- Я не космоаналитик, но слышал, что невозможно предсказать, когда звезда взорвется, - сказал Эбл.
- Это верно. Объяснял ли вам Рик, почему он так думает? - спросил Джунц.
- Вероятно, в его бумагах это сказано. Я помню только что-то об углеродном течении.
- Что такое?
- Он все время твердил: "Углеродное космическое течение. Углеродное космическое течение". Это и еще что-то о "каталитическом эффекте". Вот и все.
Стин хихикнул. Файф нахмурился. Джунц широко открыл глаза.
Потом Джунц пробормотал:
- Простите, я сейчас вернусь. - Он вышел из куба приемника и исчез.
Он вернулся через четверть часа.
Вернувшись, Джунц изумленно огляделся. В комнате были только Эбл и Файф.
- Мы ждали вас, доктор Джунц, - сказал Эбл. - Космоаналитик и девушка находятся на пути в посольство. Совещание окончено.
- Окончено? Великий Космос, мы только начали! Я хочу объяснить вам условия взрыва новой звезды.
Эбл смущенно задвигался в кресле.
- В этом нет надобности, доктор.
- Это очень нужно. Это необходимо. Дайте мне пять минут.
- Пусть говорит, - произнес Файф. Он улыбался.
- Начнем сначала. В самых ранних научных записях Галактической цивилизации уже отмечалось, что звезды получают свою энергию от ядерных превращений в своих недрах. Было известно также, что, насколько мы знаем относительно условий в недрах звезд, их энергия получается от двух, и только двух, типов ядерных реакций. Оба ведут к превращению водорода в гелий. Первая реакция - прямая: два ядра водорода соединяются с двумя нейтронами, давая одно ядро гелия. Вторая - косвенная, в несколько фаз. Она кончается тем, что водород превращается в гелий, но в промежуточных фазах участвуют ядра углерода. Эти ядра не используются, но снова образуются в ходе реакции, так что ничтожное количество углерода участвует в ней снова и снова, служа для превращения в гелий огромных количеств водорода. Иначе говоря, углерод действует как катализатор. Все это было известно еще в доисторические времена, еще когда человечество было привязано к одной планете, если такое время когда-нибудь было.
- Если это известно всем, - заметил Файф, - вы лишь тратите время.
- Но это все, что мы знаем. Идет ли в звездах только одна из этих реакций или обе, это никогда не было известно. Всегда существовали школы, предпочитавшие либо ту, либо другую теорию. Но обычно общее мнение склонялось к непосредственному превращению водорода в гелий, как к более простому.
Так вот, теория Рика должна была быть следующей. Непосредственное превращение водорода в гелий - это нормальный источник звездной энергии, но в некоторых условиях начинает участвовать и углеродный катализ, подстегивая этот процесс, ускоряя его, разогревая звезду.
В пространстве есть течения. Вы это тоже знаете. Некоторые из них - углеродные. Звезды, проходя сквозь течения, захватывают из них несчетные количества атомов. Однако общая масса захваченных атомов микроскопически мала в сравнении с массой самой звезды и ничуть не влияет на нее. Кроме углерода! Звезда, проходящая сквозь течение с повышенным содержанием углерода, становится неустойчивой. Я не знаю, сколько лет, или столетий, или миллионолетий нужно, чтобы атомы углерода просочились в недра земли, но для этого, вероятно, нужно много времени. Это означает, что углеродное течение должно быть широким, а звезда - входить в него под малым углом. Во всяком случае, как только количество углерода, просочившегося в звезду, перешло известный критический уровень, излучение звезды внезапно и резко возрастает. Внешние слои разлетаются в чудовищном взрыве, и рождается новая звезда. Что вы скажете?
Джунц ждал.
- Вы придумали все это за две минуты, на основании туманной фразы, которую, судя по воспоминаниям Резидента, космоаналитик произнес год тому назад?
- Да. Да. В этом нет ничего удивительного. Космический анализ готов к этой теории. Если бы ее не выдвинул Рик, то вскоре выдвинул бы кто-нибудь другой. Действительно, подобные теории предлагались и раньше, но их никогда не принимали всерьез. Их выдвигали еще до того, как развилась техника космического анализа, и ни одна не была в состоянии объяснить внезапный рост содержания углерода в данной звезде.
Но теперь мы знаем: углеродные течения существуют. Мы можем нанести их пути на карту, узнать, какие звезды входили в них за последние десятки тысяч лет, проверить и сравнить это с нашими записями появления новых звезд и изменений радиации. Именно это должен был сделать Рик. Таковы должны были быть расчеты и наблюдения, которые он пытался показывать Резиденту. Но все это сейчас неважно. Важно вот что: надо начать немедленную эвакуацию Флорины.
- Я так и думал, что дойдет до этого, - сдержанно произнес Файф.
