- Ладно, пока оставим. А где можно посмотреть на работы Петерсона?
- У меня была большая подборка фотографий. Но недавно мой компьютер испортился, все стерлось. А так - есть альбомы, каталоги выставок, еще можете посмотреть в Интернете. Да, совсем забыл, его работы, вернее, копии, в качестве украшения имеются в магазине "Экстрим-Экспресс".
- А где можно купить черепа?
- Вы имеете в виду - настоящие человеческие черепа? Не знаю, но только не на кладбище. Сейчас за это сажают. Есть, правда, еще и "черный рынок", где продается все. Можно - у "черных копателей". Попробуйте в анатомичке… Но это - все не то. Только время впустую потеряете.
В субботу в середине дня я уже была в магазине с дурацким названием - "Экстрим-Экспресс". Огромный магазин, в котором продается все для спорта, туризма и активного отдыха. На третьем этаже в коридоре по стенам развешаны очень оригинальные картины, и я в них сразу узнала работы Петерсона, которые мне, впрочем, так толком и не удалось достаточно хорошо рассмотреть. Страшная жуть. Куча интересных штуковин, которые я могла бы разглядывать целый день, если бы меня оттуда не выставили продавцы.
- Девушка, вы что-нибудь выбрали?
- Нет, я просто смотрю.
- Тогда проходите, вы здесь уже целый час.
Вот блин! Да какое вам дело, сколько я уже здесь? Я что, много вашего кислорода потребляю? Клиентов отпугиваю? Или выгляжу подозрительно? Не стала спорить и утруждать себя дополнительными усилиями, а молча взяла и ушла. Надо будет еще как-нибудь съездить в этот чертов магазин.
Мне нужно было поправить настроение и отвлечься от всех этих черепов и антропологов. Вся эта история приобретала все более и более нехорошую окраску. Поэтому я отправилась в "Джон Булл Паб" смущать мужиков. Люблю я это занятие - отвлекает от повседневных забот, а "Джон Булл Паб" - мое любимое заведение.
По замыслу хозяев, "Джон Булл Паб" на Красной Пресне - маленькая, уютная и теплая частичка Англии, достойное продолжение лучших традиций английского гражданина. Это, собственно, не паб, а скорее ресторан - интерьер выдержан в традиционном английском стиле, но для большего комфорта и уюта задуман как логическое продолжение самого дома: ковры, старинные картины и фотографии, столы из дуба, тяжелые портьеры и уютные диваны.
Сяду вот так вечером в этом "пабе", выберу себе в качестве жертвы какого-нибудь солидно выглядящего дядечку, сидящего за столиком, одного-одинешенького, и начинаю на него пялиться, посылать ему воздушные поцелуи и всячески демонстрирую ему свое пристальное внимание. Можно и двух или даже трех таких дядечек, только чтобы каждый был солидный и сидел за отдельным столиком и пребывал в гордом одиночестве. Так прикольно - сначала дядечки тушуются и прячутся за газеткой, потом смущаются, потом краснеют, в общем, чувствуют себя крайне неудобно. Смешно так. Главное только выбрать дядечку поприличнее и посимпатичнее, на случай, если он окажется без комплексов и решит все-таки подойти и познакомиться.
Но сегодня тут никого достойного внимания чего-то не обнаружилось. По непонятной причине ресторан перестал предлагать шотландский салат. Я его так любила… От расстройства я купила сама себе в подарок парфюм "Axis". Такой розовый, а на дне шарики гремят. А запах нежный-нежный. Продавщица сказала, "хороший выбор, это модный, современный аромат". Дизайн упаковки выполнен в виде автомобильного газового фильтра - мне нравится. На витрине увидела, что от той же фирмы есть и мужской аромат, так он называется - "Октан". Его флакон сделан в форме карбюратора.
По дороге домой проезжала рекламный щит некоего развлекательного центра. Сауна, игровые автоматы, казино, стриптиз и все такое прочее. Все - как обычно. Но особенно впечатлил телефон с припиской - "служба доставки". Интересно, что это они обещают доставить?! Игровой автомат? Сауну? Или все-таки веселых девочек?
13
В истории цивилизации есть целые города, построенные на костях. Например, Комсомольск-на-Амуре. А есть и музеи костей, и одному из них - Донецкому (прежде Сталинскому) - сейчас исполнилось бы семьдесят два года. Исполнилось бы, если бы не сгорел он дотла во время фашистской оккупации. А может, сгорел, но не дотла? Может, экспонаты остались, хотя бы частично?
