На тихом перекрестке - Кублицкая Инна Валерьевна 11 стр.


- В "Принце Альберте"… - горько повторила дама. - В таком вот виде?

Она приподняла вуаль. Света в ложе было мало, но Мартену хватило, чтобы убедиться в своих подозрениях: на лице дамы действительно были заметны синяки и ссадины.

Но главное - он узнал эту даму! Это была великая Анна-Эванжелина, звезда синематографа! И как раз на днях все газеты Европы трубили, что Анна-Эванжелина попала в автомобильную аварию; серьезных повреждений она не получила, но красивой женщине порой кажется, что лучше сломать ногу, чем оцарапать шею или сковырнуть ноготь.

Для Мартена вид синяков на женском лице не был внове, и, поужасавшись для виду, он сказал участливо:

- Не огорчайтесь. Немножко грима - и этого ужаса не будет видно вовсе. Уверяю вас!

- О боже! Да на мне уже столько пудры! - возразила Анна-Эванжелина.

- Пудра - это ничто! - горячо заверил ее Мартен. И с поклоном предложил: - Если вы не будете против, то я вызовусь вам помочь. Может быть, мы придумаем что-нибудь…

Почему Анна-Эванжелина согласилась пойти с ним? Что сыграло свою роль: любезный разговор, хорошая одежда или удивительная мальчишеская улыбка неизвестного ей кавалера? А может, несмелая надежда, что этот молодой человек в силах сотворить чудо?.. Как бы то ни было, но великая Анна-Эванжелина ухватилась за протянутую ей соломинку. И нисколько не пожалела об этом.

Тем более что Мартен позаботился о том, чтобы у великой Анны-Эванжелины не зародилось и тени подозрения относительно его намерений - в самом деле, не могла же звезда синематографа пойти куда-то невесть с кем?

- Вы простите, если я оставлю вас на минутку? - сказал он, будто не замечая ее колебаний. - Я здесь с сестрой и, если вы позволите, сейчас я позову ее.

Анна-Эванжелина улыбнулась и отпустила.

На его счастье, еще раньше Мартен заметил в зале одну из знакомых девиц. На проститутку, кем она была на самом деле, девушка не была похожа ни одеждой, ни поведением - лицо ее выглядело свежим и задорным, и, что весьма было ценно, она умела не теряться в затруднительных положениях. Звали девушку Кириена.

Мартен пробрался к Кириене, сунул в руку банкноту и шепотом быстро объяснил, что ей придется разыграть роль его сестры.

- Кого ты собираешься обжулить, красавчик? - спросила Кириена, вставая с места.

- Поскромней! - осадил Мартен. - Это тебе не лопухов на личико ловить.

- Ты хочешь кого-то разыграть, Мартен? - быстро сориентировалась девица.

- Уже лучше, - похвалил Мартен, ведя ее по проходу. - Пока никого. Главное, не забывай, что ты моя сестра.

- А какая у нас фамилия? - полюбопытствовала Кириена.

Мартен на мгновение задумался.

- Саба, - сказал он. - Мартен и Кириена Саба. Подходит?

- Саба? - попробовала она фамилию на вкус. - Почему бы не взять фамилию позвучнее?

- Например, Беллас де Карайи вад Лисакас? - спросил Мартен.

Они рассмеялись.

- Разрешите представить вам мою сестру, Кириену, - поклонился Мартен, галантно открыв перед самозванкой дверь в ложу Анны-Эванжелины.

Кириена, не ожидавшая такого, во все глаза уставилась на великую актрису и робко повторила свое имя.

- Но я еще не знаю, как зовут вас, молодой человек, - заметила приободрившаяся Анна-Эванжелина.

Мартен очень натурально смутился.

- Ах, простите. Мы здесь провинциалы… Мартен Саба, - представился он, чуть склонив голову.

Они покинули театр и, пройдя полквартала, оказались в квартире Мартена - скромной по меркам европейской знаменитости, но вполне приличной и аккуратной даже на ее взгляд.

