Кругом светило солнце. Природа ликовала, а мной овладело ощущение чего-то жуткого и необъяснимого. Я повернулся и пошел к Смиту, чувствуя, что мой невидимый враг, может быть, целит мне в спину второй нож. Мои страхи не оправдались. Я поднял из травы нож, который чудом прошел мимо меня, и с этим ножом в руке присоединился к моему другу.
Он стоял, одной рукой держа явно обессилевшую цыганку, темные глаза которой впились в него с непередаваемым выражением.
- Что это значит, Смит… - начал я.
Но он прервал меня.
- Где дакойт? - быстро спросил он.
- Он, видимо, обладает свойствами рыбы, - ответил я. - Невозможно понять, где он.
Цыганка подняла на меня глаза и засмеялась. Ее смех был музыкальным; так не могла смеяться старая карга, которую держал Смит. И этот смех показался мне знакомым!
Я вздрогнул и всмотрелся в сморщенное лицо.
- Он одурачил тебя, - сердито сказал Смит. - Что это у тебя в руке?
Я показал ему нож и рассказал, как он ко мне попал.
- Я знаю, - резко сказал он. - Я видел. Он был в воде. Меньше трех ярдов от того места, где стоял ты. Ты должен был заметить его. Неужели же ничего не было видно?
- Ничего.
Женщина опять засмеялась, и опять я не мог понять, чем мне знаком этот смех.
- Дикая утка, - добавил я, - больше ничего.
- Дикая утка! - раздраженно передразнил Смит. - Если ты вспомнишь повадки диких уток, ты поймешь, что это была птица совсем другого полета. Это старый трюк, Петри, но он хорош как приманка. В этой дикой утке была спрятана голова дакойта! Теперь поздно. Он, наверное, уже далеко.
- Смит, - сказал я, чувствуя себя виноватым, - почему ты не пускаешь эту цыганку?
- Цыганку? - засмеялся он, крепко держа женщину, которая сделала нетерпеливое движение. - Посмотри как следует, старина.
Он сорвал парик с ее головы, из-под которого показалось облако волос, сияющих в лучах солнца.
- Мокрая губка доделает остальное, - сказал он.
В мои широко раскрытые от удивления глаза взглянули темные глаза пленницы, и под гримом я рассмотрел очаровательные черты девушки-рабыни. На ее выкрашенных белым ресницах стояли слезы, она больше не сопротивлялась.
- На этот раз, - сурово сказал мой друг, - мы действительно поймали ее и не отпустим.
Где-то сверху по течению раздался слабый зов.
Дакойт!
Худощавое тело Найланда Смита выпрямилось и напряглось, как струна; он внимательно прислушался.
Послышался ответный крик, затем откликнулся еще один. Затем прозвучал пронзительный полицейский свисток, и я заметил столб черного дыма, поднимающийся за стеной, вздымающийся прямо к небу, как угодное Богу всесожжение.
Окруженный стеной особняк горел!
- Проклятие! - зло сказал Смит. - В этот раз мы оказались правы. Но он, конечно, имел массу времени, чтобы все унести. Я так и знал. Его дерзость просто невероятна. Он ждал до последнего момента, и мы наткнулись на два передовых поста.
- В одном случае виноват я. Я упустил одного.
- Неважно. Мы поймали другого. Я не думаю, что мы сумеем арестовать еще кого-нибудь. Слуги Фу Манчи так подожгли дом, так что ничего спасти уже не удастся. Боюсь, что на пепелище мы не найдем никаких улик, Петри, но у нас появился рычаг, который должен расстроить планы Фу Манчи.
Он взглянул на странную фигуру, покорно обвисшую в его руках. Она гордо подняла глаза.
- Вам незачем так крепко держать меня, - мягко сказала она. - Я пойду с вами.
Читатель, который дошел до этого места в моих записях, уже знает, какие необычайные события и дикие сцены мне пришлось пережить; но из всех подобных сцен этой стремительной драмы, в которой Найланд Смит и доктор Фу Манчи играли главные роли, я не помню ни одной более фантастической, чем та, что разыгралась у меня в доме в тот вечер.
