кто я, ни где нахожусь. В голове раздавался жуткий звон, очевидно вызванный к жизни нетрезвыми служителями какого-нибудь варварского религиозного культа, дорвавшимися, наконец, до колокольной звонницы. Я огляделся вокруг и сразу заметил, что на соседней койке лежит Хельга, и, улыбаясь, пристально меня разглядывает… Я не поверил себе и крепко зажмурился, а когда снова открыл глаза, то девушки уже не было, а на ее месте оказалась седенькая старушка, которая свирепо прошепелявила беззубым ртом:
- Ну? И чего вылупилшя? Вернулшя, так шкажи шпашибо!
Я не сразу узнал в этой сердитой бабке ту самую пожилую даму, что не так давно уступал место в метро… Не так давно? А когда? Судя по всему, я очнулся в палате интенсивной терапии. Ко мне оказались подключены всякие катетеры и провода, еще отовсюду слышались всевозможные малоприятные звуки, а невдалеке попискивал какой-то прибор. Через нос в глотку у меня проходила какая-то трубка. Видимо, меня неслабо глючило от разных вливаний, раз я перепутал старуху с молодой красавицей. Надо попросить, чтобы мне снизили дозу демерола или чего там еще полезного прописали врачи?
С этого момента лавиной начали возвращаться воспоминания и представления о том, где я, кто я, и в каких местах обретался раньше.
Минут десять я пытался свыкнуться с новым для себя положением. Может и не десять, а дольше, не знаю, чувство времени тогда играло со мной в странные игры. Наконец сквозь туман в глазах ко мне подошла красивая молодая женщина в зеленом халате с короткими рукавами:
- С возвращением! - сказала женщина с легким прибалтийским акцентом. - Это просто чудо, что вы пришли в себя, мы уж и не надеялись. А вот водителя того бензовоза так и не смогли найти.
Я хотел спросить: "что еще за водитель?", но услышал только что-то среднее между шипением и хрипом.
- Повремените пока, вы еще не можете говорить, - улыбаясь, сказала обладательница зеленого халата. - Я догадываюсь, о чем вы хотите меня спросить. Не могу сказать, что все уже ясно, но водителю, что вас вез, повезло намного меньше, чем вам. На вас же нет никаких опасных повреждений, только неопасный ожог на плече. Однако вы впали в кому, и находились в ней почти месяц. У вас была раньше травма черепа? Это почти чудо, что вы пришли в себя! Такое случается, но далеко не всегда, поверьте моему опыту.
"Что за бензовоз? Какой водитель? - лихорадочно соображал я. - Они считают, что я был в коме? А как правильно она говорит! Хоть в учебник родной речи вставляй!"
Я что, потерял память? И вообще - кто я такой?
Утратившие память делались героями книг. О потерявших память уже снимались многочисленные фильмы и не менее многочисленные сериалы. Это великолепная затравка для читателя или зрителя: каждому интересно, что за прошлое было у человека, и отчего он вдруг лишился своих воспоминаний. Слава богам я своей памяти не лишился. Вернее не мог припомнить только некоторые моменты. Я многое помню и откуда-то знаю, следовательно память не потерял.
Потом я узнал, что эту женщину звали Марта Витольдовна, и она была моим лечащим врачом, пока я валялся в реанимации. Как тут же выяснилось, в этой палате я лежал пристегнутым к койке, на манер буйного душевнобольного. Во все места у меня были вставлены катетеры, а около правой ключицы оказался вшит разъем для подключения всяких полезных трубок и капельниц. Еще за время моего нахождения здесь, я оброс качественной бородой, по-видимому, никто не собирался брить меня в коматозном состоянии.
Время тянулось неприлично медленно. Но при всем однообразии дней там, любопытные моменты откладывались в голове, но, заранее зная насколько все это неинтересно, пропадало всякое желание объяснять, рассказывать, делиться. А потом постепенно все забывалось. При моей природной молчаливости это тоже начинало быстро надоедать, даже забывание.
Наконец меня отключили от стационарного оборудования и перевели в обычную палату. Мускулатура заметно ослабла, я еле-еле передвигался и мгновенно уставал. Говорил я тоже очень плохо, язык отвратительно слушался, после вставленной трубки болело горло, а общее ощущение напоминало состояние скверного похмелья. Врач прописал физиотерапию, лечебную физкультуру, разные вливания и какие-то таблетки. Это был уже другой доктор - лысый мордастый флегматичный крепыш с сильными, как у мясника, руками и безразличными интонациями в голосе.