Кириена, которая уже не раз бывала здесь, деловито, как будто была хозяйкой, зажгла газовый рожок и пригласила гостью в гостиную. Она назвала комнату как-то по-деревенски: "зало", и великая актриса, умиленная этой простотой, уже не обратила внимания на то, что в убранстве квартиры не чувствуется женской руки.

Кириена помогла актрисе смыть грим и непритворно охала и ахала, разглядывая синяки и ссадины. Мартен тем временем разложил на столе свой гримировальный набор.

Какое будет освещение в "Принце Альберте", Мартен знал и, исходя из этого, начал работу. Анна-Эванжелина не видела, что делает ее спаситель - он потребовал, чтобы глаза ее были закрыты, да и зеркала не предложил, - и она подчинилась его властной деловитости.

Когда Мартен занялся ее ресницами, он, наконец, послал Кириену за зеркалом, и Анна-Эванжелина увидела свое преображенное лицо. Она ахнула. Потом пригляделась - следов аварии как не бывало! Правда, когда Анна-Эванжелина захотела потрогать щеку, где еще час назад лиловел обширный синяк, из-за которого ей трудно было говорить, Мартен предупредительно перехватил ее руку.

- О, умоляю вас, только не прикасайтесь! - И велел "сестре" помочь даме поправить прическу.

Кириена засигналила ему из-за спины клиентки: что ты, мол, родной, ведь у тебя же нет обыкновенных щипцов для завивки! Тогда Мартен, поняв, что Кириена ничем помочь не может, присмотрелся к слегка растрепавшейся прическе актрисы и решительно стал переставлять гребни и заколки сам.

Анна-Эванжелина с интересом следила за тем, как ее растрепанная прическа превращается в нечто нетрадиционное, но очень привлекательное, так что, закончив, Мартен сам поразился тому, что удалось ему сделать.

- Эта прическа к фильму "Персидская княжна"! - воскликнула восхищенная Анна-Эванжелина.

Мартен, придя к выводу, что плоды его усилий выглядят вовсе не плачевно, сказал:

- Вы позволите проводить вас до "Принца Альберта"?

Анна-Эванжелина, конечно, не смогла отказать своему спасителю. Мартен водрузил на голову шляпу, взял трость и предложил руку великой актрисе.

В наемном фиакре они подъехали к гостинице. "Принц Альберт" по случаю приема сиял огнями; из распахнутых дверей доносилась музыка, фланировали богато одетые пары.

- Вы не зайдете? - вежливо спросила Анна-Эванжелина, когда Мартен помог ей выйти из экипажа, но от внимательного взгляда Мартена не ускользнуло, что великая актриса как будто невзначай окинула взглядом его скромный костюм, явно не подходящий к случаю; поэтому, внутренне усмехнувшись, он развел руками:

- Увы, я не могу сопровождать вас.

Анна-Эванжелина облегченно вздохнула, но тут же встрепенулась:

- Но вы придете ко мне завтра? - она обворожительно улыбнулась. - Ведь я и завтра хочу выглядеть красивой!

- Непременно зайду, - с поклоном ответил Мартен.

- Около одиннадцати, - попросила Анна-Эванжелина. - Я запомнила ваше имя, Мартен Саба.

Мартен еще раз поклонился и поцеловал поданную ему руку. Великая актриса благосклонно приняла его почтительность и направилась к дверям отеля.

Анна-Эванжелина… Живая легенда, "Сара Бернар из Северингии", "Звезда Корисы"… Восходящая звезда мирового экрана… Подумать только, еще год назад никто не знал этого имени, а теперь ее опьяняющая красота известна всему миру, всему цивилизованному миру, миру, который увлекся новым кумиром - синематографом. Еще три года назад казалось, что кино - это не более чем низкое, балаганное зрелище, что интерес к нему начал угасать, что возможности "движущейся фотографии" исчерпаны. Людям надоели незатейливые сцены прибытия поездов на вокзалы и простенькие инсценировки с садовыми шлангами, надоели бесконечные бытовые сценки - люди привыкли к тому, что можно воспроизвести движущееся изображение. И вдруг северингийские предприниматели отец и сын Готорны начали производство кинодрам.