В тридцатые годы на нашу страну обрушился чудовищный голод, инспирированный Сталинским государством. О том периоде мне рассказывала еще моя бабушка. С ее слов я знаю, что такое голодомор и голодный психоз…
Я перелопатила кучу информации, перелазила весь Рунет, и мне удалось найти живых свидетелей тех времен - их осталось совсем немного, всего горстка. Но мне нужны были те, кто имел непосредственное отношение к музею. И я нашла. Собственно, все поиски я проводила из Москвы и в Донецк прибыла с готовыми адресами и с договоренностью о встрече. Мне было известно два адреса в Донецке. Первый - улица Фабрициуса, 44, и второй - улица Лабутенко, 16.
В столице Донбасса - украинском городе Донецке - я планировала провести всего один полный день. Вечером прилетела, весь день в городе, а на другой день утром у меня уже был билет на московский рейс. Летела из Домодедова, маленьким самолетиком Як-42 - человек сто в салоне, в ряду шесть кресел, экипаж из двух человек. Оказалось, что до Донецка из Москвы всего один рейс, причем крайне неудобный - 20:05. О поезде я даже думать не хотела. Курский или Павелецкий вокзал, Южная дорога, почти сутки в вагоне - нет, увольте от такого наслаждения. Полдня пропадает, и в ту, и в другую сторону. А тут - из Домодедова всего час сорок пять лету. Но зато встала проблема ночлега - как удалось выяснить, в Донецке всего шестнадцать гостиниц. Причем приличных из них только три - "Великобритания", "Динамо" и "Донбасс". Ну, "Донбасс" - это понятно, но при чем тут "Великобритания" и "Динамо"? В аэропорту я быстро поймала такси (вернее - это меня поймал таксист), и мы стремительно доехали до гостиницы "Динамо" (ул. Отечественная, дом 10).
Самой престижной была, конечно, "Великобритания", но туда я решила не соваться - что-то мне подсказало, что именно так и надо поступить, тем более что и в "Динамо" я могла заказать номер с санузлом и горячей водой. Вопреки названию, меня там не продинамили, и я, добравшись до своего номера, сразу залезла в ванну. Запах шампуня от облака пены над горячей водой заставил расслабиться и улыбнуться при воспоминании о таксисте. Такой сильный, такой не похожий на тех, кого я привыкла видеть рядом с собой. Его взгляд - он так на меня смотрел! Б-р-р-р. Пора вылезать и нырять в постель.
Утром город показался мне каким-то неопрятным, неухоженным. Люди хмурые, с тяжелыми взглядами и у большинства - неизгладимая печать социализма на лице. На улицах множество старых советских автомобилей, то и дело звучат забытые слова - "рафик", "частник", "горисполком". До улицы Лабутенко, дом 16, я добиралась долго. Сначала мне дали совершенно неверный маршрут, и я проплутала.
Когда я наконец нашла нужный адрес - в доме шли похороны. Я почти не удивилась, узнав, что хоронят нужного мне человека…
Второй адрес я отыскала быстро - помогла моя фальшивая журналистская карточка. Корреспондент российского издания вызывал уважение - в Донецке много русских, везде слышится русский говор. Как и в Москве, здесь многие уже не представляют передвижения по городу без микроавтобусов, работающих в режиме "маршрутного такси". За одну гривну (что-то около шести рублей) они в состоянии за полчаса домчать из центра города до отдаленной окраины. Пассажиру нужно немного: быстро, комфортно и недорого добраться до места назначения. Скажем, в направлении микрорайона Текстильщик действуют как минимум три маршрута: 12, 76, 42. Причем первые два практически дублируются: микроавтобусы на конечной станции подолгу выстаивают в ожидании своей очереди и пассажиров. В то же время заметна явная нехватка транспорта по направлению к железнодорожному вокзалу, автовокзалу и аэропорту.
Но я отвлеклась.
Моей собеседницей была доцент кафедры нормальной анатомии Мария Тарасовна Сергиенко. У нее размеренная, правильная русская речь, которую уже нечасто встретишь не то что в Москве, но даже и в Петербурге.
- Я пишу статью про известного советского анатома, профессора Владимира Петровича Воробьева, - бесцеремонно лгала я, и мне почему-то было стыдно.
- Да, как же, вы мне звонили.
- Вот. И я собираю материал обо всех, кто его знал, видел и помнит.
- О, я хорошо помню Владимира Петровича! Это был очень высокий, импозантный человек в пенсне.
- А вы тогда знали, что он вместе с Борисом Збарским бальзамировал тело Ленина?
- Ну конечно! Он этого никогда и не скрывал. На нашей кафедре я видела его всего лишь несколько раз, но мне он навсегда запомнился. Сегодня уже мало кто помнит, что Воробьев был первым заведующим кафедрой нормальной анатомии Сталинского мединститута. Первые три месяца Воробьев сам заведовал нашей кафедрой. Ну, как заведовал… Чисто формально. В нашем городе, а тогда он назывался Сталино, Воробьев бывал наездами. И лишь несколько месяцев спустя на должность завкафедрой он рекомендовал своего аспиранта, человека незаурядного, и кафедра перешла к нему. В октябре тридцатого года по инициативе Владимира Петровича на кафедре приступили к формированию коллекции Фундаментального музея, цель которого была сугубо научная.
