- Мы с Роуз не были такими уж близкими подругами, для этого она была слишком… блеклой. Скучной. Такая, знаете ли, идеальная невеста и жена: чуть глуповатая, молчаливая и восхищающаяся своим мужчиной. Мне больше по душе была Поппи или Милфорд, сестра Роуз. Вот в ней чувствуется характер. Потому я даже не была знакома до недавнего времени с мистером Греем, хотя с Роуз мы виделись довольно часто. Как я уже говорила, их познакомила Поппи. Она как-то пригласила Роуз к себе, Тео был тогда дома, а где был Тео, там был и Грей. Теобальд был его пропуском в свет, поэтому Грей предпочитал с ним дружить как можно ближе. Так они и встретились впервые. Он произвел на нее впечатление своей манерой - и своим происхождением тоже: подумать только, настоящий принц, пусть и без маленькой формальности; она… она ему подходила. Поэтому Грей сделал ей предложение, а Роуз, не задумываясь, его приняла. Первое время она была вне себя от счастья, порхала с такой очаровательной улыбкой, что за нее нельзя было порадоваться. А вот потом начались проблемы. Вы уже, наверное, заметили, что мистер Грей не слишком разборчив, когда дело касается женщин, - я кивнул. - С Коринн Лакруа его связывали длительные отношения. Но это было нормально, она была содержанкой, и Роуз была готова закрыть на нее глаза. В конце концов, в свете не так уж много мужчин, которые не содержали бы хотя бы одну любовницу, - скривилась леди Эвелин. - Можно сказать, что почти и нет.
- Но были и другие, - угадал я.
- Да. А еще Грей, будучи прагматичным ублюдком - во всех смыслах этого слова - постоянно искал кого-нибудь получше. Сивилла, жена его отца, богата. Если бы он женился на Роуз, император, которого не обрадовал бы союз его племянницы с бастардом, помог бы королю Владислаусу принять правильное решение и объявить наследником Грея. Но ольтенайская казна без денег Сивиллы резко бы уменьшилась в размерах. Поэтому Грей искал кого-нибудь, чья семья не только станет ему союзником в борьбе за трон, но и поделится своими накоплениями. Кого-нибудь вроде леди Тенеррей.
О его интересе к ней заговорили еще до смерти Роуз. Не знаю, послужило ли это спусковым крючком, или случилось что-то еще, но Роуз не выдержала. Она, - леди Эвелин взяла дрожавшими руками бокал, - отравилась.
* * *
Мы столкнулись с мистером Греем в дверях отдела убийств. В сопровождении двух адвокатов он выходил от Эйзенхарта, я же наоборот пришел к тому с новостями.
- А, доктор Альтманн, - он окинул меня своим фирменным взглядом, причем совершенно не удивленным, и обернулся к Виктору. - До свидания, детектив Эйзенхарт. Было… интересно наконец встретить вас лично.
- Как все прошло? - поинтересовался я у Эйзенхарта, когда они покинули коридоры Управления.
- Не спрашивай, - пробурчал он, наливая себе кофе. - Кажется, я даже поседел.
На мой взгляд, это было преувеличением, но я не стал его разочаровывать. И даже не стал расспрашивать его дальше, вместо того я прошел за ним в кабинет, дождался, пока он закроет дверь, и поведал ему свои новости:
- Ты знал, что предыдущая невеста мистера Грея, леди Роуз Хоторн, также покончила с собой?
С громким звуком Эйзенхарт опустил чашку на стол.
- Интересно… - протянул он. - Нет, не знал. Откуда информация?
- От леди Гринберг. И в этот раз, пожалуйста, обойдемся без шуток! - Эйзенхарт закрыл рот, так и не успев ничего сказать. - Я счел необходимым сообщить ей о смерти леди Мерц.
Услышав мой рассказ, Виктор медленно допил свой кофе и откинулся в кресле, размышляя.
