– Альгвазилы! – ахнула жена мельника.
Сопровождавший стражников кривоногий пухлый человечек тут же указал дрожащим пальцем на Лионеллу и взвизгнул:
– Вот она! Эта девка обокрала меня и избила!
Правый глаз толстяка и в самом деле заплыл, красноречиво свидетельствуя о том, что совсем недавно этот человек подвергся физическому насилию.
– Арестовать, – коротко распорядился командир альгвазилов, молодой смуглолицый человек с маленькими усиками, удивительно похожий на кота-гуляку.
Мельник, его жена и прочие домочадцы и работники, оказавшиеся поблизости, пребывали в полном недоумении – все узнали в кривоногом человечке ростовщика сеньора Гериссио. Лионелла же сразу отлично поняла, чем вызвано столь пристальное внимание городской стражи к ее скромной персоне, и сдаваться без боя не собиралась.
О шлем первого альгвазила, чересчур неосторожно и самоуверенно попытавшегося исполнить свои служебные обязанности, раскололось деревянное ведро. Другой растянулся на земле, обняв полмешка пшеницы. Третьего сбил с ног удар кнута.
Поднялась суматоха, все смешалось в беспорядочной суете и беготне. Судя по всему, альгвазилам не часто выпадал случай хорошенько размяться, и ловкая цыганка оказалась для них слишком трудным противником, стражники попросту не ожидали от нее такой прыти. Сразу два альгвазила набросились на Лионеллу с двух сторон, но юркая девушка проскользнула меж их кирас и стражники, шмякнувшись друг о друга своими панцирями, упали на спины, как две большие черепахи. Лионелла же, благополучно избежав объятий еще троих стражников, легко запрыгнула на круп коня одного из альгвазилов. Девушка пришпорила жеребца и тот легко перепрыгнул через изгородь – видимо, был в гораздо лучшей физической форме, чем его хозяин.
Лионелла уже готова была торжествовать победу. Пока нерасторопные альгвазилы взберутся в седла, пока выедут за ворота… Есть очень даже неплохие шансы оторваться от погони и скрыться.
Однако хрупкая надежда на спасение была разбита практически в прямом смысле слова, да еще самым грубым образом – поленом, запущенным меткой рукой предводителя альгвазилов. Полено с такой силой ударило девушку в затылок, что перед глазами сначала все вспыхнуло, а через мгновение все померкло. Еще через мгновение несостоявшаяся беглянка вывалилась из седла и со всего размаху ударилась о землю. Когда Лионелла сообразила, в каком положении оказалась, и смогла подняться на ноги, стало уже слишком поздно – подоспевшие альгвазилы крепко схватили ее за руки.
– От меня еще ни один преступник не убегал, – самодовольно заявил ей начальник стражи, подъехав верхом.
– Я не преступница! – гордо заявила Лионелла.
– Попробуйте убедить в этом судью, сеньорита, – невозмутимо посоветовал командир альгвазилов.
Лионеллу запихнули в темные недра закрытого возка, пропахшие потными телами тех, кого перевозили тут раньше, после чего альгвазилы взобрались в седла и вся кавалькада потянулась к городу.
К мельнику, совершенно ошарашенному случившимся, наконец, вернулся дар речи. Взглянув на задержавшегося в его дворе ростовщика, он недоуменно спросил:
– Уважаемый сеньор Гериссио, что все это значит?
– Я вам поражаюсь, – отозвался в ответ ростовщик. – Вы приютили у себя воровку и даже не заметили этого. Ваше счастье, что она и вас не обчистила. Хотя, советую проверить, не пропало ли у вас чего.
– Как?! – ахнула жена мельника. – Такая вежливая скромная девочка…
– Вы видели, как эта скромная только что набросилась на стражей законности?! – в негодовании воскликнул сеньор Гериссио. – А меня вообще избила до полусмерти, еле жив остался. Вот, видите?
