"движение по качающимся мосткам не совсем приятное дело, как это кажется со стороны. Мы прекрасно понимаем, что удержание равновесия зависит от постоянных тренировок, как вестибулярного аппарата человека, так и от привычного сокращения мышц, обеспечивающих устойчивость человека, а если человек знает, что непроизвольное падение приведет к трагическим последствиям, то это еще более усугубляет дело. Раскачивание мостков совершенно недопустимо, так как оно грозит нарушением самой конструкции. Мостки - это как способ передвижения по реке Стикс, наполненной разными чудовищами, старающимися ухватить то, что осталось от той, бренной жизни появляющихся здесь людей. Второе, что нужно учитывать при преодолении определенного расстояния. Там, где нет поручней, там есть сходы, но сходни нужно нести с собой. По моему разумению, каждая перекладина являет собой четверть, а половина четверти равно двенадцати с половиной, но мостки нужно закреплять так, чтобы их не унесло, потому что тогда можно навсегда остаться там, где ты бы не хотел находиться."
Что это написано, я совершенно не понял. Что такое Стикс, я знаю. Если кто-то заинтересуется, то может посмотреть в энциклопедии, но это все сказки и в реальной жизни этого быть не может потому, потому что этого быть не может.
Глава 15
Два дня меня не было. Пригласили на встречу литераторов. Обещали, что приедет президент. Все улицы перекрыли, на всех чердаках снайперы поблескивают оптическими прицелами и белыми зубами, людей обыскивают, машины идут в объезд, одним словом - введено военное положение в окрестностях того места, куда собирают литераторов и близких к ним людей для того, чтобы послушать, что им скажут. Решил не ходить. Думаю, и без меня обойдутся. Что такое встреча литераторов или поэтов? Даже определить трудно. Что, я буду с кем-то обсуждать свои творческие замыслы? Фига с два. Со мной кто-то будет обсуждать их творческие замыслы? Тоже фига с два. Кто-то из приближённых стихами своими похвастается. Вот так вот, вас не печатают, а у меня каждое слово в печать. Вот пусть он со своим печатным словом сидит и внимает царским указаниям. Зато я один дома побуду. Тишина, покой, можно полежать на диване и обдумать то, что я хочу написать. А что я собирался писать? Совсем забыл с этим домом и записками сумасшедшего деда.
Диван всегда был врагом и другом писателя. Любого. Стоит только лечь на диван, как сразу приходят разные мысли о том, как лучше описать тот или ионной сюжет. Нормальный человек должен вскочить с дивана и записать все на бумаге, а затем продолжить созерцание потолка над диваном. Но это нормальный писатель, а все остальные писатели ненормальные, потому что иногда такое напишут, что волосы дыбом встают, а когда конкретному писателю нужно встать и записать умную мысль, он спокойно лежит в горизонтальном положении, блаженно думая о том, что еще минут несколько и он все запишет, а глаза тяжелеют, веки слипаются и он засыпает. И самое главное, когда он проснется, он никогда не вспомнит того, что ему пришло на мягком диване.
Мои глаза тоже начали закрываться и в самый сладкий момент раздался резкий телефонный звонок.
- Кому не спится в ночь глухую? - раздраженно подумал, встав с дивана и подходя к телефону. - Слушаю вас.
- Олег Васильевич? - раздался в трубке приятный мужской голос. Надеюсь и вы догадались, кто мне звонил домой. Их там в высших школах и на высших курсах, вероятно, обучают такому голосу, который должен расположить собеседника, и не только расположить его, но и завербовать на слежку за своим лучшим другом или руководителем и при этом не чувствовать угрызений совести, а быть уверенным, что ты выполняешь самое важное в жизни задание по обеспечению безопасности Великой родины. - Вы не могли бы сегодня заехать к нам, часиков так в пять, вернее в семнадцать часов ровно, а то один товарищ заявился к нам пять часов утра. Так и сказал, что вы меня пригласили в пять часов и я пришел в пять часов.
- А что за вопрос? - спросил я, своим вопросом подразумевая, что приду обязательно.
- Ничего страшного, - ответил мой собеседник, - просто нужно уточнить некоторые детали.
- Сухари и белье с собой брать? - попытался я сострить, намекая на то, что в нашей стране от сумы и от тюрьмы не зарекаются и то, что мы до сих пор не в тюрьме, это не наша законопослушность, а просто недоработка компетентных органов.
- Как хотите, - спокойно сказал голос, - у нас у каждого под столом стоит тревожный чемоданчик, вдруг придется срочно куда-то уезжать…
- У вас, наверное, каждому определена страна и куплены билеты? - зада я оппозиционный вопрос.
- До пяти часов, - сказал голос в трубке и что-то щелкнуло.
