* * *
"Умный человек – это тот, кто умело использует чужие находки", – любили повторять на Лации.
Ну что ж, если следовать этому определению, то граждане Лация, несомненно, были умны. Они многое взяли из прошлого, но при этом изменили так, как их это устраивало. Как и в Древнем Риме, на Лации выбирали двух высших правителей – двух консулов. Как и в прошлом, один из них оставался дома (то есть на родной планете), а второй находился либо на одной из колоний, либо командовал флотом метрополии. Власть нельзя сосредотачивать в одних руках – этому принципу следовали неизменно. Правда, консулов выбирали не на год, как в Риме античном, а на пять стандартных лет. Но и масштабы Республики нынче были другими.
Консул Аппий Клавдий Цек встречал гостей в просторном атрии Палатинского дворца. Шестнадцать колонн черного мрамора с серебристыми прожилками, увенчанные золочеными капителями, поддерживали потолок. Прорезь наверху была имитированной – сейчас, поздним вечером, когда звезда Фидес уже опустилась за холмы за рекой, в прямоугольнике наверху сияло яркое голубое небо, и в атрий лился казавшийся естественным солнечный свет.
Аппию Клавдию было за пятьдесят. Он не проходил омоложения и выглядел на свой возраст, то есть человеком уже пожившим, почти старым. Одетый в пурпурную тогу, он, встречая гостей, каждого называл по имени и для каждого находил несколько приятных слов. Разумеется, в ухе у него находился электронный номенклатор, который подсказывал консулу нужные сведения. Впрочем, многих Аппий Клавдий знал и помнил без всяких подсказок. Но без номенклатора на подобных празднествах никак не обойтись – сотни приглашенных, и каждый (или почти каждый) с женой (супругом) или просто приятелем или подружкой. Были среди гостей не только патриции, но и плебеи – из тех, кто занимал высокое положение, – префект Норика и префект космической разведки Герод Аттик прибыли одними из первых. Послы других колоний-реконструкций также присутствовали, к тому же с помощниками, а некоторые, как посол Неронии, – с многочисленной свитой.
Едва Валерия и ее муж отошли от консула, как рядом с ними очутился посол Неронии, граф Чеано. Высокий, худощавый, в черном, расшитом золотом мундире, в узких брюках и лакированных сапожках с символическими золотыми шпорами, он церемонно поклонился и поцеловал Валерии руку.
– Я могу с вами поговорить, сенатор Валерия? – поинтересовался граф Чеано.
– Это деловой разговор? – Лери капризно улыбнулась, давая понять, что в этот вечер говорить о делах ей совсем не хочется, она намерена отдыхать и веселиться напропалую.
– Вас это смущает? Я слышал, вы умеете сочетать дела и отдых, – улыбнулся Чеано.
– Надеюсь, разговор будет не слишком длинный.
– Я готов беседовать с вами хоть десять часов подряд, – попытался подольститься посол.
– Попробуйте уменьшить это время как минимум раз в сто, – посоветовала ему Валерия. – Тогда я вас выслушаю, и мы не опоздаем к столу. Консул этого терпеть не может.
– Попробую уложиться. Но хочу вас предупредить, что разговор конфиденциальный.
– И не подумаю оставлять с вами свою жену! – Друз, всегда недолюбливавший неров, сделал шаг вперед, заслоняя жену.
– Я не настолько наивен, чтобы думать, будто жена не разболтает мужу любую тайну. Не собираюсь от вас ничего скрывать, совершенный муж. Мудрость патрициев поможет вам оценить, что делать с информацией, которую я сообщу. – Нер явно хотел задеть Друза: практически всем был известно, что Друз сделался патрицием благодаря браку с Лери. Но своей цели он не достиг – потому что на самом деле Друз обладал генетической памятью от рождения, правда, незаконно. Но об этом знали только трое: он сам, его жена и ее брат Корвин.
Так что в ответ Друз лишь презрительно усмехнулся: нет ничего слаще тайного превосходства.