- Простите, Джунц, - сказал Эбл, - но это невозможно.
- Почему невозможно?
- Когда взорвется солнце Флорины?
- Не знаю. Судя по тревоге Рика год назад, я сказал бы, что времени у нас мало.
- Но вы можете установить срок?
- Конечно, нет.
- Когда вы сможете установить его?
- Не могу сказать. Даже если мы получим расчеты Рика, их все нужно будет проверить.
- Можете ли вы ручаться, что теория космоаналитика окажется верной?
Джунц нахмурился.
- Я лично в этом уверен, но никакой ученый не станет ручаться за теорию заранее.
- Тогда выходит, что вы требуете эвакуации Флорины на основании простых рассуждений!
- Я думаю, что жизнь населения всей планеты - это не такая вещь, которой можно рисковать.
- Если бы Флорина была обычной планетой, я согласился бы с вами. Но Флорина - это источник кырта для всей Галактики. То, чего вы требуете, невозможно.
- Господа, тайна дешевого кырта скоро будет у нас в руках. Через год кыртовой монополии не станет.
- Что вы хотите сказать?
- Вот теперь совещание дошло до самого существенного, Файф. Из всех обитаемых планет кырт растет только на Флорине. Так что весьма вероятно, что кырт и предвзрывная стадия идут рука об руку. Ведь другого солнца, готового взорваться, в Галактике нет, как, впрочем, и других кыртовых планет.
- Чепуха, - сказал Файф.
- Разве так? Должна же быть какая-то причина, почему кырт - это кырт на Флорине и хлопок - на всех других мирах. Ученые давно пытались получить кырт искусственно на других планетах, но эти попытки шли вслепую, а потому не удались. Теперь мы будем знать, что здесь влияют факторы, связанные с предвзрывным состоянием звезды.
- Они пытались повторить картину излучений солнца Флорины, - гневно сказал Файф.
- Да, с помощью электрических дут, дававших только видимую и ультрафиолетовую часть спектра. А что можно сказать об инфракрасной части и за ее пределами? О магнитных полях? Об эмиссии электронов? О влиянии космических лучей? Я не физический биохимик, так что тут могут быть и такие факторы, о которых я ничего не знаю. Но этим займутся - и по всей Галактике - люди, знакомые с физической биохимией. Через год, ручаюсь вам, решение будет найдено.
- Блеф! - проворчал Файф.
- Сквайр Файф, через год ваши владения на Флорине потеряют всякую ценность, с новой звездой или без нее. Продайте их. Продайте всю Флорину. Трантор заплатит.
- Купить целую планету? - в отчаянии спросил Эбл.
- Почему бы нет? Средства у Трантора есть, а симпатии населения всей Галактики окупят расходы тысячекратно. Вы спасете сотни миллионов жизней, дадите всем дешевый кырт.
- Я подумаю, - произнес Эбл.
Он взглянул на Файфа. Глаза Сквайра опустились. После долгого молчания он тоже сказал:
- Я подумаю.
Джунц хрипло засмеялся.
- Не думайте слишком долго. История с кыртом распространится быстро. Ее ничем не остановить. А тогда ни у кого из вас не будет свободы действий. Лучше поторгуйтесь сейчас!
Резидент выглядел подавленным.
- Это действительно верно? - повторял он. - Действительно так? Флорины не будет?
- Это верно, - сказал Джунц.
Теренс протянул руки, потом уронил их.
- Если вам нужны Риковы бумаги, то они спрятаны в статистических карточках у меня дома. Я взял старые карточки, за сто лет назад или больше. Никому и в голову не пришло бы заглядывать в них.
- Послушайте, - сказал Джунц. - Я уверен: мы можем договориться с МКБ. Нам нужен человек на Флорине, человек, знающий флориниан, могущий объяснить им все факты, знающий, как организовать эвакуацию, как выбрать самые подходящие планеты для переселения. Хотите помочь нам?
- То есть загонять дичь для вас? И спасти шкуру от кары за убийство? Почему нет? - Глаза Резидента вдруг наполнились слезами. - Но я все-таки теряю. У меня не будет дома, не будет планеты. Мы все теряем. Флориниане теряют планету, саркиты теряют богатство, Трантор - возможность захватить это богатство. Выигрыша нет ни у кого.
- Если только не считать, - мягко произнес Джунц, - что в новой Галактике - в Галактике, избавленной от угрозы неустойчивых звезд, в Галактике, где кырт есть для всех, в Галактике, так приблизившейся к политическому объединению, - выигравшие все-таки есть. Целый квадрильон их. Обитатели Галактики - вот победители!
ЭПИЛОГ. ЧЕРЕЗ ГОД
- Рик! Рик! - Селим Джунц кинулся к кораблю, протягивая руки. - И Лона! Я бы никогда не узнал вас обоих. Как живете? Как поживаете?
