После обеда я принял делегацию из Каппадокии, которая хотела, чтобы Фридландер-Бей помог им объявить свою независимость от Анатолии и провозгласить народную республику. Большинство людей думали, что Папа и Абу Адиль сделали себе состояние, торгуя пороком, но это было не совсем так. Это правда, что они были ответственны почти за всю незаконную деятельность в городе, но в первую очередь она выражалась в том, что они давали работу своим бесчисленным родственникам, союзникам и друзьям. На самом деле источником богатства Папы было то, что он знал о малейших изменениях в расстановке национальных сил в нашей части мира. Во времена, когда средний срок жизни новой страны короче, чем жизнь одного поколения ее граждан, кто-то должен хранить порядок посреди политического хаоса. В этом и заключались Дорогостоящие услуги, которые оказывали Фридландер-Бей и шейх Реда. Один режим сменял другой, а они помнили, где раньше проходили границы, кто был там налогоплательщиком, где кто зарыт - буквально и фигурально. Когда одно правительство уступало место своему последователю, Папа или шейх Реда вмешивались, чтобы сделать переходный период более мягким, и отхватывали себе по большому куску.
Все это казалось мне заманчивым, и я был счастлив, что Папа заставил меня работать в этой области, а не курировать прибыльные, но в целом нудные криминальные предприятия. Мой прадед учил меня с бесконечным терпением и приказал Тарику и Юссефу оказывать мне любую необходимую помощь. Когда я впервые пришел в дом Фридландер-Бея, я думал, что они всего лишь слуга и дворецкий, но теперь я понимал, что они знают о происходящем в верхах исламского мира больше, чем кто-либо, за исключением самого Фридландер-Бея.
Когда, наконец, каппадокийцы откланялись, я увидел, что до приема у эмира, где ожидали нас с Папой, оставалось немногим более полутора часов.
Кмузу помог мне выбрать подходящую одежду. Прошло уже некоторое время с тех пор, как я в последний раз надевал свои старые джинсы, ботинки и рабочую рубаху. Я успел привыкнуть к традиционной арабской одежде. Некоторые из жителей города одевались в деловые костюмы евроамериканского стиля, но я никогда не чувствовал себя в них удобно. В доме Отца я привык носить галабейю, поскольку я знал, что он предпочитает эту одежду. Кроме того, под свободным одеянием мне было проще прятать статический пистолет, а под кафией, арабским головным убором, я скрывал свои имплантаты, вид которых оскорблял некоторых консервативных мусульман. Потому я оделся в безупречно белую галабейю, подходящую для новобрачного, а сверху накинул царственно голубое, отделанное золотом одеяние. Я был обут в удобные сандалии, к поясу был привешен церемониальный кинжал, а на голове моей была простая белая кафия, перевязанная черным шнуром акаль.
- Ты очень хорошо смотришься, йа Сиди , - сказал Кмузу.
- Надеюсь, - ответил я. - Прежде мне никогда не приходилось встречаться с принцами.
- Ты доказал, что ты человек достойный, и эта репутация уже наверняка известна эмиру. Тебе незачем смущаться в его присутствии.
Кмузу было легко говорить. Я последний раз бросил взгляд на свое отражение, и то, что я увидел, не особенно впечатлило меня.
- Марид Одран, Защитник Угнетенных, - с сомнением сказал я. - Да, ты прав.
Затем мы спустились по лестнице к Фридландер-Бею.
Лимузин Папы вел Тарик, и мы прибыли во дворец эмира вовремя. Нам показали путь в танцевальную залу. Мне предложили прилечь на подушки на почетном месте, по правую руку шейха Махали. Фридландер-Бей и прочие гости рассаживались поудобнее. Я был представлен многим богатым и влиятельным людям города.
- Прошу вас, освежитесь, - сказал эмир.
Слуга подал поднос, уставленный чашечками крепкого кофе с кардамоном и корицей, и высокими стаканами с охлажденным фруктовым соком. Алкогольных напитков не было, поскольку шейх Махали был глубоко религиозным человеком.
