- Браво! - улыбнулся Глеб. - Александр Сергеевич резонно намекает на то, что его, как и некогда Овидия, тоже сослали к берегам Черного моря. А знаете ли вы, что с этой ссылкой римского поэта связана совершенно детективная история, которая еще ждет своего исследователя?
- Ой, расскажите! - попросила девушка с розовым маникюром и ноутбуком точно в тон.
- Овидий был любим и обласкан властями. Поэт отвечал императору Августу взаимностью и регулярно сочинял вдохновенные оды в его честь. И вот представьте, в один прекрасный день Овидий завершает свое, возможно, самое великое творение - "Метаморфозы". И как только что упомянутый наш с вами классик, в одиночестве перечитавший свеженаписанного "Бориса Годунова" и хлопавший сам себе в ладоши со словами "Ай да Пушкин! Ай да сукин сын!", в самом конце своей поэмы Овидий восторженно, хотя и несколько нескромно пишет: "Я буду жить в веках!" Однако еще не успели высохнуть чернила, которыми поэт вывел эту лапидарную строчку, как ему уже предписано отправиться в изгнание, а все его книги срочно изъяты из публичных библиотек. Без каких бы то ни было объяснений.
- А есть какие-нибудь предположения? - заволновалась аудитория.
- Да, одна зацепка у нас с вами есть. Несколько ранее была отправлена в ссылку внучка императора Юлия. И есть подозрение, что между этими событиями существует связь.
- Адюльтер? - хором предположили три зубрилки на первом ряду.
- Неясно. Сам опальный поэт не раз намекал, что пострадал, оказавшись невольным свидетелем какой-то непристойной сцены.
- Ну за свидетеля вряд ли посадят, - рассудил взъерошенный юноша.
- Не скажите.
- Как жаль, что мы никогда так и не узнаем правды, - печально подытожил чей-то голос.
- Ну почему же? Вполне возможно, что где-то под слоем земли, песка или пепла вот уже многие века скрываются вещественные доказательства, способные пролить свет на эту загадочную историю. Надо лишь копнуть в нужном месте.
Судя по наступившей паузе, добрая половина аудитории, вспомнив о приближении специализации, всерьез задумалась о выборе в пользу археологии. Было только слышно, как защелкали кнопки мобильных телефонов - студенты фотографировали стихотворные цитаты.
"А будет славно, - подумал Глеб, - если в двадцать первом веке на какой-нибудь московской стене появятся граффити, точь-в-точь похожие на те, что когда-то выцарапывали безответно влюбленные помпейцы".
До звонка оставалось чуть больше двух минут. Аудитория чуть ли не хором упросила Глеба напоследок прочитать еще что-нибудь из Овидия. Выбор пал на "Любовные элегии".
- Всё уже давным-давно сказано до нас… - то ли студентам, то ли самому себе задумчиво заметил Глеб и поднял руку, будто приготовившись дирижировать прихотливым чередованием дактилей и хореев.
В конце душещипательной строки пес sine te пес tecum - "ни без тебя, ни с тобою" - его голос предательски дрогнул. Слегка. Совсем чуть-чуть. Слава богу, никто ничего не заметил. Ну или почти никто. Разве что очень внимательная студентка на последнем ряду, уловив эту нечаянную модуляцию, бросила перешептываться с соседкой и вскинула на преподавателя удивленный взгляд.
В перерыве между парами Стольцеву пришла эсэмэска за подписью Виктора Лучко. Прочитав текст, Глеб на какое-то мгновение оцепенел. Он невольно припомнил обстоятельства знакомства с отправителем сообщения и первый опыт прикладного использования своих не совсем обычных способностей. Опыт, о котором ему иногда так хотелось бы забыть.
Чуть помешкав, Стольцев все же отзвонился.
- Здорово, Глеб! Давненько, давненько… - бодро приветствовал его следователь.
- Привет! Тебе, судя по всему, снова понадобился экстрасенс?