Я их понимаю. Если они будут честно выполнять свой долг и исполнять все приказы командиров и начальников по подавлению своих соотечественников, протестующих против нечестных выборов и не имеющих другой возможности выразить свое мнение и отношение к политике руководства, то на следующем "нюрнберге" им придется отвечать на вопрос, что их подвигло исполнять преступные приказы. Если они не будут исполнять свой долг, то их посадят рядом с уже посаженными ими оппозиционерами, и они будут смотреть друг на друга как кошка на собаку, по какой-то причине попавшие в одну клетку. И во всем будет виновато начальство, которое не собирается слушать народ и делать все для народа. В проигрыше останемся мы и они, как представители народа, а начальники всегда будут наплаву. Ворон ворону глаз не выклюнет.
Глава 16
На входе в управление федеральной службы безопасности меня встретил молодой человек, представившийся Никодимом. Мода на русские имена идет волнами, и этот сотрудник как раз и родился на этой волне. Когда я слышу такие имена, мне всегда вспоминаются бессмертные строчки поэта Безыменского: "И в очередь пятым - по списку шестым - к нему подошёл лейтенант Кербештым".
В управлении был сделан евроремонт. Старинные коридоры с современной отделкой. По этим коридорам водили жертв сталинских репрессий, а сейчас по ним ходят потенциальные жертвы и потенциальные правоприменители, мягко говоря.
Несмотря на отделку коридоров, обстановка в кабинетах как была, так и осталась со времен незавбвенных товарищей Ежова и Берии. То тут, то там, оставались массивные, сделанные навека раритетные вещи с жестяными бирками "ХОЗУ ОГПУ-НКВД". По небольшому следу у оконной рамы было видно, что на уровне полутора метров от пола еще недавно были деревянные панели, модные в кабинетах НКВД. Для чего они делались, одному Дзержинскому известно, но, вероятно, чтобы не было разноцветных брызг на побеленных стенах.
Я помню одного молодого человека, генеральского сына, который окончил высшую школу этого заведения, так тот на звонки отвечал бодрым голосом: "Отдел расстрелов КГБ слушает". Несмотря на блат, молодого человека направили на медицинскую проверку, а точнее на медицинскую экспертизу, которая признала его шизофреником с диагнозом вялотекущая шизофрения. То есть, человек вроде бы и нормальный, но постоянные мелкие отклонения могут превратиться в одно большое отклонение, особенно если такой человек получает высокий пост, снимающий все тормоза в поведении и в желаниях.
- Присаживайтесь, Олег Васильевич, - любезно пригласил Никодим. Подследственным всегда говорят - садитесь, а не подследственным - присаживайтесь, следуя неписаному правилу, что насидеться они всегда еще успеют. - Мы пригласили вас, чтобы уточнить некоторые детали, - и он сделал паузу, чтобы посмотреть на мою реакцию. Иногда во время таких пауз на людей налетает словесный понос, и они начинают выкладывать то, что вообще не относится к делу. То есть, не относится к этому делу, но вполне относится к следующему делу. - Вы, как бы это сказать, породнились с семьей нашего бывшего и очень уважаемого сотрудника и стали, как бы это сказать, членом нашей спаянной чекистской семьи. Поэтому, мы хотели посмотреть на доказательства вашей родственной связи, как бы это сказать, посмотреть на ваше генеалогическое дерево и посмотреть, в каком колене пересекаются их ветви. Вот, так сказать, и цель нашей встречи.
- Кто в наши века знает своих родственников по четвертое или пятое колено, - риторически ответил я, - даже в советские времена при заполнениях множества анкет указывались только мать, отец, братья, сестры, жена и свои дети, а тут при разветвлении одного семечка на множество побегов доказать достоверно и документально очень трудно и даже, можно сказать, невозможно. Если бы удалось достать генетический материал Адама и Евы, то можно было проследить, какие роды идут от кого. Так же и у меня. Я даже дела по отцу ни разу не видел, он умер в одна тысяча девятьсот сорок четвертом году, а я родился через пять лет после войны. Вот, и что я могу сказать про своего деда? Ничего. Точно так же мы что-то знаем по изустным сказаниям родственников. А если вы считаете Клару Никаноровну членом своей семьи, то вероятно знаете, что рассказы о нашем родстве она подтвердила генетическим анализом, который показал нашей с ней близкое родство. Если исходить из того, что генетика - продажная девка империализма, а величайший генетик академик Вавилов валялся обоссанный и испинатый кирзовым сапогами где-то в одном из этих кабинетов, то вы можете не поверить генетическим бредням специалистов, и вот тут мне сказать совершенно нечего, потому что доказательств совершенно нет никаких.
- Ну что вы так неприязненно относитесь к нашим органам, - мягко пожурил меня Никодим, - вы знаете, сколько чекистов отдали свою жизнь на фронте?
