Вольфганг несколько секунд смотрел ему вслед, потом обвел взглядом окна замка, за каждым из которых угадывался силуэт эльфа, и отправился в мир, созданный не эльфами и не для эльфов, в мир, погубивший его единственную сестру Альму, в мир, к которому у эльфа теперь были вопросы.
Мир встретил Вольфганга глупой беззубой улыбкой, хроническими соплями и странным взглядом, сочетающим в себе патологический цинизм и такую же патологическую рассеянность. Не заставил себя ждать и первый, предсказуемо банальный вопрос.
- Эльф?
- Я рыцарь, из ордена возвышенных, - без малейших признаков гордыни уточнил Вольфганг.
- Я Леонидас. Меня здесь все знают. Но можешь называть меня просто Лео, - так мы сможем быстрее подружиться, - представилось маленькое лохматое существо в мешковатых шортах и футболке размытых цветов, обутое в совершенно новые балетные тапочки. Огромный блестящий кошелек, висевший у него на шее, смотрелся еще абсурднее, чем специфическая обувь.
- Ты кто? - поинтересовался эльф, впервые столкнувшийся с подобным творением природы.
- В прошлой жизни наверняка какой–нибудь король, а в этой - гнусс. Это не я придумал, - это партитура такая, - ответил Лео и ловким движением лапы избавился от спровоцированных труднопроизносимыми словами соплей.
- Аббревиатура, наверное, - предположил эльф, обращаясь скорее к самому себе.
- Ага, - радостно подтвердил его догадку Лео и вдохновенно продекламировал с огромным трудом заученную фразу, явно предмет своей гордости. - Гражданин с неопределенным или условным социальным статусом.
- Это как? - не понял молодой рыцарь.
- Не знаю, но звучит круто, - пожал щуплыми плечиками экс–король. - Только во всех бумажках "гнусс" пишут, - им, видите ли, облом полностью писать, законоосновательно.
- Ладно, мне пора. Извини, - удовлетворив в какой–то степени свое любопытство, заявил эльф и продолжил свой путь.
Но Лео, которого все знают, и не подумал оставить его в покое. Он засеменил рядом с Вольфгангом, ни на секунду не умолкая.
- Я еще и лев. Ты не смотри, что маленький. Неразумение получилось, - маманька перед родами генетически мумифицированных продуктов объелась. И папка не алкаш, не. Он тоже объелся. И не болтун я вовсе. Я может, пытаюсь установить между нами доверительные отношения, контромис, так сказать.
От непрекращающегося потока откровений и непривычной вони у Вольфганга начала болеть голова и он таки вынужден был пойти на компромисс.
- Что тебе от меня надо? - спросил эльф остановившись.
Беспорядочный словесный поток сразу начал приобретать определенную стройность и конкретный смысл.
- Мы с тобой, конечно же, друзья, но еще не настолько, чтобы безоговорочно доверять друг другу. Думаю, краткосрочный кредит под залог и умеренные проценты будет в самый раз, - ответил Лео, напустив на себя такой вид, будто делает своему собеседнику невероятное одолжение.
- Что? - в который уже раз не уловил ход мысли собеседника Вольфганг.
- Ну, ты эльф или кто? - возмутился тот, но тут же вернулся в конструктивное русло. - Идея у меня одна появилась. Нужно бы реализовать, пока пираты не украли. Ты платежеспособный?
- Да, - признался сбитый с толку эльф.
- Вот и хорошо, - обрадовался гнусс, - вот мы и договорились.
- Сколько? - устало поинтересовался эльф, наконец вникнувший в суть проблемы.
Тут модифицированный лев взял самую длинную паузу за все время знакомства. Близость цели лишила его уверенности.
- Двадцать, - наконец с огромным трудом выдавил лев из себя.
- Больше нет, - заявил рыцарь, протягивая генератору идей купюру номиналом в два раза меньше затребованного.