- Как нельзя лучше. Наше письмо попало к вам, я вижу, - сказал Рик.
- Конечно. Расскажите мне, что вы обо всем этом думаете?
Они возвращались вместе, шли к кабинету Джунца.
Валона сказала печально:
- Мы были сегодня утром в своем поселке. Поля такие пустые!
Она была одета скорее как женщина Империи, чем как флоринианская крестьянка.
- Столько уже эвакуировано меньше чем за год! - сказал Рик.
- Мы стараемся, как можем, Рик. О, я думаю, вас нужно называть вашим настоящим именем!
- Пожалуйста, не надо. Я никогда к нему не привыкну. Я - Рик. Это единственное имя, какое я помню.
- Решили ли вы, когда вернетесь к космоанализу? - спросил Джуну.
Рик покачал головой.
- Да, я решил, но решил не возвращаться. Эта часть памяти исчезла навсегда. Но мне безразлично. Я вернусь на Землю… Кстати, я почти надеялся, что встречусь с Резидентом.
- Кажется, не встретитесь. Он решил уехать сегодня. Кажется, ему не хотелось видеть вас. Он чувствует себя виноватым. У вас нет к нему враждебных чувств?
- Нет. Он хотел сделать хорошо, и он во многом изменил мою жизнь к лучшему. Прежде всего я узнал Лону. - Он обнял ее за плечи. Валона взглянула на него и улыбнулась. - Резидент настроил психозонд так, чтобы устранить чувство тревоги, но не позаботился об интенсивности. Да, мне уже нельзя бить космоаналитиком. Зато я вернусь на Землю. Я могу работать, а люди там всегда нужны.
- А я теперь - женщина Земли, - сказала Валона.
Рик смотрел на горизонт. Верхний Город бил ярким, как всегда, но людей там не било.
- Много еще осталось на Флорине? - спросил он.
- Миллионов двадцать, - ответил Джунц. - Переселение находится еще в самой начальной стадии. Большинство переселенцев живет на соседних планетах во временных лагерях. Это неизбежные трудности.
- Когда отсюда уйдет последний человек?
- Конечно, никогда.
- Не понимаю.
- Резидент неофициально попросил разрешения остаться. Ему разрешили, тоже неофициально. Общественность об этом не узнает.
- Остаться? - Рик был поражен. - Но, во имя всей Галактики, зачем?
- Не знаю, - ответил Селим Джунц, - но, кажется, вы объяснили это, когда говорили о Земле. Он чувствует то же, что и вы. "Я не могу, - говорит он, - даже допустить мысли о том, чтобы дать Флорине умереть в одиночестве".
ПРОФЕССИЯ
Рассказ
Перевод С. Васильевой
Джордж Плейтен сказал с плохо скрытой тоской в голосе:
- Завтра первое мая. Начало Олимпиады!
Он перевернулся на живот и через спинку кровати пристально посмотрел на своего товарища по комнате. Неужели он не чувствует того же? Неужели мысль об Олимпиаде совсем его не трогает?
У Джорджа было худое лицо, черты которого еще более обострились за те полтора года, которые он провел в приюте. Он был худощав, но в его синих глазах горел прежний неуемный огонь, а в том, как он сейчас вцепился пальцами в одеяло, было что-то от затравленного зверя.
Его сосед по комнате на мгновение оторвался от книги и заодно отрегулировал силу свечения стены, у которой сидел. Его звали Хали Омани, он был нигерийцем. Темно-коричневая кожа и крупные черты лица Хали Омани, казалось, были созданы для того, чтобы выражать только одно спокойствие, и упоминание об Олимпиаде нисколько его не взволновало.
- Я знаю, Джордж, - произнес он.
Джордж многим был обязан терпению и доброте Хали; бывали минуты, когда он очень в них нуждался, но даже доброта и терпение могут стать поперек глотки. Разве сейчас можно сидеть с невозмутимым видом идола, вырезанного из дерева теплого, сочного Цвета?
Джордж подумал, не станет ли он сам таким же через десять лет жизни в этом месте, и с негодованием отогнал эту мысль. Нет!
- По-моему, ты забыл, что значит май, - вызывающе сказал он.
- Я очень хорошо помню, что он значит, - отозвался его собеседник; - Ровным счетом ничего! Ты забыл об этом, а не я. Май ничего не значит для тебя, Джорджа Плейтена… и для меня, Хали Омани, - негромко добавил он.
- Сейчас на Землю за новыми специалистами прилетают космические корабли, - произнес Джордж. - К июню тысячи и тысячи этих кораблей, неся на борту миллионы мужчин и женщин, отправятся к другим мирам, и все это, по-твоему, ничего не значит?
- Абсолютно ничего. И вообще, какое мне дело до того, что завтра первое мая?
Беззвучно шевеля губами, Омани стал водить пальцем по строчкам книги, которую он читал, - видимо, ему попалось трудное место.