Не медля ни минуты и ничего не сказав сотрудникам Скотланд-Ярда, мы повезли нашу пленницу в Лондон, что позволяли сделать неограниченные полномочия моего друга. Мы представляли собой странную троицу, вызвавшую немало удивленных замечаний, но наконец наша поездка подошла к концу. Теперь мы сидели в моей скромной гостиной, где когда-то впервые Смит рассказал мне историю доктора Фу Манчи и великого тайного сообщества, пытавшегося нарушить мировой баланс сил, повергнуть Европу и Америку под скипетр Китая.
Я сидел, опершись локтями на письменный стол, подперев кулаком подбородок, Смит ходил по комнате, все время зажигая тухнувшую трубку. В большом кресле, уютно свернувшись калачиком, сидела лжецыганка. Грим был быстро снят, и сморщенное старушечье лицо превратилось в лицо очаровательной девушки, выглядевшей диким прекрасным цветком в своем живописном цыганском тряпье. Она держала в пальцах сигарету и наблюдала за нами через опущенные ресницы.
Казалось, что она с истинным восточным фатализмом смирилась со своей судьбой и время от времени останавливала на мне взгляд своих прекрасных глаз, который, я уверен, не смог бы равнодушно выдержать ни один мужчина.
Хотя я не мог не видеть чувств этой страстной восточной души, я старался не думать о них. Пусть она могла быть сообщницей убийцы из убийц, но ее прелесть представляла еще более грозную силу.
- Этот человек, который был с вами, - внезапно повернувшись к ней, сказал Смит, - до недавнего времени находился в Бирме. Он убил одного рыбака в тридцати милях вверх по течению от Прома всего за месяц до моего отъезда. Окружная полиция обещала тысячу рупий за его голову. Я прав?
Девушка пожала плечами.
- Предположим; что тогда? - спросила она.
- Предположим, я передам вас полиции? - сказал Смит, хотя и не очень уверенно, ибо мы оба были обязаны ей жизнью.
- Как вам угодно, - ответила она. - Полиция ничего не узнает.
- Вы не с Дальнего Востока, - внезапно сказал мой друг. - Может быть, в ваших жилах и течет восточная кровь, но вы не из племени Фу Манчи.
- Это правда, - признала она и стряхнула пепел с сигареты.
- Вы скажете мне, где найти Фу Манчи?
Она опять пожала плечами, бросив на меня красноречивый взгляд.
Смит прошел к двери.
- Я должен подготовить рапорт, Петри, - сказал он. - Присмотри за пленницей.
Когда дверь за ним бесшумно закрылась, я знал, как должен себя вести, но, честно говоря, я прятался от ответственности. Как к ней относиться? Как выполнить эту деликатную миссию? Не в силах решить эту задачу, я смотрел на девушку, которую необычайные обстоятельства превратили в мою пленницу.
- Вы не думаете, что мы сделаем вам вред? - неуклюже начал я. - С вами ничего не случится. Почему вы не хотите довериться нам?
Она подняла свои глаза, полные изумительного блеска.
- Что толку было от вашей защиты другим, - сказала она, - тем, кого он искал?
Увы, никакого, и я отлично знал это. Мне показалось, я понял, что она имела в виду.
- Вы хотите сказать, что, если вы заговорите, Фу Манчи найдет способ убить вас?
- Убить меня? - презрительно вспыхнула она. - Неужели похоже, что я боюсь за себя?
- Тогда чего вы боитесь? - удивленно спросил я. Она посмотрела на меня странным взглядом.
- Когда меня схватили и продали в рабство, - ответила она медленно, - мою сестру тоже взяли и моего брата - ребенка. - Она сказала это с нежностью, а ее легкий акцент еще больше смягчил интонацию ее слов. - Моя сестра погибла в пустыне. Брат выжил. Лучше, намного лучше было бы, если бы он тоже умер.
Ее слова произвели на меня сильное впечатление.
- О чем вы говорите? - спросил я. - Вы говорите о набегах работорговцев, о пустыне. Где все это происходило? Из какой вы страны?
- Какое это имеет значение? - ответила она вопросом на вопрос. - Из какой я страны? У рабов нет ни страны, ни имени.
- Ни имени! - воскликнул я.
- Вы можете звать меня Карамани, - сказала она. - Под этим именем меня продали доктору Фу Манчи, и так же был куплен мой брат. Он купил нас по дешевке, - она рассмеялась коротким истеричным смехом. - Но он истратил немало денег, чтобы дать мне образование. Мой брат - все, что у меня осталось в этом мире, а он в руках Фу Манчи. Вы понимаете? Кара падет на его голову. Вы просите меня бороться против Фу Манчи. Вы говорите о защите. Разве ваша защита сумела спасти сэра Криктона Дейви?
Я горько покачал головой.
- Теперь вы понимаете, что я не могу ослушаться приказов хозяина, да если бы и захотела, я не смею предать его.
Я подошел к окну и стал глядеть в него. Как я мог ей ответить? Что я мог сказать? Я услышал шорох ее юбок, и та, что звалась Карамани, уже стояла рядом со мной. Она положила руку мне на плечо.
- Пустите меня, - сказала она умоляюще. - Он убьет брата! Он убьет его!
Ее голос дрожал от волнения.
- Он не может выместить это на вашем брате, ведь вы ни в чем не виноваты, - сердито сказал я. - Мы вас арестовали, и вы здесь не по собственной воле.
Она глубоко вздохнула, сжала мою руку, и по ее глазам было видно, что она пытается принять трудное решение.
- Слушайте, - быстро и нервно заговорила она. - Если я помогу вам схватить Фу Манчи, - скажу вам, где его можно застать одного, - то обещайте мне, дайте мне торжественное обещание, что немедленно пойдете туда, куда я вас поведу, и освободите моего брата и что отпустите нас обоих на свободу.
- Обещаю, - сказал я без колебаний. - Можете положиться на мое слово.
- Но есть одно условие, - добавила она.
- Какое?
- Когда я скажу вам, где его схватить, вы меня отпустите.
Я колебался. Смит часто обвинял меня в слабости по отношению к этой девушке. Что же мне надлежало делать? Я был уверен, что она откажется говорить что бы там ни было, если не захочет. Если она говорит правду, к тому, что она предлагала, не было примешано какого-либо личного чувства; теперь я видел ее поведение в новом сеете.
Я подумал, что мне следует принять ее предложение и по соображениям гуманности, и по дипломатическим соображениям.
- Согласен, - сказал я и поглядел в ее глаза, в которых теперь горело новое чувство, возбужденное, может быть, предвкушением свободы, а может быть, страхом.
Она положила руки мне на плечи.
- Вы будете осторожны? - умоляюще спросила она.
- Ради вас, - ответил я, - буду.
- Не ради меня.
- Тогда ради вашего брата.
- Нет, - ее голос упал до шепота. - Ради вас самого.
ГЛАВА XVII
НЕОЖИДАННАЯ ВСТРЕЧА
Из заводей Темзы дул прохладный ветерок. Далеко за нашими спинами мерцали тусклые огоньки коттеджей - последних домов, примыкавших к болотам. Между нами и коттеджами простиралось полмили сочной растительности, через которые в это время года шли многочисленные сухие тропинки. Впереди нас опять лежали низины, скучное монотонное пространство, освещенное луной, с холодным речным ветром - там, где река делала поворот. Было очень тихо, только звук наших со Смитом шагов нарушал молчание этих безлюдных мест. Твердо ступая, мы шли к своей цели.
За последние двадцать минут я уже не раз думал о том, что нам не следовало одним идти на эту авантюрную попытку захватить грозного китайского доктора. Но мы должны были выполнять условия Карамани, и одним из них было: не ставить полицию в известность о ее роли в этом деле.
Далеко впереди показался свет.
- Это тот самый огонек, Петри, - сказал Смит. - Если будем идти на него не сворачивая, то, согласно нашим данным, придем к этому старому кораблю.