- Если сравнивать это количество с количеством ими расстрелянных людей, то эта цифра очень маленькая, - не удержался я. Как они не понимают, что геноцид собственного народа никогда не будет забыт. И до тех пор, покуда имена Дзержинского, Берии, Ежова не будут вытравлены серной кислотой из деятельности органов, призванных защищать государственную безопасность, отношение к ним не изменится ни сейчас, ни через сто, ни через двести лет, как бы они пытались уничтожить архивные документы, засекретить все и вся и писать душещипательные романы про Штирлицев и Штюбингов. - Положительное было тогда, когда ВЧК во главе с Дзержинским боролось с беспризорностью, а сегодня беспризорников в нашей стране больше, чем после гражданской войны. Детские дома растут как грибы после дождя. Почему?
- Согласен, что вас не переспорить, да у меня и не было такой задачи, - миролюбиво согласился Никодим, хотя было видно, что он со мной не согласен, но продолжение разговора об этом обязательно вывело бы нас на тему Катынского расстрела. - Я просто хотел поинтересоваться, не находили ли вы что-то такое, что могло показаться вам странным и относится к вопросам государственной безопасности, может, какие-то документы, предметы и все такое прочее, что можно было причислить к понятию артефакты.
- А что за артефакты могут быть у старичков? - спросил я, потому что и сам вопрос был странный. - Может, маузер, из которого стрелял товарищ Дзержинский?
- Ну вот, вы все ёрничаете, - обиделся Никодим, - а вопрос действительно серьёзный, - он понизил голос и оглянулся по сторонам, - наше руководство стало верить в загробную и параллельную жизнь, - сказал он, приглушив голос поднесенной ко рту ладонью.
Глава 17
Ничего себе. Открыл мне секрет полишинеля. Да об этом вся страна знает. Целый телеканал вещает о загробной жизни, туда даже расшифрованную разведчицу устроили, чтобы повысить значимость этих сведений. Колдуны, целители, прорицатели, шаманы, знахари, хироманты, жулики и прохиндеи могут вас отправить туда и вытащить оттуда. И все такое прочее, и, самое главное, все это прилипает к образованному сословию, которое, как студенты-медики, болеет всеми изучаемыми болезнями.
- Да вы что? - деланно удивился я. - Даже те? - и я многозначительно показал пальцем вверх.
- Даже те! - торжественно произнес Никодим.
- Как я их понимаю, - заговорщически произнес я, - просидишь двадцать-тридцать лет у верховной власти, и как неохота уходить от нее, несмотря на то, что Конституция не позволяет быть при власти больше восьми лет. Капитанов, офицеров в расцвете сил и здоровья увольняют в сорок лет, как неспособных справляться с сотней солдат, а верховный начальник в восемьдесят лет уже не имеет сил выпустить руль, его выдирают из старческих рук и не могут вырвать сотня вельмож, а начальник тот хочет стать бессмертным как Кащей, и чтобы смерть его хранилась на конце иглы, а игла в яйце, а яйцо в утке, а утка в хрустальном ларце, а ларец тот на цепях стальных подвешен на высочайшей лиственнице, а лиственница та стоит на неприступной скале, а скала та находится на острове Буяне, а остров том в море-окияне…
- Олег Васильевич! - укоризненно прошипел Никодим, - да есть ли в вас что-то святое?
- Конечно, есть, - сразу откликнулся я, - я бы хотел, чтобы мои папа и мама были всегда живыми и жили вечно, и чтобы они всегда были здоровыми.
- Да вы понимаете, что тот, кто о нас ежеминутно думает, тот должен жить вечно, - с раскрасневшимся лицом произнес Никодим.
- Кому должен? - спросил я.
- Мне, вам, всем, - сказал сотрудник госбезопасности.
- Мне он ничего не должен, - сказал я, - хотя, нет, должен переизбираться в соответствии с Конституцией и уступать дорогу другим политическим силам, которые наиболее популярны в нашем народе.
- Ну вот, вы все на политику перевели, - чуть не заплакал Никодим, - у нас дело-то неполитическое.
Я его понимал. За такой разговор по головке не погладят. Прослушают звукозапись и надерут ему задницу по первое число, как он, специалист широкого профиля, не удержал инициативу разговора в своих руках.
- Поймите, - сказал Никодим, - дедушка вашей родственницы был непростой человек, работал вместе с заместителем Дзержинского Бокием.
- И получил за это иконостас орденов, а Бокий пулю в лоб, - подхватил я, - а вот почему так получилось, не известно.
- Только между нами, - шепотом сказал Никодим, - дедок тот работал над какой-то важной проблемой, а вот над чем он работал, в архивах не сохранилось, потому что бумаги все подшиты были к уголовным делам, а после расстрела тех сотрудников все дела были уничтожены. Как говорится, концы в воду, а с концами и серебро фамильное выплеснули в помойную яму. А потом и дедок дуба дал.