- В данную минуту мне скорее нужен историк, способный проконсультировать меня по Византии. У тебя случайно нет никого на примете?
- Издеваешься?
- Ага.
- Считай, что я заинтригован.
- Тогда к пятнадцати ноль-ноль подъезжай в Александровский сад. Я буду ждать тебя у входа в "Манеж".
Глава II
Капитан почти не изменился со дня их последней встречи, хотя и набрал несколько лишних килограммов, отчего шрам, глубоко прорезавший щеку, стал чуть менее заметным, а потертые вельветовые брюки еще плотнее обтянули мощные бедра.
Лучко дружески стиснул руку Глеба и предложил направиться в ближайшее кафе, чтобы обстоятельно поговорить за кофе и десертом. Стольцев знал, что, несмотря на свой брутальный вид, следователь был заядлым сластеной.
- Как твоя голова? - вежливо поинтересовался капитан.
- Все еще работает.
- Нет, я в смысле…
- А, "третий глаз"? Все в порядке. Пока видит. Хотя со временем становится подслеповат.
- Что ты имеешь в виду?
- Чем больше времени проходит после травмы, тем сильнее мне приходится концентрироваться.
- То есть твои способности постепенно ослабевают?
- Похоже.
- Так это плохо или хорошо? Ты ведь, помнится, спал и видел, как избавиться от своего нежданного дара.
- Мм, с тех пор я, можно сказать, втянулся, - с улыбкой признался Глеб. - Ну а что нового у тебя?
- А у меня к тебе дело, - как всегда без особых церемоний перешел к сути капитан. - Вот, приказали тебя ознакомить.
Лучко передал Глебу картонную папку и самозабвенно принялся за изрядный кусок торта "Птичье молоко".
Пролистав пару страниц, Стольцев поднял на капитана удивленные глаза:
- Ты уверен, что я могу чем-то помочь? У тебя же пока нет ничего, на что я мог бы…э-э…
- Наложить руки?
- Ну да.
- А ты не торопись с выводами. Для начала я прошу тебя поподробнее разузнать историю иконы. Судя по справке от экспертов, она довольно темная. Но информации у меня катастрофически мало. - Следователь отвлекся на очередную ложку торта, затем продолжил: - Ну что, поможешь? Мне, понимаешь ли, очень хочется понять, кто и по какой причине настолько набрался наглости, что посмел спереть "Богородицу" из Большого Успенского собора. Так что будь добр, подсоби. Покопайся в архивах, полистай летописи. Я хочу знать про эту икону абсолютно все. Лады?
Глеб просто не мог не согласиться. Впрочем, так поступил бы на его месте любой историк. Неспроста ведь само слово "история" в переводе с греческого как раз и означает "исследование" или, по сути, расследование случившихся событий. Так что в душе Глеб тоже искренне считал себя кем-то вроде сыщика и в каком-то смысле коллегой Лучко.
Весь обратный путь он думал о том, что ждет его дома. Готовая к примирению любимая женщина или…
Одно Стольцев знал наверняка - очередной стычки он уже не выдержит. Как правило, в случае размолвки Глеб привычно замыкался в себе, стараясь в одиночку справиться с эмоциями. И, кстати, рано или поздно справлялся. Марина же, напротив, предпочитала все решать путем изнурительных обсуждений.
"Хочешь поговорить?" Эта фраза, даже произнесенная ее нежным голосом, обычно не предвещала ничего хорошего и пахла ток-шоу-марафоном, зачастую затягивающимся до самого утра. И каждый последующий такой разговор только усугублял боль от всех предыдущих.
Обычно ища примирения после ссоры, Глеб подбрасывал Марине маленькие записочки, где в коротких стишках либо подлизывался, либо высмеивал причину ссоры. На всякий случай он в уме уже сложил пару миротворческих четверостиший:
Твои глаза зелено-карие
Бывают как араукарии -
Точь-в-точь такими же колючими,
В сердцах прикидываясь злючими.А на щеках твоих две ямочки -
Ну хоть сейчас на стену в рамочке.