Зрители с искренним удовольствием восприняли новое зрелище; бурные страсти, адюльтеры, немыслимые приключения захватили даже высшие слои общества. И немалую долю в шумном успехе кинодрам сыграла роковая красота Анны-Эванжелины, ее удивительное трагическое лицо потрясло всю Европу.

Почти сразу же начали возникать киностудии, где снимали бесчисленные подражания; эпидемия кинодрам переметнулась и в Америку.

Но первыми были фильмы "Готорн синема", фильмы, в которых играла Анна-Эванжелина.

Размышляя о случае, столкнувшем его с актрисой, Мартен Дюпон вернулся домой. В кухне горел свет. Мартен было по привычке насторожился, но вспомнил о Кириене. Когда Мартен вошел, она варила кофе на спиртовке; на столе лежала книжка.

- Хорошо, что ты не ушла, - проговорил Мартен, снимая в прихожей пальто и шляпу. - Завтра я подыщу квартиру поприличней, и мы переселимся. Добропорядочные люди в такой дыре не живут!

- Ты собрался ограбить Анну-Эванжелину? - вдруг фурией набросилась на него Кириена.

- Боже мой, сестренка! - воскликнул Мартен. - Ну, ограблю я эту даму, что в этом плохого?

- Послушай, красавчик, - зашипела "сестренка", - если ты сделаешь это, я убью тебя!

- Да не собираюсь я ее грабить! - смеясь, сказал Мартен. - У меня на нее другие виды.

Мартен уже давно присматривался к дому в Принц-Алекс-парке и теперь, когда появилась реальная возможность войти в респектабельное общество, решил, что пришла пора его купить. Поэтому с утра он заглянул к владельцу договориться о продаже. Потом направился к Анне-Эванжелине и около получаса поджидал, пока она проснется; впрочем, он не стал бы жаловаться, что эти полчаса он провел скучно. Прислуга была предупреждена и приняла его подобающим образом; Мартену подали кофе в той же гостиной, где точно так же, с кофе и газетой, ждал хозяйку дома сам Готорн-отец, который, надо заметить, был еще далеко не дряхл, и его такое раннее появление в этом доме могло послужить поводом для светских сплетен (впрочем, их было в достатке и без того).

Сначала ранние гости обменялись ничего не значащими дежурными фразами о политической обстановке, мельком коснулись дамских разорительных мод и незаметно перешли к обсуждению узкосинематографических вопросов. Когда Мартен позволил себе раскритиковать грим и костюмы актеров, Готорн поначалу слушал его снисходительно, но вскоре доводы Мартена стали задевать его, он отложил газету и с азартом принялся опровергать аргументы молодого синемана.

В самый разгар дискуссии, когда Мартен излагал экспромтом теорию синематографического грима, появилась служанка и пригласила его в будуар к хозяйке, что заставило Готорна удивленно поднять брови. Впрочем, вернувшаяся тут же служанка успокоила мэтра, объяснив, что Мартен всего лишь новый гример Анны-Эванжелины.

Ни одна красивая женщина не обидит невниманием человека, от которого зависит ее внешность. Правда, Анна-Эванжелина не стала бы приглашать на свои вечера, например, своего парикмахера или модистку, у которой шила платья, - парикмахер был слишком угодлив, а модистку, неряшливую толстуху с отменным вкусом и необузданной фантазией, было вообще опасно приглашать в приличное общество: она критиковала туалеты присутствующих дам во всеуслышание и не выбирая выражений.

Другое дело - Мартен Саба. Ей сразу понравились его манера держать себя, его бесстрастность и сдержанная вежливость. Так что вряд ли от него можно было ожидать каких-нибудь экстравагантных выходок. Поэтому, желая польстить его самолюбию, она решила принимать его как равного, ничуть не хуже прочих своих гостей.

Однако главным для нее все равно было привести себя в порядок, что Мартен, естественно, понимал и против чего не возражал.

