- Бэкуайт мертв. Его убили вчера вечером. - Харпер, казалось, не сводил глаз с Клайда, но в то же время он умудрялся ловить каждое движение в мастерской, где трое механиков раскладывали инструменты, готовясь к утренней работе.
Первой, естественной реакцией Клайда была мысль, что это невозможно. Бэкуайт не может быть мертв. Клайд видел его еще вчера. Да нет же, он может появиться в любую минуту; вот он неторопливо входит в мастерскую из демонстрационного зала, неся бумажный стаканчик с кофе из автомата, его по-военному короткая стрижка поблескивает под висящими над головой лампами, а на лице даже в столь ранний час играет обычная самодовольная улыбка. Нет, Сэмюэл Бэкуайт не мог умереть.
- Джордж Джолли обнаружил его тело сегодня утром в переулке за своим магазином. Бэкуайта ударили по голове, разнесли череп. - Харпер чиркнул спичкой, прикрыл пламя ладонью, хотя ветра не было, и выдохнул дым через противоположное окошко. - Никаких признаков, что он поскользнулся и к чему-то приложился головой. Да и сила удара слишком велика. Сейчас этим делом занимается следователь. Смерть наступила часов в восемь-девять вечера. Клайд помедлил, а потом спросил:
- Кто-нибудь сообщил его жене? Шерил сказали? Харпер кивнул.
- Я был у нее. - На лице Макса мелькнуло какое-то странное выражение, но он больше ничего не сказал.
Смерть Бэкуайта шокировала сотрудников агентства, в работе наступил хаос. Все газеты – и местные, и в Сан-Франциско – обсуждали это происшествие.
Неудивительно, что убийство Бэкуайта встревожило Клайда. Эта тревога усилилась, когда вчера утром, ища своего кота Джо, он обнаружил, что кто-то пытался влезть к нему в дом, взломав окно гостиной.
Когда Клайд увидел поврежденное окно, он выскочил из дома как был, в трусах, и обнаружил на внешней стороне рамы большую дыру с неровными краями – похоже, что орудовали монтировкой или здоровенной отверткой.
Клайд быстро вернулся в дом и внимательно осмотрел гостиную. Ничего не пропало – телевизор, видеомагнитофон, проигрыватель компакт-дисков и вся прочая электроника оставались на своих местах. Вот только Джо почему-то не болтался под ногами, воем требуя свой завтрак. Клайд забеспокоился о других животных и прошел в кухню. Едва он распахнул дверь, как псы вырвались оттуда, промчались мимо него в гостиную и стали с ревом и рычанием бросаться на окно. Клайд даже не ожидал такой резвости от толстых старых барбосов.
Дыру проделали совсем недавно, еще пахло свежей древесиной. Клайд не нашел никаких других повреждений, так же как не обнаружил никаких следов, что кому-то удалось проникнуть внутрь. Проверив кабинет, он убедился, что и там все осталось на своих местах. Единственный предмет, за который он волновался, - небольшой блокнот – по-прежнему лежал на столе на самом виду, рядом с чековой книжкой. Клайд сунул его под стопку бумаг, намереваясь перепрятать попозже.
Попытка взлома сразу после смерти Бэкуайта встревожила его настолько, что он зарядил свой короткоствольный пистолет 38-го калибра, который обычно брал с собой лишь в поездки, и сунул в ящик ночного столика. Клайд не мог отделаться от ощущения, что между смертью Бэкуайта и этой дырой в окне есть какая-то связь.
Клайд Дэймен знал Сэмюэла Бэкуайта уже шесть лет; они были деловыми партнерами, хотя Дэймен не работал непосредственно на Сэма. Клайд взял в аренду часть занимаемой агентством площади и оборудовал там большую мастерскую, взамен он взял на себя профилактику и ремонт принадлежащих агентству иномарок, а также обслуживание машин постоянных клиентов агентства. С Бэкуайтом Клайда свел школьный приятель Джимми Осборн, именно Джимми предложил им установить деловые отношения. Осборн был менеджером агентства, он поступил на работу к Бэкуайту через год после того как женился.