Меня вел сам заведующий отделением.
Сменился не только врач, после перевода поменялось вообще все. Здесь уже не было страшных приборов, неприятных ритмичных звуков и сердитых больных старух. Здесь лежало еще двое больных дядек. Мужики все время разговаривали о футболе, о каких-то мифических бабах якобы бывших у них в употреблении, смотрели боевики по видеоплееру, тайком пили водку и ходили курить в уборную. Звали обоих как по заказу - Николай Петрович и Андрей Петрович. Обоим Петровичам было где-то между сорока и пятьюдесятью. Вечерами их посещали жены - толстые и некрасивые.
Ко мне не приходил никто. Более того, если я изыскивал возможность позвонить своей жене, номера не отзывались. Ни городской, ни мобильный. Я даже написал несколько писем, но никаких ответов не получил.
Интересно, а кто оплачивает мое нахождение здесь?
Больница - это от слова "боль". Не помню, вернее не знаю, кто и когда сформулировал сей афоризм, но тут действительно все пропитано болью. И запах соответствующий. Откровенно говоря, любая больница - это тюрьма для активного человека, и вся немощь, с которой тут сталкиваются, конечно же, давит на психику… Вернее - на ее остатки. Любая больница - это скопление больных людей и нездоровое место. Это очень тяжело для активного человека. А если полежать тут полгода? То прямая дорога в психушку. Контингент здесь тоже соответствующий, ибо нормальные люди предпочитают при первой же возможности сорваться и свалить домой. Внешне все тут спокойные, передвигаться стараются как можно медленнее, не делая лишних движений, экономят энергию, разговаривают в полголоса, еле открывая рты. Как зомби, только мирные. Персонал там тоже весьма многообразный - есть очень славные спокойные люди, а есть откровенно хамоватые субъекты.
Если смотреть в окно, то видно как там кипит жизнь. Человек готов отдать все, лишь бы снова вернуться туда. Вернуться в этот безумный город, вернуться в эту бесконечную круговерть безостановочного и беспрерывного движения. Самому контролировать свою жизнь, решать, что и как делать, где и с кем поддерживать знакомство.
Наше отделение занимало самый верхний этаж крыла больничного здания. Выше располагался только чердак, или технический этаж, как его все называли. Входы туда крепко закрыты железными дверями, а ближние подступы загораживали стальные решетки. Но между верхней ступенькой каждой лестницы и соответствующей решеткой оставался доступным кусочек пола шириной примерно метра полтора и диной метра два. Эти участки носили местные названия - "Правая Плешка" и "Левая Плешка", в зависимости от лестницы, которую они завершали.
У некоторых мужиков, особенно у тех, кто "полегче" и помоложе, имелись подруги из женской части нашего отделения. Когда оставался только дежурный медперсонал, наиболее здоровое население из числа пациентов по очереди путешествовало на ту или иную "Плешку". Здесь, на специально приносимом для этой цели больничном одеяле, занимались сексом. Кто как умел, и кто как мог.
В других отделениях больницы дела обстояли тоже не лучшим образом, но на какие "плешки" ходили тамошние постояльцы, для меня так и осталось невыясненным.
Днем, чтобы не торчать в палате, я обычно сидел в холле, пока там не работал телевизор. В отделении обнаружилась небольшая библиотечка, состоящая, как я понял, из забытых и пожертвованных пациентами книг. Кроме обязательных дамских романов, дежурной фантастики, стандартных боевиков и парочки неплохих детективов там оказались довольно-таки неожиданные вещи. Так я нашел, неведомо какими путями оказавшиеся в этой юдоли скорби, томик Карлоса Кастанеды и прижизненное издание "Лолиты" Набокова на английском языке.
Как-то после обеда, когда я сидел в холле и читал "Сказки о силе", ко мне подсел некто в сером больничном халате. Это оказалась крепенькая широкоплечая блондиночка - девушка-Лиля, которая перепробовала, по-моему, все более-менее приличное мужское население нашей больницы. От чего она там лечилась - я тогда понятия не имел. По-моему никого здоровее, я еще не встречал в своей жизни.
- Привет! Что читаем? - сказала она, придав голосу вопросительную интонацию. У нее было милое симпатичное лицо и приятный с легкой хрипотцой голос.
- Привет. Кастанеду, - как можно естественнее ответил я, показав обложку. - Не увлекаешься?