Пока Лео взял деньги, его физиономия успела отобразить самые противоречивые эмоции: от торжества до опустошенности. Но, в конце концов, победил мутировавший ген благородства.
- Верну с первой прибыли. Если что, зови. А то я вижу, ты без меня пропадешь. Как та эльфийская самка.
- Какая самка? - насторожился Вольфганг.
- Ну та, без рук. Точнее с руками, но они у нее в рюкзаке были. Я с ней на днях разговаривал, вот как с тобой, а сегодня ночью ее порешили. Ведро шикарных груш изверги перевели. А мне за одну такую недавно зуб выбили. Да, кстати, я у нее одну вещицу одолжил, - в руке зажата была. Прикольная вещица. Может, возьмешь в залог? Только доплатить придется, - знаешь, как она теперь в цене вырастет после такого происшествия. У меня ее с руками и ногами заберут.
Лео долго копался в своем блестящем кошельке, зачем–то отвернувшись от эльфа. Когда лев снова повернулся к нему, на его безобразной роже сияла идеальная рекламная улыбка. В руке он держал обычный черный шнурок с янтарным яблоком размером с вишню.
- Альма, - простонал Вольфганг и вырвал простенькое украшение из рук гнусса.
- Кто такая Альма? - пришел черед Лео не понимать происходящего.
- Моя сестра, - успел объяснить эльф, прежде чем из его глаз покатились слезы.
Какое–то время гнусс тупо разглядывал шокированного эльфа, потом картинно развел руки в стороны и с торжествующим видом медленно повернулся вокруг своей оси, так, будто весь мир сейчас с восхищением взирал на него.
- И кто теперь осмелиться заявить, что я не баловень судьбы? - с пафосом вопросил Лео пустоту и окончательно сформулировал смысл собственного бытия. - Само Приведение привело меня в этот незавершенный мир. Больше просто некому.
3
Провидение действительно обитало где–то в ухоженных парках Либерии, подобно легендарному Робину Гуду объявляясь на больших и малых дорогах, дабы развлечься процессом справедливого перераспределения благодати между злыми и добрыми. Хотя все чаще сами либерийцы предпочитали сравнивать Провидение с доброй феей, которая одаривает их словно малых детей всевозможными подарками за примерное поведение и послушание. Игра в хороших мальчиков и девочек стала основным развлечением жителей Либерии, постепенно превращаясь в навязчивую идею. Как однажды выразился министр здраворазвития Сованорола: "В Либерии звери, люди и эльфы даже Чебурашку сумели поделить так, что никто не почувствовал себя обделенным". Толерантность и политкорректность достигли таких высот, что стали главной приманкой для иностранных туристов, непрекращающимся потоком хлынувших в страну, с целью на себе ощутить диковинную атмосферу уникального общества.
Чего стоил хотя бы знаменитый либерийский зоопарк. Придумал его один меценат, пожелавший облегчить жизнь эмигрантам из слаборазвитых стран. В этом зоопарке представители редких для Либерии видов получали возможность зарабатывать на своей экзотичности, но вскоре они были лишены такой возможности. Причиной тому стала позиция людей, посчитавших, что посещать зоопарк ради развлечения означало унижать достоинство его обитателей. Так что пришлось перепрофилировать это учреждение в обычную карантинную зону для новоприбывших.
Отдельные представители человеческого рода достигли таких высот, что даже из своего лексикона полностью исключили слова с малейшим намеком на негативный смысл. Иногда им становилось неимоверно тяжело выразить какую–либо мысль, но желание не травмировать нечаянно чью–то ранимую натуру было превыше всего. Не обошлось и без парадоксов.