Клайд никогда не понимал, почему Кейт вышла замуж за Джимми. Золотоволосая Кейт Андерсон была просто находкой для угрюмого, не обладавшего чувством юмора Джимми Осборна.
Стоя в кухне в ожидании кофе, Клайд вдруг понял, что забыл включить кофеварку. Он щелкнул тумблером, загорелся красный глазок, и агрегат одышливо засопел. Клайд зевнул и подтянул шорты. Он плохо спал этой ночью, просыпался от каждого шороха, прислушивался, не царапают ли где когти, не хлопнет ли кошачья дверка. Да еще этот телефонный звонок спозаранку, прервавший его сон. И этот скрипучий голос…
"Я и есть твой кот… Это я, Серый Джо".
Забудь об этом, приказал себе Клайд. Выкинь из головы.
Он достал из кофеварки стеклянный сосуд и налил чашку кофе, не дожидаясь, пока машина закончит процесс. Возмущенная таким вмешательством, кофеварка в знак протеста брызнула водой на нагреватель. Звери продолжали толкаться и наступать ему на ноги, требуя завтрака.
Интересно, кто примет на себя руководство конторой Бэкуайта? Или она вообще будет продана?
Джимми Осборн был вторым человеком в агентстве, хотя новой владелицей, естественно, стала Шерил Бэкуайт. С момента смерти ее мужа в конторе царил беспорядок. Никто, казалось, не мог продолжать нормально работать – постоянно возникали какие-то затруднения с документами, контракты переписывались без всякой необходимости. Отношения между Шерил и Джимми тоже не способствовали улучшению морального климата в агентстве. Да и кто мог бы поверить в управленческие способности Джимми, если эти способности проявлялись большей частью в постели?
О романе Шерил и Джимми знали все. Клайд спрашивал себя, знал ли о нем Бэкуайт. Он был уверен, что жена Джимми не в курсе. Наверняка Кейт и в голову не приходило, что Джимми ей изменяет.
Если бы не Кейт, Клайд вряд ли стал бы поддерживать приятельские отношения с Джимми. У них никогда не было ничего общего, даже когда они учились в школе. Но Клайду нравилась Кейт, он видел в ней то, что не мог или не хотел видеть Джимми. Она была необычной и забавной, ему нравилось ее отношение к домашним животным. Кейт действительно любила двух его старых псов и кошек; их обоих веселили шутки и анекдоты о животных, а Джимми эти шутки только раздражали. Когда Клайд приходил к Осборнам в гости, они с Кейт всегда приятно проводили время, меж тем как ее муж изнывал от скуки.
Клайд никогда не переступал границ дружеских отношений с Осборнами, никогда не посягал на Кейт. Но она была милой и веселой, и, если бы не Джимми, их отношения могли бы зайти гораздо дальше.
Клайда порой удивляло, что Джимми терпит их вечерние встречи; их пикники с барбекю, когда на решетку выкладывается всякая всячина по принципу "чем богаты, тем и рады"; их обеды с дежурными спагетти; терпит общество животных Клайда, особенно кошек. Джимми говорил, что у него аллергия на домашних животных, однако никогда от них не чихал. Звери избегали его – все, кроме кота Джо.
Стоило Осборну появиться, Джо всегда направлялся прямиком к нему и терся о его штанины, методично покрывая свежевычищенные брюки серыми и белыми волосками. А еще Джо нравилось устраиваться на кушетке возле Джимми. Он сидел рядом, пока тот не начинал нервно ерзать. Но когда Осборн наконец набирался духу столкнуть Джо, кот перепрыгивал на кофейный столик и словно невзначай опрокидывал стакан Джимми.
Кошки обожают такие штучки – им приносит огромное наслаждение доставать тех, кто не любит их или боится. Кейт втайне посмеивалась, наблюдая за проделками Джо, хотя она никогда не обидела бы Джимми преднамеренно.
Кейт была так красива, обаятельна и жизнерадостна, что любовная связь между Джимми и Шерил Бэкуайт казалась Клайду просто невероятной. Возможно, некоторые мужчины просто не ценят своего счастья и чувствуют себя неуютно рядом с красавицей женой, им надо найти какой-то дешевый заменитель, человека с недостатками, чтобы на его фоне они выглядели лучше.
