Хаатера поймали на следующий же день, у крупного тракта. В отчаянье тот сначала пытался бежать, а потом пустил в ход актёрские навыки. Сверкая перстнем инквизитора, преступник пытался убедить, будто он здесь по служебной надобности. Если бы в отряде не было судебных магов, то ему могли бы поверить: гнев разыгрывал натурально, грозился всех разжаловать и упечь в тюрьму. Увы, Хаатер не покинул пределов Сатийской области, а тут каждый знал о случившемся на кладбище. Преступника связали и доставили в места не столь отдалённые.
В палате на несколько минут воцарилось молчание. Эллина не знала, как задать щекотливый вопрос, а соэр внимательно изучал гоэту, будто стремился убедиться, что вся на месте.
- Господин Хаатер, он...Он говорил... Что ловил вас на меня.
- И успешно. Рыба наживку проглотила.
Гоэта, смутившись, отвернулась. В голове не укладывалось то, что она сейчас услышала. Тогда, на кладбище, Эллина не восприняла слова о любви Брагоньера всерьёз, да и теперь отказывалась верить. Нечем, решительно нечем ему в ней прельститься. В качестве любовниц дворяне выбирают хорошеньких, молодых, обаятельных, а не таких, как Эллина. На одну ночь она сошла, но больше?
Нет, конечно, это бред! Брагоньер просто хорошо воспитанный человек, заступился за даму, как велит кодекс чести. Соэр спас бы любую жертву того изверга, потому что благороден.
Успокоившись, гоэта обернулась, хотела расспросить о дате суда, но Брагоньер опередил её, задав выбивший почву из-под ног вопрос:
- Госпожа Тэр, можно вас поцеловать?
Гоэта кивнула. Она недоумевала, зачем спрашивать разрешения. Он - баронет, она - никто, смесь третьего и второго сословия. Мнением таких не интересуются.
Брагоньер склонился над Эллиной, нахмурился, заметив ранку на губе, и поцеловал. Гоэта ожидала чего-то целомудренного, но вышло иначе. Вернее, сначала всё было, как положено, но потом соэр обнял её и позволил себе нечто не вязавшееся с его образом. Опешившая Эллина не сопротивлялась, гадая, как следует реагировать на странности поведения Брагоньера. На подкорке сознания даже мелькнула мысль: не сошёл ли он с ума?
- Так, это что такое, господин Брагоньер? Кто разрешил вам вставать?
Соэр недовольно оторвался от губ гоэты, выпрямился и гневно глянул на замершего у кровати с флаконом успокоительного мэтра Олиоха:
- Я не намерен по вашей милости изображать немощного. И разрешение мне ничьё не требуется.
- Больной нужен покой, - мага не смутили взгляды и тон Брагоньера. - Попрошу вас вернуться к себе, иначе, во избежание эксцессов, выпишу лошадиную дозу снотворного.
- И как же, позвольте полюбопытствовать, вы заставите меня её выпить? - соэр скрестил руки на груди и в упор смотрел на мэтра Олиоха. - Не много ли вы на себя берёте?
- Ваше здоровье - это ваше дело, господин Брагоньер, - сдался маг, - но за здоровье госпожи Тэр отвечаю я.
- Выздоравливайте, Эллина, - Брагоньер обернулся к гоэте и поцеловал руку. - Не буду отнимать ваши силы.
- И, - усмехнулся он, - приворот - дело подсудное. На этот раз прощаю, не приобщу к деталям расследования, но в следующий поблажек не ждите. Денежным штрафом не отделаетесь. Ваше разрешение на работу восстановят в кратчайшие сроки.
- Спасибо за спасённую жизнь! - пробормотала Эллина. Это разрешение - такая мелочь, как и теоретический тюремный срок. Лучше арестантская роба, чем земля и черви. - Я перед вами в вечном долгу.
Брагоньер покачал головой:
- Вы мне ничем не обязаны. Абсолютно ничем.
Глава 12. Дела сердечные.
Матео Хаатер сплюнул сгусток крови. Он висел вниз головой на "троне" - так называли позорный столб в форме стула, частенько использовавшийся в качестве "лёгкой" пытки. Ноги преступника фиксировали деревянные блоки.
