Как бы то ни было, инцидент сослужил и хорошую службу - жена пошла на компьютерные курсы, утверждая, что женщине в конце двадцатого века, чтобы получить пристойную работу, необходимо быть на уровне современных знаний. Он не спорил, сам он считал иначе, предпочел бы видеть жену дома, воспитывающей детей, их было двое, каждый требовал особого внимания и подхода, но Фридхолм прекрасно понимал, что дома Ингрид высидит не больше недели. Так и получилось. Сейчас они виделись, пожалуй, только по воскресеньям, когда у обоих был выходной, а с детьми - Фридхолм передернул плечами, вспомнив об этом, - он не виделся почти месяц, ну да, после того воскресенья, когда им вчетвером удалось съездить в зимний лес и насобирать шишек.
Оставив машину в подземном гараже, Фридхолм поднялся на шестой этаж пешком, медленно, как советовал врач, но ни разу не остановившись, дыхание было в норме, сердце билось, как часы, а по пути он размышлял о картонном ноже и идее, пришедшей ему в голову, когда он вернулся в свой кабинет после разговора с Ландстремом. Надо найти этого американского физика, неспроста он звонил, так подсказывала интуиция, которой майор иногда доверял. Когда считал нужным.
Дома никого не было, и Фридхолм прошел в кухню, включил чайник, достал банку кофе "Платинум", ему сейчас не хотелось возиться с зернами, пусть этим занимается Ингрид, когда приедет из своей фирмы, где проводит двенадцать часов в сутки, если не все шестнадцать. Может, у жены там… Нет, глупости, она действительно тяжело работает, но только потому, что ей это нравится, ей нравится командовать двадцатью программистами, и, наверно, поэтому дома она стала вести себя гораздо спокойнее, чем прежде, она вообще перестала спорить, и Фридхолм, наконец-то, ощутил себя если не домашним деспотом, но человеком, мнение которого - это мнение хозяина, супруга, мужчины.
На автоответчике было три сообщения: два от Паулы (она сообщила сначала, что после занятий поедет к Бригитте готовиться к экзамену, а потом позвонила сообщить, что останется у нее на ночь) и одно от Свена - сын, как обычно, отправился после школы поиграть в теннис на большом корте, куда Фридхолм купил абонемент на весь год, выложив немалую, по его мнению, сумму.
Почему никто из домашних не уведомил его о своих планах, позвонив на мобильный? Он ведь мог и не вернуться так рано! Да, но тогда разве стал бы он беспокоиться о том, что ни жены, ни детей нет дома? Все верно, все правильно, но почему у него испортилось настроение? Потому, что придется, похоже, провести вечер в одиночестве или…
Он повесил костюм в шкаф, аккуратно, чтобы не пришлось потом выслушивать нотацию от Ингрид, любившей порядок в каждой мелочи, и прошел в ванную. Когда Фридхолм вернулся в кухню, чайник уже начал остывать, и пришлось налить в него новую воду. Поставив, наконец, перед собой большую чашку кофе и достав из холодильника вчерашнюю мясную запеканку, Фридхолм сделал то, что обдумывал уже третий час: позвонил в оперу и попросил к телефону заведующего реквизитом Альберта Форде. Майор помнил этого человека по вчерашним допросам: спокойный старичок лет семидесяти, крепкий на вид, но, как успел сообщить сержант Бак, пообщавшийся с молодой секретаршей из отдела кадров, Форде страдал неизлечимой болезнью суставов, причинявшей порой невыносимые страдания. А по виду не скажешь. Значит, сильный человек, умеющий держать себя в руках - в том числе и с полицией. Захочет - скажет то, что нужно, не захочет - скроет. Хотя - зачем?
- Господин Форде, - сказал Фридхолм, - это майор. У меня к вам один только вопрос, и я хочу, чтобы вы ответили на него, хорошо подумав.
- Я всегда думаю, прежде чем ответить, - ответил Форде после довольно долгой паузы, во время которой он, конечно же, обдумал каждое слово.
- Да-да… Я все о том ноже, которым был убит Хоглунд.
- Значит, вы нашли его, майор?