Клайд знал об этом романе уже несколько месяцев. Его удивило, что за последние дни Джимми четыре раза звонил ему в поисках жены – Кейт куда-то исчезла из дома. Клайд был поражен, что Джимми вообще озаботился кому-то позвонить. Он надеялся, что Кейт в конце концов бросит Джимми, но останется в Молена-Пойнт, а не уедет в Сан-Франциско, как она иногда делала.
Кейт заслуживала лучшего, чем Джимми Осборн, - очаровательная, полная радостной энергии, она лишь растрачивала на него свою жизнь. Клайду иногда казалось, что чуткость и даже какая-то жертвенность Кейт пугали Джимми.
Он снова наполнил кофейную чашку, позволив мыслям вернуться к тому, чего он старался избегать. В голове опять зазвучал утренний разговор.
"Мне нельзя домой. Кто-то меня преследует… Поверь мне, как только разберусь со всем этим, сразу вернусь домой… Я и есть твой кот… Мне кажется, я по тебе соскучился…"
Собаки тыкались в его ноги, требуя завтрака. Клайд похлопал их по загривкам, разрешил пожевать свою руку, затем открыл буфет и вытащил подходящие банки. Если бы здесь был Джо, он бы уже влез, подвывая, на столешницу и открыл буфет сам, а затем выгреб бы банки и сбросил их на пол, едва не задев этим бомбометанием своих компаньонов, хотя те знали, что в таких случаях лучше отойти в сторонку.
Сомнения снова охватили Клайда.
Нужно было с кем-то поговорить. С кем-нибудь, кто не скажет, что у него поехала крыша, кто не посмеется над ним.
Когда собаки слопали свою порцию и начали слюнявить Клайда, вытирая остатки еды о его голые ноги, он выпихнул их в сад. Три кошки взглянули на открытую дверь, но продолжили завтрак.
Единственный человек, помимо Кейт, кто не поднимет его на смех, выслушав безумную историю о телефонном звонке, - это Вильма.
Клайд познакомился с Вильмой Гетц, когда ему было восемь лет. Ее родители жили в соседнем доме на Харлей-стрит. Она заканчивала тогда аспирантуру в Южнокалифорнийском университете, вернувшись к учебе после расторжения неудачного брака. Вильма проходила стажировку в разных правоохранительных органах и приезжала к родителям на каникулы. Эта потрясающая блондинка, высокая, стройная и невероятно красивая, была первой любовью Клайда, ее теплая улыбка и непринужденные манеры приводили его восьмилетнее либидо в дикое смятение.
Притом, что ему было всего восемь лет, у Вильмы всегда находилось время выслушать его, постоять с бейсбольной ловушкой или забросить вместе с ним несколько мячей в баскетбольную корзину на столбе у гаража. И теперь, спустя годы, она не утратила способности слушать и успокаивать его.
Страсть Вильмы к правопорядку привела ее из юридической аспирантуры сначала в комиссию штата по условно-досрочному освобождению, а затем в федеральную комиссию в Сан-Франциско. После Сан-Франциско Вильма долгое время работала в том же ведомстве в Денвере, где и вышла на пенсию пять лет назад. Вернувшись в Молена-Пойнт, она нанялась консультантом в городскую библиотеку, где всегда не хватало сотрудников и где ее скрупулезность и требовательный подход к любым вопросам нашли хорошее применение.
Да, надо обязательно поговорить с Вильмой и рассказать ей о том телефонном звонке. Только она, терпеливо выслушав объяснение, почему звонивший не мог быть кем-либо из друзей Клайда, не предложит ему обратиться к местному психоаналитику.
Клайд слил себе остаток кофе, отнес чашку в спальню и позвонил в библиотеку, чтобы пригласить Вильму Гетц пообедать с ним сегодня, если, конечно, она свободна. Но оказалось, что Вильма взяла выходной. Клайд позвонил ей домой – там никто не брал трубку. Раздосадованный, он решил пробежаться по округе. Возможно, Вильма просто вышла погулять. Клайд повесил трубку, швырнул трусы в мешок с грязным бельем и направился в душ.
