* * *
Когда он вышел из леса, уже совсем рассвело. Морозный воздух был чист и свеж. Ульрик предполагал увидеть Блинча и пару его людей, но на опушке собрался чуть ли не весь город. Едва блэткочцы завидели Ульрика, раздались аплодисменты и крики "Ура!". Двое прикорнувших у костра репортеров проснулись от шума и теперь осоловело озирались.
На скамейке позади всех сидела Джен. Увидев Ульрика, она поднялась и поспешила уйти. Догнать девушку не получилось: блэткочцы быстро его окружили, посыпались вопросы.
– Как вы убили Его, сэр?
– Он долго мучился?
– Вы нашли тела в Его логове?
– Вы видели мою дочь? У нее светлые волосы! Она…
Все казалось нереальным – люди, блеклый солнечный свет, город вдали. Даже Очаровательный лес казался плохо сколоченной декорацией бродячего театра.
– Почему не принесли тело Часовика? – спросил Блинч, пробившись через толпу. – Где оно?
Ульрик неопределенно махнул рукой в сторону леса.
– Хотелось бы последний разок взглянуть на эту тварь, – вздохнул Блинч.
– Э-э-э, – Ульрик растерянно протянул распорядителю фотоаппарат. – Вот.
– Нельзя его было оставлять в лесу, ох нельзя, – сокрушался Блинч. – Хотя вам оно, конечно, виднее, – распорядитель откашлялся. – Дамы и господа!
Голоса смолкли, стало тихо, только слышно, как тараторят у телетрансляторов заспанные репортеры.
– Не один год Механический Человек терроризировал наш прекрасный город! Десятки людей пропали без вести.
Тут распорядитель загнул. Прекрасный? Прекрасный?!
– Многие пытались изловить проклятую тварь и погибли. Ни хитроумные ловушки, ни доблестная полиция не смогли уберечь нас и наших детей от лап механического чудовища. Пока не пришел герой…
Аплодисменты.
– …что встал на защиту города, найдя в себе мужество и отвагу противостоять злу.
Бурные аплодисменты.
– Вообще-то, – подал голос Ульрик, – я не…
– Но теперь, – не слушал его Блинч, – страх и ужас остались в прошлом. Горожане вновь обрели покой. Спасибо вам, сэр, мы никогда не забудем этот подвиг.
Бурные аплодисменты, крики "Ура!", женщины плакали, а мужчины то и дело шмыгали носами и старательно отворачивались.
Покачиваясь на гудящих от усталости ногах, Ульрик рассматривал запонки. Он страшно хотел спать, и ему было все равно, кто что думает. Разубедить блэткочцев можно будет вечером, когда он выспится. Или завтра. Или послезавтра. Или через год – Ульрику казалось, что он может проспать хоть всю оставшуюся жизнь.
– Поздравляю, сэр, вы законный мэр Блэткоча! – Блинч с чувством пожал Ульрику руку. Печати у распорядителя не имелось, касаться такой ладони было невыносимо противно.
– Там Мэгги, тела полицейских… – пробормотал Ульрик. – Сделайте что-нибудь с ними. Пожалуйста.
* * *
Улицы спешно приводили в порядок, но до собственных названий им было по-прежнему очень и очень далеко. Ситуацию могло исправить переименование. Называйся улицы "Все еще очень грязная" или "По-прежнему плохо мощенная, хотя уже лучше, чем было", а также "Почти безопасная, если не вести себя вызывающе и быть начеку", путаницы стало бы куда меньше.
Ульрик стоял у груды обломков: сонный мозг привел его к сгоревшей гостинице. Завалы начали понемногу разбирать местные жители – на дрова. Ульрик поежился от холодного ветра. И что теперь?
По воле странного предчувствия он вытащил неприятностиметр из звуконепроницаемого футляра. Писк был такой – оглохнуть можно. Надо же, как опасна бессонница.
Неподалеку хлопнуло, под ногами завертелся шипящий цилиндр.
