Сделав огромное усилие, чтобы вернуть себе самообладание, Берк кивнул и посмотрел на моего друга глазами несчастного ребенка. Пока они беседовали, я отыскивал на Слаттене следы насилия. О том, что я нашел, расскажу позднее…
- Итак, - начал Смит, - ты говоришь, что предостерегал его. Позволь узнать, когда и от чего именно предостерегал?
- Я предостерегал его, сэр, что этим все кончится…
- Что именно - все?
- Да все его дела с китайцем.
- У него были дела с китайцем?
- Он неожиданно встретил его в Ист-Энде, в игорном доме. А познакомились они еще раньше, во Фриско. У того парня было прозвище - Сингапурский Чарли.
- Сингапурский Чарли?
- Да, сэр, тот самый, который содержал притон наркоманов на Радклифской дороге…
- Но притон сгорел…
- Однако Чарли спасся.
- А он что, член одной из банд?
- Да. В Нью-Йорке мы называли их "Семерка".
Тут я краем глаза заметил, что Смит изо всех сил тянет себя за мочку левого уха, что, как я уже где-то говорил, свидетельствовало о его глубокой задумчивости.
- "Семерка".. "Семерка"… - как бы размышлял он вслух. - Это весьма любопытно… весьма. Я всегда подозревал, что доктор Фу Манчи и эта шайка - тесно связаны. Продолжайте, Берк! Продолжайте!
- Хорошо, сэр, - отвечал тот, по-видимому, уже успокоившись. - Лейтенант…
- Какой лейте… Ах да! - спохватился Смит. - Слаттен служил в полиции в чине лейтенанта.
- Да, сэр. Получилось так, что он - мистер Слаттен то есть - какое-то время держал Сингапурского Чарли в руках. Это было приблизительно года два назад, и он думал, что с его помощью сможет провернуть какое-то огромнейшее дело…
- То есть он меня предвосхитил?
- Да, сэр, но вы тогда устроили большую облаву и все испортили нам.
Смит мрачно кивнул и посмотрел на детектива из Скотланд-Ярда. Тот кивнул в ответ еще более мрачно.
- Да, на чем я… А, пару месяцев назад, - вернулся Берк к прежней теме, - он снова встретил Чарли в Ист-Энде, и тот познакомил его с девушкой, кажется, египтянкой.
- Продолжай, продолжай, - подбадривал Смит, - я знаю эту египтянку.
- Он встречался с ней множество раз, и к нам она приезжала раза два. По ее словам выходило, что они вместе с Чарли собираются выдать босса своей шайки…
- Разумеется, не за красивые глаза?
- Да, наверное, - отвечал в некотором замешательстве Берк, - но здесь я толком ничего не знаю, кроме того, что я его предостерегал.
- Гм, - хмыкнул Смит. - А что произошло сегодня ночью?
- У него должно было состояться свидание с этой девушкой… - начал Берк.
- Все это я знаю, - прервал с раздражением Смит. - Я хочу знать единственное: что произошло после телефонного звонка?
- Он велел мне ждать его, и я пошел подремать в соседнюю с кабинетом комнату. Это столовая. И тут меня разбудил телефон. Я слышал, как лейтенант… мистер Слаттен то есть… вышел из кабинета, и я тоже выскочил из столовой как раз в тот момент, когда он снимал с вешалки шляпу.
- Но у него не было шляпы на голове, когда мы его увидели.
- Ему так и не удалось снять ее с вешалки. Только он за нее взялся, как тут же издал страшный крик и резко обернулся, будто кто-то напал на него сзади.
- В прихожей больше никого не было?
- Ни души. Я стоял вот здесь, у лестницы в столовую, но он даже не повернулся в мою сторону. Он смотрел прямо перед собой, но там… никого не было. Крики его были ужасны…
Голос Берка сорвался, и он снова задрожал.
- Потом он бросился к входной двери, похоже, так и не заметив меня. Он стоял там и кричал. И рухнул прежде, чем я успел к нему подбежать…
Найланд Смит устремил на Берка пронзительный взгляд.