Глава 7
К пирсу Молена-Пойнт вел деревянный настил. Солнечные лучи никогда не касались полоски берега под ним. В этом сыром, унылом царстве между сваями причала лежали тяжелые зловонные непросыхающие лужи, покрытые пеной зеленых водорослей. Сквозь вязкую грязь проглядывали ржавые пустые пивные банки, тут и там посверкивали осколки винных бутылок. В сырой песок вросли несколько валунов, между ними тоже валялись пустые банки, рыбьи скелеты и намокшие окурки.
Влажный песок вокруг луж был испещрен следами собак, случайно забредавших сюда, и людей, босых или в резиновой обуви, оставлявшей на песке рельефный узор. Но больше всего здесь было кошачьих следов.
Несмотря на сырую и неприветливую обстановку, бродячие кошки Молена-Пойнт считали этот сумрачный мирок под настилом своим домом. Они покидали его лишь в тех случаях, когда сюда наведывались дети, собаки или отчаявшиеся любовники, не нашедшие иного места для уединения. Тогда, изгнанные из своего обиталища, кошки забирались в кусты на краю пляжа и терпеливо ожидали возможности вернуться.
Здесь воняло дохлой рыбой и кошками. Кошачья колония не отличалась большой численностью, и эти тощие твари были единственными бездомными обитателями городка. Кое-кто из местных пенсионеров подкармливал их раз в неделю, но главным образом бродяги питались рыбными отбросами, которые местные рыбаки, разбирая улов, небрежно сваливали сверху.
Никто из этих четвероногих доходяг не осмеливался пересечь пляж и отправиться наверх, в городок, в поисках лучшего пропитания и лучшей жизни.
Тощие, вечно голодные существа не имели ни малейшего представления о тех пиршествах, которые устраивал у себя на задворках Джордж Джолли. Эти грязные твари беспрестанно дрались за скудные подачки рыбаков и еженедельную порцию сухого корма. Иногда еду доставлял некий юнец – тщедушный парень, приезжавший на мотоцикле. Он оставлял не только корм, но и ловушки, которые расставлял под настилом. Это были обычные проволочные клетки с дверцей, открывавшейся только вовнутрь и не позволявшей выйти обратно. Кошачья колония с понятной настороженностью относилась к этим приспособлениям.
Но когда еда заканчивалась, когда нестерпимый голод сводил с ума, одна-две кошки решались испытать судьбу. Оказавшись взаперти, животное съедало нехитрое угощение, а затем, не имея возможности выбраться, в отчаянии распластывалось на дне клетки, и лишь набитое брюхо немного скрашивало безнадежность положения. Через несколько часов парень возвращался и увозил клетку вместе с добычей.
Другие кошки словно бы не замечали исчезновения одного или даже нескольких сородичей, да это их и не волновало. Они дрались за право выжить, дрались без всяких причин, дрались за местечко получше в сырости и холоде между валунами.
В темной впадине между берегом и сырыми сваями пряталась кошка. Свернувшаяся в клубочек, она больше походила на узелок старого тряпья. Неизвестно, сколько дней она скрывалась под настилом, спала в грязи, пила вонючую дождевую воду, воевала с другими обитателями этой клоаки за объедки и место для отдыха. Кошка не знала, как оказалась здесь. Ее светлая шкура и хвост поблекли от грязи, шерсть была испещрена странными коричневатыми полосами, словно она долго ползала по ржавым трубам, из которых дождевая вода, собиравшаяся в сточных канавах, изливалась в океан, - их жерла, расположенные на приличных расстояниях друг от друга, виднелись по всему берегу.
Казалось, кошке нет дела до того, что она такая грязная, умываться она и не пыталась. Она избегала соплеменников как могла и держалась в стороне от решетчатых отпечатков в песке, где выставлялись металлические клетки, поскольку эти отпечатки странно пахли. В одиночестве она сидела, съежившись среди камней, голодная, дрожащая и растерянная.