Что-то он слишком быстро отреагировал. Сказал, не успев подумать, вопреки собственному принципу? Или умеет думать быстро?
- Нет, - с сожалением констатировал Фридхолм. - Но я уверен, что нож все еще в театре.
На этот раз он намеренно сделал паузу, дав старику возможность сначала подумать, а потом задать наводящий вопрос.
- Но вы же провели обыск, - сказал Форде. - Ваши люди обнаружили бы и иголку, если бы на складе декораций имелся стог сена, в который ее могли бы спрятать.
- Скажите, господин Форде, - Фридхолм проигнорировал иронию, - много ли у вас бутафорского оружия? Скажем, мечей или таких же ножей, какой был в руке у ди Кампо?
- Сложный вопрос, майор, - ответил Форде после долгой паузы. - Вы хотите сказать, что убийца мог спрятать настоящее оружие внутри бутафорского?
Фридхолм не ответил.
- Но ведь ваши люди обыскивали и мой склад тоже, хорошо хоть не устроили беспорядка…
Это тоже было сказано с вопросительной интонацией, и Фридхолм опять предпочел отмолчаться. Прошла еще минута молчания, прежде чем Форде сказал:
- Двадцать четыре двуручных меча - это для вагнеровских постановок, - тридцать шесть мечей обычных, столько же щитов, тридцать семь больших кинжалов, один из которых сейчас взят вами на экспертизу. Это холодное оружие. Ружей старинных конструкций - сорок три, есть еще пять аркебуз, это для "Трубадура", и пятнадцать винтовок конца девятнадцатого века - для "Кармен". Вот, пожалуй…
- Вчера вы утверждали, что на ваш склад никто в ваше отсутствие войти не мог.
Пауза.
- И повторю это под присягой, - твердо сказал Форде. - Уверен, что никто не входил. Тем не менее, ваши люди обыскали там каждый…
- Да-да. Но ведь какое-то количество оружия было у участников спектакля? Не только тот кинжал?
- Конечно. Два ружья у стражи губернатора, два кинжала у Сэма и Тома, это заговорщики…
- Знаю. Сейчас все это оружие…
Он не стал договаривать фразу, предпочел послушать, как в голове у Форде шевелятся мысли, майору даже показалось, что он слышит в трубке тихий шорох - движение электрических зарядов между нейронами.
- Сейчас это все на своих местах, естественно.
- Ничего не пропало?
- Ничего, - твердо сказал Форде с ясно слышимой обидой в голосе.
- Хорошо, - закончил разговор Фридхолм. - Я буду у вас через… - он подсчитал в уме, сколько времени займет у него выпить кофе и съесть запеканку, а потом доехать до театра в час пик, - я буду у вас через три четверти часа. Подождите меня.
- Я никуда не ухожу, майор. Сегодня спектакль.
- Да-да, я понимаю.
Кофе успел остыть, запеканка подгорела, но зато пробок по дороге не оказалось, и Фридхолм приехал в театр на семь минут раньше, чем обещал. Форде сидел на высоком табурете в комнате, где хранилось бутафорское оружие, и занимался, похоже, личным сыском, как показалось, Фридхолму, потому что спрашивал каждого входившего и выходившего (входили и выходили постоянно - мужчины и женщины, в старинных костюмах и в джинсах, участвовавшие в спектакле, а также явно болтавшиеся без дела), не брал ли он вчера из двенадцатой ячейки кинжал средневековый, из картона, длиной двадцать три сантиметра, реквизит к опере Гаэтано Доницетти "Мария Стюарт".
Фридхолм подошел к Форде и положил руку ему на плечо.
- А, это вы, майор! - воскликнул тот. - Знаете, вы действительно оказались правы. Пока вы ехали, я посмотрел в ящиках… Я тут каждую единицу знаю, как… Так вот: одного кинжала я действительно не досчитался.
- Во-первых, господин Форде, - внушительно произнес Фридхолм, - перестаньте задавать людям вопросы, не надо пытаться выполнять работу полиции.
- Я только хотел… - начал Форде, пытаясь скинуть руку майора со своего плеча.