Хаатер провёл в таком положении не один час, пока длился допрос. Всё это время его обливали ледяной водой и били плетью.
Палач равнодушно поправил передник и направился к столу, на котором лежали железные прутья.
Очаг уже разгорелся, готовый раскалить металл добела.
- Подождите, - остановил его Брагоньер, - может, обвиняемый желает признаться?
Соэр сидел на привычном месте следователя и вёл протокол допроса. Внешне спокойный, он получал удовольствие от каждой гримасы боли на лице Хаатера. Тот мужественно держался, отказываясь давать показания. Вот и сейчас нашёл в себе силы поднять голову и злобно глянуть на Брагоньера.
- Жаль, вы не умерли, - пробормотал Хаатер.
- Не мог себе позволить, не вернув вам долг, - соэр встал и вплотную подошёл к обвиняемому. - Дыба ждёт. Отпираться бесполезно - превратитесь в груду мяса.
- Запрещено законом, - возразил Хаатер.
- Для вас закон - это я, - в воздухе свистнула плеть, до крови рассекая плоть. Обвиняемый дёрнулся. - А инквизитору и подавно разрешено всё - ваша мечта, господин Хаатер. Вы ведь мнили себя наместником Сораты, вершили правосудие... Но правосудие, господин Хаатер, - моя прерогатива.
- Мстите за бабёнку, - хрипло рассмеялся Хаатер и тут же задохнулся от боли. На этот раз из его горла вырвался стон.
Брагоньер приподнял рукоятью плети подбородок обвиняемого, заставив смотреть себе в глаза.
- Ты пожалеешь, - шёпотом пообещал он. - Но до казни доживёшь. И эта женщина придёт посмотреть на твой танец с верёвкой.
- Я дворянин, - напомнил Хаатер.
- Это решается. Особенно в твоём случае.
- Подготовьте обвиняемого к дыбе, - приказал Брагоньер. - С калёным железом познакомите чуть позже.
Отбросив плеть, соэр вернулся на место. Сделал пару записей в протоколе, пока палач освобождал Хаатера и тащил к дыбе.
Помощник экзекутора живо связал руки обвиняемого за спиной, перебросив свободный конец верёвки через кольцо лебёдки.
Брагоньер велел прикрепить к ногам Хаатера свинцовые гири. Снял сюртук, расправил его и повесил на спинку стула. Закатав рукава, соэр размял пальцы и подошёл к дыбе. Хаатер хотел плюнуть ему под ноги, но во рту пересохло. Брагоньер усмехнулся и ударил обвиняемого кулаком по лицу.
Палач присвистнул и с уважением глянул на следователя. Сразу видно, инквизитор с намётанной рукой: чуть челюсть не свернул.
- Будете и дальше отпираться, господин Хаатер? - Брагоньер дёрнул за верёвку, закрепил её на барабане и флегматично начал крутить лебёдку.
- Да, я убил их всех! - прохрипел обвиняемый.
Соэр сделал вид, будто не расслышал. Не так просто и быстро.
- Чего вам ещё? - выплюнул Хаатер.
- Чистосердечное признание. Палач, щипцы! А после усадите его в "кресло".
Хаатер невольно обратил взгляд на утыканный шипами предмет мебели. Знакомство с ним означало медленную, мучительную смерть. А себя Хаатер любил. Да и умереть хотелось красиво, как и подобает мученику за веру. Он уже заготовил речь, обличающую пороки и призывавшую гнев богов на головы палачей, но с вывернутыми суставами, истекающим кровью, произнести её будет невозможно. Слова звучат иначе, когда язык еле ворочается, а сознание перемежается.
Лебёдка вновь заскрипела, до предела растянув тело Хаатера.
Зафиксировав поворотный механизм, чтобы не провернулся назад, Брагоньер обошёл вокруг обвиняемого.
- За что же вы так невзлюбили людей, господин Хаатер? - голос соэра сочился сарказмом. - Не потому ли, что они оказались счастливее вас? Их кто-то ценил, любил, они получали удовольствие от жизни - а вас обделили, господин Хаатер. И вы решили, будто мир, не любящий вас, не живущий по вашим правилам, не достоин существования. Признайтесь же, все ваши пафосные речи - блеф.