Так, такое нетривиальное понятие как "гуманизм" практически исчезло из употребления. Если оно и употреблялось, то скорее в звериной среде, но никак не среди людей. Идеи гуманизма, которые на протяжении нескольких веков служили путеводной звездой для человеческой части либерийского общества и, в конце концов, способствовали установлению существующего ныне порядка вещей, в тот же момент превратились в политически некорректные. Подобные случаи изредка становились предметом иронии, особенно в среде молодых эльфов, слегка злоупотребивших любимым цветочным пивом. Но в целом, по негласному соглашению, они воспринимались как недоразумения или издержки развития. По–настоящему в обществе вызывала беспокойство только одна проблема: чем выше становился уровень толерантности людей, тем глубже и шире становилась пропасть, отделявшая их от зверей и эльфов. И эта проблема действительно настораживала, так как реального ее решения, несмотря на старания лучших умов Либерии, не находилось. Самые отъявленные пессимисты уже начали предрекать социальный взрыв.
В определенный момент эти пессимистические настроения начали охватывать и руководителей бюро общественного спокойствия.
- Если втечение нескольких дней жертвой патологии не станет какой–нибудь представитель человеческого рода, ситуация может выйти из под контроля, - обращаясь к непосредственному начальнику, почти шепотом сказал Эрик Рыжий.
Директору бюро общественного спокойствия мышонку–альбиносу Миклошу не оставалось ничего другого, как молча с ним согласиться. Очередная жертва извращения на корню пресекала любые возражения против этого дикого по своей сути заявления. Как и днем ранее, зрелище было не для слабонервных.
Гнусс Лео, которого знали все, наконец–то оказался востребованным, став центральной фигурой зловещей композиции. Он возлежал под яблоней в центральном ботаническом саду, философски подперев голову рукой и уставившись остекленевшим взглядом на желто–розовые плоды, усеявшие сплошным ковром ярко–зеленую траву и заодно служившие ему чем–то вроде давно забытой постели. В двух шагах от него сидел смотритель сада, обнаруживший во время обхода тело. Покачиваясь словно маятник, смотритель периодически подвывал и в отчаянии закатывал кверху глаза.
- Знаешь, никогда не думал, что когда–нибудь увижу в глазах Лео проблески разума. А сейчас вот точно принял бы за мыслителя какого–нибудь, если бы не знал кто это, - снова обратился к Миклошу Эрик, присев над трупом, чтобы получше его разглядеть.
- Все плоды, все до единого. Каким же извергом нужно быть? Это ведь уникальная яблоня, - единственная в своем роде, - вдруг вместо воя выдал смотритель, и все присутствующие дружно перевели взгляд с трупа на ветви дерева, потом - на яблоки и снова на тело Лео. Но даже под несколькими укоризненными взглядами, гнусс продолжал невозмутимо пялиться в одну точку.
Тем временем Миклош обошел труп и стал изучать вид сзади. Положение тела фиксировалось двумя колышками, незаметными спереди, а в голове Лео зияла огромная окровавленная рана, закупоренная одним из уникальных плодов.
- Похоже, извращенец шутить изволит, - предположил оказавшийся рядом заместитель мышонка.
- Да уж, на попытку направить следствие по ложному следу не тянет, - в очередной раз согласился с эльфом Миклош.
- И что будем делать?
- Напьемся, устроим дебош, и пускай нас отстранят от работы на время служебного расследования.
- Ты, я вижу, тоже решил пошутить, - сказал Эрик, но оценил шутку альбиноса только кислой ухмылкой.
- Не я один, - ответил ему Миклош, наблюдая, как два оперативника ухватили тело за ноги и осторожно, не раздавив ни одного яблока, отволокли в сторону. Один из них поднял выпавшее из раны яблоко и застыл в растерянности, не зная, что с ним делать: попытаться вставить на место или отдать смотрителю.
Предложение мышонка напиться было осуществлено лишь частично, - ограничились несколькими бокалами пива. Первый выпили молча с фисташками, второй - под разговор.
- Что будем делать? - вернулся к фундаментальному вопросу Эрик.
На этот раз Миклош ответил вполне серьезно, предварительно пригубив пиво и выпустив с помощью любимой сигары целую грозовую тучу.