Я сжал револьвер в кармане. Его наличие меня успокаивало. Я уже пытался, возможно для оправдания собственных страхов, объяснить, почему вокруг Фу Манчи царила атмосфера своеобразного, ни с чем не сравнимого ужаса. Он не был как другие люди. Страх, который он внушал всем, с кем ему доводилось вступать в контакт, те орудия смерти, которые были под его контролем и которые он бросал против каждого, кто вставал на его пути, делали его чудовищем. Я не в состоянии дать читателю хотя бы приблизительное представление о его дьявольском могуществе.
Смит внезапно остановился и схватил меня за руку. Мы стояли, прислушиваясь.
- Что такое? - спросил я.
- Ты ничего не слышал?
Я покачал головой.
Смит всматривался в болота, оставшиеся за нашей спиной. Он повернулся ко мне со странным выражением на загорелом лице.
- Ты не думаешь, что это ловушка? - отрывисто бросил он. - Мы ей слепо доверились.
Как ни странно, но все мое существо восстало против этого намека.
- Нет, не думаю, - кратко сказал я.
Он кивнул. Мы поспешили дальше.
Через десять минут мы увидели Темзу. И Смит и я, оба заметили, что деятельность Фу Манчи всегда концентрировалась вокруг реки. Несомненно, это была его столбовая дорога, его линия связи, по которой он передвигал свои таинственные войска. Наркотический притон у Радклифской дороги, особняк, превратившийся в обугленный остов, а теперь этот корпус старого корабля, стоящего на приколе у болот, - он все время устраивал свою штаб-квартиру возле реки. Это было важным открытием, и, если даже наша вечерняя экспедиция оказалась бы неудачной, мы могли воспользоваться им в дальнейших поисках.
- Держи вправо, - приказал Смит. - Нужно провести разведку перед штурмом.
Мы пошли по тропинке, ведшей прямо к берегу реки. Перед нами лежала серая гладь воды, а по ней деловито сновали суда великого торгового порта, Лондона. Но эта речная жизнь казалась далекой от нас. Пустынное место, где мы стояли, не несло признаков человеческого присутствия. Серое и унылое, освещенное лунным светом, оно выглядело вполне подходящей декорацией для драматического спектакля ужасов, в котором мы играли. Когда я лежал в опиумном притоне лондонского Ист-Энда и когда в другую ночь я смотрел на мирный пейзаж Норфолка, то же чувство отстраненности, полной изоляции от мира живых людей владело мной с той же силой.
Смит молча смотрел на отдаленные движущиеся огни.
- "Карамани" означает просто-напросто "рабыня", - сказал он вдруг ни с того ни с сего.
Я промолчал.
- Вон этот корабль, - добавил он.
Берег, на котором мы стояли, грязными склонами спускался до уровня приливной волны. Он поднимался выше со стороны моря, и у маленькой бухты виднелся грубо сделанный пирс. Мы стояли на узкой полосе, вдававшейся в реку, - на чем-то вроде мыса. Под пирсом виднелся темный объект, отбрасывавший мрачную тень на кружащуюся в мелких водоворотах воду. Только один огонек виднелся в этой тьме, тусклый и едва заметный.
- Это, наверное, каюта.
Согласно нашему заранее разработанному плану, мы повернули и пошли на пирс над корпусом корабля. От бревенчатого пирса к палубе внизу шла деревянная лестница, свободно привязанная к кольцу пирса. При каждом ударе приливной волны лестница ходила вверх и вниз, ее перекладины резко скрипели.
- Как бы нам незаметно спуститься? - прошептал Смит.
- Придется рискнуть, - мрачно сказал я.
Без дальнейших слов мой друг вскарабкался на лестницу и начал спускаться. Я подождал, пока его голова исчезла под досками пирса, и довольно неуклюже приготовился следовать за ним.
Как раз в этот момент корпус судна резко поднялся на приливной волне, я споткнулся и какую-то ничтожную долю мгновения смотрел на блестящую полосу, прорезавшую темноту подо мной. Нога моя оскользнулась, и, если бы я не ухватился намертво за верхнюю перекладину, вполне вероятно, что на этом моя борьба с Фу Манчи могла навсегда закончиться. Но мне повезло. Каким-то чудом я не сорвался вниз. Я почувствовал, как что-то выскользнуло из моего кармана, но жуткое скрипение лестницы, тяжелые вздохи качающегося корабля и гул волн вокруг деревянного пирса заглушили всплеск шлепнувшегося в воду револьвера.
