Запись кончилась. Марк вынул инфокапсулу из телеголографа, повертел в руках. Упрек Люса справедлив. Двенадцать лет они провели вместе на Колеснице в рабстве, а потом больше года на свободе – врозь. И даже весточки патриций Марк Валерий Корвин не соизволил послать своему старому другу. Правда, ему сообщили, что с Люсом патрицию Корвину общаться не положено, а за бывшим рабом присмотрят патриции Манлии, кровным родством с которыми оказался связан его бывший товарищ. Рекомендация не встречаться с Люсом исходила от комиссии по делам иммигрантов, которую возглавлял один из Манлиев. Но это не было прямым запретом. Должен ли был патриций Корвин так безоговорочно выполнять чьи-то рекомендации? Разве он не мог настоять на встрече? Или он был так занят собой, своими проблемами, поисками себя и своего места в жизни, что где-то в глубине души обрадовался возможности больше не встречаться с Люсом?
Он даже не знает, как живет его прежний друг на планете Петра. А может быть, просто боялся узнать?
"Ты свинья, Марк, – сказал сам себе. – Ты должен навестить Люса".
Префект набрал в галанете код Петры.
"Тит Манлий Люс", – отправил он запрос на новое имя Люса.
"Укажите петрийский идентификационный номер", – вежливо отвечала информационная система.
"Номер не известен. Ищите по имени".
"Ничем не могу помочь, – пришел ответ. – Все находящиеся на Петре граждане идентифицируются исключительно по номерам".
Впрочем, чего ты ожидал, префект Корвин? На Петру всегда отправляли незаконных детей патрициев, там обитали и Манлий, и Корнелии, да и Валериев наверняка наберется немало. Каждый из них знал, кому обязан своим появлением на свет, и все помнили свои имена.
"Только вряд ли они эти имена благословляли, могу тебя заверить, патриций Валерий", – съязвил голос предков. Для всего мира незаконный отпрыск патриция навсегда становился рабом под безличным номером. Нерония поступала куда человечнее со своими незаконными отпрысками: им давали подлинные имена и наделяли наследством.
Корвин просмотрел данные о нынешней Петре. Вся поверхность третьей планеты звезды Фидес делилась на сто двадцать секторов. За последние годы число рабов неуклонно снижалось, но все равно около двадцати процентов населения находились "под полной опекой". Рабов использовали на строительстве куполов, на разработке территорий для выращивания местной фауны; они трудились в мастерских и обслуживали петрийских наемников. "Почему мы терпим такую подлость как рабство?!" – с гневом подумал Марк и стиснул кулаки.
Как вообще содружество Звездного экспресса допускает, что на одной из колоний Лация узаконено рабство? Но Корвин тут же вспомнил, что неронейцы, как делали флорентийцы в средние века, покупают для своих утех молоденьких женщин-невольниц. И мальчиков тоже покупают. А вся экономика Колесницы держится на рабском труде. Рабство раковой опухолью, сколько ее ни выжигай, вновь и вновь возрождается в различных мирах. – Но с этим нельзя мириться, – сказал Корвин вслух.
Он положил инфокапсулу в карман и докинул префектуру.
***
Префект Корвин не торопился после работы ехать домой, в свою усадьбу Итаку. Теперь, когда Лери вышла замуж и переехала к Друзу, а дед исчез, родовое гнездо казалось пустым и унылым. В первые дни после освобождения Марк воображал, что он вернулся на родную планету, в родной дом, и нашел, наконец, семью и друзей. А вместо этого рядом с ним – никого. Пустота. Дед уехал, сестра вышла замуж, у друзей – свои дела. Круг, созданный, казалось бы, на годы и годы, мгновенно распался. Такая красивая жизнь оказалась быстро померкшим виджем. Марк с тоской подумал о своем прежнем единственном друге. Неужели Люсу так уж хорошо на Петре? Почему бы и нет? Может быть, он нашел новых верных друзей, и судьба его оказалась счастливее сомнительного патрицианства Марка. Корвин не сразу понял, что потихоньку завидует Люсу. Может быть, его незаконнорожденный приятель куда счастливее патриция из рода Валериев.