– Лучше выйдем из общего зала в боковую экседру, – предложил Друз. – Там пока мало народу.
– Так о чем же речь? – спросила Валерия, когда они остановились у фонтана.
– Всего несколько слов, – заверил посол Неронии. – Мы теперь не воюем, не так ли?
– Насколько я помню, да, – изобразила некоторое раздумье Валерия.
– Но раньше воевали. Например, двадцать пять лет назад.
– Да, было дело. Никак не могли поделить планету Фатум. Но, кажется, тот конфликт был исчерпан после того, как мы уступили протекторат над планетой третьему лицу? Или у нас все еще сохранились претензии друг к другу? Напомните мне, если так.
– Дело не в претензиях… – граф Чеано помедлил. – Видите ли, недавно мы обнаружили анимала, пропавшего двадцать пять лет назад во время небезызвестного конфликта. И вот спустя столько лет он объявился в секторе Неронии, выпрыгнул из гиперпространства возле одной из наших баз. Живой корабль находился в стадии агонии. Его буквально разорвало пополам. Но мозг корабля уцелел, посему часть информации сохранилась. Наши криминалисты точно установили, что анимал был атакован три года назад. И, судя по характеру ранений и уцелевшим записям, атакован вашими кораблями. Ему кое-как удалось залатать свои раны и удрать. Но крайнее истощение не позволило несчастный корабль спасти. Император хочет направить ноту Лацию.
– Вы меня предупреждаете? Не могу сказать, что не оценила вашу любезность, но мне кажется, тут нужны разъяснения.
– Я попросил императора пока не предпринимать никаких шагов. Хотя бы потому, что недавно именно благодаря Лацию мы сумели предотвратить вторжение Колесницы Фаэтона в наш сектор. Я надеюсь (хотелось бы сказать "я уверен", но пока не могу), что Лаций не причастен к исчезновению анимала. Вы попросту не могли держать его столько лет на одной из своих баз незаметно. А вот попытаться уничтожить при встрече три года назад очень даже могли. Но только зачем?
– Почему вы завели этот разговор?
– Думаю, вам интересно будет это услышать, – граф Чеано поклонился. – До того, как Нерония направит вам ноту. Быть может, вы воспользуетесь моей информацией.
– Надеетесь, что мы сообщим вам что-то интересное в ответ? – спросил Друз без обиняков.
– Разве вам нечего сказать?
Друз запнулся и сказал:
– Нет.
Он никогда не умел врать.
Чеано еще раз поклонился и отошел.
– У нас случилось что-то подобное? – спросила Валерия. – Мы тоже что-нибудь нашли из того, что потеряли? Просто так этот черный лис не стал бы заводить разговор. Особенно в твоем присутствии.
– Думаю, этот парень отлично информирован.
– Зачем он все это сказал? Зачем? Зачем? – Лери не понимала сути происходящего и в раздражении притоптывала ножкой. – У меня есть только одно объяснение, совершенно безумное: этот человек в самом деле хотел нас предупредить.
– Лери, может быть, отложим этот разговор и вернемся в главный зал?
– Я хочу знать, на что намекал Чеано. Будь краток, и мы не опоздаем на обед.
– Мы нашли лацийский катер с мертвым пилотом. Этот катер тоже пропал двадцать пять лет назад, как и анимал Неронии. Герод Аттик потребовал засекретить объект, пока мы не выясним все обстоятельства.
– Я уверена, граф Чеано знает о находке, несмотря на все усилия нашей дерьмовой космической разведки. Иначе он не толковал бы про агонизирующего анимала, вместо того чтобы пить аперитив.
– К тому же видео этой агонии есть в Галанете. От неронийских галанетчиков трудно что-нибудь скрыть. Он выдал нам с таинственным видом открытую информацию.
– Надеюсь, репортеров сейчас нет во дворце.
– Не уверен. Хотя с ними пытаются бороться, но так же безуспешно, как и с жучками.
– Тогда прекратим разговор. Все равно нам не удастся выяснить, что черному лису от нас было нужно.