Не можешь выбрать паспарту?
Так приложи меня… корту!
С замиранием сердца поворачивая ключ в замке, он все еще надеялся на чудо. Вот сейчас дверь откроется, а там все как раньше. Как будто и не было ссоры. Ни вчерашней, ни всех предыдущих. Остался последний оборот. Глеб вздохнул и закрыл глаза.
Жалобно лязгнув, замок отомкнулся. Легонько толкнув дверь, Глеб заглянул в прихожую. Чуда не произошло. На полу валялся ключ, к которому был прицеплен брелок, когда-то подаренный им Марине. Нет, похоже, стишки уже не понадобятся.
Лучко сидел перед экраном компьютера, задумчиво рассматривая изображение исчезнувшей реликвии. Все в этом деле представлялось следователю необычным. Он нутром чуял: что-то здесь не так. Картинка не складывалась. Икону похитили не абы откуда, а из самого Кремля. Пошли на огромный риск. И при этом украли не какого-нибудь там Андрея Рублева, а произведение неизвестного мастера. Ну не странно ли? Почему из всего собрания кремлевских икон, одного из богатейших в мире, украли именно эту, далеко не самую знаменитую вещь?
Капитан восстановил в памяти недавний разговор с директором кремлевских музеев.
- Ну а вы хотя бы запомнили, как выглядели эти ваши "реставраторы"? - спросил он у бледной как полотно Зарецкой.
- Артистически… - вот и все, что смогла ему сообщить главная свидетельница.
Он уже попросил предоставить ему записи камер наблюдения с проходной у Боровицких ворот, через которые так дерзко въехали и выехали похитители. По ощущениям от первого просмотра, воры весьма удачно уберегли свои "артистические" лица от видеосъемки. Теперь вся надежда была только на Зарецкую.
Порывшись в памяти, Ирина Сергеевна вспомнила про расписной комбинезон и легкое заикание.
- А документы?
- Они были в полном порядке. Вот их бланк приема иконы на хранение. Выглядит подлинным.
Это подтвердили и сотрудники охраны, дежурившие на проходной. Бланк и печать оказались настоящими. Пропуск на автомашину и разрешение на вывоз иконы были предварительно согласованы с директором ГосНИИРа. Что неудивительно, ведь именно на этот день и была запланирована отправка "Богородицы" на реставрацию. Ловко, ничего не скажешь.
Как ни печально, но Зарецкая, абсолютно неспособная запоминать человеческие лица, помочь следствию не смогла. Составленный по ее показаниям фоторобот оказался похож на каждого второго мужчину в городе.
Остается сосредоточиться на том, что есть. Судя по подлинным бланкам документов, следы явно ведут в ГосНИИР, куда он завтра же и отправится вместе со следственной группой. Надо будет переговорить со всеми сотрудниками и тщательно сравнить показания. Если документы и в самом деле были настоящими, это может существенно сузить круг подозреваемых, ограничивая их число только теми, кто имел доступ к бланкам и печати.
Кстати, о ГосНИИРе. Оказывается, там на реставрации в момент похищения находилась еще одна кремлевская "Богородица" - из иконостаса Благовещенского собора работы Феофана Грека. Украсть ее из ГосНИИРа можно было бы с куда меньшим риском. Однако она цела. Хотя стоимость такой иконы на черном рынке, как объяснили эксперты, существенно выше, чем у исчезнувшей. Так почему же украли менее ценную вещь? Видимо, кто-то заказал именно ее. Но кто? Зачем?
В сложившейся ситуации поиск похитителей, безусловно, следовало вести с двух концов, пытаясь выйти как на исполнителя, так и на заказчика. А без заказчика здесь точно не обошлось.