- Я не знал, что леди Роуз покончила с собой, - задумчиво произнес он. - Официально причиной смерти стоит пневмония. Но я знаю, что в доме Хоторнов это было не единственное самоубийство. Тогда в архиве я не обратил на это внимание, все случилось уже давно, больше года прошло, девушка была служанкой, и у нее были причины лишить себя жизни, однако в свете последних известий… Взгляни-ка.
Из ящика письменного стола он достал свернутый вчетверо листок бумаги.
- Горничная леди Роуз… ну, к тому времени она не была горничной, после смерти леди Роуз ее уволили, повесилась. Это предсмертная записка.
Из желтой, дешевой по качеству бумаги выпали засушенные цветки птицемлечника.
- "Искупление", - прокомментировал Эйзенхарт.
Искупление чего? Какого греха?
Нервный, прыгающий почерк говорил о самой большой ошибке, которую уже невозможно исправить. Местами угловатые буквы расплывались кляксами там, где на бумагу капали слезы. Тот, то писал это письмо был в отчаянии, в этом не было сомнений.
- Патолог сказал, она ожидала ребенка.
- От…
- Не знаю. Но любопытная получается картина, правда?
Я не успел ответить, как в кабинете пронзительно громко зазвонил телефонный аппарат.
- Одну секунду, - попросил меня Эйзенхарт. - Алло? Леди Эвелин? Да, спасибо, я тоже рад. А вы…? Приятно слышать. Поблагодарить меня? За что? Да нет, я тут ни при чем.
Потакая своему любопытству, я придвинулся поближе, пытаясь расслышать слова леди Гринберг.
- Точно вам говорю. С чего вы вообще решили, что они от меня? Наверняка у вас найдется еще пара-тройка поклонников.
- Может, и найдется, но кто кроме вас мог прислать букет без записки? - рассмеялась леди Эвелин.
- У меня есть один такой на примете, - помрачнел Эйзенхарт. - Даю три подсказки. Темные глаза. Нос как у грифа. Ольтенайский паспорт.
Нам не понадобилось много времени, чтобы разгадать, кого Виктор имел в виду.
- Он, конечно, способен на многое, но это точно не он, - не согласилась леди Эвелин. - Мистер Грей уже прислал сегодня розы, и не просто приложил к ним свою карточку, но и переписал на ней "O Fortuna".
- Sors immanis et inanis ? - припомнил Эйзенхарт строфы стихотворения. - Неприятно это признавать, но мне нравится его образ мышления.
- А мне - нет, - отрезала леди Эвелин. - Как думаете, это можно классифицировать как угрозу?
Виктор усмехнулся:
- Попробуйте. Однако, как полицейский, не советую вам писать на мистера Грея заявление. Битву с его адвокатами вы проиграете. Вообще, какой честный человек пользуется услугами адвокатов… - пробормотал он с досадой. В силу специфики своей работы, адвокатскую братию он откровенно недолюбливал.
- Я пользуюсь, - сообщил я одновременно с леди Эвелин.
Эйзенхарт только хмыкнул:
- Quod erat demonstrandum , - ответил он, видимо, нам обоим. - В любом случае, я все же вынужден вас разочаровать: это не я. Удачи в поисках.
Положив трубку, он смущенно на меня посмотрел:
- Кто-то прислал леди Гринберг цветы, и она почему-то решила, что я таким образом решил выразить ей благодарность за помощь в расследовании, - объяснил он. - Глупость какая.
- Определенно, - согласился я. - Причем даже не знаю, что более глупо: то, что ты даже не подумал это сделать, или то, что леди Эвелин все еще слишком хорошего о тебе мнения, - внезапно мне в голову пришла мысль, заставившая похолодеть пальцы. - Ты не думаешь, что цветы… что их прислал леди Эвелин тот же человек, который отправлял и тебе?
Моя гипотеза вызвала у Эйзенхарта искреннее удивление.