- Из вас плохой врачеватель душ, - сквозь зубы процедил Хаатер.
- Неужели? - вскинул брови Брагоньер. - Боюсь, я знаю о вас слишком много. О ваших отношениях с женщинами, к примеру.
- Они твари, - яростно выкрикнул обвиняемый. - Шлюхи, продающиеся за золото!
- И многие вам продались?
Хаатер промолчал, а потом презрительно бросил:
- Я верен заветам богини и чист перед ней. У вас же руки по локоть увязли в грехе. А у вашей разлюбезной госпожи Тэр - по самое тухлое сердце. Она давно не девица и сношается с мужчинами ради....
Брагоньер не дал ему договорить, вместо продолжения фразы вырвав крик боли.
- Вы ошибочно родились мужчиной, - не скрывая гнева, сказал соэр. - К счастью, в моей власти исправить эту оплошность и сделать вас тем, кем вы являетесь.
Насвистывая, палач взялся за раскалённые щипцы и направился к Хаатеру. Через минуту стены пыточные отразили его истошный крик.
Брагоньер и бровью не повёл. Он не сомневался, теперь Хаатер перестанет упорствовать. Так оно и случилось.
Уходя, соэр обернулся к распластавшемуся на полу Хаатеру:
- Как видите, я всегда держу слово. Вы поступили опрометчиво, впутав в это дело женщину. Через две недели суд. Через три вас казнят. Как - на усмотрение судьи. Если вас действительно избрала Сората, она сделает руку палача лёгкой. Но я буду настаивать, чтобы вас утопили или повесили: такие, как вы, позорят дворянство.
Расследование подходило к логическому завершению.
Некромант нашёл и поднял бродягу, который помогал Хаатеру. С помощью мага удалось взять показания у души убитого, засвидетельствованные независимым волшебником. Взамен на услугу государству некромант был отпущен, чему немало обрадовался.
Господин Диюн, всё ещё томившийся в застенках, с радостью изобличил в изувеченном Матео Хаатере своего наставника и, упиваясь собственной значимостью, часами разглагольствовал о подлости и опасности того для общества.
В тюрьме ученик не только предал учителя, но и успел кардинально поменять убеждения. Теперь господин Диюн утверждал, будто бы всегда ратовал за власть и хотел подловить Хаатера, чтобы потом сдать его в руки правосудия.
- Я ведь всегда знал, он мне не друг, господин соэр, - подобострастно улыбаясь, тараторил Диюн. - Он аморален. Сами послушайте, что Цинглин говорит. А ещё в Префектуре служил... А если кто господину соэру дурное обо мне рассказывал, то это другой человек в мои одежды нарядился, имя присвоил. Его найти и покарать надо. А всем сказать, что господин Диюн ничего такого не говорил. Вот и господина соэра обманули, сказали, будто бы господин Диюн к волнениям призывал, обижал кого-то, женщин тех же. Так это двойник мой. Я очень уважаю господина соэра, что скажете, то и сделаю. Вы только намекните, что нужно. Я и невысказанные желания всегда выполняю. Когда арестовывали, в Управление везли, взятку господину капралу дать пытался, только он не взял, постеснялся.
- Значит, в храме вы не проповедовали? - следователь не преминул сделать пометку о новом вскрывшемся правонарушении свидетеля.
- Да то просто проверка была. И реакция положительная, по-моему. Как проверка выглядела? Я о морали говорил, о том, что многие нарушают, ведут себя дурно, потому что совесть у людей нечиста, Сорату забыли. Так кто не такие - разве я их оскорблял? Ну и на кого господин Диюн показывал? На некто. Что тут обидного и противозаконного? Но проверка точная. Даже жрец в грехе погряз, раз господина Диюна выгнал и донос написал. И не только он гневился - значит, я на верном пути.
Следователь оборвал пафосную речь Диюна, напомнив, что его фантазии мало согласуются с реальностью, в которой имела место быть иная трактовка событий. А если у него раздвоение личности, то надлежало обратиться к врачу.