Память этой кошки не запечатлела никаких следов прежней жизни, никаких воспоминаний. Она не могла понять, где была до того, как оказалась здесь. Никаких отголосков прошлого, никаких знакомых запахов или ощущений. Она не помнила, чтобы ее когда-нибудь гладили, не помнила ласки, не помнила боли.
Кошачья память строится на формах, звуках, запахах и движениях – образах, непосредственно запечатлеваемых органам чувств. Молниеносный рывок пытающейся скрыться добычи. Холодный камень под подушечками лап. Мокрая трава, щекочущая нос. Теплое мягкое одеяло, в котором увязают когти мнущих его лап. Теплый бетон, согревающий спину. Горячие смолистые крыши, на которых так приятно нежиться в солнечных лучах. Ласковые слова. Руки людей – мягкие, нежные или грубые и жестокие. Визгливые резкие окрики. Летящие камни. Орущие безжалостные мальчишки. Воспоминания об охоте: стремительный нырок птицы в волну ветра, теплый вкус только что пойманной мышки.
Память этой кошки не сохранила ничего. Никаких мест, никаких ощущений, никакого жизненного опыта. Если у нее и было прошлое, оно бесследно исчезло.
Правда, в ее памяти сохранился один непонятный фрагмент – воспоминание о звуках столь пугающих, что, когда они являлись ей в полусне, кошка просыпалась сама не своя от ужаса. Звуки мешающие и неприятные, как впившийся в лапу осколок стекла; и не было от них спасения. Внутри ее спутанного сознания звучали человеческие голоса.
Не то чтобы это были невнятные оклики туристов, оказавшихся на тропинке выше по склону, или спокойные голоса местных рыбаков, лениво сидящих на солнышке. Это были слова, возникающие прямо у нее в голове и обращенные непосредственно к ней, словно она должна их понимать.
Это ощущение пугало кошку. Странные голоса задевали какие-то потайные струны в глубине ее сознания. Когда они звучали, внутри начинало что-то шевелиться. Кошку терзал страх, но и не только страх, было что-то еще, какое-то острое предчувствие бередило душу.
Каждый раз, когда начинали звучать таинственные человеческие голоса, ужас захлестывал кошку, лишая всяких сил. Заслышав этот шепот, она шипела, прижимала уши и пятилась. Содрогаясь от ледяных волн страха, она забиралась в самую черноту тени, туда, где песок смыкался с деревянной дорожкой.
Но это не помогало. Голоса были неутомимыми и дерзкими, беспощадными и наглыми, как тощие дикие кошки, что задирали ее.
Вот так безрадостно и жила она под сырым настилом, ведя свою маленькую непонятную войну. И так прозябала бы до конца дней, если, конечно, голоса не добрались бы до нее раньше.
Глава 8
Джо возлежал на мраморной филейной части обнаженной дамы – одной из трех бледных нимф, застывших в вечной игре в центре фонтана меж пляшущих струй. Выбранная им фигура склонилась к воде, предоставив ему прогретое солнцем местечко, отлично защищенное от резвых брызг. С гладкого теплого зада нимфы ему открывался прекрасный вид во всех направлениях.
Фонтан окружала обширная лужайка. С трех сторон ее ограждала высокая, в два с лишним метра, каменная стена, на которую взбирались вьющиеся плети цветущей соландры. С четвертой стороны стоял трехэтажный особняк в стиле Тюдоров – красивое здание с остроконечной крышей, четырьмя каменными трубами и массивными дубовыми балками по углам кремовых стен. Джо мог прекрасно видеть, что там внутри, за глубоко посаженными двустворчатыми окнами, доходящими до пола: просторная гостиная; мягкие диваны голубого бархата, стоящие на бледном восточном ковре; на нежно-розовых стенах – яркие пейзажи Калифорнии в золоченых рамах.
Утреннее солнце било в гладкий мрамор, создавая маленький жаркий оазис. Вытянувшись поперек гладкого зада нимфы, серый кот ощущал, как его короткий хвост подергивается от ленивого удовольствия. Джо зевнул. Место он выбрал превосходное: даже если он уснет – и даже при том, что звуки заглушает мягкий шум падающей воды, - Джо все равно встрепенется, если кто-то вздумает перелезть через стену.