Он продемонстрировал мельнику и его супруге свой заплывший глаз. Коснувшись пухлыми пальцами, унизанными золотыми перстнями, своего ранения, которое, впрочем, не выглядело столь ужасно, что могло бы свести получившего его в могилу, он болезненно поморщился и добавил:
– Еще и ограбила. Почти все, нажитое непосильным трудом, из дома вынесла.
Мельник сочувствующе покачал головой, хотя про себя подумал, что давно пора было кому-нибудь почистить закрома зажравшегося ростовщика, вогнавшего в долги уже не одну семью и в городе, и в его окрестностях. Между тем сеньор Гериссио, воодушевившись вниманием слушателей, продолжал описывать несчастия, так неожиданно свалившиеся на его голову в образе юной воровки и драчуньи:
– Как только я пришел в сознание, сразу же направился к сеньору Келистиано. Каково же было мое удивление, когда слуга доктора сообщил, что его хозяин уехал к вам и сопровождала его девушка, по описанию точь-в-точь похожая на ограбившую меня воровку. Представляете, как я начал беспокоиться за доктора? Кто знает, зачем выманила его эта разбойница из собственного дома? Самые страшные мысли полезли в голову. Совесть честного человека не позволила мне оставить доктора в беде и я тут же сообщил обо всем судье, он и направил сюда отряд альгвазилов во главе с благородным доном Альгерадо. По пути мы встретили доктора, который и подтвердил, что эта самая воровка находится здесь. Кстати, а зачем она вообще вызывала сюда нашего уважаемого лекаря?
Занятый обычным наматыванием уса на палец и размышлениями о том, откуда бы взяться у продажного ростовщика совести честного человека, мельник не успел ответить на вопрос – за него это сделала жена:
– Один из работников сильно поранил ногу гвоздем, вот и пришлось призвать на помощь доктора Келистиано, – солгала женщина. – Мы попросили нашу гостью оказать услугу и съездить в город. Нам она показалась добропорядочной девушкой.
Мельник удивленно взглянул на жену. Похоже, его супруга решила скрыть от ростовщика, что арестованную альгвазилами девушку сопровождает спутница. Впрочем, озабоченный собственными переживаниями, да вдобавок еще и окривевший сеньор Гериссио не заметил недоумение мельника.
– Вы послали за доктором ради работника? – озадаченно переспросил ростовщик.
– Он очень хороший работник, – поспешил выгородить жену мельник.
– Вижу, дела у вас идут слишком хорошо, если вы в состоянии пользоваться услугами такого дорогостоящего лекаря, как доктор Келистиано, для своего работника, – заметил ростовщик. – В прошлом году вы не очень-то спешили рассчитаться со мной по долгам и уверяли, что очень ограничены в средствах.
– Да, сейчас дела идут немного получше, – согласился мельник, про себя от души пожалев, что арестованная постоялица не выбила ростовщику оба глаза и десяток зубов в придачу.
Еще некоторое время посетовав на тяжелые времена, при которых так трудно жить порядочному честному человеку, ростовщик, в конце концов, забрался в свой экипаж и покинул двор.
Мельник взглянул на жену и пробормотал:
– Ладно ли мы сделали? Если судья узнает…
– Не узнает, – отмахнулась женщина. – Через пару дней девочка поднимется на ноги и уедет. Не знаю, что там в городе случилось, но у меня больше доверия к нашим гостьям, чем к этому прощелыге. Даже если все и правда, поделом ему. Ты вспомни, как в прошлом году он чуть не обобрал нас до нитки, кровосос.
– Это да, – согласился мельник.
– А девочке пока ничего не скажем, ни к чему ей лишние переживания.