- Я читала, - охотно поддержала тему Лиля. - Странно это звучит: увлекаться Кастанедой! Он же просто рассказывает о своем пути в жизни, его истории позволяют обычному обывателю задуматься о природе реальности, а при использовании базовых техник открыть для себя совершенно новые аспекты восприятия. Главное не помешаться на его книгах. И так вокруг него когда-то было очень много шума, и даже по сей день пытаются накопать на эту тему чего-нибудь нового, но, по-моему, без всякого толку. Для меня он просто отличный парень, вот и все.
Несмотря на устоявшееся мнение на природу блондинок, она оказалась поразительно начитанной и умной. С ней было действительно интересно разговаривать. Но в тот момент я только и мог, что смотреть на ее эффектную грудь, частично видимую в расщелившемся халате.
- Пойдем на Плешку? - просто и естественно спросила она потом. - А то сидишь тут один, скучаешь… Там и поговорим.
Но поговорить нам так и не удалось. Ни о литературе, ни о природе реальности. А вот открыть новые аспекты восприятия вполне получилось.
Когда я, совершенно измотанный, приполз потом в свою палату, оба Петровича, похоже, уже были в курсе обстоятельств моего отсутствия. Нет, никто меня не искал и не спрашивал, процедур и уколов в этот час не было. Но по заинтересованным взглядам Петровичей и по их странной молчаливости, можно было догадаться о причине. Я ничего не сказал, лег на свое место и уткнулся в Кастанеду. Наконец Николай Петрович не выдержал:
- Знаешь, с чем она тут лежит? - спросил он.
- Кто? - как можно нейтральнее переспросил я. Хотя все и так было понятно.
- С тем же, что и ты, - продолжил Петрович. - Ее привезли в коме, только лежала она без сознания всего день. А как пришла в себя, так на мужиков начала кидаться. Говорят, что даже и на баб. Утром и вечером у нее "сеанс". Про ночь не знаю, но думаю, что тоже не тоскует. Хотя у нее вполне качественный муж есть, каждый день к ней приходит, гостинцы приносит. В отдельную палату ее перевели. Ты там поаккуратнее с ней, мало ли с кем она до тебя… Или резинки что ли прикупи внизу. В вестибюле аптечный киоск есть…
С Лилей мы встречались еще несколько раз, хотя слова Петровича я запомнил.
Но обошлось.
Вообще-то больничная жизнь не балует особым разнообразием.
Меня еще долго водили на процедуры, делали уколы, и ко дню выписки я был относительно свеж, и практически здоров. Больше всего меня тогда радовало, что я навсегда расстанусь со своими соседями по палате. Эта больница, эти Петровичи со своими разговорами меня достали уже сверх всякой меры.
- Зайдите ко мне после обхода, - сказал как-то утром мой врач. - Ваш выписной эпикриз почти готов. Я передам документы, и можете быть свободны. Свои вещи возьмете потом внизу из хранения.
Кабинет заведующего отделением - вообще-то закрытое для больных место. Сюда попадают только по личному приглашению врача, а он пригласит обязательно, но только при поступлении или перед выпиской. Однако своего поступления сюда я не помнил, и сильно сомневался, что меня приглашали куда-либо.
Когда я вошел в кабинет, врач что-то лихо набивал на компьютере.
- Присаживайтесь, я уже заканчиваю, - сказал доктор. К слову сказать, он был действительно доктор. Медицинских наук.
- Доктор, у меня один вопрос… - сказал я, когда врач прекратил свои манипуляции с клавиатурой, и молча посмотрел на меня.
- Один - это хорошо. Вас что-то беспокоит?
- Да… Я не знаю, как объяснить, но до того, как я очнулся в реанимации, со мной происходили разные странные вещи и удивительные события…
- Конечно странные! Вы столько времени пролежали без сознания! - рассеянно произнес хозяин кабинета.
- Это все так, но я был в каком-то другом мире, - уточнил я. - Я там жил, действовал, и много чего видел.
- Интересно. Рассказывайте, я вас внимательно слушаю, - вдруг оживился врач. От прежней незаинтересованности не осталось и следа.
- Вообще-то я специалист по программным разработкам и тружусь в фирме, производящей компьютерное программное обеспечение и его экспертизу. Все началось с того, что меня пригласил к себе начальник…
Я поведал все, что помнил, и как себе представлял, начиная с получения задания. Я умолчал лишь о тех вещах, о которых врачу знать было необязательно. Рассказ получился долгим. Иногда врач перебивал меня, уточняя некоторые моменты и отдельные детали, но в основном слушал внимательно и с интересом. Когда я закончил, он некоторое время молчал, а потом произнес: