Но квинтэссенцией вопиющего глумления над ребенком оказались массивные очки в толстенной роговой оправе, от которых, казалось, переносица прогибалась с легким похрустыванием. Стекол без диоптрий ("с дымком") в наличии не оказалось, поэтому через толстые выпуклые линзы на мир я смотрел огромными глазами придушенного лемура, на которого случайно присел мишка-коала.
Действительность через такие линзы расплывалась мутным маревом.
Плюс эти идиоты!
– …Не тормози… стоп-кран… чаек у проводницы… плацкарту не уступай… – прорвалось сквозь "Чунга-чангу" со стороны веселящейся "родни".
"Жуй бананы, – мрачно подумал я, – дождемся моего хода. По плану дальше – детские капризы. Сольная партия. Вот где вам стоп-кран не помешает!"
И вообще! Конспираторы хреновы. Где это видано, чтобы папа с мамой так азартно глумились над собственным дитятей, столь любовно и нарядно одетым. Да при всей честной публике!
Никакой дисциплины в группе.
Размалеванный аляповатыми цветочками паровозик остановился, вагончик дернулся, и я чуть не клюнул очками свои собственные колени, маячащие у самого лица. Состав прибыл на конечную станцию. Наконец-то! Кряхтя, я выцарапался из этой детской душегубки.
– Гошенька! А мы тебе шарики купили, – продолжала резвиться Ирина, – смотри, этот с зайчиком, а этот с ежиком. Тебе какой нравится?
– Нравится, – непоследовательно буркнул я, вырывая из ее ладони нитки с чертовыми шарами.
Последний штрих к образу моего персонажа был сделан изуверски точно.
– Ну что ты, Гошенька, может быть, сладкой ваты хочешь?
– Да, Жорик. Что-то ты похудел, – коряво вписался в представление Сан-Саныч.
Уж лучше бы помолчал, артист доморощенный. Из погорелого театра.
– Не хочу ваты, – начал я вредничать, – жвачки хочу, клубничной. С Леликом и Боликом.
– Что ты, Гошенька! Жвачка вредная! Туда капиталисты заразу всякую добавляют, чтобы испортить советских детей.
– Жвачку хочу, – взял я разгон своей части выступления, добавив в голос пару плаксивых обертонов, – нету там никакой заразы. Купи жвачку! Купи-и-и-и!
– Ну где же я ее куплю, Гоша! Ее в магазинах не продают.
– Ты это, Георгий, ты давай не капризничай. Ешь вату…
Козет, блин, заткнись лучше! Сам ешь свою вату. По крайней мере, рот занят будет.
– Продаю-у-ут! Купи жвачку! Купи-купи-купи! Ну купи-и-и-и-и!!!
Ага! Морщимся. Не нравится? И это только прелюдия! Это я еще по асфальту в истерике не катался в своем красивом пальтишке. Где тут еще лужи остались? Вон, возле фонтана с ангелочками. Идем-идем.
– Ма-а-ма-а-а! Хо-чу жва-а-чки-и-и!! Ку-у-пи-и-и!!!
Гляжу, Ирине уже не до смеха. Оглядывается с легкой оторопью. Стыдно, наверное, за избалованного сыночка? Что же ты за мать такая? Жвачки для ребенка пожалела? Вижу, как старушки на лавочках критически поджимают губы и осуждающе покачивают головами. Такие приличные на вид люди, а ребенка мучают. Фу, как некрасиво!
Ну что ж. Настало время пустить слезу.
Встречайте кульминацию моего сольного этюда.
– Купи-и-и-и! А-а-а-а! Ы-ы-ы-ы! Ик-ик-ик! А-а-о-о-у-у-ы-ы!
– Гошенька…
– Георгий! Кхм…
– А-ргха-а-а!!! У-ргх-ы-ы! Ик-ик-ик!
Блин, как противно получается. Самому тошно.
– А ну заткнись, гаденыш! – шипит наклонившаяся ко мне Ирина, не выдержав напора. – Хватит уже. Достаточно. Убедил. – И громче, на публику: – Успокойся, милый! Вон там магазин. Сейчас пойдем, купим тебе жвачку.