- Какое серебро? - не понял я.
- Да это так говорится, когда важное выкидывается вместе с второстепенным, - пояснил мне офицер, - то есть алмаз зарыли на скотном дворе, это тоже иносказательно. Поэтому мы и пригласили вас, чтобы обратиться к вам как к патриоту, правильно понимающим цели и задачи нашего социального государства оказать нам конфиденциальную помощь в освещении всего того интересного, что найдется в вашем новом доме.
- Так, - сказал я, - интересно, в отношении кого работает наше социальное государство? Я так считаю, что только в отношении олигархов и дружбанов, которые сидят во власти. Это первое. И второе, вы предлагаете все, что мне достанется в этом доме, тащить к вам и делиться? Так я ничего не обязан тащить к вам, все, что в моем доме, то оно мое и есть.
- Олег Васильевич, - взмолился Никодим, - так трудно с вами говорить. Вы все понимаете, но разговор вертите, словно клубок шерсти и непонятно, что будет с другой стороны клубка, то ли острая спица, то ли мягкая шерсть. Мы просим вас проинформировать вас, если в доме будут происходить какие-то непонятные и сверхъестественные явления и, если кто-то из странных людей будет приходить к вам.
- Странные люди уже приходили, даже при мне, - сказал я.
- Как, кто?! - чуть ли не закричал чекист, - что говорили, что спрашивали, как представлялись?
- Представился Мардатом, - сказал я, - приходил в сопровождении своих мордоворотов и еще милиция его охраняла за забором. Требовал, что старушка продала ему дом и пригрозил мне большими неприятностями, если я откажусь продать ему дом.
- Хорошо, я передам руководству об этих фактах, - сказал Никодим официальным тоном и тут же ласковым голосом предложил, - а, может, мы с вами напишем расписочку о том, что вы обязуетесь хранить в тайне содержание нашего разговора с нами и что в целях конспирации вы подпишете этот документ не своим именем, чтобы никто не узнал, а другим, например - Сильвестр.
- Да ну, еще писать чего-то, - сказал я, - тут за день так напишешься, так что на буквы смотреть тошно, да к тому же, я печатаю на компьютере и писать вообще разучился. Обойдемся и без бюрократии. Конечно, я вас проинформирую, когда снова придет Мардат или его подельники. Да и вообще буду информировать, когда ваши союзники будут приходить.
- Они не наши союзники, - хмуро сказал молодой человек, - они стараются нам вцепиться в спину, так как мы самые неподкупные и самые верные и объективные органы, стоящие на страже законности.
- Согласен, - сказал я, - вы уж там держитесь, вся надёжа только на вас.
Глава 18
Вероятно, что мое появление в этом доме нарушило какие-то далеко идущие планы многих людей. Пока была тишина, никто и не беспокоился. Старушка никого не тревожила, бумаги не ворошила, учеников деда не искала и все было тихо и спокойно. И тут появляюсь я. Весь белом посреди этого навоза и люди задергались.
Они надеялись на то, что в тишине и покое разберут все по щепочке и сделают вывод, что в доме ничего интересного не обнаружено, а потом продадут этот дом Мардату. Или Мардат предоставит возможность осмотреть всё за то, что его никто трогать не будет, опасаясь крышевания со стороны одной из специальных структур.
Поэтому мне нужно поторопиться, потому что Клара Никаноровна, несмотря на то, что хорохорится и показывает себя энергичной, не очень сильна в здоровье. Знакомые врачи сказали, чтобы мы за ней внимательно доглядывали и старались уберечь от сквозняков. Простая простуда может осложнить все дело.
Я еще раз обошел внутренний периметр усадьбы и поразился увиденному. Дедок знал толк в фортификационном строительстве и понастроил столько, что мне и самому нужно быть острожным, чтобы не упасть в яму в самом неподходящем для этого месте. И ямы были на предохранителях, которые открывались на ночь. Клара Никаноровна сама показала, что и где. Показала и выскакивающие из забора жердины, которые после удара возвращались на место, и металлические штыри, которые выдвигались из тесовых штакетин при надавливании на них.
Еще показала два охотничьих ружья производства тульского оружейного завода периода 1916 года. Ружья в хорошем состоянии и патроны, заряженные в двадцатые годы. Я было посмеялся над этими патронами, которые нужны только для того, чтобы попугать людей их наличием.
- Не смейтесь, молодой человек, - строго сказала старушка, - еще ни один патрон не дал осечку и заряды такие, что ими можно сшибать как уток на лету, так и лихих людей на заборе. Ты лучше возьми ружье и пару любых патронов и стрельни в хлеву, чтобы шумом не пугать людей поблизости. И уши свои прикрой как следует, а то оглохнешь как артиллерист.