Найланд Смит покачал головой.
- Я полагаю, это вы прострелили дверь? - спросил он.
- Да, запишите на мой счет одну пулю в негодяя.
- В коридоре пол выложен кафелем. С него легко смыть следы. Они вообще-то очень аккуратные люди. Забыли, правда, положить на место кое-какие документы, которые взяли, наверное, просто посмотреть, но в остальном оставили после себя почти идеальный порядок.
Шутка мистера Смита звучала невесело. Он весь почернел от усталости и выглядел как никогда мрачным.
- Тогда еще один вопрос, - торопливо выговорил я. - Что с Петри? Есть улучшения?
Француз горестно покачал головой.
- Мне очень жаль, мистер Стерлинг, - сказал он. - Но, похоже, что ему не уйти от неизбежного.
- Что вы говорите? Нет! Только не это!
- Это правда, Стерлинг, - подтвердил Найланд Смит. - А теперь простите, но мне нужна информация. Дорога каждая секунда. Рассказывайте!
Полный невыразимого горя и отчаяния, готовый проклясть весь белый свет, сквозь зубовный скрежет поведал я о событиях минувшей ночи.
- Опять проклятая неопределенность! - в бешенстве воскликнул Найланд Смит. - Как мы узнаем, есть у них формула или нет?
- Формула препарата "654"?
Он кивнул.
- Формула может лежать у Рорке на Уимпол-стрит, у Петри в лаборатории, а может - у черта на рогах! Вас оставили в живых, хотя вы стреляли в них. Это говорит в пользу худшего предположения. Но это, черт побери, всего лишь предположение! Мне надо идти.
- Куда же вы, мистер Смит? - закричал я, задержав его на самом пороге. - А мне-то что делать?
Он обернулся.
- Вам? Ваше дело - лежать в постели, набираться сил и выполнять все рекомендации доктора Бриссона. Я еду в Берлин.
- В Берлин?
Он рассеянно кивнул.
- Я прощусь с сэром Мэнстоном Рорке, - быстро произнес он, - в Институте тропической медицины. Я вам уже рассказывал. У меня сложилось впечатление, что во многом солидная репутация доктора Рорке держалась на его знакомстве с немецким профессором Эмилем Крузом, крупнейшим специалистом в области тропической медицины. Мне кажется - я очень надеюсь на это, - что Рорке вполне мог попросить профессора помочь ему сделать экспертизу нового препарата "654". По телефону Эмиля Круза достать совершенно невозможно. Приходится лететь. Французские коллеги предоставили мне самолет и опытного пилота. Вылет через двадцать минут.
Я был поражен размахом и оперативностью действий мистера Смита.
- Это единственный шанс для Петри, - добавил француз. - Его состояние ухудшилось, и мы не знаем, что предпринять. Может быть, великий Круз… - благоговейно прошептал он знаменитое в медицине имя, - …может быть, только профессор Круз сумеет помочь. Иначе…
Он опустил голову.
- Вам все понятно? - спросил Найланд Смит. - Ваша задача - выздороветь.
И исчез за дверью.
Тут я обратил внимание, что за окном светает, и внезапно осознал, что, наверное, провел в постели много томительных для друзей часов.
- Дружба - это самая важная вещь на свете. Не правда ли? - обратился я к ассистенту доктора Картье, мистеру Брассону.
- Да, мистер Найланд Смит - настоящий друг. Но в данном случае, я думаю, речь идет о чем-то большем, нежели дружба. Сейчас в опасности весь мир. Доктор Петри нашел средство защиты от чумы не только для себя и друзей, но и для всего человечества. Если бы мы только знали, как его использовать! Мы бы всем сделали прививки! Сначала здесь, на юге Франции, потом во всей Франции, Европе, во всем мире. Это очень опасная болезнь. Знаете, у меня такое чувство, что тут не обошлось без чьей-то злой воли. Доказательств, конечно, у меня нет, но я готов дать голову на отсечение, что эпидемия вызвана искусственно! И вот теперь только доктор Петри обладает знанием, необходимым для спасения планеты. И, может быть, еще профессор Круз. Какое трагическое положение! Судьба мира зависит от нескольких человек. Стоит им чуть-чуть ошибиться - и погибнут миллионы.