"Я променял один ошейник на другой, более комфортный, – усмехнулся про себя Корвин. – Все дело в том, нравится мне этот новый ошейник или нет. Прежний мне не нравился категорически. А новый?"
Он оставил пока этот вопрос без ответа и зашел в ближайший бар. Марк часто заглядывал сюда после работы – посидеть за стойкой, выпить бокал фалерна и немного посмотреть на людей. Просто посмотреть. Понаблюдать за беззаботно болтающими друг с другом юношами и девушками, за тем, как они флиртуют друг с другом, кокетничают, спорят и ссорятся. Корвин ни с кем не знакомился и не заводил разговоров. Просто смотрел. И к нему лично никто не обращался. Дружески кивали издалека и проходили мимо. Почти все посетители бара знали, кто он такой, и опасались беспокоить. Сам же патриций не стремился разорвать этот круг одиночества.
Нынешний вечер тоже не стал исключением, а от всех прочих отличался лишь тем, что в кармане лежала полученная от Люса инфокапсула. На душе было мерзко, как будто некто в темном переулке влепил Марку пощечину и удрал. Хотя Корвин ни в чем не мог себя упрекнуть.
Патриций достал инфашку и повертел в руках. Бросить ее на пол и раздавить каблуком – желание стало почти непреодолимым.
"Нам только казалось, что мы друзья, Люс! – мысленно обратился он к старому приятелю. – Мы просто были рядом, оба носили ошейники и дергали на одной грядке ле карро. Это – единственное, что нас объединяло. Тебе хорошо, Люс? Ну и отлично. Это все, что я хочу о тебе знать".
Но Марк не выбросил инфокапсулу, а снова положил ее в карман.
Наконец он расплатился и вышел. Как всегда, кивнув посетителям – всем разом и никому конкретно, – уселся в свой флайер и отправился домой.
Еще подлетая к усадьбе, Марк заметил, что этим вечером дом слишком ярко освещен, – горели почти все окна на фасаде. У входа хозяина дожидался управляющий Гай Табий.
– У нас гость, сиятельный, – сообщил старик, едва хозяин поднялся по ступеням.
– Почему ты не предупредил?
– Гость просил вас не беспокоить. И даже не называть его по имени. Сказал – хочет устроить сюрприз.
– И где же он?
– Дожидается в столовой. Потребовал туда вино и закуски, – наябедничал управляющий.
– Обед готов?
– Разумеется, доминус, – Гай Табий сделал вид, что немного обиделся.
– Так вели подавать. Князь Сергей наверняка проголодался. Так же как и я.
Марк был уверен, что таинственный гость прибыл с Китежа. И не ошибся. В триклинии на одном из трех лож сидел (гость не признавал местный обычай возлежать за столом) князь Сергей Андреевич. Сергей выглядел куда лучше, чем год назад, во время их первой встречи. Казалось, он даже помолодел немного. Одет князь был в светлый костюм, лицо загорелое, волосы небрежно откинуты назад.
Увидев Корвина, Сергей вскочил.
– Ну наконец-то! Я уж думал, что не дождусь тебя и засну прямо здесь, в твоей столовой.
Марк покачал головой:
– Рад видеть тебя, Сергей. Но прилетел ты, мягко говоря, рановато. Женщина, что вынашивает будущую Эмми, на третьем месяце беременности. А ты можешь перевезти ее на Психею только на восьмом месяце.
Чтобы новая Эмилия была выношена суррогатной матерью, а не в искусственной матке, настоял именно князь Сергей.
– Ну и что? Мне делать все равно нечего! В космос меня не пускают, корабля не дают, сидеть на Китеже – тоскливо, управлять опустевшим поместьем на Психее – вообще тошно. Так что я решил воспользоваться твоим приглашением и осмотреть Лаций.
Марк уселся на ложе напротив. Он и сам обычно ел сидя, как привык за годы, проведенные на Колеснице. Андроид тем временем принес закуски и вино.
Они выпили за встречу, потом Сергей наполнил бокал вновь и предложил тост за будущую княгиню Эмилию Валерьевну.