Лери взяла мужа под руку, и они направились в столовую.
* * *
– Давай поднимемся на обзорную площадку, – предложила Верджи, когда они с Корвином очутились в атрии дворца. – Я хочу посмотреть на Город с высоты.
– Это лучше делать с Капитолийского холма, – заметил Марк. – Но и с Палатина открывается прекрасный вид.
Они прошли в лифт. Кабина с зеркальными стеклами медленно повлекла молодых супругов наверх. Пока лифт поднимается или опускается, можно поцеловаться. На большее не хватит времени. Верджи и Корвин поцеловались.
Марк давно заметил, что, оказавшись в шумной компании или на официальном приеме, Верджи непременно пытается где-то укрыться. Уроженка Колесницы, не просто плебейка, но еще и беглянка с другой планеты, вышедшая замуж за патриция Лация, она была на этом празднике чужачкой вдвойне. Марк и его близкие – вот все, кого Верджи здесь знала. Ее родина Колесница столетиями была заклятым врагом Лация. Случалось, эти два мира заключали перемирие, но никогда не становились союзниками. Находиться среди патрициев, каждый из которых помнил десятки, а то и сотни сражений с ее родиной, было для Верджи невыносимо. Иногда ей казалось, что именно уникальная память патрициев раз за разом раздувает уже начинающее гаснуть пламя вражды, ибо ни забывать, ни прощать патриции не умеют.
Из лифта они вышли на открытую террасу, обращенную к форуму. Звезда Фидес уже зашла, но подсветку еще не включили. На несколько минут расположенный в низине форум погрузился во тьму, лишь ярко горела золотом все еще освещенная черепица на крышах храмов на Капитолии.
Верджи облокотилась на балюстраду и несколько минут любовалась Городом.
– Говорят, на подлинном форуме одни лишь обломки, – сказал Верджи. – Не боишься, что Новый Рим через годы превратится в уродливое кладбище прежней мощи?
– Не исключено. Но очень бы не хотелось до этого дожить, – Корвин хотел превратить ее слова в шутку, но не сумел.
Странно, но в последние три дня он испытывал смутное беспокойство – предчувствие беды не отпускало его и с каждым часом все усиливалось.
В этот миг внизу вспыхнула подсветка, одела призрачным голубым плетением колонны и скульптуры, высветила портики базилик и храмов.
Верджи наклонилась еще ниже, будто хотела соскользнуть, слететь вниз, на озаренный голубыми огнями форум. Корвин невольно ухватил ее за руку.
– У нас в усадьбе была высокая башня. Я любила забираться и смотреть на окрестные поля внизу. Ровные квадраты, всегда распаханные в шахматном порядке.
"Почему не параллельно?" – спрашивала я. "В этом есть смысл, надо предотвратить эрозию почвы", – мне говорили. Но мне всегда хотелось, чтобы поля были расчерчены параллельно. По единому замыслу… Опять смысл… Вот дурацкое слово! Всегда ли в наших поступках есть смысл? Или мы просто не знаем причин? В чем причина, что одни любят Рим, а другие бредят Наполеоном? Ведь все мы родом с Земли. Ты видел Новый Париж с высоты?
– Да, конечно. Но только не я, а мой дед-дипломат. Однако я помню…
– Неважно, – перебила его Верджи, она все время его перебивала. – Мы… то есть колесничие построили Эйфелеву башню в два раза выше, чем на Старой Земле. Новый Париж грандиозен. Ваш Рим… то есть Новый Рим кажется после Парижа провинциальным. На Лации слишком точно следуют принятой реконструкции. Как будто, возродив форум или Больший цирк, вы на самом деле превратитесь в римлян.
– Ну… и что ты хочешь мне сказать? – спросил Корвин с улыбкой.
– Я же говорю. Ты не слушаешь?