Мне не надо было так долго объяснять ужас положения.
- Вы сообщили в полицию о вчерашнем инциденте?
Погруженный в волны мировой скорби, молодой врач едва расслышал мой вопрос.
- Не знаю, - промямлил он. - Я стараюсь не вмешиваться в то, где ничего не понимаю. Краем уха я слышал, что мистер Найланд Смит имеет какие-то полномочия из Парижа и все его слушаются. Но каких-либо особых приказов, он, по-моему, еще не отдавал.
- Вы хотите сказать, что никакого следствия не будет?
- Похоже, что так… Но я за это не ручаюсь. Я же говорю, что ничего не понимаю в этих делах.
Я резко сел.
- Как же так? - вырвалось у меня. - Это неправильно! Надо что-нибудь делать!
Доктор Брассон положил мне руки на плечи.
- Мистер Стерлинг, - заговорил он мягким, гипнотизирующим голосом, поблескивая стеклами очков, - вы должны отдыхать, понимаете? Вы устали, правда ведь? Прилягте.
- Это невозможно, - сказал я, возвращаясь, однако, в горизонтальное положение.
- Да, это трудно, - согласился доктор. - Но я вам вот что скажу… И мой совет поддержали бы и доктор Картье, и, я уверен, доктор Петри… Вы хоть и очень сильны, но и вам нужен отдых. Вы ослабели от перенесенных испытаний. Послушайтесь меня. Немцы, конечно, - очень умная нация, но и французы, честное слово, не лишены известной доли сообразительности. Уверяю вас, вам нужно поспать. Ей-богу, просто необходимо.
- В такой ситуации? Это невозможно.
- Не противьтесь, прошу вас. Вы все равно ничем не сможете помочь. Мы сами делаем все, что можем. Послушайтесь моего совета. За вами пронаблюдает надежный санитар из нашей клиники. В восемь утра сюда придет ваша экономка, мадемуазель Дюбоннэ. Пожалуйста, примите вот эту капсулу и постарайтесь заснуть.
- Ладно, доктор, - поддался я уговорам. - Не нужны мне ваши пилюли - я и так усну.
Доктор улыбнулся и кивнул.
- Прекрасно. Медикаменты я прописываю только в исключительных случаях. Итак, я сейчас закрою жалюзи и уйду. Когда проснетесь, дерните за шнур, и вам принесут кофе. Мистер Смит распорядился, чтобы починили ваш телефон, так что, если он будет исправен, звоните: мы вам сообщим последние новости о состоянии доктора Петри…
Я, видимо, и впрямь сильно устал, потому что заснул, не дождавшись окончания обращенного ко мне монолога.
ГЛАВА XIV
ЕЩЕ ОДНА ВСТРЕЧА
Проснулся я уже на закате дня.
Долгий сон восстановил мои силы. Я встал и пошел на кухню. Там, в самом дурном расположении духа, хлопотала мадемуазель Дюбоннэ, сообщившая мне, что этой ночью кто-то, загадочным образом проникший в дом, все перерыл в нем и она не может теперь найти массу нужных ей вещей. Кроме того, по телефону, который успели починить, она услышала плохие вести о докторе Петри.
Я пустил воду в ванной, а сам пошел звонить.
К телефону подошел доктор Брассон. На мои тревожные расспросы он отвечал вялым, усталым голосом, что никакого улучшения в состоянии больного нет. Наоборот, болезнь неуклонно прогрессирует.
Что-то подсказывало мне, что часы доктора Петри сочтены.
- Я верю, что мистер Найланд Смит поможет нам, - невольно отвечая на мои невысказанные сомнения, уныло сказал француз.
- Я буду у вас через полчаса!
- Дорогой мистер Стерлинг, не надо! Вы нам все равно не поможете, только будете путаться под ногами и мешать. Если хотите еще раз последовать доброму совету, то съездите куда-нибудь, поужинайте, отвлекитесь ненадолго от мрачных мыслей… Только не забудьте сообщить экономке, куда вы поедете, чтобы мы смогли вас найти в случае необходимости.