…Очнулся Ульрик на земле. Над ним серебрился телетранслятор с трещиной в левом углу. По бокам стояли спецагенты Департамента профпригодности в бронекостюмах. С экрана на Ульрика с улыбкой смотрела директор некоммерческого учреждения "Брайан и Компания" Белинда Пет. Чего она такая довольная?
– Как вам новый усыпляющий газ? – весело спросила Белинда. Шею директриса замотала шерстяным шарфом, у локтя стояла кружка – судя по пару, с чем-то горячим. – Рассказывают, от него болит голова, но не волнуйтесь – скоро пройдет.
С каких пор ее волнуют подобные мелочи? Ульрик ощупал себя. Руки-ноги в порядке, голова на месте, хотя и правда немного побаливает. Он определенно жив. Чему она радуется?
Ульрик поднялся, агент поддержал его. Неприятностиметр обнаружился в кармане, заботливо убранный в звуконепроницаемый футляр.
– Примите мои поздравления, – лучезарно улыбнулась Белинда.
– В связи с чем? – спросил Ульрик, еле ворочая языком.
– В связи с вступлением в новую должность, конечно. Нам будет вас не хватать.
В воображении Ульрика отчетливо послышался писк неприятностиметра и зазвучал голос Эдвина: "Ох, не к добру это, сэр".
– Вы же понимаете, – щелкнул пальцами Ульрик. – Должность мэра ничего не значит, это недоразумение и легко поправимое.
Печать отчего-то не загоралась. Писк воображаемого неприятностиметра стал громче.
– Обо всех недоразумениях я уже позаботилась. Как ваша голова? Не болит? – с притворным участием вновь осведомилась Белинда.
Ульрик ее не слушал. Он с растущим беспокойством щелкал пальцами. Проклятая печать загораться отказывалась наотрез.
– Не трудитесь, – поморщилась Белинда. – Печать с вашей руки удалили пять минут назад.
Директриса помрачнела – лицо Ульрика расколола широченная улыбка. Так он не улыбался еще никогда в жизни. Спецагенты взяли Ульрика на прицел.
– Ни с места, поднять руки!
Ульрик не шелохнулся.
– Основания? – спросил он, чувствуя, как земля уходит из-под ног.
– Турнир закончился, отпущенное вам время истекло. Думаю, Уэнделл не станет возражать. – Белинда чуть отодвинулась от телетранслятора. Она больше не улыбалась. – Еще раз поздравляю с победой.
Телетранслятор исчез. Спецагенты последовали его примеру. Вырос красный почтовый ящик на ножке и плюнул в Ульрика конвертом. На этот раз внутри лежало не очередное официальное предупреждение, а кое-что похуже.
Плохой из него вышел неудачник.
* * *
Ульрик заперся в кабинете и лег спать. Он не видел, как люди отмечали окончание Турнира, не слышал, как на улицах славили нового мэра и трубили о смерти Часовика.
Подобного веселья не знало ни одно Котовство.
Блэткоч стремительно обрастал традициями, Возникшими Еще В Незапамятные Времена. Люди в цилиндрах и фраках сжигали на улицах чучела высокого худого человека, привязывали к себе котов и расхаживали с игрушками-пищалками.
С окон сиротского приюта сняли решетки, детей понемногу забирали в новые семьи.
Туристы незамедлительно съехали с кладбища, в одночасье убрав палатки и не оставив после себя даже фантика: вид празднующих блэткочцев пугал их больше, чем все испытания Турнира Самоубийц вместе взятые.
* * *
Он проснулся от какого-то шума и с трудом разлепил веки. На стенах плясали тени, отбрасываемые свечением экрана телетранслятора. На Ульрика смотрел, довольно улыбаясь, юноша в сером костюме-тройке. Русые волосы на косой пробор…
К горлу подступил ком – вспомнился вкус Тройного Блэткоча. Перед мысленным взором в вихре пронеслись Механический Человек с кофейником, похожий на сколопендру, стол, накрытый бархатной скатертью, сироты с повязками на глазах…
Грэхем – а это, несомненно, был он, продолжал чему-то довольно улыбаться.
– Мои поздравления, сэр. Вы ее довели, браво! Лучше не придумаешь!