Ну вот и все. Она больше не вернется. Да и он не станет ее возвращать. В справедливости расхожей мудрости "уходя, уходи" Глеб убедился еще много лет назад. Пытаться вернуть человека, который собрался тебя оставить, - все равно что склеивать вдребезги разбитую вазу. Как ни крути, будет протекать. Сначала понемногу, а потом все больше и больше.
Пытаясь отвлечься, Глеб решил занять себя каким-нибудь делом и, поразмыслив, приступил к приготовлению ужина. Лучшим из известных ему способов успешно справиться со стрессом, было заесть его. А еще лучше - запить. Стольцев всегда придерживался постулата Эпикура о том, что "нельзя жить разумно, достойно и справедливо, не живя приятно". А поработав в Италии и став ярым поклонником тамошней кухни, он и вовсе превратился в заядлого гурмана, способного, например, проехать три часа в одну сторону только ради того, чтобы отведать какого-нибудь редкого местного сыра, которым славится упомянутая в путеводителе деревушка.
Несмотря на отсутствие аппетита, Глеб решил сварганить что-нибудь трудоемкое. Помнится, Марина, понимающая толк в таких вещах, всякий раз, когда с ней случались какие-нибудь неприятности, садилась перешивать пуговицы на старом пальто. Она, наподобие девиза, любила повторять где-то услышанную мысль о том, что "мелкая моторика - крупный терапевт". Н-да. Марина. Черт, опять.
Нарезая лук для заправки ризотто, Глеб неожиданно пустил слезу, чего с ним давно не случалось.
"Наверное, день сегодня такой", - решил он и вспомнил сегодняшнюю лекцию и Овидия. В памяти всплыли неувядающие цитаты. Однако на сей раз они были не из "Науки любви", а из следующей книги поэта, "Лекарство от любви" - Remédia amoris, в которой автор пытался давать советы о том, как облегчить душевные страдания. Сейчас это было куда актуальнее.
Положив еду на тарелку и плеснув в бокал вина, Глеб принялся поглощать ужин. В голове настойчиво продолжали вертеться жалобные гекзаметры римского классика. Тот в качестве наилучших средств от сердечной боли рекомендовал следующее: работу, охоту и путешествие. Самое время прислушаться к советам специалиста.
Итак, начнем с работы. Глеб мысленно взвесил свой и без того перегруженный график и с сомнением цокнул языком. Нет, одними бесконечными лекциями, семинарами да репетиторством он, конечно, не спасется. Что дальше? Путешествие?
Это было бы здорово, но до конца семестра еще несколько недель.
Значит, остается охота. Охота? Впрочем, если в качестве таковой засчитать участие в этом так кстати свалившемся на него деле о пропаже иконы, то почему бы и нет. Да, это вполне может стать настоящей отдушиной.
На ум Глебу пришел еще один способ врачевания сердечных недугов - cuneus сипеит trudit. Завести новый роман? Нет, даже не роман, а интрижку. Что-то вроде паллиативной сексотерапии. Помнится, после развода с женой это сработало.
Глава III
Чем дальше вчитывался Глеб в содержимое папки, переданной ему Лучко, тем очевиднее становилось, что следователь абсолютно прав - история иконы даже в сокращенном изложении представлялась более чем темной и запутанной. И разобраться в ней будет непросто.
Украденная святыня носила название "Влахернская икона Божьей Матери" или "Влахернетисса". Любопытно, что предание приписывало образ кисти самого святого Луки, считавшегося не только писателем-евангелистом, но и самым первым иконописцем или, как когда-то было принято говорить, изографом.
Глеб с тоской взглянул на осиротевший без Марины противоположный конец стола, затем не без усилий вернулся к папке.
Ага, вот и история происхождения образа. Предположительно первые века своего существования икона хранилась на родине евангелиста в Антиохии, а потом была перенесена в Иерусалим, где ее в пятом веке обнаружила императрица Евдокия и привезла домой в Царьград. Позже икона попала к Пульхерии - сестре византийского императора Феодосия П. Наконец, святыню поместили в церкви Богородицы во Влахернах - местечке, расположенном в пригороде Константинополя. По имени этого храма икона и получила свое настоящее название.