- И это все, что тебе известно? - нарочито медленно проговорил он.
- Бог свидетель, я больше ничего не знаю и больше ничего не видел. Когда он принял смерть, рядом не было ни одного живого существа.
- Посмотрим, - пробормотал Смит и повернулся ко мне. - От чего он погиб?
- Очевидно, от этой маленькой ранки на левом запястье. - Я взял уже остывшую руку несчастного Абела и показал Смиту.
На запястье была маленькая воспалившаяся ранка, а ладонь и вся рука заметно опухли. Смит сокрушенно опустил голову, резко, со свистом вздохнул.
- Петри, вы знаете, что это такое? - воскликнул он.
- Конечно. Причем тут не помогли бы ни тугая повязка, ни инъекции аммиака. Смерть наступила практически мгновенно. Его сердце…
Меня прервали громкий стук в дверь и звонки.
- Картер, - вскричал Смит, повернувшись к детективу, - никому не открывать. Никому! Объясни им, кто я!
- Ну, а если это инспектор?
- Я сказал же, ни-ко-му! - рявкнул Смит. - Берк! Стойте, где стояли! Картер, вы можете вести переговоры с теми, кто барабанит в дверь, через щель почтового ящика Петри, не шевелитесь. Эта гадость вполне еще может быть здесь, в прихожей!
ГЛАВА IX
ПОЯВЛЕНИЕ "АЛЬПИНИСТА"
За ночь мы перевернули вверх дном весь дом Абела Слаттена, закончили лишь к рассвету, не обнаружив ровным счетом ничего, кроме глубокого разочарования. Один провал тянул за собой другой, и вернувшийся к концу обыска инспектор Веймаут отрапортовал, что Карамани удалось ускользнуть.
Как давно мы не видели друг друга! И вот снова рядом этот здоровяк, наш могучий товарищ по тем страшным дням, которые мы пережили вместе и которые посеребрили его виски. Но он остался все тем же расчетливым, умным и мужественным бойцом. Таких нельзя сломить. Таких можно только убить. Я заметил, каким теплом засветились его голубые глаза, когда он увидел меня, каким искренне радостным было рукопожатие.
- Доктор, - начал он с ироническим отчаянием в голосе, - опять ваша черноглазая подружка обвела меня вокруг пальца. И все же старый пес знает свое дело. Следы ведут в прежнем направлении, значит, логово зверя где-то рядом.
Он повернулся к Смиту, чья мрачная, осунувшаяся физиономия делала его совершенно больным в неверном свете зарождающегося утра.
- Я думаю, Фу Манчи залег где-то поблизости от сгоревшего опиумного притона "У Шень Яна"
Смит согласно кивнул и ответил:
- Мы постараемся как можно скорее прочесать весь этот район.
Инспектор Веймаут взглянул на тело Абела Слаттена.
- Чем это они его?
- Довольно грубая работа для Фу Манчи, - ответил я, поддавшись саркастически-грустному настроению Веймаута. - Он ему змеюку в шляпу подложил.
- Руками Карамани, - перебил Смит. - Змея подложила змею.
Сказав это, он с некоторым вызовом посмотрел на меня. Впрочем, может быть, мне это показалось, но на всякий случай я ответил с подобающей сдержанностью:
- Очень может быть, что и Карамани. Однако никто этого собственными глазами не видел.
- Я думаю так, - продолжал Смит. - Змея действительно была спрятана где-то в верхней одежде, висящей на вешалке. И когда он рухнул на пороге, ядовитая рептилия выскользнула на улицу. Теперь нам остается, когда взойдет солнце, обыскать весь сад.
- Его надо убрать отсюда. - Веймаут глазами показал на труп. - Выставить слуг и запереть дом, все прочее оставив на местах.
- Я уже распорядился об этом, - ответил Смит. В его голосе чувствовались страшная усталость и горечь поражения. - Ни одна бумажка не должна быть сдвинута с места, - он обвел рукой вокруг, - а на досуге мы внимательно просмотрим его архивы и все остальное.