- Да длится ваш пир вечно, - сказал я. - Ваше гостеприимство славится по всему городу, о шейх.
- Радость и празднество! - ответил он, польщенный.
Мы поговорили с полчаса, пока слуги не начали разносить блюда с овощами и жареным мясом. Эмир приказал наготовить впятеро больше еды, чем мы могли поглотить. Изящным, усыпанным драгоценными камнями ножом он отрезал мне отборнейшие куски. Всю жизнь я не доверял богатым и власть имущим, но, несмотря на это, принц мне понравился.
Он налил себе чашечку кофе, а другую предложил мне.
- Мы живем в городе полукровок, - говорил он, - и здесь так много группировок и партий, что мне все время приходится проверять свои суждения. Я изучаю методы мусульманских правителей прошлого. Только сегодня я прочел чудесную историю об Ибн Сауде, который правил объединенной Аравией, что некоторое время носила имя его семьи. Ему тоже приходилось принимать быстрые и умные решения по трудным вопросам. Однажды, когда Ибн Сауд посетил лагерь кочевого племени, к нему с воплем бросилась женщина и припала к его ногам. Она потребовала, чтобы убийца ее мужа был предан смерти.
"Как был убит твой муж?" - спросил владыка.
Женщина ответила: "Убийца забрался высоко на финиковую пальму, чтобы набрать плодов. Мой муж сидел под тем деревом и думал о своих делах. Убийца не сумел удержаться на дереве и упал на него, сломав моему мужу шею. Теперь он мертв, а я - несчастная вдова, и нет у меня средств, чтобы помочь моим осиротевшим детям!"
Ибн Сауд задумчиво потер подбородок.
"Ты считаешь, что этот человек нарочно упал на твоего мужа?" - спросил он.
"Да какая разница? Так или иначе, мой муж мертв!"
"Хорошо; что ты изберешь: честную плату за кровь или смерть этого человека?"
"Согласно Истинному Пути жизнь убийцы принадлежит мне".
Ибн Сауд пожал плечами. Он не мог противиться подобной настойчивости, но сказал женщине: "Тогда он должен умереть, причем так же, как умер твой муж. Приказываю, чтобы этого человека крепко привязали к стволу финиковой пальмы. Ты заберешься на эту пальму и спрыгнешь вниз, чтобы убить его. - Владыка помолчал и посмотрел на собравшихся вокруг родичей этой женщины и ее соседей. - Или ты все же выберешь честную плату за кровь?" Женщина помедлила мгновение, взяла деньги и ушла.
Я громко рассмеялся над анекдотом шейха Махали, остальные гости захлопали в ладоши. На какое-то время я совершенно забыл, что он эмир города, а я - всего лишь я.
Вечер утратил свою приятность при помпезном появлении Реда Абу Адиля. Он появился с шумом, приветствуя гостей так, словно это он, а не эмир, был здесь хозяином всего. Он был одет почти так же, как я, включая кафию, которая, как я знал, скрывала его собственный имплантат. За Реда Абу Адилем тащился молодой человек, вероятно, его новый административный помощник - и любовник. У молодого человека были короткие белокурые волосы, очки в проволочной оправе и тонкие бескровные губы. Он был в белой льняной сорочке по щиколотку, поверх которой была надета шелковая спортивная куртка, сшитая у дорогого портного, на ногах - голубые войлочные шлепанцы. Абу Адиль обвел комнату взглядом и с отвращением посмотрел на каждого из гостей. Отвращение сменилось радостью, когда он увидел нас с Фридландер-Беем.
- Мои старые друзья! - воскликнул он, пройдя через зал и подняв Папу. Они обнялись, хотя Папа не сказал ни слова. Затем шейх Реда повернулся ко мне: - А вот и счастливый новобрачный!
Я не встал, что было открытым оскорблением, однако Абу Адиль сделал вид, что не заметил этого.