- С чего бы? До сих пор он присылал цветы прямо мне, а не надеялся на посредников. К тому же, кому вообще нужна леди Эвелин?
- И все же…
Слишком часто, на мой взгляд, в этом расследовании фигурировали цветы от неизвестного отправителя.
Возможно, Виктор тоже это понимал, поэтому так легко согласился "доказать мне, что я все выдумываю и зря трачу свои нервы".
- Я только что получил звонок с Каменного острова. Соедините меня опять с этим номером, - попросил он телефонистку. - Да, леди Эвелин. Хотел кое-что уточнить. Что это были за цветы, которые вам прислали? Вот как? Нет, точно не я. И вам хорошего дня, - он вновь положил трубку. - Райские птицы. Что, согласно языку цветов, переводится как "свобода", "радость" или "предвкушение". Как видишь, ничего, что можно было бы приобщить к делу.
Несмотря на его уверения, беспокойство не отпускало меня.
- Кенари, - понял я, что напоминало мне название этих цветов. - Когда на островах только стали появляться курорты, их рекламировали как "рай на востоке", - Эйзенхарт смерил меня внимательным взглядом, пытаясь понять, к чему я клоню. - А канареек стали называть райскими птицами.
Что, если в этот раз цветок не оглашал причину смерти, а указывал на следующую жертву?
Глава 9
На этот раз убедить Эйзенхарта оказалось не так просто. Дошло до того, что я сам взял телефон в руки. Леди Эвелин не подходила к аппарату, взявший трубку дворецкий заявил, что леди велела никого не беспокоить, и я встревожился еще сильнее.
- Может, ей просто надоели мои звонки? - предположил Виктор.
Или с ней что-то случилось.
В конце концов, мне все так надоело, что я отправился к леди Эвелин сам. Кэбмен высадил меня возле знакомого уже особняка - при свете дня тот казался не менее мрачным, чем в прошлый раз, - где я незамедлительно попал в руки дворецкого. Разумеется, он не горел желанием меня впустить. Боюсь, в тот момент я был не слишком похож на приличного посетителя в его понимании - слишком сильным было мое беспокойство. Я удивлен, что меня не спустили с крыльца до того, как…
- Пропустите его, - потребовали у меня за спиной. - Полиция.
Я обернулся и увидел Эйзенхарта.
- А ты думал, я оставлю тебя одного? - подмигнул он мне и вновь обратился к дворецкому. - Мне необходимо срочно увидеть леди Эвелин Гринберг. Этот человек со мной.
На затянутого в форму мужчину это не произвело никакого впечатления.
- Это исключено. Но вы можете оставить свою карточку, и лорд Гринберг вызовет вас, когда сочтет нужным.
- Послушайте, - недовольно засопел Эйзенхарт. - Вы, должно быть, не поняли. Полиция, - он вновь помахал перед носом дворецкого медным полицейским жетоном.
- Я прекрасно понял вас с первого раза, сэр.
- Я должен сейчас же войти в дом. Пропустите.
- Только если покажете ордер.
Мы бы пререкались дольше, если бы в доме не закричала женщина. Этого было достаточно, чтобы мы с Эйзенхартом одновременно метнулись наверх. Все это время я удивлялся, как леди Эвелин еще не вышла на шум сама. Теперь я знал, почему. Мы нашли ее в кабинете, леди Эвелин лежала на полу возле письменного стола.
- Она жива, - пульс под моими пальцами бился с пугающей частотой. Я осторожно похлопал ее по щекам. - Эвелин! Очнитесь!
Веки дрогнули, лицо исказила боль.
- Доктор, - сфокусировала она взгляд на мне.
- Помоги перенести ее на диван, - потребовал я у Эйзенхарта.
- Нужно вызвать врача!
Я обернулся: девушка, чей крик мы услышали, стояла в дверях, испуганно прижав руки к груди.
- Вызывайте. Только скажите, чтобы поторапливался: иначе, боюсь, он может не успеть.
