"6.40 – узел роботов, ошибочные директивы бот-строителю под номером 67578. Директивы проигнорированы".
"6.53 – узел роботов, конфликт пути с ботами-строителями под номерами…"
– Тут есть видос. Смотри.
Маленький, жалкий, в измятом запачканном костюме Башким Ходжа смотрит на робота полными ужаса глазами. Лепечет на своём языке. Делает странный жест рукой, будто прыскает водой. В таком ракурсе, вблизи, в нём есть что-то удивительно похожее на Генти Лала.
Сзади маячит силуэт рынды.
– Демонов, что ли, из машины изгоняет?
– Вполне.
"7.10 – автоматический магазин, попытка несанкционированного доступа к пульту аварийного управления".
"7.12 – автоматический магазин. Орешки "Вкусные", скидка 75 %. Журнал "Ботва". Карта линий монорельса. Шампунь. Тапочки. Макароны".
Макароны. Тапочки… Глупость какая-то.
"7.20 – сетевая будка. Отправка видео-сообщения. Завершилась с ошибкой".
"7.21 – сетевая будка. Отправка видео-сообщения. Завершилась с ошибкой".
"7.22 – сетевая будка. Отправка видео-сообщения. Отменена пользователем".
…
Ещё с десяток подобных записей, и в конце концов:
"7.33 – сетевая будка. Вызов аварийной службы. Запрос отклонён, так как дистанционная проверка неполадок не выявила".
– Что же он пытался отправить, этот хмырь? – шепчет себе под нос следователь.
– Тыкался во всё подряд. Как обезьянка. Тык-тык-тык…
– Очень настойчивая обезьянка…
– Очень! А сейчас ты вообще упадёшь, Дид… Не далее как через час после этого, в 8.27, наш маленький друг сделал звонок с грузовой станции по прямому номеру в сети. Причём с одной попытки, без тыканий, без всего. И после этого исчез. Вот такие вот дела.
– Видео есть?
– Нет. Никаких ошибок же не было. Всё сделал с первого раза. Честь по чести.
Прямой номер в сети, личный номер – это тайна из тайн. Ещё со времён запуска Программы. Лишь немногие разработчики имеют доступ к своим номерам. Все остальные даже не знают их, и пользуются зашифрованными, много раз обёрнутыми ссылками.
– Через час… Уже началась вспышка… И что за номер?
– Ты знаешь, как они работают, да? Постоянная смена, всё такое?.. Так вот это совсем старый номер. Ему примерно двадцать лет. Владел им программист-архитектор Гордей Цуз, руководитель проекта грузовых труб. Сейчас он на пенсии, и понятно, что номер у него давно другой… Тем не менее…
– Это может быть случайность?
– Ха! Пути Программы неисповедимы. Конечно! Но набрать с первого раза правильный, зарегистрированный в базе номер… Дид?
– Ну, хорошо, положим, он набрал сознательно… Он мог дозвониться до этого Цуза?
– Нет.
– … И что это может значить?
Цветан разводит руками.
– Короче! Сейчас я еду к этому Цузу и вытряхну из него всё, что он знает.
– Что, прям сейчас?
– Ну, вспышка закончится – и вперёд.
– Тогда, может, ещё партейку?
– Не, мне надо сыну написать… А то три месяца уже не общались.
– Три месяца? – Цветан качает головой. – Даёшь, братан, даёшь.
Вспышка застаёт Генти Лала за уборкой. Это занятие хорошо успокаивает. Помогает прийти в равновесие. Например, перед экзаменом. Или перед звонком матери.
Он кое-как складывает одежду в стопки. Потом снимает со стены декоративный веник – такими чалмаши выметали песок из жилищ века назад – и некоторое время бессмысленно возит его по полу. Садится на изогнутую кровать, вздыхает. Смотрит на свои неловкие толстые пальцы.