Приступая к работе, он сразу предупредил, что при свете дня следы аварии все же будут заметны, но постарался успокоить Анну-Эванжелину:

- Если вы не будете смущаться, синяков никто и не заметит.

- Но их видно, видно! - капризно простонала Анна-Эванжелина, глядя на себя в зеркало, когда он завершил работу над ее лицом.

- Больше накладывать грим нельзя, - покачал головой Мартен. - Лицо станет похожим на маску.

- О-о!..

- Какое вы будете надевать платье? - спросил Мартен. - Попробуем сыграть на оттенках. А завершим композицию шляпкой!

Втроем - третьей была горничная - они добрых полчаса перебирали обширный гардероб кинозвезды. Несколько платьев удостоились пристального внимания Мартена; он придирчиво рассматривал их.

- Вот это? - робко спросила Анна-Эванжелина, указывая на платье, которое, как ей показалось, очень ей шло. Мартен разглядывал его особенно придирчиво.

- Нет, - возразил молодой человек. - Оно, пожалуй, грубовато. Лучше это, - предложил он. - А я, чтобы не мешать, пока побуду в гостиной.

Он вышел в гостиную, где к старшему Готорну присоединились еще двое: взъерошенный сценарист и томного вида юноша - наверное, партнер Анны-Эванжелины по следующему фильму. Представленный новым гостям как "новый гример нашей милой Аннет и завзятый синемафоб", Мартен с полчаса поддерживал свое второе реноме беззлобными подтруниваниями над продукцией "Готорн Синема", пока, по призыву горничной, не вернулся к выполнению первой его части.

- Очень хорошо, - отметил он. - Половину следов мы ликвидировали! Теперь займемся прической и шляпкой!

Прическа, по мнению Мартена, должна была быть простой, без всяких затей. Горничная, повинуясь его указаниям, собрала волосы Анны-Эванжелины в узел, оставив около лица несколько локонов. Локоны были завиты в спирали, и Мартен собственноручно крепил их заколками.

- А это что? - спросил он, заглядывая в шляпную картонку, которую поднесла горничная.

- Шляпка к этому платью.

Мартен подцепил шляпку, выволок ее на свет, придирчиво осмотрел, поднес к голове Анны-Эванжелины; однако шляпка явно ему не понравилась, и он швырнул ее обратно в коробку.

- Покажите остальные, - велел он.

Он переглядел все шляпки, но ему не понравилась ни одна; он задумчиво повертел в руках наиболее, по его мнению, подходящую, потом решительно отодрал цветочки и заломил вниз край поля.

Анна-Эванжелина в ужасе ахнула: Мартен бестрепетно корежил шляпку, выписанную из Парижа за бешеные деньги!

Мартен тем временем нахлобучил шляпку на голову Анны-Эванжелины, как на шляпную болванку, помял ее еще, придавая какую-то ведомую только ему одному форму и, взяв шпильки и булавки, принялся приводить голову великой актрисы в соответствие с созревшим в его воображении обликом. Содранные со шляпки цветы он пришпилил обратно - в другом порядке, правда, но по четкому плану. Наконец он разрешил Анне-Эванжелине посмотреть на себя в зеркало.

Анна-Эванжелина посмотрела.

Анна-Эванжелина восхитилась.

Мало того, что опущенное поле шляпки полностью замаскировало все следы аварии; вдобавок ко всему шляпка придала актрисе столько очарования, что сейчас она могла бы затмить красотой всех женщин Европы.

- Но… так не носят! - уже сдаваясь, произнесла она.

- Будут носить! - заверил ее Мартен. - Разве не вы сейчас законодательница мод?

Так началась карьера Мартена Саба в кинематографе. Его фантазия, его умение превращать обычные вещи в необыкновенные сослужили ему хорошую службу; он был не просто гримером - он создавал облик человека в целом. Однако имя Мартена так и осталось неизвестным широкой публике, хотя он и имел теперь некоторую долю в "Готорн Синема".