С дивана донесся смешок.
- Вы всех так утешаете, доктор? - слабо прошептала леди Эвелин.
- Все будет хорошо, - пообещал я, подходя к ней.
Мне не нравилось, что я видел. Пульс под сто пятьдесят. Редкое, затрудненное дыхание. Серое от бледности лицо. Расширенные зрачки. Судороги. Острая боль в желудке. Рвота. Это было отравление - но что именно его вызвало?
Я обратил внимание на кофейный столик, стоявший чуть поодаль. Похоже, чаепитие закончилось совсем недавно, слуги даже не успели убрать посуду: тарелку с морковно-яблочным кексом, две чашки, одну из которых украшал отпечаток бледно-розовой губной помады… Повинуясь инстинкту, я схватил вторую, к счастью, в ней еще оставался чай.
- Что там? - напряженно спросил Эйзенхарт, наблюдавший, как я допиваю отраву.
- Цикута.
Причем концентрации неизвестная мне дама не пожалела.
Эйзенхарт побледнел:
- "В моей смерти будешь виноват ты", - пробормотал он.
- Понадобится промывание желудка, - я обратился к дворецкому, - Велите подогреть воду. Много воды. Принесите порошок активированного угля или хотя бы угольные бисквиты. Заварите крепкий кофе. Если в доме есть барбитуратовое успокоительное, принесите и его на всякий случай.
Мои указания не нашли отклика, пока леди Эвелин не подозвала девушку к себе:
- Дора… - никто из нас не слышал, что она прошептала, но блондинка кивнула и бросилась прочь из комнаты, выталкивая вслед за собой и дворецкого.
Через минуту она вернулась и протянула мне шкатулку с лекарствами. На пожелтевших от времени картонных упаковках стояла храмовая печать - первое время после воскрешения людей, как правило, мучали ужасные кошмары, и потому Дрозды не скупились на рецепты на снотворное. Похоже, кому-то из родственников леди Эвелин не повезло умереть не своей смертью и быть возвращенным в наш мир, но сейчас было не время об этом думать.
- Врач уже в пути. Все, что вы просили, сейчас принесут. Я могу помочь как-то еще?
- Можете сказать, кто был здесь до нашего прихода, - попросил Эйзенхарт.
- Милфорд, - ответила вместо нее леди Эвелин. Ее состояние ухудшалось, посиневшие губы едва справлялись со словами. - Милфорд Хоторн. Она видела нас… в саду.
Мне это ни о чем не говорило, но вот Эйзенхарту… Детектив изумленно замер:
- Но это невозможно.
Потоптавшись немного вокруг дивана, он виновато пробормотал:
- Я должен идти.
- В таком случае иди, - разрешил я. Леди Эвелин на его слова не отреагировала, вновь впадая в забытье.
В дверном проеме вновь появился дворецкий, командовавший целой процессией из слуг.
- От тебя здесь все равно никакого толка… - тихо добавил я, надеясь, что Эйзенхарт не услышит моего ворчания.
* * *
Леди Хоторн он нашел на кладбище. Черная карета с фамильным гербом стояла у ограды городского некрополиса. Темноволосый возничий, которого Эйзенхарт вспомнил по своему визиту к леди Милфорд, кивнул ему, когда полицейский проходил мимо:
- Она там.
Леди Милфорд сидела на скамье возле относительно свежей для этой части кладбища могильной плиты. Она должна была слышать, как он подошел, но не повернула головы, продолжая неотрывно смотреть на высеченную в мраморе надпись.
"Любимой сестре".
Встав за ее спиной, Эйзенхарт с отвращением произнес официальную формулировку:
- Леди Милфорд Хоторн, вы обвиняетесь в доведении до самоубийства, убийствах первой степени и покушении на убийство. Попрошу проследовать за мной в полицейское управление. Там вы сможете вызвать адвоката, до тех пор вы имеете право хранить молчание.