Джордж молча наблюдал за ним. "К черту! - подумал он. - Закричи, завизжи! Это-то ты можешь? Ударь меня, ну, сделай хоть что-нибудь!"
Лишь бы не быть одиноким в своем гневе. Лишь бы разделить с кем-нибудь переполнявшее его возмущение, отделаться от мучительного чувства, что только он, он один умирает медленной смертью!
В те первые недели, когда весь мир представлялся ему тесной оболочкой, сотканной из какого-то смутного света и неясных звуков, - тогда было лучше. А потом появился Омани и вернул его к жизни, которая того не стоила.
Омани! Он-то стар! Ему уже по крайней мере тридцать. "Неужели и я в этом возрасте буду таким же? - подумал Джордж. - Стану таким, как он, через каких-нибудь двенадцать лет?"
И оттого, что эта мысль вселила в него панический страх, он заорал на Омани:
- Брось читать эту идиотскую книгу!
Омани перевернул страницу и, прочитав еще несколько слов, поднял голову, покрытую шапкой жестких курчавых волос.
- А? - спросил он.
- Какой толк от твоего чтения? - Джордж решительно шагнул к Омани, презрительно фыркнул: - Опять электроника! - и вышиб книгу из его рук.
Омани неторопливо встал и поднял книгу. Без всякого раздражения он разгладил смятую страницу.
- Можешь считать, что я удовлетворяю свое любопытство, - произнес он. - Сегодня я пойму немного больше. Это тоже своего рода победа.
- Победа! Какая там победа? И больше тебе ничего не нужно от жизни? К шестидесяти пяти годам приобрести четверть знаний, которыми располагает дипломированный инженер-электронщик? Кому ты будешь нужен? Кто тебя возьмет? Куда ты пойдешь с этими знаниями?
- Никому. Никто. Никуда. Я останусь здесь и буду читать другие книги.
- И этого тебе достаточно? Рассказывай! Ты заманил меня на занятия. Ты заставил меня читать и заучивать прочитанное. А зачем? Это не приносит мне никакого удовлетворения.
- Что толку в том, что ты лишаешь себя возможности получать удовлетворение?
- Я решил наконец покончить с этим фарсом. Я сделаю то, что собирался сделать с самого начала, до того как ты умаслил меня и лишил воли к сопротивлению. Я заставлю их… заставлю…
Омани отложил книгу, а когда Джордж, не договорив, умолк, задал вопрос:
- Заставишь, Джордж?
- Заставлю исправить эту вопиющую несправедливость. Все было подстроено. Я доберусь до этого Антонелли и заставлю его признаться, что он… он…
Омани покачал головой.
- Каждый, кто попадает сюда, настаивает на том, что произошла ошибка. Мне казалось, что у тебя этот период уже позади.
- Не называй это периодом, - злобно сказал Джордж. - В отношении меня действительно была допущена ошибка. Я ведь говорил тебе…
- Да, ты говорил, но в глубине души ты прекрасно сознаешь, что в отношении тебя никто не совершил никакой ошибки.
- Не потому ли, что никто не желает в этом сознаваться? Неужели ты думаешь, что кто-нибудь из них добровольно признает свою ошибку?.. Но я заставлю их сделать это.
Во всем виноват был май, месяц Олимпиады. Это он возродил в Джордже былую ярость, и он ничего не мог с собой поделать. Да и не хотел: ведь ему грозила опасность все забыть.
- Я собирался стать программистом вычислительных машин, и я действительно могу им быть, что бы они там ни говорили, ссылаясь на результаты анализа. - Он стукнул кулаком по матрасу. - Они не правы. И не могут они быть правы.
- В анализах ошибки исключены.
- Значит, не исключены. Ведь ты же не сомневаешься в моих способностях?
- Способности не имеют к этому ровно никакого отношения. Мне кажется, что тебе достаточно часто это объясняли. Почему ты никак не можешь понять?
Джордж отодвинулся от него, лег на спину и угрюмо уставился в потолок.
- А кем ты хотел стать, Хали?
- У меня не было определенных планов. Думаю, что меня вполне устроила бы профессия гидропониста.
- И ты считал, что тебе это удастся?
- Я не был в этом уверен.
Никогда раньше Джордж не расспрашивал Омани о его жизни. Мысль о том, что у других обитателей приюта тоже были свои стремления и надежды, показалась ему не только странной, но даже почти противоестественной. Он был потрясен. Подумать только - гидропонист!
- А тебе не приходило в голову, что ты попадешь сюда?
- Нет, но, как видишь, я все-таки здесь.
- И тебя это удовлетворяет. Ты на самом деле всем доволен. Ты счастлив. Тебе здесь нравится, и ничего другого ты не хочешь.
Омани медленно встал и аккуратно начал разбирать постель.