Господин Диюн приуныл. Умильно закатывая глаза, попытался навязаться в друзья следователю и, заодно, всему Следственному управлению. И тут же изрёк: друзей и честных верноподданных, изобличающих скверну, вроде Хаатера, сажать в тюрьму нельзя, а необходимо, наоборот, наградить.
Увы, закон оказался суров, и Диюн отправился досиживать отмеренный срок.
Письмо господина Моуса, восстановленное по оттиску на чистом листе, стало одним из козырей обвинения, неопровержимой уликой.
Два пухлых тома доказательств с чистосердечным признанием Матео Хаатера, отправили в суд. Он обещал быть скорым и безжалостным.
Господина Диюна также ожидало судебное разбирательство: на этот раз за взяточничество, пособничество преступнику и дачу ложных показаний. Увы, следователь не поверил, будто Диюна оклеветали, надев его личину. Так что к сроку за оскорбление властей и общества обещал добавиться новый.
Эллина Тэр вернулась в Сатию в середине сентября, в самый разгар судебного разбирательства. Оно стало самым громким событием года, приковав к себе внимание как высшего света, так и простых обывателей.
Целители-маги знали своё дело и в кратчайшие сроки поставили пациентку на ноги.
Гоэта знала, ей предстоит выступать свидетельницей, поэтому не удивилась, найдя под дверью повестку в суд. В Сатию, к слову, её любезно доставили с помощью артефакта перемещения, избавив от необходимости трястись по половине дорог Тордехеша. Перенос заказало и оплатило Следственное управление.
Первым делом Эллина навестила подругу: та шла на поправку. Гоэта предпочла не рассказывать Анабель о кладбищенском кошмаре, туманно обмолвившись, что её похитили и держали в заложницах:
- А потом люди из Управления меня освободили.
Вечером того же дня, как Эллина переступила порог своего дома, Тенистую улицу навестил Брагоньер. Он приехал прямо с судебного заседания, где, по словам многих, произнёс лучшую свою обвинительную речь.
Гоэта радушно встретила его, засуетилась, устраивая в гостиной. От её благодарностей звенело в ушах. Брагоньер слушал и хмурился: слова отзывались в голове мигренью, да и их смысл ему не нравился. Эллина опять говорила о долге, о том, что отработает потраченные на неё деньги.
- Госпожа Тэр, да замолчите вы когда-нибудь! Я устал от вашего непонятного желания поставить в укор помогавшему чистосердечную заботу, - откинувшись на спинку стула, соэр прикрыл глаза. Он безумно устал, и, кажется, в довершение всех бед, ему продуло шею. - Ещё раз заикнётесь, будто дешевле тех жалких лозенов, посажу в одну камеру с Хаатером.
Гоэта замолкла и внимательно взглянула на гостя. Только сейчас Эллина заметила, что ему нехорошо. Так-то она заботится о своём благодетеле!
- Могу я помочь? - робко спросила гоэта.
- Чем? - Брагоньер открыл глаза и перевёл взгляд на Эллину.
- Снять нервное напряжение. Я вижу, вам нездоровится...
- Пройдёт! Но всё равно спасибо за участие.
Эллина с минуту колебалась, а затем встала. В конце концов, хоть что-то хорошее она может для него сделать. Гоэтов учили азам врачевания - а тут выдался прекрасный случай вспомнить полузабытые навыки.
Эллина догадывалась, Брагоньер привык бороться с последствиями переутомления коньяком, но считала массаж намного полезнее и эффективнее. Особенно при боли в шее, в которой соэр никогда не признается, но от которой непроизвольно кривится.
Гоэта обошла Брагоньера и решительно заявила:
- Шейный платок нужно развязать, а ворот ослабить.
Соэр удивлённо взглянул на неё:
- Что вы задумали, госпожа Тэр?
- Убрать боль и усталость. Я умею снимать спазмы.
- Да? - скептически прищурился Брагоньер. - Что-то я не слышал ни об одном гоэте, который это практиковал.
- Хуже вам не станет, - заверила Эллина.
Соэр нехотя согласился, снял шейный платок и расстегнул верхние пуговицы рубашки.