- Это невозможно, - возразил я. - Мой долг - быть рядом с…
Но усталый голос на том конце телефонного провода продолжал настаивать:
- Расслабьтесь немного. Несколько часов ничего не решают. Доктор Петри сказал бы вам то же самое, и вы бы его наверняка послушались!
Лежа в ванне, я обдумал сложившуюся ситуацию и пришел к выводу, что Брассон прав. Действительно, доктор Петри настаивал, чтобы я не переутомлялся - ни умственно, ни физически. Поеду-ка я в Монте-Карло - самую веселую столицу в мире!
Мне надо быть в форме, чтобы вести долгую войну с коварными и жестокими врагами. Я обещал доктору Петри следить за собой и обязан выполнить данное обещание. Речь идет о слишком серьезных вещах.
Несмотря на всю свою решимость, уехал я не сразу. В сумерках прибыл на дежурство санитар из клиники. Ничего нового он не сообщил. Сказал только, что, по мнению мистера Смита, на меня возможно еще одно покушение, и показал свой револьвер.
Казалось, новые обязанности развлекают его, уставшего от серых будней. Я сказал, что хочу поехать в Монте-Карло, в ресторан Квинто, где меня хорошо знают, и он может в любой момент вызвать меня к телефону.
Потом, с тяжелым сердцем, и все же непроизвольно радуясь предстоящему отдыху от постоянного нервного напряжения и мрачных мыслей о докторе Петри, от мировой скорби по поводу предстоящей гибели человечества, я поехал в Монако.
Новые обстоятельства ворвались в мою жизнь, нарушив ее и так не очень плавное течение. Неплохо было сменить обстановку и попытаться все хорошенько обдумать, посмотреть со стороны, спокойно, взвешенно и неторопливо.
Знакомая дорога навевала приятные воспоминания, действовала благоприятно на мои немного уже расшатавшиеся нервы.
Я вспомнил Петри, любившего два-три раза в неделю посещать Монте-Карло - поужинать, посидеть вечерок в казино. Он не был азартным игроком, как и я, но имел какую-то систему. С помощью острого ума и железной воли он боролся с бездушной механической рулеткой, надеясь вырвать у нее самые сокровенные тайны. Так же он вел себя в научной работе, добывая секреты, которые прячет от человека Природа. Доктор Петри надеялся открыть особые законы, управляющие рулеткой. Все его достижения в этой области ограничивались отсутствием крупных проигрышей, но со временем он надеялся достичь и большего.
Замедлившиеся от усталости рефлексы сослужили мне в дороге добрую службу, ускорив время и сократив путь. Не успел я оглянуться, как уже подъезжал к расцвеченному огнями Монте-Карло.
Буйная иллюминация заставила меня зажмуриться и в который раз удивиться этой яркой, несколько театральной красоте.
Резкие вспышки неоновых трубок окрашивали траву, деревья, людей, машины и дома во все цвета радуги.
Да, такой уж это город - кричащий, аляповатый, но с незабываемым очарованием.
Я проехал мимо роскошных казино и остановился около непритязательного на вид заведения. Скромно оформленные столы стояли прямо на лужайке, прикрытой сверху плотным тентом. Ресторан, как обычно, не пустовал, поскольку славился среди местных гурманов своей великолепной кухней и особенно изысканным набором французских вин.
Сам хозяин, месье Квинто, вместе с метрдотелем, встретил меня у самого порога, как дорогого гостя, с выражениями радости по поводу моего приезда. Хорошее настроение способствует пищеварению. Это правило чтут здесь даже выше, наверное, уголовного кодекса.
Меня усадили на свободное место за угловым столиком и выразили легкое удивление и беспокойство по поводу отсутствия доктора Петри.
- Он, к сожалению, болен, - грустно объяснил я.
- Ай-ай-ай! - всплеснул руками мистер Квинто. - Надеюсь, ничего серьезного?