В княжестве за него всё делали послушные забитые слуги. Здесь – точно такие же послушные тихие роботы. Так было всегда, кроме раннего детства: там была пустыня, сильные ветра с края мира, строгая бабушка, работа по дому, вой шакалов по ночам – суровая простая жизнь. Генти всё это давалось тяжело, но при дворе князя оказалось потом намного хуже. Потому что Генти был другой. Очень другой. Как и его отец…
Он вспоминает пир по случаю перемирия в последней чалмашской войне. Приезжал сам Высокий князь – обрюзгший пьянчуга со свиными мутными глазками. И под стать ему был их тогдашний Оранжевый князь. Ещё жирнее. Ещё мутнее. Ещё противнее. И вот они орут, плюются друг в друга слюной над перевёрнутым столом. А за спинами свита. Держатся за оружие. Сопят. Вращают глазами. В воздухе такое напряжение, такая ненависть: кажется, поднеси спичку – и будет взрыв…
Между ними встаёт отец. Говорит. Негромко, спокойно, мягко… "Вот этого казни при первой возможности, – произносит Высокий князь и грузно падает в кресло, – Опасный он". "Так и сделаю", – хрипит в ответ пустынник и машет рындам, чтобы опустили оружие.
Не получилось-таки казнить…
Или получилось? Эта мысль Генти забавляет. Он даже хрюкает пару раз, но тут же крутит большой головой – нет, так не пойдёт.
И вообще, нельзя больше откладывать. Нужно писать матери…
Нет, ещё минутку.
Он выходит в коридор общежития. Здесь пусто, гулко. Работают кварцевые лампы. Все на вспышке. Он делает несколько шагов, смотрит, что нового на стенах. Фотовыставка: роботы возводят конструкции для первой платформы Алговы. Вокруг дикий ещё, морозный, суровый край… Здорово! Вот бы самому однажды придумать что-нибудь этакое! Чтобы для людей! Чтобы ново и смело! Как же здесь всё-таки хорошо! Как же здесь не так, как дома!..
Наконец он подключается к сети и пишет матери через особый канал. Она получает его сообщения по радио через переводчик, механическим голосом. Пользоваться чалмашским языком Генти с какого-то момента перестал. Так получилось.
Он пишет:
– Припадаю к ногам твоим, мама! Прохлады тебе в знойный день!
– И тебе, сынок! Как я рада тебя слышать! Что случилось? – шипит в ответ дешёвый пластиковый динамик.
– Отца убили.
Она осмысляет некоторое время, Спрашивает:
– Какого?
– Князя, – набирает Генти.
– Князя… Значит, это правда, сынок? Здесь все об этом судачат.
Голос у матери старческий, ровный, печальный. Сидит сейчас на коленях, наверное, и ткёт ковёр, полоса за полосой. А за тонкой занавеской – невыносимый полуденный жар пустыни.
– Мама! Следователь спрашивал, могла ли у него быть любовница в Высоком княжестве…
– …
– Прости, мама, но мне нужно знать…
– Любовница… Конечно. Везде, где бы он ни пожелал… Но это так устроено, сынок. Так устроено.
– Я ненавижу его! Ненавижу за то, что он сделал с тобой. С нами. Теперь он получил по заслугам!
Она вздыхает где-то там, за сотни километров отсюда.
– Не надо так говорить. Ты сам будешь князь – ты сам поймёшь, как это… И забудь об этом сейчас. Будет кровь. Большая кровь. Надо выжить, сынок… Как мы всегда выживали.
– Крови не будет! Прогресс-программа нам поможет! Ещё есть день-два. Они разберутся во всём, успеют!
– Это прекрасная сладкая ложь, сынок. Прекрасная сладкая ложь…
Гордей Цуз живёт на платформе в самом сердце города. Идут свободные часы, и всё вокруг гудит, кружится. Мелькают начищенные бока роботов, плывут вагоны монорельса, с гиканьем мчатся друг за другом сёрферы. Один смельчак, в красном шлеме с огненными полосами, зацепился за скобу вагона, разогнался, не рассчитал сил, потерял магнитную волну и рухнул на платформу прямо перед Дидом. Тут же вскочил с криком "Порядок! Порядок!", но согнулся от боли, и теперь сидит на лавочке, поглаживает шлем, ждёт скорую. Лицо у него совсем детское, несчастное.
Вот. Свободное время до добра не доводит.