– В самом деле? – пробормотал Ульрик. – Я бы попытался.
– Не предполагал, что Белинда сделает нам столь шикарный подарок, – не унимался Грэхем.
"Нам"… Будто тебя тоже лишили печати.
– Остались сущие формальности. Фактически Белинда расписалась в том, что вы не соответствуете печати. Следовательно, лотоматон ошибся. Примите поздравления, дело сделано!
Ульрик зевнул.
– Нужно подготовить заявление для прессы, – тараторил Грэхем. – Я набросал кое-что, не желаете взглянуть?
– У меня полно работы, – Ульрик кивнул на заваленный корреспонденцией стол. – Так что, если ты не против…
– Как скажете, сэр, – откланялся Грэхем. – С вашего позволения, я загляну чуть позже. Нужно уладить кое-какие формальности. Еще раз поздравляю.
Не успел Ульрик положить голову обратно на стопку бумаг, что заменяла ему подушку, как пропавшее было свечение вспыхнуло вновь.
На этот раз из телетранслятора глядел С. Л. Вандерет собственной персоной. Этот не улыбался.
– Добрый вечер, мистер Вайтфокс, рад видеть вас в добром здравии.
Ульрик промычал нечто неразборчивое, но, как он надеялся, – вежливое.
– Мне очень жаль, что так вышло. Знаю, печать была для вас важна. Если когда-нибудь понадобится помощь – только скажите.
Прозрачные глаза глядели спокойно и с пониманием, вкрадчивый голос убаюкивал, но от слов Вандерета на душе стало почему-то омерзительно гадко. Захотелось немедленно принять ванну с кислотой, чтобы соскрести с себя грязь последних дней.
– Надеюсь, наше сотрудничество будет долгим и плодотворным. Скоро мы опять встретимся.
– Жду не дождусь, – пробормотал Ульрик. Спать ему расхотелось.
* * *
…Фейлор возвращался домой. Он шел не таясь, впервые за много лет чувствуя себя в полной безопасности. Объяснялось это просто: полицейский был изрядно пьян. Впереди показалась фигура тощего человека. Он недвижно стоял на тротуаре, будто чего-то ждал. Или кого-то.
– Отличный костюм, приятель, – оценил Фейлор. – Прям как настоящий.
Человек не ответил, если не считать ответом громкое тиканье, будто рядом притаились огромные часы. Или коробка насекомых, отчаянно скребущих лапками.
– Ты что, оглох? – поинтересовался Фейлор.
Человек чуть наклонил голову и уставился на полицейского циферблатом вместо левого глаза.
А потом Фейлор закричал.
…София уложила детей спать. Яркий, безжалостный к теням свет потушен, спальни, что успели истосковаться по тьме, наполнены мерным дыханием спящих сирот. Их осталось всего пять – Брендон, Генриетта, Аспель, Глэдис и Чарли, самый младший. Решетки сняты, и комната будто увеличилась в размерах. София притворила за собой дверь, спустилась вниз. Она читала книгу, когда в дверь кто-то постучал.
…Сайрус Блинч покинул мэрию, едва ли не впервые в жизни засидевшись допоздна. Он с удивлением заметил, что истосковался по работе. Удовольствия странным образом добавлял тот факт, что, провинившись, можно было лишиться не только прибавки к зарплате. С новым мэром шутки плохи, и Механический Человек – яркий тому пример.
Сайрус собирался проверить, как исполняются отданные начальством распоряжения. Впереди показалась одинокая сгорбленная фигура. Не будь Часовик мертв, Блинч бы решил, что сейчас произойдет нечто ужасное.
* * *
С самого утра мэрию осаждала разъяренная толпа. Несколько раз в кабинет заглядывали перепуганные служащие, ошалело хлопали глазами и лепетали что-то невразумительное.
Ульрик оделся в дорожный костюм – прихваченный из дома во время прошлого визита в Готтлиб, – взял саквояж, сунул под мышку коробку с цилиндром и вышел на улицу. Дверь тотчас захлопнулась, щелкнул замок. За спиной Ульрика в окнах мельтешили белые от страха лица.