- Я принес тебе замечательный подарок! - сказал он, оглядываясь кругом, чтобы удостовериться в том, что все на нас смотрят. - Кеннет, передай его молодому человеку.
Белокурый парень мгновение оценивающе смотрел на меня. Затем он сунул руку в карман и вынул оттуда конверт. Он взял его двумя пальцами и протянул мне, но не подошел ближе, чтобы я мог его взять. Возможно, он счел, что таким образом бросает мне какой-то вызов.
Я не поддался. Просто подошел к нему и взял конверт. Он посмотрел на меня, слегка скривив губы и подняв брови, словно говорил: "Позже разберемся". Мне захотелось швырнуть конвертом в его глупую физиономию, но вовремя вспомнил, где я и кто на меня смотрит. Поэтому я разорвал конверт и вынул оттуда сложенный листок бумаги. Я прочел, но совершенно ничего не смог понять. Прочел снова, однако понял не больше, чем в первый раз.
- Не знаю, что и сказать, - ответил я. Шейх Реда рассмеялся:
- Я знал, что тебе понравится!
Затем он медленно повернулся: так, чтобы его слова могли легко расслышать остальные.
- Я использовал свое влияние на чаушей, чтобы получить назначение для Марида Одрана. Теперь он офицер городской армии!
Чауши были неофициальным подразделением правого толка, а я раньше подвизался в правом движении. Они любили одеваться в серую форму и маршировать по улицам. Изначально их задачей была очистка города от чужаков. Со временем, когда большинство военизированных группировок стали жить на деньги таких людей, как Реда Абу Адиль, который сам приехал в город только в молодости, задачи чаушей изменились. Казалось, теперь их целью стало преследование врагов Абу Адиля - будь то чужаки или здешние.
- Не знаю, что и сказать, - снова повторил я.
Такой поступок был необычным для шейха Реда, и, клянусь жизнью, я не мог понять, почему он так сделал. Однако если хорошо знать шейха Реда, можно ожидать, что все это вскоре прояснится и ничего хорошего не выйдет.
- Все наши старинные разногласия улажены, - радостно сказал Абу Адиль. - Отныне мы будем друзьями и союзниками. Мы должны трудиться вместе, для того чтобы улучшить жизнь бедных феллахов, которые от нас зависят.
Гостям это понравилось, и они захлопали в ладоши. Я глянул на Фридландер-Бея, который только слегка пожал плечами мне в ответ. Нам было ясно, что у Абу Адиля зародился новый замысел, и сейчас на наших глазах он и осуществляется.
- Я хочу выпить за жениха, - сказал, вставая, шейх Махали. - И за окончание вражды между Фридландер-Беем и Реда Абу Адилем. Я известен среди своего народа как человек чести, и я пытался править этим городом мудро и справедливо. Мир между вами сделает мою задачу проще. - Он поднял свою чашечку с кофе, прочие встали и последовали его примеру. Для всех, кроме нас с Папой, это единение должно было показаться многообещающим. Но я чувствовал только, что глубоко в душе нарастает ощущение опасности.
Остаток вечера был, как я понимаю, приятным. Через некоторое время я до отвала наелся и напился кофе и на много дней вперед наговорился с богатыми иностранцами. Абу Адиль больше не вертелся у нас под ногами, но я замечал, что его белокурый дружок, Кеннет, все время смотрит на меня и качает головой.
Я сумел высидеть еще немного, затем мне стало скучно, и я ушел. Я наслаждался изысканными садами шейха Махали, глубоко вдыхал напоенный ароматом цветов воздух и потягивал ледяной шербет. В официальной резиденции эмира полным ходом шло веселье, но я устал от гостей. Они представляли собой два типа людей - тех, которых я никогда прежде не встречал и с которыми мне почти не о чем было говорить, и людей, которых я знал и с которыми встречаться не хотел бы.