- Нужен эксперт, - независимый, в меру циничный и беспринципный, без нравственных комплексов и чувства ответственности, в общем, иностранец.
- Способный и дело раскрыть и всю ответственность взвалить на себя, - продолжил логический ряд эльф. Мышонок возражать не стал. - Но где мы такого найдем?
- Найдем, - заверил его Миклош, но раскрывать причины своей уверенности не стал. Впрочем, эльф и не настаивал. Он уже начал подготовку к самоустранению. На всякий случай, - вдруг шеф не найдет нужного специалиста. Да и родители Миклоша были иммигрантами.
Здесь наиболее уместным будет на время приостановить повествование и объяснить ход мыслей руководителей бюро общественного спокойствия.
Были они руководителями опытными и, как следствие, рассчитывали свои действия на несколько шагов вперед. А перспектива не выглядела однозначной в любом случае, независимо от того, найдут они извращенца или нет. Если не найдут, тогда все понятно и без лишних объяснений: это дело основательно подпортит их послужной список и поставит под большой знак вопроса их дальнейший карьерный рост. Ну, по крайней мере, одного из них, - того, на кого будет возложена большая часть вины. Если же извращенец будет найден, возникнут проблемы другого рода, но не менее неприятные. Все дело в том, что в Либерии, как в любой демократической стране, поимка нарушителя общественного спокойствия означает только одно: следствие окончательно становится достоянием общественности, если та проявляет к нему хоть какой–то интерес. В том, что такой интерес присутствует, ни у кого сомнений не возникало. В общем, шоу обеспечено. И все предусмотренные процессуальные нормы превратятся в составляющие этого шоу. Малейшие нарушения законности в процессе следствия станут достоянием общественности и предметом всеобщего обсуждения. Бесконечные теледебаты, мнения экспертов и профанов, сенсационные подробности и неожиданные повороты затмят собой даже личность самого извращенца, какой бы яркой и неординарной она не была.
Можно, конечно, провести следствие без малейшего сучка и задоринки, но это равносильно самоуничижению, - шоу ведь не может быть скучным. Может не быть процессуальных недостатков, но ответственные за их отсутствие лица есть всегда. А идеальных существ, как известно, уж точно не бывает. Миклош и Эрик были руководителями опытными…
О себе они знали многое, но не все. И узнать "все" не стремились. Кому из них первому пришла в голову идея "громоотвода", не суть важно. Главное, что с тех пор она не единожды их выручала. Дозированное и контролируемое нарушение процессуальных норм и привлечение к следствию в меру а то и без нее экстравагантного деятеля, - вот и вся суть "громоотвода". Публика получала шоу, а руководители бюро общественного спокойствия регалии и, главное, относительное спокойствие. Относительное по отношению к какому–нибудь причастному к следствию деятелю, в меру а то и без нее экстравагантному.
Но на этот раз выручить их могло только привлечение к делу гениального клоуна или иностранного эксперта. А лучше всего, и того и другого, желательно в одном лице. В ином случае, эту роль придется сыграть кому–то из руководителей бюро. По мнению Эрика, Миклош для этой цели подходил больше. В конце концов, его родители действительно были иммигрантами, - хоть что–то от иностранца, да и задатки клоуна в мышонке при большом желании можно было разглядеть.
Миклош был руководителем опытным, догадывался о многом, но не обо всем. Догадаться обо всем желания не было. Эксперта нужно было искать самому и срочно. Благо, кандидат у него действительно был.