– Сергей, я уже сообщил тебе: никакого ускоренного роста. Ты сможешь жениться на Эмилии почти через семнадцать лет.
– Почти через шестнадцать с половиной, – поправил его Сергей.
– Хорошо, пусть шестнадцать с половиной. Не слишком ли долго придется ждать?
– Я готов. Главное – есть надежда. Самое страшное – когда человека лишают надежды. Кстати, прежде ты обещал передать мне материал для клонирования тайно. А потом вдруг передумал и устроил все эти заморочки с удочерением и прочими формальностями. Ладно, ладно, я не сержусь. Шестнадцать лет пронесутся, оглянуться не успею. Как твои дела? Слышал, ты предотвратил войну Неронии и Колесницы? – В голосе Сергея прозвучала насмешка. Подобные подвиги юного Корвина ему казались преувеличением.
– Я влез в эту авантюру не по своей вине, – скромно заверил Марк. – Но, как всегда, выкрутился. Мне даже пришлось какое-то время побыть петрийским наемником.
– Тебе понравилось? – У Сергея загорелись глаза: как видно, рассказ Корвина его изрядно занимал.
– Не особенно. – Вдруг расхотелось говорить о своих приключениях. Прежде всего потому, что в этом рассказе должен был фигурировать анимал. Как мог князь Сергей отнестись к подобной истории, Корвин представлял весьма смутно.
Тем временем принесли горячее.
– Что Лери и Друз? Живут счастливо? – продолжал вести беседу гость, пока хозяин большей частью отмалчивался.
– Прекрасно. Ждут ребенка. Мальчик. Скоро родится.
– Замечательно! Я непременно явлюсь на крестины, – пообещал Сергей. – Или у вас подобный обряд называется иначе?
– Обряд очищения.
– Я окрещу Эмилию, когда она родится. Надеюсь, Флакки не будут против?
– Им все равно. Девочку вырастят на Психее?
– На Китеже. На Психее она только родится.
– Почему ты этого хочешь?
– Что? – Сергей сделал вид, что не понял вопроса.
– Почему ты так хочешь, чтобы Эмилия родилась на Психее? – уточнил Корвин.
– Душа… Ее душа, Марк, все еще там. Где-то в ноосфере планеты. Я это чувствую. Вот почему я не могу жить на Психее.
Марк постарался не подать виду, что удивлен.
– Но разве… – Он спешно пытался вспомнить, что известно о религиозных представлениях китежан. – Разве душа не поселяется в человеке в момент зачатия?
– Не у клона, – уточнил князь Сергей. – Душа у клона появляется в момент рождения.
– Не думал, что в подобные вещи где-то еще верят, – заметил патриций.
– На Китеже верят.
***
Рано утром Корвина разбудил Гай Табий.
– В чем дело? Какие-то причуды нашего гостя? – спросил Марк, зевая и пытаясь натянуть на голову одеяло. Ничто он не ценил в нынешней своей жизни так высоко, как возможность немного поваляться в постели по утрам. На Колеснице их всегда поднимали с рассветом. Наверняка и Люс теперь валяется в постели до полудня, – пришла в голову мысль.
– Нет, доминус, князь Сергей еще спит. Но явился вигил, у него какое-то дело к вам. Он сказал, что срочное.
– Не сомневаюсь. – Марк криво усмехнулся. Порой его даже забавляла эта непрерывная цепь событий: стоило префекту распутать одно сложное дело, тут же сообщали о новом преступлении. Если случался перерыв в один или два дня, префект считал нечаянное безделье почти чудом.
Корвин накинул халат и вышел в кабинет. Сюда уже пришел молодой человек в красно-серой форме вигила. Вигилы – дословно "неспящие". О боги, может быть, этот парень вообразил, что префекту по особо важным делам не положено спать?
– Тит Сириус, – представился вигил. И тут же принялся объяснять, зачем явился: – Мне сообщили, что вчера вас посетил некто Бен Орлов с Петры.
– Да, он заходил в префектуру, – подтвердил Марк, усаживаясь в кресло. – А в чем дело?