На этом празднестве не было женщин, и, хоть номинально это было торжество по поводу моей женитьбы, даже Индихар не была приглашена. Я приехал с Кмузу, Фридландер-Беем, с шофером Тариком и двумя гигантами-телохранителями, Хабибом и Лябибом. Тарик, Кмузу и Говорящие Булыжники пили вместе с прочими слугами в отдельном здании, которое также служило эмирским гаражом и конюшней.
- Если ты желаешь вернуться домой, племянник, - сказал Фридландер-Бей, - то мы можем попросить у нашего хозяина разрешения откланяться.
Папа всегда называл меня племянником, хотя еше до нашей первой встречи он должен был знать о том, кем мы на самом деле приходимся друг другу.
- Я сыт развлечениями, о шейх, - ответил я.
В самом деле, я уже четверть часа следил за метеоритным дождем в безоблачном небе.
- Я тоже. И очень устал. Дай мне опереться на твою руку.
- Конечно, о шейх.
Он всегда был крепким мужчиной, но был уже стар, его возраст приближался к двухсотому дню рождения. К тому же за несколько месяцев до этого кто-то пытался его убить, и ему пришлось пережить множество сложных нейрохирургических операций, чтобы восстановить здоровье. Он еще не полностью оправился и все еще плохо держался на ногах.
Вместе мы поднялись из роскошных садов и прошли по вздымающемуся арками коридору к мягко освещенному залу. Увидев нас, эмир поднялся и выступил вперед, раскрыв объятия Фридландер-Бею.
- Вы оказали моему дому великую честь, о блистательный! - сказал он.
Я стоял в стороне, оставив Папе совершать все формальности. У меня было такое чувство, что этот прием стал чем-то вроде встречи двух влиятельных людей, а торжество в честь моей женитьбы не имело никакого отношения к их тайным переговорам.
- Пусть длится твой пир вечно, о эмир! - сказал Папа.
- Благодарю вас, о мудрый, - ответил шейх Махали. - Неужели вы нас покидаете?
- Уже за полночь, а я стар. После моего ухода вы, молодые, сможете повеселиться по-настоящему.
Эмир рассмеялся:
- Вы уносите с собой нашу любовь, о шейх. - Он наклонился и расцеловал Фридландер-Бея в обе щеки. - Идите с миром.
- Да продлит Аллах ваши дни, - ответил Папа.
Шейх Махали повернулся ко мне.
- Киф у басат! - сказал он. Это означает: "Доброго здоровья и радости", и вкратце выражает отношение города к жизни.
- Благодарим вас за гостеприимство, - сказал я, - и за честь, которую вы нам оказали.
Казалось, эмир доволен моими словами.
- Да благословит вас Аллах, молодой человек, - сказал он.
- Да будет с вами мир, о эмир.
Мы отступили на несколько шагов, затем повернулись и вышли в ночь.
Эмир и прочие гости надарили мне целую кучу подарков. Они все еще лежали для всеобщего осмотрения в зале. На следующий день их соберут и передадут Фридландер-Бею. Когда мы с Папой вышли в теплый ночной воздух, я чувствовал себя вполне сытым и довольным. Мы снова прошли по садам, и я восхищался заботливо ухоженными деревьями и их мерцающими отражениями в пруду. Над водой раздавался тихий смех, я слышал шум фонтанов, но больше ничто не тревожило ночной тишины.
Лимузин Папы стоял в гараже шейха Махали. Мы уже пересекали поросший травой двор, когда вспыхнули фары. Старинная машина - одна из немногих в городе, с двигателями внутреннего сгорания - медленно подъехала к нам. Стекло водителя медленно скользнуло вниз, и я с удивлением увидел, что за рулем сидит не Тарик, а Хаджар, нечистый на руку лейтенант полиции, заведовавший делами в Будайине.
- В машину, - сказал он. - Оба.
Я посмотрел на Фридландер-Бея. Тот лишь пожал плечами. Мы сели. Хаджар, видимо, думал, что мы у него под контролем. Папа с виду ничуть не был взволнован, хотя напротив нас на откидном сиденье устроился здоровенный тип с иглометом.