Тут взгляд Глеба остановился на спрятавшейся в буфете бутылке граппы. Хм. А вот это, пожалуй, самый надежный способ забыться. В "Лекарстве от любви" об этом, правда, ни слова. Но, видимо, лишь потому, что римляне так и не успели освоить технологию перегонки, скромно уступив эту историческую честь наседавшим на империю варварам. Вообще-то, положа руку на сердце, граппа, даже выдержанная и дорогая, мало чем отличается от деревенской чачи, но куртуазности и неги в итальянском напитке, несомненно, намного больше.
Щедро налив себе полстакана, Глеб, не смакуя вкуса, залпом принял дозу. Обжигающая рот жидкость уже через несколько минут милосердно явила свою болеутоляющую мощь, выступив единым фронтом с настигнутым в желудке белым вином, выпитым еще за обедом. Стольцев облегченно вздохнул и снова углубился в чтение.
Следующее упоминание о "Влахернетиссе" датировалось 626 годом. Тогда патриарх Сергий обошел стены осажденного Константинополя с иконой в руках, после чего захватчики спешно сняли осаду города и бежали прочь, в панике побросав оружие.
После этого икона на время уходит в тень, уступая инициативу своему прообразу. И теперь уже настоящая Богородица во время очередной осады города в 910 году является молящимся в храме и простирает над Константинополем белый защитный покров. Собственно, именно в честь этого события и был установлен один из главных праздников Русской православной церкви - праздник Покрова Богородицы. Улыбнувшись, Глеб вспомнил, что согласно одной из версий, Константинополь по иронии судьбы был в те дни осажден не какими-нибудь там сарацинами, а нашими предками - русами.
Подлив себе итальянского антидепрессанта, он вновь зашелестел страницами.
Икону несколько раз признавали погибшей. Первый раз это произошло в эпоху иконоборчества, когда святыню, по слухам, спасли от уничтожения, замуровав в стену храма. Затем следы "Богородицы" исчезают то ли после пожара во Влахернской церкви, то ли после захвата города турками в пятнадцатом веке.
Занятно. Очень даже занятно. Похищенная вещь и впрямь была неординарной. Глеб даже почувствовал себя обязанным Лучко за то, что тот привлек его к расследованию, связанному со столь любопытным артефактом. Потерев уставшие глаза, он двинулся дальше к тому моменту, когда в семнадцатом веке "Влахернетисса" наконец перебралась в Россию.
Существовало по крайней мере два предположения насчет того, каким образом византийская икона очутилась в Успенском соборе Московского Кремля. По первой версии, ее прислали в дар царю Алексею Михайловичу с Афона, куда были переправлены православные ценности после падения Византии. По второй - икону привезли прямо из Константинополя в дар от настоятеля тамошнего Иерусалимского подворья.
Ну вот, для первого знакомства, пожалуй, достаточно. Глеб решил, что для полноты информации, не откладывая, посетит государственные архивы, а заодно постарается привлечь к этому историческому расследованию своих студентов. Это было бы весьма кстати для будущих историков. Он снова потянулся к граппе, но после секундных колебаний все же вернул бутылку на привычное место в шкафу.
Наутро стало понятно, что весна наконец собралась продемонстрировать всем и каждому, кто в доме хозяин. Можно сказать, стукнула кулаком по столу. И, между прочим, добилась своего. Москвички, истомленные суровой полугодичной необходимостью прятать свои прелести под ненавистной верхней одеждой, решительно вознамерились сказать вынужденной зимней скромности твердое "нет". Длина их юбок как по волшебству изменилась строго в обратной пропорции к объявленному Росгидрометом росту температуры. А огонь в глазах, многократно отраженный в мужских взглядах, набрав мощь лазера, без труда пробивал бреши в сердцах встречных кавалеров, еще не успевших задраиться в сезонную броню.