Дома здесь похожи на детские круглые пирамидки. Все разной высоты, с разными фигурными куполами-наконечниками, и стоят вразнобой. Белые.
В центре платформы – фонтан. Тоже похож на пирамиду. Вода стекает вниз с уровня на уровень. Здесь сидит, обнявшись, парочка. Бегают дети. Плюются друг в друга через трубочки. Кричат. Шумно.
– К кому? – голос женский. Молодой, резкий.
– Здравствуйте! Следственный комитет Алговы. Старший следователь Дидерик. Я хочу поговорить с Гордеем Цузом…
– Комитет-хренотет… – бормочет. – Хренотет-комитет… Нету такого в расписании. За автографом припёрся? Так шиша тебе!
Ого. Цуз, оказывается, известная личность. Дид звонит снова.
– Комитету не требуется согласовывать расписание в свободные часы. Теперь открывайте.
– Да ладно! Ага! Вот так я тебе и поверила!
– Девочка, мне начинает это надоедать.
– …
– Я жду.
– Чё, правда из комитета, что ли?
Это действительно девочка. Подросток. Вся в кислотно-зелёном. На щеках намалёваны чёрные круги. Соломенные волосы собраны в рожки. У дочки Дида на фото в сети – такие же. А в кармане, должно быть, серебристая упаковка жвачек. Мода.
Она замечает его взгляд и будто смущается. Но тут же складывает на груди руки и заявляет:
– А у вас попа из штанов вылезает. Волосатая. Противно!
Дид застывает на месте. Сказать ему хочется много. Слишком много. А он на службе. Поэтому он только громко сопит и пожирает существо глазами.
– Дедуль, к тебе пришли!
– Кто? – раздаётся из-за двери в глубине тёмного пустого холла.
– Следак вроде.
– Великий Боже! Ну, зови.
За дверью раздаётся шум, будто передвигают что-то очень тяжёлое. Шкаф или стол.
– Дед у нас такой, знаете, с придурью… Охренительный дед!.. Только не дрейфите! И поправьте штаны! Давайте-давайте, я отвернусь.
Дид толкает дверь и с опаской шагает внутрь. Охренительный дед тащит волоком из одного угла комнаты в другой огромный чемодан. Кряхтит. Приговаривает: "Сейчас-сейчас". На полках стоят головы роботов с потухшими глазами. На стене рядом с мозаикой из чешуек туатары висит схема грузовой трубы в разрезе. Рабочий терминал окружают тонкие стойки с катушками проводов. По периметру комнаты идёт низкий железный поручень. По нему то и дело прокатывается искра. Воздух затхлый, тяжёлый.
– Кхе-кхе… Знаете, что такое программирование? – спрашивает на ходу Гордей Цуз.
– Гм. Да. Меня зовут…
– А вот и нет! Ни хрена вы не знаете! Сейчас-сейчас… Вот они, мои родимые!
Он вытаскивает из чемодана пластинки и бережно кладёт их на стол одну за другой.
– Миллионы строчек кода! Тысячи юнит-тестов! Ни одной ошибки за всё время эксплуатации! Ни одной! Вы представляете, какое это достижение?! Никому такого не удавалось! И, думаете, чего мне это стоило?.. О-хо-хо!
– Я…
– Молчите и внимайте! Потому что созерцаете великое! Вот оно…
Дед выкладывает всё новые и новые пластинки. Останавливается на миг и торжественно потрясает одной из них, с голубой ленточкой.
– Вот здесь мы помучались. Ох, мы помучались… Модуль экстренного торможения. Всё написали, отладили, опасные места тестами обложили, а дали обезьянкам, смотрим – ишь ты! В одном случае из ста что-то падает. Где падает – ясно. В обработке сигнала, в деструкторе. А из-за чего – тьма. Мистика! Один наш юноша, кхе-кхе… даже молиться начал с перепуга… Слабый был, выгнали потом быстро… Так вот, что бы вы думали? Нашли! Аллокатор памяти подсунули свой, и вот оно. Была одна лазейка… Неинициализированная переменная… Зло это, вселенское зло, такие переменные…
Внезапно он фокусируется на Диде и без перехода спрашивает:
– Так зачем вы пришли?