У дверей мэрии собрался весь город, как на последнем испытании, только аплодисментов слышно не было. В первых рядах – Джен, Инкогнитус, Нейтан и Питер с Эдвином.
– Что-нибудь случилось? – поинтересовался Ульрик.
– Расскажи, как было дело в лесу, – хмуро потребовала Джен.
– Ничего интересного – сфотографировал, и дело с концом. Надо было последовать твоему примеру и остаться дома.
– Так ты не убил Часовика?!
– В условиях этого не было, – пожал плечами Ульрик.
В толпе гневно зашумели.
– Кот знает что! Часовик забрал десятерых, его видели разгуливающим по городу средь бела дня в нескольких местах одновременно! Что ты на это скажешь?!
Ульрик улыбнулся.
– А тебе весело, да? – Джен обомлела. – Этой ночью тварь явилась в приют, похитила сестру милосердия и до полусмерти напугала детей, а тебе весело?!
– Не понимаю, чего ты от меня хочешь, – улыбнулся Ульрик чуть шире. – Ты ведь прекрасно знаешь – мне не под силу справиться с Часовиком.
– Но я думала…
– Ты ошиблась. Я не тот, кто вам нужен.
В его обязанности входит оказываться по уши в неприятностях, а не вытаскивать из них.
Вернее, входило.
Блэткочцам нужен человек из разряда тех, что бреются топором, умываются кислотой и едят раскаленное железо на завтрак.
– Ты наш шериф и к тому же – мэр! – задохнулась Джен от возмущения. – Сделай что-нибудь!
– У меня нет времени на ваши проблемы. Я опаздываю на поезд. Всего хорошего.
Джен растерялась, Нейтан непонимающе хлопал глазами, а Питер с Эдвином пораскрывали рты в едином порыве удивления.
– Ты… ты… просто жалкий неудачник! – наконец обрела дар речи Джен. – Ты бросаешь нас? Да тебя за такое упечь в тюрьму мало!
– Не место этой сволочи в тюрьме, – проворчал Эдвин. – Там приличные люди сидят.
– Не волнуйтесь, я оставлю замену, – Ульрик достал из кармана шестиконечную звезду и протянул оторопевшему Нейтану. – Поздравляю, ты повышен.
Затем сунул коробку с цилиндром Инкогнитусу.
– Держи, на память. А это тебе, – Ульрик отдал Питеру неприятностиметр. – Он мне больше не пригодится.
Блэткочцы молчаливо расступались, давая Ульрику пройти.
– И я вовсе не неудачник, – сказал он Джен, обернувшись на прощание. – Я почти выиграл суд.
* * *
Ульрик изучил расписание. Прямого рейса до Готтлиба сегодня не было, значит, придется делать пересадку в Доваче.
Едва Столица Метеоритов осталась позади, пассажиры начали аплодировать, – благодаря машиниста и богов за то, что удалось покинуть город без помех.
Мокрый снег за окном кончился, салон залило солнце. День обещал быть по-летнему теплым.
На станции Ульрик обзавелся соседями. Новые пассажиры – дородный мужчина в очках, с красным лицом и мальчик лет восьми – заняли сиденья напротив. По виду отец и сын. Мужчина снял запотевшие очки, вытащил из кармана не слишком чистый носовой платок, протер линзы. Ульрик поспешил закрыться купленным на станции "Вестником Готтлиба".
Блэткоч оставался все дальше, но лучше себя Ульрик не чувствовал – старая поговорка про "уровень благополучия" не работала. Возможно, в Готтлибе дела пойдут на лад?
Украдкой Ульрик наблюдал за попутчиками. Мужчина достал смятую газету и принялся читать, тяжело сопя. На столик перед собой он положил раскрытый блокнот, периодически вписывал туда аккуратным, бисерным почерком цифры и делал пометки. Паренек болтал ногами, с любопытством таращась по сторонам. Он был румяный и светловолосый, с ясным внимательным взглядом. Скоро рассматривать пассажиров мальчику наскучило. Улучив минуту, он стащил отцовский блокнот и принялся водить по страницам огрызком карандаша, все так же весело болтая ногами.