Я, наверное, был сильно бледен, когда, спустившись, подошел к Смиту, стоявшему на палубе. Он видел, что произошло, но:
- Придется рискнуть, - прошептал он мне в ухо. - Мы не можем теперь повернуть назад.
Он нырнул в полутьму, направившись к каюте. Мне ничего не оставалось, как следовать за ним. Спустившись с лестницы, мы оказались в яркой полосе света, лившегося из необычного помещения, у входа в которое мы оказались. Оно было оборудовано в качестве лаборатории. Мне на глаза попались полки, уставленные бочками и бутылками, стол, заваленный научными приспособлениями, ретортами, пробирками причудливой формы, содержащими живые организмы, и инструментами, некоторые из которых были мне совершенно незнакомы. Книги, газеты и свитки пергамента усеяли голый деревянный пол. Затем я услышал резкий, повелительный голос Смита, перекрывший какофонию разнообразных звуков этой комнаты:
- Вы у меня на мушке, доктор Фу Манчи!
Ибо за столом сидел не кто иной, как Фу Манчи.
Зрелище, которое он в тот момент представлял, не изгладится из моей памяти. В длинном желтом халате; с лицом, похожим на маску, подавшимся вперед и склонившимся среди необычных предметов, лежавших на столе; высоким лбом, сверкающим в свете лампы с абажуром над его головой, и ненормальными глазами, зелеными, закрытыми жуткой пленкой, которые он поднял на нас, - он казался продуктом бредовой галлюцинации.
Но самым изумительным было то, что он и вся эта обстановка сходились до мельчайших деталей с тем, что я видел во сне, лежа прикованным в темнице!
В некоторых больших банках лежали анатомические образцы. Слабый запах опиума висел в воздухе, а около Фу Манчи прыгала, вереща и играя кисточкой одной из подушек, на которых он сидел, маленькая верткая мартышка.
Атмосфера была в этот момент наэлектризована до предела. Я был готов ко всему, но не к тому, что действительно произошло.
Дьявольски-колдовское лицо доктора оставалось неподвижным. Веки его закрытых пленкой глаз всколыхнулись на мгновение, глаза брызнули зеленым светом и вновь закрылись пленкой.
- Руки вверх! - рявкнул Смит. - И не вздумайте шутить. - Его голос от волнения поднялся. - Игра окончена, Фу Манчи. Петри, найди что-нибудь, чем его связать.
Я двинулся вперед и хотел уже протиснуться мимо Смита в узком дверном проходе. Корпус корабля качался под ногами, скрипя и вздыхая, как живое существо; вода уныло плескалась, ударяясь о гнилые доски.
- Подними руки! - приказал Смит.
Фу Манчи медленно поднял руки, и на его бесстрастном лице появилась улыбка, в которой не было веселья, а была угроза. Его ровные бесцветные зубы обнажились, но закрытые пленкой глаза оставались безжизненными, тусклыми, нечеловеческими.
Он сказал тихим свистящим голосом:
- Я бы посоветовал доктору Петри посмотреть назад, прежде чем сделать еще один шаг.
Стальные глаза Смита продолжали не мигая смотреть на Фу Манчи. Дуло его револьвера не дрогнуло ни на миллиметр. Но я быстро оглянулся назад и едва сумел подавить крик ужаса.
Дьявольское рябое лицо с обнаженными волчьими клыками и желтушными раскосыми глазами было всего в двух дюймах от меня. Худощавая смуглая рука, на которой выступали стальные бицепсы, держала кривой нож на расстоянии каких-то миллиметров от моей сонной артерии. Малейшее движение могло означать смерть; несомненно, один удар этого страшного ножа отрезал бы мне голову.
- Смит! - хрипло прошептал я. - Не оглядывайся. Ради Бога, держи его на мушке. Но здесь дакойт с ножом у моего горла!