- Во-вторых, - продолжал Фридхолм, - почему вчера, когда я спрашивал вас о…
- Вчера все было в порядке, в том-то и дело! - старик выскользнул, наконец, из-под руки Фридхолма, отошел к двери и сделал знак "не входить" даме бальзаковского возраста, одетой в широкое фиолетовое платье с таким глубоким декольте, что под ним, казалось, разверзлась пропасть, стянутая высокими холмами.
- Вам для Багги? - спросил у дамы Форде. - Пусть придет сам.
Он закрыл дверь, повернул ключ и прислонился к притолоке.
- Вчера, - сказал он, - все оружие было на месте. Включая и то, что вернули после генеральной. Разумеется, кроме кинжала, который ваши эксперты… полагаю, нам теперь придется клеить новый.
- Ну, - нетерпеливо сказал Фридхолм. - Если кто-то взял кинжал сегодня, меня это не интере…
- Сегодня я здесь с самого утра, никто сегодня не брал ничего, чего я бы не видел и не зафиксировал в журнале, можете проверить, господин майор, если не верите мне на слово!
Гроссбух, открытый посредине, лежал на высокой конторке.
- Вы хотите сказать… - медленно проговорил Фридхолм.
- Вот именно! Ночью! Когда комната была заперта на ключ, а в театре никого не было, кроме охраны, но они тут и не ходят обычно, сидят внизу, любой может спрятаться, коридоров вон сколько, а потом прийти…
- У кого еще есть ключ?
- У меня, естественно!
- Я спросил - у кого еще?
- Дубликат висит на доске у администратора, но это расследование я уже провел вам в помощь, господин майор.
Фридхолм поморщился.
- Ночью комната администратора тоже была заперта, господин Альгерман приехал в театр в восемь с половиной, все было в порядке, и ключ от моей кунсткамеры на месте. Он и сейчас на месте, если вы захотите взглянуть.
- Вы не могли бы, господин Форде, не проводить тут самостоятельных расследований? - взорвался Фридхолм. - Я так понимаю, что, если бы сам вам не позвонил, вы так бы полиции и не сообщили о том…
- О чем, господин майор? - пожал плечами Форде, отлепился от двери, сделал несколько шагов и прислонился теперь к шкафу, где, как помнил Фридхолм, хранились алебарды старинные в количестве тридцати штук. - О чем сообщать? Что кто-то ночью украл бутафорский кинжал?
- Открыв дверь ключом - то ли вашим, то ли из комнаты администратора. А поскольку оба ключа на месте, а комната администратора не взломана… не взломана, верно?
- Нет, - мотнул головой старик.
- То кто-то, видимо, воспользовался копией, сделанной по слепку.
Фридхолм вернулся к двери, открыл, вытащил ключ из скважины и внимательно осмотрел. Ни на первый взгляд, ни на второй, пристальный, на ключе не просматривались никакие особенности, по которым можно было бы сказать, что с него снималась копия. Ни следов пластилина, ни порошка, ничего. Положив ключ на конторку рядом с гроссбухом, Фридхолм принялся осматривать замок, прекрасно понимая, что ничего увидеть не сможет, разве что кто-нибудь взламывал дверь отмычкой, но и в этом случае, если работал профессионал, увидеть следы его деятельности сможет только эксперт-криминалист, и значит, надо сейчас звонить в лабораторию, вызывать Ландстрема… и что говорить? Ах, ночью украли картонный кинжал, в точности такой, каким никак не мог быть убит несчастный Хоглунд. Да кому он сдался…
- Да кому он сдался, кинжал этот? - воскликнул Форде. - Специально подбирать ключ, ночью, рискуя попасться на глаза охране… И прятаться до утра… Нет, уму непостижимо!
- Надо было сразу мне звонить, - буркнул Фридхолм. Форде промолчал.
- Послушайте, - сказал майор, выпрямившись. Подошел к старику вплотную и посмотрел ему в глаза. Посмотрел твердо, многозначительно, с напоминанием о том, что надо, наконец, взять мозги в руки и отвечать точно, вспомнив каждую мелочь. - Послушайте, господин Форде, этот пропавший кинжал - один из тех, что позавчера участвовали в представлении "Бал-маскарада"?