– С Леликом… Ик!.. И Боликом… Ай!
Последнее "ай" слегка не вписывается в антураж сцены. И все из-за того, что Ирина незаметно ущипнула меня за ляжку.
– И с Леликом, дорогой, и с Боликом, пойдем скорей.
Меня схватили за руку и потащили через пешеходный переход к конечной цели нашей операции. Да так, что у меня ноги практически не успевали доставать до земли.
За мной в струях эфира дружно колготились зайчик с ежиком на легкомысленных воздушных шариках.
Идиллия!
Возле магазина Внешпосылторга народу было преприлично.
Впрочем, как обычно. С недавних пор администрация собственным волевым усилием ограничила свободный вход в "Березку", запретив посещение магазина лицам, не имеющим заветных сертификатов. А счастливые обладатели бонов должны были отстоять небольшую очередь, чтобы в помещении не создавать отечественного столпотворения.
Как я понимаю, искусственно созданная толкучка перед магазином стала крайне питательной средой для разного рода темных личностей, шныряющих среди потенциальных покупателей. Фарца, наверное, взвыла от счастья, когда на витринном стекле "Березки" появился так называемый "Регламент посещения", разделив публику на "белых" и "черных".
К этому грозному листку и направилось наше счастливое семейство. Планировалось разыграть фраерское дилетантство.
– Володя, а здесь вход воспрещен, – обескураженно проблеяла Ирина, дергая одной рукой Сан-Саныча, а другой мстительно сжимая мне пальцы. – Как же мы вовнутрь-то попадем?
– Ма-а-ма-а! Жва-а-чку-у! – продолжал я мотивировать предков.
– Сейчас, Галина. Сейчас.
Козет сдвинул на лоб дорогую фетровую шляпу, почесал в затылке и стал выразительно оглядываться. Мини-пантомима сработала идеально. Рядом немедленно материзовалась какая-то серая личность неопределенного возраста:
– Боны нужны?
– Володя, может, не надо?
– Ма-а-ма-а-а…
– Галина, погодь. Сколько?
– А сколько надо?
– Ну… десять…
– Семьдесят рубликов. Давай! Дешевле не найдешь.
– Сколько?! Ты чего, парень, сказывся? Не, не пойдет…
– Володя, пойдем отсюда…
– Ну, ма-а-ма-а-а…
– Слышь, мужик. Бери за шестьдесят семь. Я сам за шестьдесят пять брал. Нельзя мне без навару, понимаешь…
Господи! Сколько раз в своей жизни я слышал эти торгашеские пересуды. На рынках и в поездах, у вокзалов и стадионов, на автостоянках и бензоколонках. И аргументы такие же, как у этого типа. Ничто не меняется – ни в прошлом, ни в будущем. Возникло острое желание схватить хмыря за грудки (жаль, что мне только семь лет), встряхнуть пару раз так, чтобы башка дурная болтнулась на хлипкой шее, и проорать в самое ухо: "Что же ты делаешь, урод? Оглянись вокруг. Чего тебе не хватает? Иди работать – на завод, на стройку, на сейнер. Страна тебе все дает! Не видел ты, мразь, мертвых заводов и загубленных деревень, порубанных виноградников и залитых нефтью пашен, не встречал ты еще настоящих челноков и рэкетиров. А это все будет! Благодаря и тебе, ушлепок, в том числе".
Я скрипнул зубами и перевел дух, забыв на время всхлипывать и поскуливать.
А Козет уже мусолил третьего перекупщика.
– Мам, я уже не хочу жвачку, – капризно заявил я.
Это был знак моим партнерам, что фигура валютчика меня заинтересовала. Пожилой невзрачный мужичок с бегающими глазками на крысиной мордашке. Похоже, бригадир. Понял, что низовые с клиентом справиться не могут, и вклинился лично.
– Нет, Гошенька. Теперь купим обязательно. Вдруг ты опять захочешь. – Ответный "маяк" о том, что меня услышали и поняли. – Володя! Долго ты будешь торговаться?
– Сейчас, Галина. Сейчас. – Сан-Саныч разошелся и вошел во вкус. – Ну так чего, шестьдесят? И по рукам!