– Это – вступление. Ты попросила сюда подняться, чтобы поговорить о важном. Тайна, которую нельзя поведать дома, – Марк улыбнулся. Верджи обожала действовать ничего не объясняя, просто вела за собой. А потом могла огорошить каким-нибудь сомнительным сюрпризом. Она все время делала ему подарки, сюрпризы, целая кладовка в их доме была завалена ненужными вещами.
– Там, среди приглашенных, посол Колесницы Фаэтона! – В голосе Верджи послышалась тревога. Нет, не тревога – страх.
– Ну конечно! Послы других систем всегда присутствуют на этом приеме. Извини, забыл предупредить.
– Я встречалась с ним два дня назад.
– Что?! – Корвин невольно стиснул ее запястье. – Зачем?
– Он сам попросил о встрече. Мы виделись на представлении в Большом цирке. Он сказал… – Верджи набрала побольше воздуха в легкие и выдохнула: – Он предложил мне подать прошение на имя императора Колесницы. Написать просьбу о помиловании и просить разрешения вернуться.
– Граф Гарве просил тебя вернуться?
– Нет! Он как раз не просил, а говорил так, будто я его об этом умоляла, а он, так и быть, снизошел к моей просьбе. Представляешь какой бред! И зачем мне это нужно?! А? – Она задрожала – то ли от холода, то ли от клокотавшей внутри ярости.
– Ни за чем! – Корвин обнял ее за плечи. – Вопрос – что нужно ему.
– Меня приговорили к смерти на Колеснице за измену. А теперь посол обещает помилование и смягченный приговор. Десять лет каторги! Представляешь какая милость! Я чуть не прослезилась от умиления! – Верджи ненатурально расхохоталась. Смех вперемешку с дрожью.
Корвин даже не улыбнулся. Напротив, на лице его появилось сосредоточенное выражение, как будто он к чему-то прислушивался. К голосу, слышному только ему. Наконец Марк слегка кивнул, будто соглашался с невидимым собеседником, и спросил:
– Что еще сказал посол?
– Дословно? – Верджи задрала подбородок и произнесла, передразнивая манеру посла Колесницы Фаэтона: – "Так будет лучше для вас!" Что это значит? Они мне угрожают?
– Пустое. Колесница не может достать ни тебя, ни меня на Лации, разве что прикажет меня убить, а киллером назначит тебя. Надеюсь, ты не собираешься этого делать? Или собираешься? – Марк театрально нахмурил брови.
– Марк! Марк! Что ты такое говоришь! – Она обняла его, но почти сразу отстранилась. – Я их ненавижу! Ты даже не представляешь, как умеют колесничие шантажировать, как обожают приказывать, как любят давить на тех, кто слаб, чтобы вконец унизить и заставить… Она вытянула руку и сжала кулак так, что костяшки пальцев побелели. Похоже, ей было совсем не до шуток.
– Я двенадцать лет провел на Колеснице, – напомнил Марк. – Посол еще что-нибудь сказал?
– Ничего.
– Вот как?
– Ну, я в лицо ему выпалила, что он идиот! Ты не представляешь, с каким удовольствием я это сделала!
Корвин на минуту задумался.
– Гарве совсем не идиот, Верджи. И этот разговор затеян не просто так. Ты должна подойти к послу здесь, на празднике…
– Ни за что!
– Ты должна подойти к послу, – мягко повторил Корвин, – и сказать: "Я согласна подать прошение. Но как долго будут его рассматривать? Я бы хотела прежде родить ребенка для моего мужа и после этого вернуться на Колесницу".
– Марк! Зачем это? Я же не собираюсь возвращаться. Десять лет каторги вместо любимого мужа и жизни на прекрасной планете… Или ты решил меня выдать? Ну, тогда я тебя точно убью! – Угроза в ее голосе прозвучала совсем нешуточная. Она с силой стиснула ему руку.
– Верджи, прекрати! Как ты не понимаешь: мне нужно знать, что он ответит.
– А… – задумчиво протянула Верджи и хитро прищурилась. – А потом я могу сказать ему какую-нибудь гадость?
– Лучше этого не делать.
– Но я все равно скажу.