Поскольку предместье начало просыпаться, мы поспешили покинуть дом, на котором роковой китаец уже поставил свою печать. Последним моим впечатлением об этой улице, которое зафиксировала память, было звяканье молочных бидонов. Все-таки Лондон - удивительный город. Только здесь жизнь и смерть могут бок о бок каждая вершить свое дело, совершенно не мешая друг другу.
Веймаута мы оставили присматривать за домом Слаттена, а сами вернулись ко мне. По дороге мы не сказали друг другу ни слова.
Несмотря на мои просьбы лечь и отдохнуть по-человечески, Найланд предпочел устроиться в плетеном кресле в моем кабинете. Около полудня он принял ванну, потом сделал себе какую-то имитацию завтрака и опять засел в кресле. Ровно в полдень объявился с рапортом Картер, но не сообщил ничего нового. Возвратившись после посещения больных в полпятого, я застал Найланда Смита на том же самом месте, где и оставил его. Между тем день склонился к вечеру, на землю пали сумерки…
А в углу моего огромного кабинета у погасшего камина по-прежнему в плетеном кресле маячила долговязая знакомая фигура. Казалось, Найланд плыл на кресле в плотных клубах табачного дыма. В пустом камине громоздились горы пепла и россыпи сгоревших спичек. Он был самым неопрятным курильщиком если не в мире, то из всех, которых мне довелось знать.
Еще час прошел, но, кроме периодического выбивания пепла из трубки и бренчания спичками, Найланд не подавал никаких иных признаков жизни. Так, без рубашки, в своей старой тужурке он провел в тростниковом кресле и день, и вечер, покинув его лишь минут на десять для какого-то подобия обеда.
На мои неоднократные попытки вступить в разговор он отвечал недовольным ворчанием. Поэтому, когда совсем стемнело и я отпустил последнего пациента, ничего другого не оставалось, как заняться приведением в порядок своих записей о бурной деятельности зловещего желтого доктора. За этим занятием меня и застал телефонный звонок. Спрашивали Смита, и тут он не заставил приглашать себя дважды.
После довольно продолжительного разговора он вернулся в кабинет какой-то взвинченный и принялся расхаживать из угла в угол. Я сделал вид, что всецело поглощен своим делом, хотя украдкой пристально за ним наблюдал. Он яростно тянул себя за мочку левого уха, а выражение его лица свидетельствовало о крайней степени замешательства. В конце концов он взорвался:
- Я брошу все это дело, Петри! Либо я слишком стар, чтобы бороться на равных с таким противником, как Фу Манчи, либо просто с годами сильно поглупел. По-моему, я потерял способность мыслить ясно и последовательно. Ведь для нашего доктора это убийство, - если взять его, как оно есть, - несвойственная ему неловкость. В нем чувствуется некая незавершенность. Этому могут быть два объяснения: либо он тоже утратил свои прежние способности, либо ему помешали.
- Помешали?
- Петри, я опираюсь на факты, - Смит оперся обеими руками на мой стол и, пригнувшись, пристально посмотрел мне в глаза. - Разве похоже на Фу Манчи прибегать к убийству таким изощренным способом, используя для этого одного из своих главных агентов, и все ради чего?
- Но мы не нашли змеи…
- Неужели ты сомневаешься, что Карамани ее подложила?
- Да, Карамани была у Слаттена в вечер его убийства, но ни один суд присяжных не признает ее виновной.
Смит возобновил свое вышагивание по комнате.
- Петри, вы для меня необыкновенно полезны, - заметил Смит наконец, не без сарказма в голосе, - полезны в качестве адвоката обвиняемых мною; вы все время предостерегаете меня от печальных последствий моих ошибок и предрассудков. И все же я буду настаивать, что наше присутствие прошлой ночью в доме Слаттена помешало Фу Манчи завершить это предприятие таким образом, как он было задумано.
- Почему вы так думаете?
- Веймаут заставил меня так думать. Он только что звонил из Скотланд-Ярда. Констебль, которого оставили дежурить в доме убитого, рапортовал, что менее часа назад была предпринята попытка проникнуть в него с улицы.