- А почему музей Фундаментальный?
- Потому что для нашего института он был основным. Он базировался на фундаментальных теоретических науках, в том числе, конечно, на анатомии. А еще, наверное, потому, что скелет - основа человека. Иными словами, фундамент. Но он не под нами, в привычном понимании, он - внутри. Тогда мне было восемнадцать лет, я училась на втором курсе, и нас, студентов, часто брали в область. Мы делали какие-то прививки, какие, сейчас уже и не припомню. И, знаете, были села, где уже вовсе не осталось людей. Там над сельсоветами вывешивали черные флаги. Я сама видела несколько трупов. Помню, нам еще говорили держаться за старших.
- Почему?
- А мало ли что могло случиться. Ведь нас могли убить и съесть.
- Ужас…
- Да, ужас. Это был тридцатый год… Мор выкашивал целые селения. "Оголодавшие", а их называли именно так, бросая дома и немудреное имущество, тянулись в город, пытаясь выжить хотя бы там. Это заканчивалось тем, что истощенные люди умирали прямо на улицах. Именно тогда "с целью недопущения эпидемии" был издан секретный указ. Во исполнение этого указа, ежедневно, в предрассветный час, несколько "труповозок" сквозь узкие ворота въезжали на территорию нашего института - сейчас там городская больница. Два сотрудника морга сгружали истощенные тела - их укладывали на носилки, а иногда и просто брали за руки-ноги. Об этом мало кто знал, даже из институтских сотрудников, но неизбежный процесс разложения происходил на крыше здания морга, куда и доставлялись человеческие останки. Морг работал на пределе. Трупы подвергались обработке: вывариванию, очистке от мягких тканей, а затем в специальных растворах кости и черепа отбеливались, и готовые скелеты помещались в нумерованные ящики. Музей пополнялся ежедневно. Это была большая комната на втором этаже, доверху заставленная ящиками. Ящики были метровой длины. И в каждом - целый человек. Точнее, его череп и кости. При жизни эти люди носили имена и фамилии, а скелеты шли под номерами. Идентифицировать их, говоря протокольным языком, уже не представлялось возможным. Да, и еще: ящики с останками мужчин и женщин помечались соответствующими знаками. Мы не испытывали дефицита в материале - его было предостаточно. Через короткое время коллекция Фундаментального насчитывала около двухсот восьмидесяти таких ящиков, а по сути - гробов. Только одних черепов там было свыше тысячи. Из тех черепов, в общем-то, ничего не осталось. Сгорело все…
- А кто еще с вами работал? С кем можно поговорить?
- Я, наверно, последняя из тех, кто знал и помнит довоенный музей…
Да, это был ложный путь. Донецкий музей костей действительно сгорел, и его фонды были утрачены навсегда.
По дороге в гостиницу купила пива и жратвы на вечер, но самым большим моим желанием после долгого и напряженного дня было помыться. Как только вернулась в номер, сразу включила воду, быстро скинула с себя одежду и полезла под душ. Какое удовольствие оказаться под струями теплой ласковой воды! Я закрыла глаза и полностью отдалась этому блаженству.
В номере оказался бесплатный телек - "Funai", и там вполне недурственно принимались российские каналы. Я уже давно не смотрела говорящий ящик, а тут - включила. На экране мелькали клипы со всевозможной попсой, ритмично ноющей без слуха и голоса, прыгающей и дрыгающей тем, что обычно мешает танцорам. Снизу шли поздравительные и заказные титры, один из которых гласил: "Спасибо нашей службе доверия! Сегодня ночью я узнал, как прекрасна жизнь! Несостоявшийся самоубийца".
Стала переключать каналы, ища хоть что-нибудь. Что-нибудь более приятное. Вы знаете, что такое злая ирония? Чувство юмора просто необходимо для выживания у телевизора. Как правильно заметил Виктор Пелевин: "На первом этапе ты смотришь телевизор с включенным звуком. Потом звук отключаешь. Потом переворачиваешь ящик вверх тормашками".
О, нашла. Наши новости.
Доброй традицией телевизионщиков стало показывать рабочие встречи Президента и разнообразных министров. Солидные дядьки обсуждают солидные дела: Лесной кодекс, темп роста инфляции, жилищную реформу. На рядовых граждан такие загадочные слова действуют с таким же эффектом, как пророчество дельфийского оракула на древних греков. Срабатывает комплекс "авторитетного мнения того, кто выше тебя". И не важно, что этот человек говорит - если говорит, значит, так правильно, так надо, так все и должно быть.