– Я из следственного комитета. Меня зовут…
– Из комитета? Мне кажется, мы уже решили с вами все дела. Я расписание не нарушаю, живу тихо-мирно.
У него короткая седая борода, всклокоченные волосы и маленькие чёрные, очень внимательные глаза. Поверх рубашки – видавшая виды меховая жилетка. Спина – прямая. Руки сложены на груди.
– Я… Не знаю, о чём вы говорите, товарищ. У меня к вам один простой вопрос…
– А вот это… Это же космос! – в руках у Цуза следующая пластинка с ленточкой. – Это грандиозный оптимизационный алгоритм!..
– Вы знали человека по имени Башким Ходжа? – громко произносит Дид.
– Я не знаю и знать не хочу никаких раджей… Так вот…
– Это чалмаш.
– Гениальная суть этого алгоритма…
– Вам помогали чалмаши во время работы над грузовыми трубами.
– …позволяет обозначить…
– Башким Ходжа набрал в сети ваш персональный номер двадцатилетней давности.
– Что вы сказали? – дед осекается на полуслове.
– Башким Ходжа пытался вызвать вас по номеру двадцатилетней давности…
– Но это невозможно! Это невозможно никак!.. Никогда. Уходите.
– Я никуда не уйду, пока…
– Вон! Вон отсюда! – Гордей уже визжит. – Вон!
– Повторяю…
Следователь не заканчивает фразу, потому что деду плохо. Двумя руками он держится за сердце и тяжело дышит. Лицо белое, страшное. Шепчет:
– Стойте-стойте, дорогой мой товарищ, что же это я… Ведь это можно проверить… Как вы сказали, Башким Ходжа?.. Легко проверить… Действительно, легко проверить.
Он начинает медленно перебирать пластинки. Потом всё быстрее, быстрее, и вдруг со всей силы швыряет одну из них в стену. Она разлетается на мелкие куски. Он швыряет ещё одну, с голубой ленточкой, потом ещё, ещё, срывается с места, толкает в грудь Дида и бросается к двери.
Следователь остаётся в комнате один. Искрит поручень.
Что сейчас произошло? Что вывело Цуза из себя? Номер давно просрочен, если они и добрались до чего-то секретного, то оно поросло мхом. И что он хотел проверить?.. Значит, есть какая-то таинственная связь между чалмашами из свиты князя Сабина и стариком-архитектором. Значит, они набрали номер не случайно. Но что это за связь?
Следователь выходит из комнаты в холл. Здесь всё так же темно и пусто. Ни девочки, ни старика.
– Товарищ Гордей! – зовёт Дид. Открывает наугад одну из дверей. К зелёному потолку подвешен стеклянный шар. По стенам вьются какие-то растения с цветами. На кровати – целая свора плюшевых собак.
Глядит в окно.
Сумерки. По всей платформе горят огни. Отчётливо видны потоки воздуха из "грелки". Ни одного сёрфера. Свободное время стремительно подходит к концу.
– О Великая Вода, молю, одари милостивым взором ничтожнейшего из твоих рабов. Окропи влагой мой пылающий разум, погаси раздоры в душе моей и направь волю мою в угодное тебе русло. Внемлю тебе, повинуюсь тебе, растворяюсь в тебе.
Уполномоченный посол Высокого княжества Марс Балай наклоняется низко-низко, так, что касается лбом воды. Надолго застывает в этой позе.
Молельный пруд находится в помещении, похожем на небольшой ангар. Электричества нет. Свет проникает из широких стеклянных окон под потолком, поэтому сейчас здесь полутемно. По поверхности пруда плавают жёлтые кувшинки. Вода цветёт, пахнет, живёт.
Марс Балай грузно поднимается с колен, отвешивает последний глубокий поклон и выходит во двор.
Сопит, щёлкает пальцами.
Тут же, как будто из-под земли, возникает бородатый человек в расшитом халате и белой чалме. Выражение лица – скромное и почтительное.
– Говори, – приказывает Марс на чалмашском.
– Осмелюсь доложить, мой господин, мы всё проверили, и ничего не нашли.