– Это была важная встреча?
– Нет. Вовсе нет. Личное дело. Передал инфокапсулу с записью моего друга. Вы можете, наконец, объяснить…
– Да, конечно! – Сириус хотел сесть, но передумал – не осмелился. – Видите ли, Бен Орлов покончил с собой вчера днем. Бросился с Тарпейской скалы во время экскурсии по Новому Риму.
Марк, наверное, с минуту молчал, пораженный, потом спросил:
– Это точно не несчастный случай?
– Абсолютно точно. Три камеры зафиксировали происшествие. Бен перебрался через силовые перила и прыгнул вниз. К тому же в своем номере он оставил что-то вроде предсмертной записки.
– Что-то вроде?.. – Марк поморщился – не любил подобных пустых определений.
– Вот она. – Вигил протянул префекту пентаценовую планшетку.
Корвин взял и прочел следующее:
"Мне кажется, я не боюсь смерти. Конечно, это всего лишь слова. Уверен даже – физическое тело будет цепляться за жизнь. Но в душе больше нет страха. Я знаю, что такое рай. Я был там. Видел. Минуту, две, три, час, вечность – не имеет значения, сколько я там провел – день или сто лет. Главное – побывать.
Было раннее утро. Я стоял у окна гостиницы и смотрел.
Большое окно без занавесок.
Вижу: внизу небольшой внутренний дворик, вымощенный серо-желтой плиткой. В керамических вазах туи, в горшках поменьше – яркие петунии. Прозрачные двери в холл нижнего этажа еще закрыты. На втором этаже, на террасе напротив окна – кафе. Ажурные белые стулья, белые столики, тенты, изящная оградка террасы. В этот час ни во дворе, ни в кафе нет ни души. В темных – под старинный кирпич – стенах гостиницы дремлют окна. Справа над стеной светлое утреннее небо, огромное, глубокое, настоящее. В этот час рассвета горит в утренних лучах золотой купол с крестом ближайшей церкви. Тишина. Невероятная. Ни намека на звук. Тишина не тревожная или страшная, а умиротворяющая, покоящая.
Так стоял я у окна и смотрел. И не мог насмотреться. Я подумал: умру – приду сюда. Не знаю как, но приду. Буду стоять у окна и смотреть. В одиночестве, в тишине. Ничего не желая. Буду видеть этот двор, цветы в горшках, освещенный утренними лучами золотой купол. Я побывал в раю. Теперь мне не страшно".
– И что это значит? – спросил префект Корвин, возвращая записку вигилу.
– Я же сказал: планшетка лежала на столе в номере гостиницы.
– Странно.
– Что?
– Из этого номера видна церковь? Вернее, золоченый купол с крестом? Разве на Лации есть храмы с крестами? – поинтересовался Корвин.
– Вполне возможно. Там рядом посольство Китежа, а на территории посольства – церковь.
– Кто он, этот Бен Орлов? – задумчиво проговорил Марк.
– Он прибыл с Петры, – напомнил вигил.
– Это я знаю.
– Вам точно нечего добавить? Может быть, он во время вашей встречи что-то разъяснил? – Похоже, этот парень вообразил себя крутым сыщиком, так и роет носом землю.
– Не разъяснил, – отрезал Корвин.
– Дело совершенно темное. Хотя и не кажется слишком уж значительным. Я бы не обратился к вам, если бы не знал об этой встрече накануне. Но уверен, мы во всем разберемся, – заверил вигил Сириус.
– Я сам займусь делом Орлова, – сказал префект.
***
Корвин перекусил наскоро и, решив не будить Сергея, отправился в гостиницу, где остановился Бен Орлов.
Стеклянные двери открылись, пропуская гостя в небольшой холл. Напротив входа – стойка. Справа, за стеклянными дверьми – столовая. Там уже начали сервировать столы для завтрака. Префект попросил ключ от номера, в котором остановился самоубийца. Дверь теперь была закрыта еще и на кодовый ключ вигилов. Пока они не снимут свой секретный замок, никто внутрь проникнуть не сможет.