- Д-да, - кивнул старик, - он был… не знаю, сейчас уже не скажешь… то ли у Сэма, то ли у Тома.
- Фамилии у них есть?
- Какие фамилии, майор? Это оперные персонажи, заговорщики! Сэм и Том - главные, а всего их шестнадцать, малый мужской хор. И кинжалов таких шестнадцать, я же вам это еще в первый вечер… Был семнадцатый, у Ренато, так вы его…
- Да, - сказал Фридхолм. - У кого конкретно был этот пропавший кинжал, вы не помните.
- Не помню? Не знаю! Откуда мне знать, они все одинаковые!
- Такие же, как у Ренато.
- В точности. Кому мог понадобиться?…
- Я вам скажу, - медленно произнес майор, продолжая разглядывать бутафора, будто он был редким экспонатом в музее восковых фигур. - Убийца заколол ди Кампо - не картонным оружием, конечно, а настоящим. Потом, перед тем, как мы начали всех обыскивать, спрятал настоящий кинжал внутрь бутафорского, своего, положенного по роли. О такой возможности мы не подумали.
- Черт побери… - пробормотал Форде, глядя в потолок, чтобы не встречаться с майором взглядом.
- Потом он вынужден был, как все, сдать кинжал вам, иначе попал бы под подозрение, верно? Но он понимал, что рано или поздно настоящий кинжал обнаружат… а на нем, возможно, следы крови… у него наверняка не было ни времени, ни возможности их смыть… Вот почему на следующую ночь…
- Черт побери! - повторил Форде. Он вторично ускользнул от Фридхолма и на этот раз забился в угол между двумя шкафами, здесь стоялое узкое кожаное кресло, где, похоже, начальник бутафории отдыхал, пока актеры на сцене использовали его экспонаты по назначению.
- И если бы вы сообщили мне сразу, как только обнаружили пропажу…
- Нет, господин майор, что-то мне в вашей версии…
- Я не собираюсь обсуждать с вами версию, я лишь прошу сообщать мне обо всем, что происходит с вашими вещами.
- Ах, - пробормотал Форде, так и не сумев выйти из образа проницательного детектива, самостоятельно раскрывающего страшное преступление, - значит, убийца может прийти опять, чтобы положить кинжал на место?
- Вряд ли, - коротко сказал Фридхолм.
- Нет, почему же! Вытащит нож… Наверно, давно уже вытащил, прошло столько времени…
- Вот именно!
- Да, десятки людей входили в театр и выходили. Но он же не бросит кинжал где-то в коридоре, он вернет его сюда, чтобы…
- Он мог взять кинжал с собой, сегодня ведь никого не проверяли, по крайней мере, на выходе, и выбросить в какой-нибудь мусорный ящик.
- Что-то здесь не так, - бормотал старик, - что-то не так, господин майор…
- Естественно, не так. И не что-то, а то, как вы храните свой ключ. Вы не носите его все время с собой? На шее, например.
Иронию в голосе майора Форде или не расслышал, или не пожелал понять.
- Нет, - сказал он. - Не ношу.
- Где же вы его храните?
- Господи, майор, ну кому, когда и зачем могло прийти в голову красть это старое, никому не нужное…
- Так где же?
- На щите.
- На щите? - удивился Фридхолм. - Каком щите?
- Пожарный щит, - объяснил Форде. - Напротив комнаты, вы его видели, там дверца из металла. Никогда не запирается, естественно, чтобы, если пожар… Когда я здесь, то ключ всегда со мной, а когда ухожу, то кладу на щит, не внутрь, мало ли, если вдруг возгорание… Сверху, на крышку, она довольно высоко, и не всякий увидит.
- Но все знали?