– А! Давай. Себе в убыток. Понравился ты мне. И дамочка ваша. И сынок. Только давай отойдем. Сюда во двор. Тут недалеко. Нельзя здесь, сам понимаешь.
– Ты это, мужик. Только без глупостей давай. Я в Магадане всяких ухарей повидал! Смотри, не балуй.
– Да ты чего, дядя! У нас дела чистые. Грубостей не любят. Пойдем, не боись. Останетесь довольными.
И зашагал первым к дворовому проезду, воровато оглядываясь по сторонам. Козет тронулся за ним, а мы остались у входа в магазин.
Ну вот, собственно, и все. Операцию можно закруглять. Вероятность гоп-стопа исчезающе мала – здесь барыга прав. Их бизнес шума не любит. Клиентуру пугать нельзя, дороже обойдется. Репутация, однако.
Все правильно – Сан-Саныч уже возвращается. Чуть поодаль за ним выныривает из-за угла перекупщик. Чешет на свое рабочее место.
И вдруг…
Я резко поворачиваюсь к Ирине, обнимаю ее на уровне… куда достал и прижимаюсь очками к драповому пальто, пряча свое лицо в складках реглана.
– Спасибо, мамочка! Я так тебя люблю. Спасибо…
Ирина реагирует профессионально. Обнимая одной рукой, закрывает мою голову, второй гладит по берету.
– Хорошо, дорогой. Хорошо. Я тоже тебя люблю. Вон папа вернулся. Сейчас пойдем. – Наклоняется к моему уху якобы поцеловать малыша и шепчет: – Где?
– За спиной у барыги. Вынырнул из-за угла. Видишь?
– Видела, рассмотреть не успела. Он в правый двор нырнул. За ним?
– Не надо. Мы в наших прикидах, как три папуаса в Якутии. Срисуют. Быстро покупаем американское дерьмо и уходим.
– Пойдем, Гошенька, в магазин. Купим тебе жвачки. Мне и самой захотелось.
– Только с Леликом и Боликом.
– Конечно…
Мы дисциплинированно становимся в короткую очередь у входа в "Березку".
Вот такие "Лелики".
Несмотря на помутневший мир из-за толстенных линз, я узнал типа, вынырнувшего из двора за спиной барыги.
Нашелся Белобрысый!
Получается, что блондинистый злодей, затащивший меня вчера в подвал на экзекуцию, по совместительству работает в группе силового прикрытия валютных "толкал" – это если я правильно понял его присутствие на точке передачи клиенту левых сертификатов.
Кстати! Вчера спеленал он меня тоже довольно грамотно. Явно не бухгалтер. Возможно, конечно, и совпадение…
Хотя точно нет. Не совпадение.
Случайно пройти в этом месте и в эту секунду он ну никак не мог. Даже по теории вероятностей. За "Березкой" – двухуровневый двор. В нижнюю его часть ведет короткая лестница, на которой и происходит обмен бонов на рубли. На время этой операции, а она длится секунд пять – десять, нижний вход по-любому должен блокироваться штатным подельником от случайных прохожих. Потом это страхующее лицо поднимается наверх, изображая невинную прогулку, и оценивает обстановку. Смотрит – не пасут ли шефа.
Все правильно. У этих ребят все работает как часы. Слишком высоки ставки – от трех до пятнадцати лет.
Единственный вопрос. Как у них работает предварительная схема? То есть где находится подстраховка перед сделкой? Варианта два – или издалека наблюдает за процессом торга, это плохо. Или ждет в глубине двора, когда старшой пойдет с фраером к лестнице, это хорошо.
Иными словами, заметил ли меня Белобрысый перед магазином?
Судя по вчерашнему происшествию, мою личину он знает неплохо. То, что я был замаскирован, – со счетов пока сбрасываем. Все предположения делаем от худшего.
Как ни крути, надо обязательно все проверить. Если опера возьмут обозначенных нами барыг, подстраховка, то бишь блондинчик, сто пудов уйдет без шума и пыли. Да и предъявить ему нечего. А вот он со своей стороны может сделать нехорошие выводы. Особенно если меня узнал. И проверять надо сегодня, пока невидимым бойцам валютного фронта наши смежники не завернули ласты.