К девочке, то есть к Катарине, и в самом деле через два дня силы вернулись практически полностью. Доктор Келистиано хоть и драл за свои услуги три шкуры, однако, надо отдать ему должное, дело свое знал исправно. Впрочем, выздоровлению способствовала еще и собственная злость девушки. Не видя рядом с собой Лионеллы, Катарина пребывала в полной уверенности, что неверная подруга попросту бросила ее на произвол судьбы, сама же отправилась дальше. Догнать теперь цыганку не представлялось возможным – Катарина даже не знала в какую сторону ехать и где искать пропавшего отпрыска короля Фернара. Оставалось признать собственное поражение в соперничестве и с позором вернуться домой. Конечно, пальцем в нее никто тыкать не будет, но сама-то Катарина теперь знает, что бесславно потерпела поражение от простой цыганки-бродяжки.
Однако, узнав от мельника и его жены истинную причину отсутствия Лионеллы, Катарина тут же решила повременить с возвращением в отцовский замок. В первое мгновение, чего греха таить, девушка испытала злорадное удовлетворение – наконец-то негодная воровка попалась и получит по заслугам. Но, хорошенько подумав, Катарина пришла к выводу, что в случившемся есть изрядная доля и ее вины. Не так уж трудно догадаться, чего ради Лионелла обтрясла городского ростовщика и чем и за что расплатилась с доктором Келистиано.
Попрощавшись с добрыми хозяевами мельницы, давшими ей приют, Катарина подхватила свою шпагу и кнут Лионеллы, сохраненный мельником, и направилась к городу.
В городе девушка оказалась как нельзя более вовремя. Как она узнала от прохожих, именно сегодня был так называемый день судебных разбирательств и как раз сейчас на центральной площади перед королевской резиденцией начинались эти самые разбирательства.
На площади толпился народ – похоже, горожане были охочи до подобных зрелищ. Впрочем их можно было понять – какое-никакое, а развлечение. Конечно, сейчас не то, что в былые времена – никого принародно не вешают, головы не рубят, не четвертуют и на кострах не сжигают, но и просто посмотреть, как кого-то секут плетьми за провинности, бывает занимательно, лишь бы самому не оказаться на его месте.
На возвышении стоял большой дубовый стол, за которым с важным видом восседал пожилой человек в черной мантии. Округлая фигура и пухлое лицо без признаков какой-либо растительности, даже бровей, в обрамлении курчавых локонов рыжеватого парика делали его удивительно похожим на женщину. Из разговоров в толпе Катарина узнала, что это сам его честь Гардилерго – единственный, а потому главный судья города.
С краешку за тем же столом скромно примостился щупленький тощенький писарь-канцелярист. Перебирая свитки, писарь во всеуслышание оглашал суть рассматриваемого дела зычным басом, совсем не вяжущимся с его тщедушным телосложением. Похоже, все здоровье клерка ушло в глотку.
Дела рассматривались самые обычные: трое подвыпивших ремесленников учинили драку в кабаке и побили посуду, бондарь не вернул вовремя долг соседу, два брата оспаривали друг у друга скромное наследство своего отца… Рассматривались и мелкие кражи вроде того, как мальчишка сорвал пару яблок в соседском саду. В общем, ничего такого, чем можно было бы удивить или хотя бы развлечь скучающих обывателей. Тихая мирная жизнь накладывала свой отпечаток на повседневный быт. Такие преступления, как убийство, смертельные поединки дворян на дуэли, конокрадство, разбой и тому подобное остались лишь в преданиях времен послевоенного хаоса, когда правители королевств, наконец, окончательно поделили свои территории и определились с границами собственных владений.
Слушая разбирательства, Катарина лихорадочно напрягала мозг, соображая, как бы ловчее разрешить сложившуюся ситуацию. Мирного решения никак не находилось, на ум приходили планы один авантюрнее другого, за попытку осуществления каждого из которых можно было запросто самой предстать перед судьей и не надеяться на скорое освобождение. Но и отказаться от спасения Лионеллы из рук местного правосудия Катарина не могла себе позволить. Пусть цыганка излишне заносчива, пусть соперница и вообще несносна, но ведь пошла-то она на преступление ради нее, Катарины. Так что благородство обязывает. Так сказать, дело чести. Такое даже отец одобрил бы. Правда, вряд ли досточтимый лорд одобрил бы методы, к которым собиралась прибегнуть его дочь, но это уже дело десятое – все равно некому посвятить герцога в подробности похождений его неразумного чада, а уж Катарина-то по возвращении домой благоразумно умолчит о многих своих подвигах.