В это же время Мартен провернул серию операций с подложными документами; он торопился - от своих осведомителей он знал, что "венским методом" уже заинтересовались в полицейских кругах Корисы и велись переговоры о покупке аппаратуры. Мартен тщательно замел следы, затем и сам приобрел ультрафиолетовую лампу и занялся исследованиями. Он искал способ обмануть "невидимый свет", но научной подготовки у него не было, и кончилось все тем, что он получил довольно сильные ожоги. Тогда Мартен решил применить эту аппаратуру на новом поприще - предложил использовать ее в съемках фантастического фильма; фильм получился дорогим, но кассового успеха не имел. Это, пожалуй, был единственный его промах в "Готорн Синема", однако он не помешал Мартену вскоре стать совладельцем студии.

В неудачном фильме впервые играла Кириена; газеты писали, сетуя на то, что имя этой молодой блистательной актрисы не было указано в титрах: "Единственные удачные эпизоды скрашиваются участием прелестной мадемуазель, играющей роль фоторепортерши. Премилое лицо и бойкий, бесстрашный характер девушки - вот то, что вспоминаешь после просмотра фильма". В следующем фильме имя Кириены уже значилось в титрах; собственная ее фамилия (вернее, фамилия, выдуманная Мартеном) показалась неподходящей для актрисы, тогда Кириена добавила к фамилии одну букву и стала Кириеной Сабан. Анна-Эванжелина способствовала карьере "сестры" Мартена - с человеком, который в состоянии превратить ничто в нечто, стоило поддерживать самые лучшие отношения; к тому же Кириена работала в другом амплуа и не могла стать соперницей Анне-Эванжелине.

Кириена прославилась быстро, и быстро образовался вокруг нее сонм поклонников, хотя Кириена опасалась принимать их ухаживания, боясь гнева Мартена.

Впрочем, зря, потому что однажды на отдыхе в Ницце Мартен сам заговорил на эту тему.

- Ты не хочешь выйти замуж? - просто спросил он.

- За кого? - удивилась Кириена.

- Мне все равно, - ответил Мартен небрежно. - Выбирай сама. Неужели тебе никто не нравится?

- Я тебе надоела? - спросила "сестренка" осторожно. Она слишком хорошо знала Мартена и не верила в его альтруизм.

Так и сталось.

- Я собираюсь жениться, - объяснил Мартен. - Не могу же я в одном доме держать и жену и любовницу.

- Хорошо, - сразу все поняв, согласилась Кириена. - Как ты посмотришь на графа Бонаса? Он на днях сделал мне предложение…

- Безнадежно, - покачал головой "братец". - Его семья не допустит мезальянса. Поищи кого попроще.

- Бенедикт Бара?

- Это сколько же ему приданого потребуется? - протянул Мартен. - Или ты считаешь, что я должен отдать все тебе?

- Ну-у… Я выйду замуж против твоей воли, - предложила Кириена, - а ты оскорбишься и откажешь в приданом?

- Неплохо, - одобрил Мартен.

Дело было решено после того, как они посидели вечерок с карандашом в руках, подсчитывая средства, которые Мартен должен был потратить на замужество Кириены. Мартен поступил великодушно; он выделил Кириене полторы тысячи крон - якобы причитающуюся ей долю наследства от рано умерших родителей; с другой стороны, Мартен не мог отделаться от Кириены дешевле - это разрушило бы образ респектабельности, которым они оба были окружены.

Вскоре после этого Кириена разыграла шумную комедию с побегом и скромной свадьбой; Мартену же с тех пор приходилось с показной неприязнью относиться к Бенедикту Бара, хотя "зять", если признаться честно, ему нравился. Бара были одним из богатейших семейств Северингии, но Бенедикт никогда не пытался пускать пыль в глаза. Ему было около тридцати пяти; он был спортсменом-автомобилистом и авиатором, несколько месяцев помогал Лилиенталю, пока тот не погиб, потом сам занимался конструированием планеров и построил несколько на своем Лесном заводе… Грех было не использовать такого человека, и Мартен решил, что попозже попробует урегулировать свои отношения с Бенедиктом, "простив" "сестренку".

Назад Дальше