Я верил в искренность его причитаний - доктора Петри все любили, это такой человек! Но правду об эпидемии я обязан был скрывать. Два-три неосторожных слова могли вызвать панику. Все старания властей местных курортов были направлены на сохранение спокойствия и могли пойти насмарку из-за одного болтуна.
- Он сильно простыл. Ночью, - через силу соврал я. - Есть подозрение на пневмонию.
Квинто воздел руки к небу.
- Ох уж эти холодные ночи! Они разорят нас дотла! Туристы забывают одеться потеплее, а потом сваливают вину за свою забывчивость на якобы плохой климат!
Он еще немного повздыхал и посетовал на судьбу, но потом, как обычно, стал хвастаться знаменитостями, посетившими его в этот вечер.
В тот раз это были автомобильный принц Фриц Крайслер и всемирно известный английский писатель, остановившийся в отеле "Кот д'Ажур".
Диалог между хозяином и метрдотелем по поводу моего ужина был достоин пера Шекспира. Как тонко метрдотель льстил месье Квинто, признавая его равным себе по части знания всяких блюд, закусок и вин!
Когда наконец меню было составлено, я с первым бокалом вина в руке откинулся на спинку кресла и принялся рассматривать посетителей.
Но осмотр длился недолго. Вскоре мой взгляд приковал к себе один из столиков на противоположной стороне лужайки.
Там, спиной ко мне, сидел странный человек, который, вне всякого сомнения, твердо знал, что ночи в Монте-Карло холодные, потому что оделся в каракулевую шубу и, что еще более странно в приличном обществе, напялил на голову высокую меховую шапку! Впоследствии я видел головные уборы подобного рода на картинах, изображающих древнерусских бояр! Но, что еще более удивительно, за этим столиком напротив боярина, то есть лицом ко мне, сидела Флоретта!
Наши взгляды встретились. При неверном освещении мне показалось, что она побледнела, а ее глаза на мгновение широко раскрылись.
Я сделал движение встать, но в этот момент легким движением головы Флоретта дала мне знак, чтобы я остался на месте и сделал вид, что мы не знакомы.
ГЛАВА XV
ВОЛШЕБНЫЙ ГОРН ЭЛЬФОВ
Я удивился и не поверил сам себе: не привиделся ли мне легкий, почти неразличимый жест?
Флоретте очень шло великолепное черное платье с меховой накидкой. Ее волосы поблескивали, казалось, своим собственным, а не отраженным светом. Она не смотрела в мою сторону. И я убедился, что не ошибся.
Да, она дала мне понять, чтобы я не подходил к ней. Но это было не презрение к отвергнутому поклоннику, а тайный знак сообщнику. Сначала я чуть было не подпрыгнул, сам не свой от радости, но вскоре самообладание вернулось ко мне.
Она, вероятно, под наблюдением и охраной своего восточного хозяина.
И я больше не сомневался.
Ко мне спиной сидел тот самый мужчина, которого я видел в машине с шофером-негром. Теперь, несмотря на маскировку, я его узнал: это был Махди-бей.
А Флоретта, со своей красотой и неприступным видом, судя по всему - его любовница.
Она старательно избегала моего взгляда.
Ее партнер был до странности малоподвижен, как манекен. В этот момент через листья кустов, растущих у стены в кадках, я разглядел роскошный "роллс-ройс", поставленный прямо напротив входа в ресторан.
А поглядев вверх, я обнаружил мужчину, стоявшего на мосту, перекинутом над нашей улицей.
Трудно было ясно различить что-либо в густых сумерках с такого расстояния, но мне показалось, что лицо мужчины имеет желтоватый оттенок, что он один из тех ужасных дакойтов, которых я видел на вилле "Жасмин"!
Желтолицый стоял и смотрел вниз.
Неожиданно я попал туда, откуда стремился уехать.
Стало похоже на то, что мне опять не удастся отдохнуть. Меня охватило недоброе предчувствие.