Префект поднялся на второй этаж. Открыл замок вигилов и вошел. Обычный номер, довольно просторный. Широкая кровать, телеголограф, электронное зеркало, шкаф. За стенкой – душ и туалет. Халат брошен на стуле, сумка умершего (убитого?) в шкафу.
Корвин подошел к окну и замер. Увиденное абсолютно точно соответствовало описанию. Пустынный двор, кадки с туями и горшки с цветами, кафе на террасе. Над стеной – золотой купол церкви. Кем надо быть, чтобы увидеть в этом уголке рай? Чтобы затрепетать и за минуту или две подвести итог всей жизни?
Марк вынул из шкафа сумку покойного, аккуратно разложил на кровати вещи. Ничего примечательного. Дешевая стандартная одежда, коробка с инфашками (префект забрал их, в надежде, что в записях может оказаться что-то важное), дорогущий путеводитель по Лацию с голограммной обложкой. Патриций раскрыл путеводитель наугад. Глянцевая белоснежная бумага. Если этот человек собирался кидаться вниз головой с Тарпейской скалы – зачем ему было покупать этот безумно дорогой путеводитель? Разве что внезапный порыв, мгновенное умопомрачение. Но с другой стороны – креды ему тоже были не нужны. Понравилось – купил. Просто исполнил перед смертью последнее сумасбродное желание. Ясно одно: деньги у него были: он снял приличный номер, купил дорогую книгу…
Ага, тут что-то написано, на форзаце. Марк с трудом разобрал накарябанную плохо пишущей ручкой строку:
"Сожгите эту книгу вместе с моим телом".
Корвин содрогнулся. Его дед любил бумажные книги. Не просто любил – обожал. Гибель каждого тома вызывала у деда ощущение почти физической боли. Он скупал у старьевщиков ветхие тома и тратил огромные суммы на реставрацию. Книги, как патриции, должны быть бессмертны. Ветшая, возрождаться в новых тиражах.
Корвин погладил обложку путеводителя. Эта роскошная новая книга могла бы прожить еще лет сто, а то и больше, и вдруг чья-то воля приговорила ее к смерти. Палач книги. Вчера он еще сидел в этом номере и выводил дрожащей рукой: сжечь!
Марк перевел взгляд на зеркало. Обычно отражаемое в зеркале пишется на инфашки. Когда постоялец съезжает, он может попросить обнулить записи или же забрать капсулы с собой. Его право – никто не может отказать. Но большинство про капсулы забывает.
Префект вынул из гнезда инфашку зеркала и опустил в карман. Одежду и сумку вигилы опечатают и отправят наследникам Бена Орлова, если таковые имеются. Корвин подумал, взял книгу и прижал к груди.
– Это улика, – сказал он вслух. – Приговор отменяется.
Выходя из номера, Марк снял с двери кодовый замок вигилов. Теперь номер может быть сдан, и новый счастливчик окажется в раю.
***
Просмотр записей зеркала оказался нудным занятием. Вот немолодой человек с бледным одутловатым лицом и редкими, неопределенного цвета волосами (что-то среднее между рыжим и коричневым с добавкой кое-где седины) раскладывает свои немногочисленные вещи. Вот он лежит и смотрит телеголограф. Вот застыл у окна. Бен Орлов никого не приглашал в свой номер. Пил только минеральную воду и пиво. Вечером он, правда, ушел на три с небольшим часа (на это время зеркало отключалось), но вернулся трезвым и сразу же лег спать. Утром он долго стоял у окна. Потом подошел к зеркалу, кисло улыбнулся своему отражению и сказал:
– И не надейся, Петра, назад я не вернусь. Ни за что. Никто меня заставить не сможет. Я тебя всегда ненавидел. Я остаюсь здесь. Поняла?
Постоялец вышел из номера, и зеркало опять прекратило запись.
Значит, Бен Орлов уже в номере принял решение. Этим утром он умрет. Прыжок в пропасть был запланирован. Явившись на встречу с Корвином, Бен Орлов знал, что спустя два часа его не станет. Весь вопрос – почему?