– Светильники, карнизы?
– Да, мой господин.
– Ванные?
– Да, мой господин.
– Снаружи окон проверяли?
– Да, мой господин.
– Хорошо…
– Угодно ли вам теперь включить электричество?
Марс складывает руки на груди, думает. На лбу проступают складки. Бородатый всё это время стоит неподвижно в почтительном полупоклоне.
– Нет! – говорит Марс. – Глушилки не убирать! Если нужен свет, берите свечи. В посольство никого не впускать и не выпускать! Людей, зверей, птиц, роботов – никого и ничего.
– Слушаю и повинуюсь, мой господин.
По вычурной винтовой лестнице Марс направляется в свой кабинет. Однако по пути раздумывает и сворачивает в зал для переговоров. Пышный цветастый ковёр скрадывает звук шагов. Марс огибает роскошный дубовый стол и подходит к парадному портрету Высокого князя.
По обеим сторонам от портрета, как рынды, стоят два канделябра с горящими свечами. Взгляд князя благороден и грозен. Одной рукой он держит инкрустированную алмазами саблю. Вторая сжата в кулак. Длинные седые волосы падают на мускулистые плечи.
Марс Балай смотрит некоторое время на портрет, потом протягивает руку, поддевает ногтем невидимый заусенец, и прямо из уха Высокого князя вытаскивает маленький чёрный кусочек пластика.
Щёлкает пальцами.
Появляется бородатый человек в халате. Посол медленно приближается к нему и подносит кусочек пластика прямо к его глазам. Лицо бородатого искажается ужасом, и он бухается на колени.
– Нет прощенья мне, о мой господин! О недостойнейший я из недостойных!
Марс наблюдает за дрожащей спиной и ничего не говорит. Потом наклоняется и шепчет:
– Поднимайся, брат.
– О мой господин, если это может извинить несчастного твоего слугу, мы не решились притрагиваться к портрету Высокого князя, ибо это святотатство и большой грех. Но мы и мысли не могли допустить, что…
– Я знаю это, – мягко говорит Марс. – То, что я показал тебе, это ухо не наших врагов. Это ухо нашего князя. Даже здесь он слышит нас и наставляет нас на верный путь вместе с Великой Водой…
– Слава всеблагому Высокому князю!
– Воистину слава! Теперь, брат, послушай меня… Вы прочешете посольство ещё раз. Сверху донизу. Каждое помещение. И в этот раз найдёте всё! Понял меня? ВСЁ! Все жучки и камеры. Упустить что-то смерти подобно. Прогресс-программа наблюдает за нами, я чувствую это. Мы все под страшной угрозой.
– Будет сделано, мой господин, будет сделано, – тараторит бородатый. – В это раз мы не допустим ошибки.
– Иди!
– О мой господин, дозволите ли недостойному задать один вопрос?
– Говори.
– Правду ли говорят, что Сабин Лала умер, и его убила Прогресс-программа? А наши гости – это…
Марс издаёт звук, похожий на рычание.
– Сабин Лала умер, это всё, что тебе надо знать.
– О Великая Вода, прими в свои вечные волны душу сего достойнейшего мужа! Воистину, сегодня чёрный день для всех правоверных!
Сказав это, бородатый исчезает.
Марс аккуратно вставляет на место "ухо". Затем достаёт из угла свёрнутую карту и разворачивает на столе. На карте крупно изображена Алгова и великие чалмашские княжества: Оранжевое и Высокое.
– Если пустынные шакалы начнут войну, то нападать им придётся через наши горы, – бормочет посол и водит пальцем по карте. – И что решит наш светлейший толстый упырь? Присоединиться к ним? Соблюсти нейтралитет? Выступить против? Или, может, нанести удар в спину?
Между княжествами много веков вражды в прошлом и зыбкий мир в настоящем. Зыбкий мир, который держался на одном человеке – Сабине Лала. На потоке Великой Воды.
Который как стремительно мчался, так стремительно и иссяк.
Все эти мысли послу не нравятся. Впереди маячит большая война… Но у него есть план. Опасный план, непростой. План, как всё исправить.