4
Старинный дилижанс с суперсовременным салоном бесшумно подкатил к сияющему словно новогодняя елка мотелю. Как только он остановился, маленькое существо с выдающимися ушами ловко спрыгнуло на идеально чистый тротуар. Существо не спешило уходить, а дилижанс - двигаться дальше, - ждали появления еще одного пассажира. Тот доигрывал со своим соседом по салону партию в шахматы. "Мат", - наконец радостно объявил один из зрителей, и остальные пассажиры дилижанса поддержали его дружным вздохом облегчения. Странного вида кот в огромных наушниках молча пожал руку своему случайному сопернику, подхватил тощий засаленный рюкзак и покинул салон. Дилижанс двинулся с места еще до того, как красные сапоги кота коснулись мостовой. Ушастое существо все также не спешило покидать свой пост, провожая взглядом четверку лошадей.
- Если ты пришел в этот мир лошадью, то тебе все равно в какой стране это произошло и в какое время. Будь ты хоть трижды коньком–горбунком, потребность кого–нибудь повозить на своем горбу никуда не денется, - объяснил своему спутнику кот, когда дилижанс покинул освещенную часть дороги, после чего направился в сторону мотеля.
- Одноместный номер, пожалуйста, - попросил кот вахтера, но тот не спешил отвечать, недоуменно переводя взгляд с кота на ушастое существо и обратно. - Он предпочитает спать на коврике. Может, конечно, и в кресле. В номере есть кресло?
Вахтер утвердительно качнул головой и, наконец, протянул ключ. Как только новые постояльцы повернулись к нему спиной, недоумение на его лице сменилось неприязнью.
- На коврике он спит… Глупее отмазки еще не слышал. Жлобы они все, эти иностранцы, - проворчал вахтер, сам еще не получивший вид на жительство в Либерии.
На улице кот и его спутник разошлись в разные стороны: существо, прихватив рюкзак и ключ, пошло осваивать номер, а кот - местный бар.
- Валерьянку и водку, - заказал кот и, уловив подозрительные движения бармена, добавил. - Отдельно.
Выполненный заказ был приправлен очередным недоумевающим взглядом.
- Кажется, я все время делаю что–то не то, - предположил кот, усаживаясь за свободный столик.
Надев наушники и включив плеер, он полностью погрузился в процесс пития. Но ненадолго, - какое–то жизнерадостное тело тут же уселось напротив него и начало приветственно размахивать руками. Плеер пришлось выключить.
- Дружище, тебе следовало бы смешать напитки. Так было бы толерантнее, - обратился к нему с непрошенным советом хмырь с чересчур опухшей рожей, отдаленно смахивающий на крота. Сомнения в видовой принадлежности были вызваны не только характерной опухлостью, но и неестественно голубыми глазами.
- С чего вдруг? - довольно неприязненным тоном поинтересовался кот.
- Могут заподозрить в стратификации. А в Либерии это грозит определенными неприятностями, особенно иностранцам, - объяснил непрошенный собеседник. - Кстати, зови меня Гермес. Это мой псевдоним. Я - довольно известный журналист, убежденный экзистенциалист и в каком–то смысле гомосексуалист.
- Это как? - удивился кот, в каком–то смысле материалист.
- Вообще–то никак. Это я так эпатирую. Сам понимаешь, творческой личности без пиара не обойтись. Гомосексуалистов и гетеросексуалов и без меня хватает, бисексуалы уже тоже приелись, а вот когда представляешься "в каком–то смысле гомосексуалистом", сразу привлекаешь к себе внимание.
- А почему не "в каком–то смысле гетеросексуалом"? - искренне заинтересовался кот.
Этот вопрос так рассмешил Гермеса, что он невзначай придвинул к себе стакан с водкой и даже опрокинул в себя его содержимое. Потом он на мгновение замер, осознавая свершившийся факт, и, признав свою ошибку, смачно крякнул от удовольствия.
- "В каком–то смысле гетеросексуалами" в толерантных кругах принято называть импотентов. В принципе, тоже пиар, но, согласись, далеко не лучший.
Кот молча согласился и тут же выключился из разговора, погрузившись в свое личное. Гермес великодушно выделил ему на медитацию несколько минут, а потом непринужденно восстановил утраченный контакт.