Приняв окончательное решение, Катарина направилась в обход толпы на край площади, где у коновязи топтались несколько оседланных лошадей, принадлежавших альгвазилам, что следили за порядком.
Наконец, настал черед Лионеллы предстать перед грозными очами судьи Гардилерго. Когда тощий клерк огласил суть рассматриваемого дела, люди в толпе чуть оживились. Многим уже довелось угодить в долговые сети ростовщика и мало у кого вызвали сочувствие его жалобы на грабеж и побои. Некоторые откровенно посмеивались, глядя на перекошенное, опухшее от удара в глаз лицо Гериссио, который гневно требовал от суда справедливости и взывал к суровому правосудию.
Внимательно выслушав истца, судья попробовал повернуться всем своим корпусом к обвиняемой. Объемное пышное тело Гардилерго колыхнулось, однако не повиновалось своему владельцу, поэтому судье пришлось ограничиться тем, что в сторону Лионеллы обратился лишь его взгляд.
– Желаете сказать что-нибудь в свое оправдание? – вопросил судья.
Лионелла безразлично пожала плечами. Отпираться все равно не имело смысла – это ясно, как белый день. Кроме того, в данный момент все мысли девушки были заняты побегом, правда, безуспешно – ничего дельного в голову не приходило. Запястья стягивала пеньковая веревка, а неподалеку стоял строй альгвазилов под предводительством молодого красавца Альгерадо, который зорко следил за арестанткой. Похоже, вырваться на свободу будет совсем непросто.
– Ну, что ж, если обвиняемая полностью признает свою вину, это существенно облегчает суду его обязанности, – провозгласил судья. – Оглашается приговор! За дерзкое нападение на дом почтенного сеньора Гериссио, нанесение тяжких побоев и грабеж обвиняемая приговаривается к десяти ударам плетью немедленно и году каторжных работ с вычетом в пользу истца.
В толпе вновь возникло оживление. Хотя многие из присутствующих, в основном женщины, сочувствовали осужденной – все-таки такая молоденькая девочка, большинство с удовольствием приготовилось к зрелищу публичной порки. Какое-никакое, а все ж таки развлечение. Если же не считать каторги, то наказание вообще нельзя было считать слишком уж суровым – в былые времена за кражу и разбой запросто рубили правую руку, а то и голову.
Два альгвазила подвели девушку к месту экзекуции и освободили ее запястья для того, чтобы привязать каждую руку в отдельности к двум столбам и, растянув таким образом, подготовить к порке.
В этот момент послышался лихой свист. Разметав строй альгвазилов и не отказав при этом себе в удовольствии отвесить пару пинков попавшимся под ногу стражам порядка и законности, на центр площади ворвалась Катарина верхом на лошади. За собой девушка тянула за повод еще одну оседланную лошадь.
Лионелла подалась назад, шмякнув все еще державших ее за руки альгвазилов друг о друга.
– Держи, подруга! – крикнула Катарина, бросив цыганке ее кнут, свернутый кольцом.
Лионелла на лету перехватила кнутовище и взмахнула своим оружием, лишний раз наглядно продемонстрировав, что владеет им мастерски. Кнут развернулся свистящей змеей и устремившиеся к цыганке двое альгвазилов, получив удар под колени, одновременно рухнули на землю.
Толпа радостно взревела. Конечно, проявлять столь откровенный восторг при виде явного нарушения законности и публичного посрамления стражей порядка противоречило всяческим правилам приличия и законопослушания, но зрелище того стоило. Такого развлечения для себя никто не ожидал и многие посчитали, что сегодня не напрасно пришли на площадь, а уж вечером в трактире за кружкой доброго пива или завтра с утра пораньше во всех подробностях расскажут соседям, оставшимся дома, что здесь происходило, добавят, конечно, и кое-что от себя, и пусть те кусают локти от досады, что сами ничего этого не видели, и давятся черной завистью.