Срочно на базу – и переодеваться! Да, собственно, мы туда уже и шагаем, надувая резиновые пузыри, пахнущие клубникой, и разглядывая гипсовых ангелочков у фонтана.
– Мамаша! А ну двигай поршнями! И ты, папаша, не отставай.
Все! Кончился ваш дорогой Гошенька…
Глава 6
Секрет антилопы гну
Сан-Саныч отправился в контору работать по Исаковым.
А мы с Ириной через черный ход вернулись во Дворец пионеров.
Пятого, на мое счастье, в спортзале не было.
Клизма за неполный доклад о моем вчерашнем избиении откладывалась на неопределенный срок. Пару часов назад, умничая и кочевряжась, я не стал рассказывать начальнику о взрослом светловолосом фигуранте, подловившем меня на мешковину. Сам не знаю почему. Из вредности, наверное. А Пятый, похоже, был прав со своей дьявольской чуйкой – клиент оказался непростым. Так что готовьте дырочку, товарищ подполковник. И уж точно не для третьей звезды.
Быстро скинув наряд избалованного мажора, я облачился в свободный серо-черный прикид. Рванул было уже на выход, но оказалось, что одного меня никто отпускать не собирается.
– Работаем вместе, – безапелляционно заявила Ирина, – ты ведешь, я на подстраховке. Есть вопросы?
Ага. Знаю я этот тон.
Какие тут вопросы? Поржать Ирина, конечно, любит, но дело свое она знает туго. И первый признак того, что она входит в "боевую трансформацию", – вот эти вот звякающие сталью нотки в голосе.
– Помоги, – раздевшись до пояса, она достает из шкафчика широкую полосу плотной ткани с застежками и протягивает мне, – тяни как можно сильнее.
Повернувшись ко мне спиной, она поднимает руки. Я очень аккуратно и, возможно, с удовольствием накладываю ткань ей на грудь. Изо всех сил натягиваю концы, фиксируя их застежками.
– Слюни подбери, – бросает Ирина, дав понять, что оценила мой восхищенный взгляд в тот момент, когда стояла ко мне лицом.
Что и говорить, формы в порядке. Только в ответ я сейчас пока промолчу. Не до фривольных расшаркиваний. Придет еще время…
Облачившись в джинсы, кеды, черную водолазку, штормовку, убрав волосы под кепку-хулиганку, Ирина превратилась в стройного миловидного подростка. Быстро поколдовав с гримом, добавила лицу легкой суровой чумазости. Пару секунд поработав плечами и корпусом перед зеркалом, выбрала оптимальную осанку и сутулость.
Все. Картина маслом! Типичный студент-второкурсник. Или технарь из судостроительного.
– Работаем. По дороге опишешь объект. И в деталях – как он вчера умудрился прищучить тебя, как фраера.
Опять лучше промолчу…
Сегодня, как сообщил чуть раньше Козет, смежники принимать валютчиков не будут. За врагами социалистической законности установлена плотная наружка и запланирована дальнейшая разработка по полной программе. Это и хорошо, и плохо одновременно. Как бы не стало нам тесно в уютной компании местных топтунов.
Мы обогнули здание, в котором находилась "Березка", по широкой дуге и углубились в дворовые трущобы, постепенно приближаясь к зоне наблюдения.
До темноты оставался где-то час.
Столько же было времени до закрытия магазина, после чего всяческая криминальная активность в его окрестностях естественно прекратится. Нужно было поспешать не торопясь. Тем не менее перед входом в искомый квартал мы еще минут десять потратили на статичное поверхностное наблюдение, разойдясь предварительно метров на пятьдесят в стороны.
Топтуны были.
И класс их работы, на наш предвзятый вкус, был слабоват. К примеру, для чего они все как один выперлись на задание в одинаковых серых пиджаках и в разномастных, но обязательных у каждого кепках? Казенный гардероб? А эти свернутые трубочкой газетки в руках. Любим почитать в какой-нибудь подворотне о начале посевной, бросая поверх передовицы быстрые и выразительные взгляды по сторонам?
Как дети малые.