Пальцы гоэты сразу нащупали проблемный позвонок и начали его массировать, постепенно забираясь ниже и выше. Напряжённый вначале Брагоньер расслабился, опустил голову. Ему было приятно, но виду он не показывал, просто сосредоточил взгляд в одной точке.
- Вам лучше, господин Брагоньер? - закончив, поинтересовалась Эллина.
- Да, благодарю вас. Неделя выдалась трудной.
- Но это не повод доводить себя до такого состояния. Господин Брагоньер, вы совсем не думаете о своём здоровье. Конечно, это не моё дело...
- Ваше, - неожиданно ответил соэр, поймал и поцеловал руку.
- Эллина, - он обернулся к гоэте, пристально глядя в глаза, - по-моему, это очевидно всем, кроме вас. Всё Следственное управление, весь свет обсуждает вас - и только вы не в курсе.
- А зачем меня обсуждать? - в недоумении переспросила Эллина.
Она вернулась на своё место за столом, пытаясь понять, на что же намекает Брагоньер. Зачем он зашёл? Повестку гоэта получила, в Управлении отметилась... Да и поздно уже.
- Эллина, не прикидывайтесь дурочкой! Моя слабость, по-моему, очевидна, но если вы по упрямству не желаете её признавать, вот вам неопровержимое доказательство.
Соэр порывисто встал и заключил ойкнувшую гоэту в объятия. Не дав опомниться, поцеловал, одновременно всё теснее прижимая к себе.
Не ожидавшая такого порота событий, Эллина плыла по течению. Обманывать себя дальше было глупо - только покойник не заметил бы проявлений чувств Брагоньера, но что делать с ними гоэта не понимала.
Поцелуи соэра становились всё жёстче и решительнее; пальцы отправились в путешествие ниже спины. Ему внезапно захотелось её здесь и сейчас, даже усталость отступила. Но диван казался неподходящим местом для любимой женщины, поэтому соэр подхватил Эллину на руки и понёс наверх.
По дороге гоэта предприняла попытку отказаться от заманчивого предложения, но поймала взгляд Брагоньера и раздумала. Так её, пожалуй, ещё не желали. Учитывая личность соэра - случай уникальный и грел самолюбие.
Прошлая совместная ночь не оставила дурных воспоминаний, а телесная близость полезна для снятия нервного напряжения не только мужчинам, но и женщинам. Да и, зачем скрывать, после пережитого кошмара Эллине хотелось, чтобы её приласкали.
Стеснение в это раз не мешало: гоэта справедливо рассудила, там он уже всё видел, а она не маленькая девочка, чтобы отказаться от удовольствия. Не с одним мужчиной, так с другим. Чем Брагоньер хуже предавшего её Датеи? И дворянин, к тому же, баронет. Когда ещё в её спальне окажется баронет?
Наученный прошлым опытом, в постели соэр повёл себя иначе, нежели в первый раз. Сдерживаясь, пытался растопить холодность Эллины. Ему мало было ответных поцелуев, хотелось, чтобы она вся отдалась ему.
Гоэта отчаянно старалась соответствовать чужому желанию, но своё никак не собиралось пробуждаться. Пришлось притворяться. Впрочем, для ночи с малознакомым мужчиной вышло замечательно. Неидеально, но лучше большинства её любовников. И дело не в качестве исполнения, а в стремлении сделать ей приятное.
В итоге гоэта не пожалела, что не выставила Брагоньера вон. Когда, закончив, он лёг рядом, она положила ему голову на плечо - как и всем другим мужчинам до этого.
Соэр погладил гоэту по волосам и поинтересовался, довольна ли она.
- Главное, вы довольны, господин Брагоньер, - пробормотала Эллина.
Приподнявшись на локте, соэр возмущённо уставился на неё:
- Это что ещё за фокусы?
Всё его благостное настроение мигом испарилось.
Гоэта села, прикрыв грудь одеялом. Она видела недовольство соэра и не понимала, чем оно вызвано. Ведь Брагоньер получил всё, что хотел.
- Эллина, ты же согласилась... - недоумённо пробормотал соэр.
- Как я могла отказать? - вздохнула Эллина. - Вы дворянин, а я выскочка, дочь фермерши и захудалого лавочника. С трудом пробралась во второе сословие.