- Вот как?
- А, так вас это заинтересовало? Я думаю, что это обстоятельство кое на что проливает свет.
- Полицейский видел этого человека?
- Нет, он только слышал его. Кто-то пытался влезть через окно ванной комнаты, добраться до которого, скажу я вам, может только опытный скалолаз.
- Судя по всему, попытка успехом не увенчалась?
- Нет, помешал констебль Но он не только не поймал "альпиниста", он не сумел даже разглядеть, кто это был.
Некоторое время мы молчали.
- Что вы собираетесь делать? - спросил я.
- Я думаю, что мы должны втайне от слуг Фу Манчи устроить засаду в доме Слаттена и ждать день, неделю - сколько потребуется - до тех пор, пока они не повторят свою попытку. Совершенно ясно, что мы с тобой, Петри, проглядели нечто такое, что обусловливало это убийство. Короче, либо случайно, либо благодаря нашей сверхбдительности, либо из-за непродуманного плана действий всегда чисто работавший Фу Манчи подарил нам что-то вроде ключа к одной из своих тайн.
ГЛАВА X
"АЛЬПИНИСТ" ВОЗВРАЩАЕТСЯ
В полной темноте мы проникли в прихожую Слаттена, оттуда в кабинет, который, по мысли Смита, должен быть главной ареной боевых действий. Мы достигли его без всяких приключений, и я тут же разместился в кресле, в котором еще недавно сидела Карамани. Найланд встал около распахнутой двери.
Итак, мы взяли на себя роль привидений в доме убитого. В доме, который лишь несколько часов назад покинуло тело его хозяина. Впрочем, раньше я уже участвовал в подобном ночном бдении. Тогда мы с Найландом и еще одним крепким парнем поджидали штатных убийц из команды Фу Манчи.
Как известно, в темноте у человека обостряется слух, и звуки, которых при свете он просто не замечает, буквально лавиной обрушиваются на него, натягивая и без того напряженные нервы. Но среди всех самым пугающим мне показался, как ни странно, самый безобидный - тиканье часов на каминной полке. Я подумал, что точно такое же "тик-так, тик-так" равнодушно отсчитывало последние секунды жизни Абела Слаттена и все так же продолжалось, когда он уже лежал на пороге собственного дома остывающим трупом.
Когда я более или менее привык к темноте, то поймал себя на том, что сижу, уставившись в конторский стул Слаттена, будто в ожидании, что вот сейчас войдет его хозяин и усядется поудобнее. На бюро я заметил маленькую статуэтку китайского Будды, чья золотая шапочка мне напомнила золотой зуб покойного.
В доме что-то все время поскрипывало, потрескивало и напоминало крадущиеся шаги, однако Найланд не выказывал никаких признаков беспокойства, и я понимал, что это лишь игра моего воспаленного воображения. Через открытое, забранное жалюзи окно за моей спиной я слышал слабый шелест листвы. И мне чудился в нем свистящий шепот: "Фу Манчи… Фу Манчи… Фу Манчи…"
Так изнурительно тянулась ночь. Вдруг часы пробили час, и от этого звука я чуть не выпрыгнул из кресла, до такой степени были напряжены мои нервы. А вот Смит стоял, как каменное изваяние. Он умел владеть собой и, когда надо, безжалостно подавлять свой бурный темперамент. Порой казалось, что он обладает каким-то врожденным иммунитетом против всего того, что может внушить человеку страх. Он обладал способностью сохранять ледяное спокойствие посреди всеобщей паники. Но когда опасность проходила, он буквально падал от нервного истощения.
"Тик-так, тик-так" - продолжали отмеривать время часы, но биение моего сердца, казалось, их заглушало. Чтобы успокоиться, я стал считать "тики" и "таки": один, два, три, четыре, пять… Досчитал до сотни, другой, третьей…
И вдруг в ставший уже привычным шумовой фон ночного дома врезался новый, сразу привлекший к себе внимание звук. Он донесся откуда-то сверху, из-под самой крыши. Там раздавался скрип, в общем-то очень знакомый для уха, но я затруднялся представить, каково может быть его происхождение. Затем послышался очень мягкий, как будто через подушку, удар. И снова все смолкло.