По-моему, необходимо создать дополнительные телеканалы: канал, где транслируют заседание Правительства, канал, где передают заседание Думы, рабочие встречи Президента. Трансляция от и до, а не трехминутное цирковое представление господина Президента и министра экономики или экологии.
Языческий праздник Широкой Масленицы - торжество пьянства, обжорства и веселья - как всегда неожиданно резко сменился Великим Постом. По телевизору с умилением рассказывали, как вкусна и прекрасна постная кухня Белого дома и Госдумы. Делались многозначительные намеки на "постящихся вице-премьеров". Врачи-диетологи повествовали о пользе поста для снижения уровня холестерина в крови. Все это напоминает поиск компромисса между вынужденным и неизбежным, приятным и полезным. Вспомнилось "социалистическое" детство - первое мая, седьмое ноября, обязаловки и демонстрации. Плакаты, стенгазеты и лозунги. Лозунги не любили и над ними смеялись, но у взрослых был повод выпить. Или пионерия и комсомол: это не только неизбежное - промывание мозгов; но и приятное - дискотеки, костры, сборы, походы и групповуха в палатке. Творившееся на сборах я описывать не буду, ибо бардак класса "бордель" описанию обычно не поддается. И о замыслах наших можно сказать многое… и лучше все-таки сказать, потому как напечатать это нельзя. И многое другое малозначимое или попросту уже забытое.
Вот и сейчас приверженцы православия пытаются приспособить Великий Пост к нуждам обывателя, найти "рацио". Пост и постное питание предстают в СМИ только в виде некоего "фитнеса", диеты. "Единая Россия" в едином порыве по всем каналам уплетает осетров, своевременно подвезенных одним из региональных отделений: Великий Пост - это просто очередной "информационный повод". Пройдет еще немного времени, и мы увидим тех же самых обжиравшихся осетриной "слуг народа" в качестве "подсвечников", жмущихся поближе к церковным иерархам, стремящихся любой ценой продемонстрировать свою русскость и православность, влезть на фоне иконостаса в поле зрения телекамеры. Праздничные службы превратились в аналоги пошлых партсобраний, где все скучно и тоскливо, однако надо сидеть, пока не уйдет "главный". Народ не бог весть что знает о религии вообще и православии в частности, поэтому питается всякими суевериями и мифами о церкви и "духовной жизни". Большинство людей знают о церкви лишь то, что при входе туда дядям надо снимать шапку, а тетям нельзя входить в брюках и без платка. В ходу выражение "постная свинина", и привычка шляться на Пасху по кладбищам. Слабость и неумение церковных чиновников привели к тому, что множество "духовно некрепких" людей попали в сферу влияния неплохо организованных и хорошо управляемых религиозно-мистических организаций, растущих как грибы после дождя. И если церковь - дело привычное, то от этих "диких" фанатиков можно ждать разнообразных пакостей.
Ближе к ночи в мой двухместный номер подселили именно такую соседку. Увидев меня, она страшно взволновалась и засыпала меня какими-то глупыми фразами с вопросительной интонацией. Это оказалась сорокалетняя, говорливая старая дева с нездоровым блеском в глазах, приехавшая на съезд какой-то оккультной организации. Увидев на моей груди перевернутый кельтский крест, который я не успела спрятать под пижаму, тетка постановила, что я прибыла на то же самое сборище. Оказалось, моя новая соседка еще и проводит среди населения всякие опросы, анкетирования и тестирования. Звали ее Мария Александровна, но она сразу попросила называть ее Машей. Я через силу согласилась. Везет мне последнее время на разных Марий. После этого моя новая "подруга" засыпала меня вопросами.
- …А сколько вам лет?.. А вы замужем?.. А что вы читаете?.. А вы помогаете бедным?.. А кто вы по профессии?.. Кем вы работаете?
- Корреспондентом в газете.
- А про что пишете?
- Про секс, насилие, порнографию и маньяков-извращенцев, - сочиняла я на ходу.
- А как же ваша душа? - испугалась "Маша". - Ведь это портит вашу карму!
- Нету у меня кармы, да и души тоже нет.
- А какая у вас вера?
- Нет у меня никакой веры.
- Эт… Это как? А кому же вы тогда молитесь перед сном?
Когда мне все это окончательно надоело, я рассказала ей такой анекдот. Маленькая девочка молится на ночь и заканчивает свою вечернюю молитву такими словами: "…А еще, милый боженька, подари, пожалуйста, немножко одежды тем бедным голеньким тетенькам из журнала, который читает мой папочка".
Маша шутки не приняла, враз поскучнела, замкнулась в себе, но зато больше со мной уже ни о чем не беседовала, и я смогла спокойно уснуть.