Ульрик спешно пролистал все статьи о Турнире Самоубийц, стараясь не вчитываться в броские заголовки, и наткнулся на заметку "Правосудие торжествует". Речь шла о неком Вероникусе Литтлби – мошеннике и аферисте. С фото меж тем грустно глядел Коммивояжер. Обычные лоск и надменность он растерял, будто разом лишился корабля с бесценным грузом лучших в мире щеток, и походил теперь ни на пирата, ни на торговца, а на загнанную в угол мышь.
Вероникус обещал клиентам сменить выданную лотоматоном печать: в отличие от большинства аферистов он правда мог подделать печать, вот только эффект был недолгим. Спустя час буквы блекли и принимали первоначальный вид. Как правило, этого времени Литтлби хватало, чтобы скрыться с деньгами.
В заметке также говорилось, что из-за экспериментов с печатями Вероникус лишился собственной много лет назад. Мошенник это отрицал, заявляя, что печать незаконно сняли во время задержания. Автор заметки предполагал, что полицейские пошли на должностное преступление, чтобы отомстить Литтлби. Ведь доказать его виновность будет трудно – обманутые граждане ни за что не признаются в попытке изменить метку лотоматона, – и скоро злоумышленник мог оказаться на свободе.
Но больше поразило другое. Если верить заметкам, несколько лотоматонов были изъяты, разобраны, а после изучены самым тщательным образом. Ничего нового о машинах ученые не узнали, зато люди, что проходили тест на трех конфискованных аппаратах, ненадолго лишились печатей.
Вот тебе раз. Статью о неудачной облаве на контрабандиста, известного как "господин N", Ульрик читать не захотел и расстроенно улыбнулся газетным листам.
Отец не сразу заметил пропажу – так увлекся чтением какой-то заметки. Когда же он завис над столиком со своей ручкой, будто фехтовальщик, готовый нанести удар, то некоторое время недоуменно моргал, соображая, что к чему. Он даже посмотрел в окно, где по-прежнему ярко светило солнце, будто рассчитывал увидеть блокнот, отчаянно машущий страницами, как птица крыльями, в надежде поспеть за поездом.
Мужчина нахмурился. От толстой шеи к отвислым щекам стала подниматься бордовая волна гнева, будто столбик термометра. "Мятый воротничок расстегнутой на одну пуговицу рубашки – это ноль, – решил Ульрик. – Сжатые в нитку губы – двадцать градусов. Бесцветные глазки за мутноватыми стеклами очков – сорок". Когда температура приблизилась к отметке "пятьдесят" – грянул взрыв.
– Сколько раз повторять: не переводи бумагу зазря, она денег стоит! Кому нужны твои художества, паразит?! Разве в твоем возрасте этим нужно заниматься? Вот приедем домой, я с тобой не так поговорю! Нашел моду рисовать где ни попадя, я тебе…
– Кхм-кхм, – Ульрик раскрыл газету на странице с фотографией победителя Турнира Самоубийц и приветливо улыбнулся. – Хотите автограф?
Столбик термометра незамедлительно рухнул до минус десяти.
– Наша остановка, – пробормотал толстяк, когда поезд начал сбавлять ход, и бережно подтолкнул сына к выходу.
Ульрик поднял с пола скомканный листок. В юноше, что читал у окна газету, он без труда узнал свою скромную персону. Несколько грубых линий не только с удивительной точностью передавали образ, но и заключали в себе то, что люди называют "талантом", а машины выражают в печатях.
Не нужно быть лотоматоном, чтобы понять: мальчика ждет блестящее будущее. Которое его отец, не задумываясь, променяет на пыльную контору и возню с бесконечными отчетами. Парень будет из-под палки учиться в выбранном отцом колледже, а позже уныло плестись на ненавистную работу, слоняться там без дела, сонно клевать носом, рисовать на полях квитанций виньетки, орнаменты, меткие шаржи и карикатуры, которые в лучшем случае украсят страницы местной газеты. А Мехатония недосчитается прекрасного художника, чьи картины заставили бы замереть в восхищении целый мир.