Мой мозг лихорадочно заработал. Верхняя площадка дома освещалась днем через застекленный люк в полу чердака. Строго на ним в черепичной крыше был оборудован, по-видимому, точно такой же фонарь.
Таким образом, развивал я свою мысль, если… Но тут еще один неожиданный звук прервал мою кипучую умственную деятельность.
Тут уж не могло быть сомнений: некто открывал застекленный люк над лестничной площадкой верхнего этажа, делая это чрезвычайно медленно, осторожно и почти неслышно. Тем не менее в моих ушах, за ночь привыкших различать малейшие шорохи, скрип казался чудовищным.
Найланд Смит показал мне рукой, что нужно стать по другую сторону открытой двери, вернее, за ней, чтобы меня не было видно спускающемуся с лестницы.
Глухой звук известил нас о том, что люк полностью открыт и прикреплен к стропилам. Легкий шелест возвестил о том, что человек спускается через люк. Затем скрипнули половицы, и мы услышали характерное шлепанье босых ног по линолеуму в коридоре верхнего этажа.
Теперь я был абсолютно уверен, что кто-то из опасных слуг доктора Фу Манчи каким-то образом взобрался на крышу дома и проник через фонарь на площадку верхнего этажа.
Не могу описать и даже в памяти восстановить то состояние величайшего нервного напряжения, когда я ждал, что вот сейчас я услышу скрип ступенек под ногами спускающегося человека.
Но меня постигло разочарование. Я по-прежнему слышал в двух шагах от себя нервное дыхание Найланда Смита, а видел перед собой перила совершенно пустой лестницы на фоне смутно белеющей стены.
И вдруг на самом верху лестницы появилась большая черная тень. Смит, находясь по другую сторону двери, не мог ее видеть, но мне она была видна прекрасно.
Тень как появилась, так и исчезла совершенно беззвучно. И вдруг снова показалась, только на три ступеньки ниже. И тут я уже с настоящим ужасом подумал о том, что мой друг все еще не подозревает о приближении врага, а у меня нет никакой возможности незаметно подать знак.
Между тем тень снова исчезла и появилась третий раз уже на уровне моих глаз. Однако темнота была такая, что я едва мог различить смутные очертания человеческой фигуры на фоне более светлых обоев… И тут я понял, что Найланд наконец-то увидел его.
Вдруг часы пробили полвторого.
В этот момент нервы мои (я до сих пор признаюсь в этом с краской стыда!) не выдержали, и у меня вырвался невольный слабый вскрик.
Все! Мои истеричность и слабонервность нас рассекретили. Весь тщательно продуманный план действий рухнул в одну секунду. Вместо него - свалка людей и событий.
Смит, не колеблясь ни секунды, прыжком пантеры достиг прихожей.
- Свет! - закричал он. - Свет, Петри! Выключатель у входной двери!
Я сжал кулаки, пытаясь усилием воли обуздать предательские нервы, и проскочил за спиной Смита мимо лестницы прямо к двери, по счастью, зная, где должен находиться выключатель.
В это время раздался дикий вопль - совершенно нечеловеческий, принадлежавший скорее зверю…
Я обернулся и увидел такую картину: Смит - одна нога на лестнице, другая на полу, далеко вперед вытянув руки и опасно откинувшись назад, вцепился своими жилистыми пальцами в горло почти голого человека. Тело того блестело, смазанное каким-то жиром, голова была наголо обрита, по-обезьяньи низкие надбровные дуги и вытаращенные, налитые кровью, как у бешеной собаки, глаза завершали картину некоего зверского человекоподобия. Рот его был оскален, на губах - пена. Обеими руками он сжимал толстую палку, которую обрушивал на голову Найланда Смита. Но мой друг стоял, будто высеченный из камня, мертвой хваткой сжимая горло этого недочеловека.