Мы срисовали троих таких красавцев. И это только с задней стороны подхода к объекту. Один из них для моей цели отслеживания вчерашнего злодея очень неудобно расположился – на лавочке в дальней от криминальной лестницы части двора. Да еще и с развернутой на все две полосы газетой у любознательного носа. Ну вот какой дурак будет здесь, в темнотище, сидеть и читать советскую прессу? Выглядело диковато и тревожно.
Тем не менее чуть дальше, с другой стороны узкого, словно каменный овраг, двора, той, которая ближе к магазину, я все же заметил несколько типов, которые по своим внешним признакам могли сойти за участников криминального карнавала. Хотя, конечно, не факт. Статья УК на лбу не нарисована. Надо было подбираться поближе.
Да только этот читатель…
Чтобы ты участковым ушел на пенсию!
Я заметил, как невдалеке Ирина дернула пучок каких-то цветов с ближайшей клумбы, не торопясь приблизилась к балюстраде, отделяющей нижнюю часть двора от верхней, и прислонилась к ней спиной. Чиркнула спичкой, и над ее головой колыхнулся сизый дымок.
Ага!
Так "молодой повеса ждет свиданья с какой-нибудь развратницей лукавой". Тут все ясно. Обоснование присутствия, сектор наблюдения – все как по нотам. Пути отхода – лучше не придумаешь. А вот мне нужно вниз.
Сам двор пустынным не был.
Его можно было назвать мрачным, неуютным, к тому же он криво изгибался рядом с задней стороной "Березки", и все же люди здесь крутились. Я имею в виду – законопослушные, рядовые граждане. Жильцы, детвора, старушки на лавочках – как обычно в предвечернее время. По идее, можно было просто пройти сквозняком и высмотреть все, что нужно. Только… фингал под глазом! Яркий опознавательный знак и вопиющий демаскирующий фактор.
Я присел на корточки и стал возиться со шнуровкой кеда. Для Ирины это сигнал – мол, глянь в мою сторону. Убедившись, что она смотрит, я махнул рукой на крышу здания, показал двумя пальцами бегущего человечка и ткнул пальцем вниз. Ирина стала отряхивать рукав штормовки – поняла.
Обогнув балюстраду, я, стараясь всем видом изображать, что лет сто как здесь живу, зашел во двор и прямиком нацелился к ближайшему подъезду, дальнему от магазина и ближайшему от любителя прессы на лавочке. Газета за моей спиной тревожно шуршанула и… благодушно затихла.
Я потянул на себя тяжелую, остекленную квадратиками дверь. Надо сказать, что такая красота украшает все подъезды домов, выходящих фасадами на центральные улицы. Хотя этих мастодонтов снаружи и не видно. Интересный архитектурный каприз, но мне это сейчас на руку. Домофонов по этим временам еще не придумали. К слову, ни подвалы, ни чердаки амбарными замками не обвешиваются. Дикие люди!
Я скачками взлетел на четвертый, последний этаж и по железной лестнице через люк выбрался на пыльный и загаженный голубями чердак. Здесь пришлось перелезть через десяток толстенных балок, извозиться чертом и… кажется, опять порвать штаны. Во всяком случае, треск ткани я слышал отчетливо.
С чердака я спустился в нужный подъезд, из окон которого как на ладони была видна лестница, ведущая к междворовому проезду, на которой "толкалы" и сбагривали клиентам свое добро. Хорошо была видна металлическая дверь заднего входа в "Березку". Странно, что темные личности, численностью около четырех человек, крутились именно возле этого черного хода, несмотря на откровенное наличие слежки. Этих топтунов и слепой бы заметил, а в криминальной структуре слепых и дурных не держат. Вернее, они сами не удерживаются, соскальзывая на этапы да на лесоповалы.
Белобрысого типа в наблюдаемой группе не было.
Странно.
Спустившись на пару этажей ниже, я внимательно рассмотрел присутствующую публику и постарался запомнить все отличительные приметы фигурантов. Двое молодых и двое средних лет. Явные бандюки. На дворовой лестнице за те полчаса, которые я потратил на изучение этого террариума, никаких сделок не проводили. Возможно, вычислили колпак наблюдения. Топорно все-таки работают смежники. Неаккуратно.