Сначала ему показалось, что она не услышала его слов. Он уже думал повторить, когда она произнесла:
- Я не поеду с вами в Управление.
- Еще как поедете!
- Нет, - спокойно возразила она. - Я просто не смогу.
На могильной плите лежал букет нежно-сиреневых астр. "Прощай", - автоматически перевел их для себя Эйзенхарт и в ужасе повернулся к леди Хоторн.
- Что вы наделали?
- У меня осталось меньше получаса, детектив, - то, что Эйзенхарт принял за спокойствие, оказалось слабостью. Прислушавшись, он понял, что слова даются ей с трудом. - А потом все будет так, как и должно было давно случиться. Вы можете остаться здесь. Или вы можете затолкать меня в машину, но до участка я не доеду. Не трудитесь бежать за врачом, - предупредила она, - он ничем не поможет.
Потрясенный, Эйзенхарт опустился рядом с ней на скамейку.
- Вы сказали, покушение на убийство. Значит, вы нашли Эвелин раньше, чем я ожидала. Она еще жива?
- Пока да, - Виктор не стал говорить, что это обстоятельство могло уже измениться с тех пор, как он уехал из дома Гринбергов. Из растительных ядов цикута была самой опасной, и его собеседница об этом знала.
- Жаль, - равнодушно бросила леди Хоторн.
На этот раз Эйзенхарт не сдержался:
- Она была вашей подругой!
- Она предала меня. Предала Роуз, ее память! Она и этот сукин сын…
Глаза - зеркало души. Это не красивые слова, это правда. Посмотрите в глаза Воронов, и увидите в серых глазах старого Духа, уже много веков наблюдающего за миром через тела своих детей. Посмотрите в глаза сумасшедшего, и увидите… бездну.
Эйзенхарт спросил себя, как не понял этого раньше. Да, внешне леди Милфорд казалась нормальным человеком, но глаза… Они ее выдавали. Та страсть, которой обернулась ненависть к Грею, сожгла ее душу. Все, что осталось - это пустая оболочка, движимая одной только мыслью.
И при этом для взгляда постороннего поведение леди Милфорд выглядело адекватным. Ее речь была разумна, пусть и несколько зациклена на Грее, но это Эйзенхарт мог понять после произошедшего. Чего он не смог вовремя понять, так это того, что иногда безумие - это просто смещение приоритетов.
Но от этого оно не становится менее страшным.
- Если все это было ради нее, почему вы пошли таким путем? Почему вы не убили самого Грея, раз он был виновен?
- Я хотела, чтобы он страдал. Так, как я, когда потеряла Роуз. И еще больше, когда его приговорят к смерти, - она перевела взгляд на Эйзенхарта. - Почему? Почему вы его не арестовали?
Эйзенхарт сильно сомневался, что смерти любовниц причинили Грею такие уж страдания. Некоторое неудобство - да, но не более.
- Потому что он невиновен. Ваш план был хорош: вы заранее проследили за мистером Греем и выбрали время, когда у него не будет алиби, но при этом перехитрили сами себя с этими цветами. Зачем вы их присылали?
Почему выбор пал именно на цветы, Эйзенхарт не стал спрашивать. Имена сестер подсказали ему это.
- Вы должны были обратить внимание.
- Это вам удалось. Только вы не учли, что имеете дело с мужчинами. Грей не мог отправить цветы точно так же, как я не мог их понять.
Леди Милфорд лишь пожала плечами.
- Теперь уже все равно. Вот, - достала она из сумочки исписанные летящим почерком листы. - Мое признание.
Эйзенхарт принял его и бережно положил себе в карман.
- Я более-менее представляю, что в нем написано. Однако сейчас, пока вы живы, мне бы хотелось услышать правду, - не получив от собеседницы реакции, он продолжил. - Если разговор отнимает у вас слишком много сил, я сам все расскажу, вы лишь будете меня поправлять.
Медленно, леди Милфорд кивнула, соглашаясь.