Удар кнута выбил табурет из-под тощего седалища канцеляриста и писарь кубарем покатился по земле под звуки всеобщего ликования. Толпа взорвалась восторженными криками, свистом, даже аплодисментами, словно на выступлении бродячих комедиантов.
Лионелла вскочила на стол, самым бессовестным образом потоптав сапогами свитки с жалобами истцов прямо перед носом почтенного судьи, оттуда запрыгнула в седло. Пришпорив коней, девушки стремительно помчались прочь с площади.
– По коням! – скомандовал своим подчиненным опомнившийся Альгерадо.
Однако запрыгнувшие на своих лошадей альгвазилы тут же рухнули на землю вместе с седлами, что вновь вызвало безудержный хохот толпы, откровенно потешавшейся над незадачливыми стражами порядка.
– Кто-то перерезал подпруги, – обескуражено сообщил один из альгвазилов своему командиру.
– Я даже догадываюсь, кто! – со злостью отозвался тот, на время утратив невозмутимость.
– Дон Альгерадо! – окликнул его судья. – Эти девчонки откровенно насмеялись над законами королевства. Правосудие требует призвать преступниц к ответу и покарать самым суровым образом. Схватите их, Альгерадо! Это ваш долг!
– Так точно, ваша честь! – ответил молодой командир альгвазилов.
Глава девятая
До самого вечера Лионелла и Катарина пробирались сквозь заросли лесной тропой. Лошадей, так удачно позаимствованных у городских альгвазилов, они лишились не в силу рокового стечения обстоятельств, а по собственному желанию. Вернее, по желанию Лионеллы. Именно цыганка настояла на том, что лошадей лучше пустить вскачь дальше по дороге, самим же продолжать путь пешком через лес, чтобы скрыться от погони. Кажется, такой маневр оправдал себя, ибо стоило путешественницам углубиться в лес, как со стороны дороги послышался топот множества копыт – вероятно, это промчался мимо отряд альгвазилов.
Несмотря на очевидную правоту спутницы, Катарине вовсе не улыбалось продолжать путь пешком, да еще и продираться сквозь заросли по звериным тропам, чем она и принялась, в конце концов, возмущаться:
– Бредем тут, как две кабанихи. Того и гляди заблудимся.
– Зато от погони уйдем, – отозвалась в утешение Лионелла. – Не знаю, как тебе, подруга, а мне кандалами звенеть совсем не хочется.
– Вот-вот, – продолжала ворчать Катарина. – Теперь я из-за тебя еще и преступницей стала. Вечно от тебя одни неприятности.
– Не зуди, – огрызнулась цыганка. – Между прочим, я тебя не просила меня выручать, – напомнила она.
– Я тоже не просила тащить ко мне доктора, – в свою очередь напомнила Катарина. – Сама бы поправилась, я крепкая.
– А я не просила прыгать за мной в реку, – не уступала Лионелла. – Поправилась бы она… – Цыганка насмешливо фыркнула. – Видела я, какая ты полудохлая была.
– Сама ты полудохлая! – оскорбилась Катарина. – И вообще я тебя с собой не звала!
– А не ты ли сама за мной потащилась?! – возмутилась Лионелла. – Это я тебя не звала. Сидела бы дома, вышивала крестиком!
– Ну ты и заноза!
– Кто бы говорил!
Препирательства двух спутниц и соперниц, ставшие за время совместного пути делом уже обыденным и даже обычным, теперь уже вряд ли привели бы к потасовке, но грозили вылиться в продолжительный скандал, ибо упреков и обвинений в адрес друг друга у обеих всегда имелось с избытком. Но вдруг Катарина хихикнула:
– А помнишь, какое лицо было у судьи?
Мгновенно забыв взаимные обиды, девушки весело расхохотались, стоило лишь вспомнить, что они учинили сообща совсем недавно на городской площади.