Зачем эти бирманцы преследуют меня? Если, конечно, они не оказались здесь совершенно случайно, что весьма маловероятно! Я ведь больше не стою у них поперек дороги. Хотя…
Хотя, я ведь убил или ранил одного из них. У некоторых народов широко распространен обычай кровной мести. Может быть, среди этих убийц бытует нечто подобное?
Я исподтишка метнул быстрый взгляд наверх. Неподвижная фигура на мосту зловеще застыла на одном месте.
Более внимательный осмотр только подтвердил первоначальные подозрения. Несмотря на обычную для здешних рабочих одежду, это, несомненно, был один из подручных Фу Манчи.
Я напрягся, пытаясь припомнить, не следовала ли за мной по пути сюда какая-нибудь машина? Но вместо дороги в моей памяти остались неясные обрывки воспоминаний о прошлом. Вел автомобиль я совершенно механически, ничего не замечая вокруг. Но, если они хотят на меня напасть, почему не сделали этого раньше, когда я ехал один, в темноте, по пустынному шоссе?
Похоже, что дело не во мне. Но что же нужно этому истукану на мосту?
В затруднении я приподнял бокал, но так и застыл в нелепой позе, не успев отпить ни глотка.
Я услышал тот самый высокий трубный звук, который уже однажды пытался описать. Только один раз в жизни слышал я эту божественную музыку на пляже Сент-Клер де ла Рош.
Что-то в этой мелодии было такое, что неотразимо действовало на меня. Я не люблю чудес и стараюсь всегда оставаться на почве твердо установленных фактов. Может быть, это галлюцинация, следствие перенесенной болезни. Но, даже если это так, вряд ли можно считать простым совпадением то, что оба раза, когда я слышал эти звуки, рядом со мной находилась Флоретта.
Я с величайшим усилием поставил бокал на стол и повернулся к ней.
Она смотрела на своего спутника, сидевшего в прежней позе.
Потом ее красивые губы задвигались, и я понял, хотя и не мог знать этого наверняка, что она отвечает на заданный вопрос.
Как только она заговорила, звук резко оборвался, - так же внезапно, как и начался.
Флоретта повернулась в сторону. Увы, не в мою. Выражение ее лица резко изменилось. Я посмотрел наверх. Бирманец исчез.
ГЛАВА XVI
МЕСТЬ
- Вас к телефону, мистер Стерлинг, - вывел меня из задумчивости вежливый голос.
Стряхнув оцепенение, я спросил:
- Кто меня вызывает?
- Кажется, доктор Картье, сэр.
Предчувствие чего-то ужасного заставило меня внутренне сжаться. Флоретта и ее монументальный спутник, зловещий желтолицый, чума и все человечество исчезли из головы, как капли воды с горячей сковородки. Сейчас меня известят о чем-то очень плохом, я чувствовал это.
Торопливо добравшись до телефона, я резко рванул трубку к уху.
- Алло! Говорит Алан Стерлинг! Доктор Картье?
Но послышался голос доктора Брассона. Уже своим тоном он пытался приготовить меня к печальному известию.
- Я назвался доктором Картье на случай, если вы забыли мою фамилию, мистер Стерлинг. Сожалею, что помешал вам ужинать, но ведь я обещал вам сообщать все новости сразу же, без промедления, не правда ли?
- Не тяните, доктор!
- Подготовьтесь, пожалуйста, к самому худшему.
- Но вы ведь не хотите сказать, что…
- Нет, именно это я и хочу сказать.
- О Господи!
- Он не мучился. "654" помогло бы, если б мы знали точно, как его использовать, но… Его состояние постепенно ухудшалось, пока не… Пока он не умер.
После этих слов что-то щелкнуло у меня в мозгу. Холодная ярость навсегда поселилась в моем сердце.
Безжалостные изверги! Чем помешал вам благороднейший из живущих, отдавший всего себя служению людям?
Ну что ж… Они убили его, обдуманно и коварно. Я буду мстить! Я объявляю вам войну на уничтожение! Теперь сколько раз вас увижу - столько раз и убью! Кровожадные дрессированные обезьяны! Убивать вас, убивать и убивать!