- Господи, кому нужно это старое…
- Это я уже слышал, - сухо сказал майор. Он думал о том, что сейчас можно сделать. Собственно, ничего. Ясно, что убийца - кто-то из работников театра. Маловероятно, чтобы кто-то из зрителей. Хотя, почему нет? Какой-нибудь завсегдатай, часто приходивший за кулисы, мог знать о том, где лежит ключ от комнаты господина Форде. Не исключено даже, что именно узнав это, убийца решился на свое преступление, заранее, конечно, все продумав. Он должен был знать, вонзая настоящий кинжал в спину итальянского тенора, что в следующий момент спрячет свое оружие в оружии бутафорском, чтобы потом, сутки спустя…
Чушь. Пропавший кинжал был, судя по словам Форде, у кого-то из участников позавчерашнего прогона. Том, Сэм или кто-то еще. Значит, именно этот человек должен был быть убийцей. Только у него было время (и место, это тоже важно!) в суматохе, возникшей на месте преступления, вскрыть свой кинжал, вложить внутрь настоящий, заклеить щель и затем вернуть (вот самообладание!) Форде, чтобы ни у кого не возникло сомнений в том, что… Но сомнение должно было возникнуть, ведь…
- Послушайте, господин Форде, - медленно произнес Фридхолм. - Вы только что сказали: что-то здесь не так. Что? Хотите, я вам подскажу? Когда после спектакля хористы возвращали оружие, один из кинжалов показался вам слишком тяжелым. Но была паника, все торопились, вы думали в тот момент совершенно о другом и не обратили внимания. Сейчас вы об этом вспомнили, но тоже не можете сказать уверенно… Может, так и было, а может, это вам сейчас начало казаться. Так?
- Нет, - решительно сказал Форде. - Вовсе нет, майор. Я, конечно, не могу утверждать это под присягой. Но позавчера… нет, мне вовсе не показалось, что один кинжал был тяжелее прочих. То есть, я не скажу, что этого быть не могло, но… Нет, я совсем не это имел в виду.
- Тогда что же? - разочарованно спросил майор.
- Если бы я вспомнил… Нет, что-то было совсем недавно… Что-то, связанное с ключом. Мы ведь о ключе в этот момент говорили…
- Нет, не о ключе, - терпеливо сказал Фридхолм. - Мы говорили о том, что вор, он же убийца, мог сегодня вынести из театра украденный кинжал и выбросить его в…
- Да! Ну, конечно! Вспомнил. Этому негодяю не нужно было выносить кинжал из театра, вот что я хочу сказать! Сегодня утром увезли мусор… Мусор вывозят каждые три дня… точнее, дважды в неделю. Во внутренний двор въезжает мусоровоз, уборщики собирают мусор по всему театру в большие пластиковые мешки, а мусорные баки стоят во дворе, и когда приезжает машина, их опустошают.
- Вряд ли убийца выбросил кинжал в одну из мусорных корзин в театре, - покачал головой Фридхолм. - Большая вероятность, что…
- Зачем обязательно в театре? Он украл кинжал ночью, верно? Или рано утром? Машина пришла в начале восьмого. Он мог выйти во двор, бросить кинжал прямо в кузов… нет, это слишком высоко, мог не добросить или вообще попасться на глаза, попался бы обязательно… а вот спокойно опустить кинжал в один из больших баков, которые как раз собирались опорожнить… несколько минут - и все!
- Да, - вынужден был согласиться майор, - это возможно.
- Но это значит, - неожиданно округлил глаза Форде, до которого только теперь дошло, что своими показаниями он определенно обвиняет в убийстве кого-то из тех, с кем каждый день здоровался и кому, возможно, даже пожимал руку позавчера вечером, ту самую руку, которая буквально за несколько минут до того вонзила настоящий, а не бутафорский кинжал в спину живому человеку.
- Послушайте, майор, - у Форде неожиданно пропал голос, и он заговорил хриплым шепотом, - но тогда получается, что… что…
- Договаривайте, - сказал Фридхолм. - Вы, наконец, поняли? Убийца - один из тех шестнадцати хористов, у кого был в тот вечер не только свой кинжал, принесенный с собой, но и ваш, бутафорский, куда можно было спрятать настоящий.
- Но это все достойные люди!
- Конечно. Макбет тоже был достойным человеком, пока не взял в руки кинжал.
Интересно, - подумал майор, - отчего это меня понесло на классику? Может, место тут такое, что навевает? К тому же, у Макбета были совершенно иные причины. Что значит - иные? А какие причины были у убийцы Хоглунда? Уж точно не желание занять королевский трон!