- Что все это значит, Хаджар?
- Я беру вас обоих под стражу, - сказал коп. Он нажал кнопку, и между ним и пассажирским салоном поднялось стекло. Папа и я остались наедине с головорезом, который, видимо, не был склонен к разговорам.
- Спокойно, - сказал Папа.
- Разве это не рука Абу Адиля? - спросил я.
- Возможно. - Он пожал плечами. - Все разъяснится, если на то будет воля Аллаха.
Я не мог унять раздражения - терпеть не мог быть беспомощным. Фридландер-Бей был пленником в собственном лимузине, в руках копа, который получал деньги и от Отца, и от его главного соперника, Реда Абу Адиля! Мне свело внутренности. В течение нескольких минут я повторял, какие именно разумные и героические действия должен буду предпринять, когда Хаджар снова выпустит нас. Затем, пока машина мчалась по извилистым узким улочкам города, я попытался найти какой-нибудь ключ к происходившему.
Вскоре боль в животе стала по-настоящему сильной, и я пожалел, что не взял с собой аптечки. Папа предупредил меня, что принести в дом к эмиру аптечку будет серьезным нарушением этикета. Вот чего стоит мне респектабельность. Меня похитили, и малейшее неудобство причиняло мне страдания.
В кармане моей галабейи был небольшой набор модиков. Один из них делал великое дело - блокировал боль, но мне не хотелось бы узнать, что сделает этот бандюга, если я попытаюсь залезть в карман. И я не стал бы счастливее, если бы услышал, что дела вскоре пойдут еще хуже, прежде чем все повернется к лучшему.
Примерно через полчаса лимузин остановился. Я не знал, где мы находимся. Посмотрел на головореза Хаджара и спросил:
- Что происходит?
- Заткнись, - ответил мне бандюга.
Хаджар вышел из машины и открыл перед Папой дверь. Я выбрался наружу вслед за ним. Мы стояли рядом с какими-то строениями из гофрированного металла и смотрели на частный суборбитальный челнок, стоявший напротив нас за широкой цементной площадкой. Его габаритные огни горели, но три огромных ракетных двигателя были холодны и молчаливы. Если это было основное летное поле, то мы находились в тридцати милях к северу от города. Я никогда прежде здесь не бывал.
Я начинал беспокоиться, но лицо Папы было по-прежнему непроницаемо. Хаджар оттащил меня в сторону.
- Твой телефон с тобой, Одран? - тихо спросил он.
- Да, - ответил я. Я всегда носил его на поясе.
- Я на минутку воспользуюсь им, ладно?
Я отцепил телефон и отдал его Хаджару. Он ухмыльнулся мне, бросил его на бетон и разбил на мелкие кусочки.
- Спасибо, - сказал он.
- Что же, черт побери, происходит? - вскричал я, хватая его за плечо.
Хаджар смотрел на меня, забавляясь. Затем его горилла сгреб меня в охапку и заломил руки за спину.
- Сейчас мы поднимемся на борт, - сказал он. - Там находится кади, и ему есть что сказать вам обоим.
Нас провели на борт и заставили сесть в пустой передней кабине, где кроме сидений ничего не было. Хаджар сел рядом со мной, его бандит - рядом с Фридландер-Беем.
- У нас есть право узнать, за что вы нас арестовали, - сказал я.
Хаджар с нарочито безразличным видом рассматривал свои ногти.
- Правду говоря, - сказал Хаджар, глядя в окно, - я не знаю, куда вас отправят. Может, кади вам скажет, когда зачитает приговор.
- Приговор? - воскликнул я. - Какой еще приговор?
- О, - сказал с недоброй ухмылкой Хаджар, - ты что, еще не понял? Вас с Папой судят. Пока вас будут депортировать, кади вынесет решение о том, что вы виновны. Это сэкономит судебному аппарату массу времени и денег. Мне следовало бы позволить тебе поцеловать землю на прощанье, Одран, потому что ты никогда больше не увидишь этого города!