– Судя по вашему удостоверению, вы провели здесь пять суток. За это время вы слышали или видели еще кого-нибудь? Не считая женщины в восьмой камере.
На мгновение мужчина заколебался.
– Д-да. Вчера.
– Кто это был?
– Я не видел. Но я слышал, как во двор въехал автомобиль. Судя по мотору, джип. Я-то разбираюсь -раньше был автомехаником… до того, как стал вот таким. Могу узнать мотор по звуку. Так вот, по-моему, это был джип.
– Дальше.
– Кто-то вышел из машины. Один. Это было слышно по шагам. В подвал он не спускался, а поднялся наверх, на второй этаж.
– Вы уверены, что это был мужчина?
– Мне так показалось.
– Продолжайте.
– Я попробовал кричать, но у меня пропал голос, а через несколько минут он уехал.
– Больше вы ничего не слышали?
– Ничего.
Йенсен закрыл блокнот и положил ручку на стол. Затем собрал сухари, взял две бутылки лимонада и остаток печенья и отвел мужчину в подвал. Принес два одеяла, ночной горшок, кувшин с водой и поставил все это в чистой камере, после чего запер дверь.
– Значит, не дадите мне выпить?-спросил мужчина.
– Не дам. Я постараюсь сделать так, чтобы вас доставили в лечебницу как можно скорее.
Йенсен вернулся в свой кабинет, сел за стол и не торопясь прочитал все записи, которые ему удалось сделать. Примерно через час он услышал шум мотора и подошел к окну.
В ворота въехал маленький джип с парусиновым верхом. Он остановился так близко к стене, что Йенсен не мог разглядеть, кто вышел из машины.
17
Сидя за письменным столом в своем кабинете, комиссар Йенсен прислушивался.
Человек, вышедший из джипа, не пытался прятаться или скрывать свои намерения. Его шаги гулко прозвучали по патрульному помещению, потом по лестнице. Через несколько секунд посетитель прошел по коридору мимо кабинета Йенсе-на. Судя по прерывистому дыханию, он нес что-то тяжелое. Где-то рядом открьшась и снова захлопнулась дверь. По мнению Йенсена, незнакомец вошел в помещение радиоцентра.
Йенсен подождал несколько минут и снова прислушался. Ему казалось, что он различает едва слышные звуки – будто в радиоцентре включают аппаратуру.
Тогда он встал, вышел из кабинета и прошел несколько метров, отделявших его от радиокомнаты. Прежде чем войти, осторожно постучал в дверь.
Наклонившись над радиоаппаратурой, стоял человек. Рядом с ним на полу, похожие на большие батареи от автомобиля, стояли два аккумулятора в деревянных коробках. Человек повернулся и посмотрел в сторону двери. Йенсен сразу узнал его. Это был рыжеволосый полицейский врач.
Он был одет в зеленый комбинезон и резиновые сапоги. Через левое плечо висел автомат, направленный дулом вниз, к полу.
– Вот как,-медленно проговорил он. -Йенсен. А я-то подумал, откуда взялся автомобиль во дворе. Вчера его не было. Итак, вы выкарабкались.
– Как видите. Чем вы занимаетесь?
– Хотел запустить этот аппарат,-ничуть не смущаясь, сказал врач.-А вы чем занимаетесь?
– Пытаюсь выяснить, что здесь произошло.
– Это не так просто.
Полицейский врач задумчиво покачал головой и снова наклонился над аппаратурой.
– Итак, вам удалось выкарабкаться,– повторил он.-Признаться, я этого не ожидал. Когда вы вернулись?
Йенсен посмотрел на часы.
– Час назад.
– И пытаетесь выяснить, что здесь произошло?
– Да. И что происходит. Врач снова покачал головой.
– Это будет не просто,-сказал он.-Как вы проникли в страну?
– На вертолете.
– По заданию правительства?
– В какой-то степени.
Наступила пауза. Затем Йенсен спросил:
– А вам известно, что здесь произошло?
– Отчасти.
– Что именно?
– Нечто ужасное.
– Это мне и самому понятно.
– И, к сожалению, нечто вполне логичное и закономерное. Это длинная история. Очень длинная.
– Рассказывайте, я слушаю.
– Сейчас у меня нет времени. К тому же вы знаете почти столько же, сколько я. Если только дадите себе труд подумать.
– Меня не было здесь более трех месяцев.
– Знаю. За время вашего отсутствия произошло много событий. И все-таки наиболее значительные из них, те, что имели решающее значение, произошли до вашего отъезда. Задолго до вашего отъезда.
На время он замолчал, поглощенный возней с проводами и контактами. Затем поднял голову и спросил:
– Вы что-нибудь понимаете в этой штуке?
– Нет.
– Ну что ж, тогда постараемся сделать все, что можем. В аппаратуре что-то затрещало. Затем из множества шумов в эфире отчетливо послышался голос:
– Машина двадцать семь. Вы меня слышите?
– Да, да, слышим. В чем дело?
Йенсен узнал голос и равнодушную манеру говорить. Это была женщина, которая разговаривала с санитарами.
– Центральный госпиталь говорит с одной из санитарных машин,-сказал он.
– Ага, вам уже пришлось с ними столкнуться.
– Я беседовал с двумя санитарами, которые ехали в машине "Скорой помощи".
– Жаль, что вы их не прикончили.
– У меня не было оружия. Кроме того, они предъявили свои удостоверения.
– Все равно жаль.
Полицейский врач повернул рычажок громкости, и голоса стали тише. Он задумчиво посмотрел на Йенсена.
– Интересно, много ли вы знаете? -сказал он наконец.
– Очень немного.
– Я тоже всего не знаю. Вернулся только вчера. Я хочу сказать, вернулся сюда, в город. Есть некоторые вещи, которые и мне непонятны.
– А где вы были до этого?
– За городом. В лесу.
– Вы скрывались?
– Да.
– Но ведь вас арестовали?
Врач внимательно посмотрел на Йенсена.
– Нет, меня не арестовали. Йенсен молчал.
– Благодаря вам,-добавил врач.
– Вы хотите сказать, что вам удалось скрыться?
– Да. Я не спустился по лестнице. Вместо этого я остановился за дверью и слышал, как вы позвонили дежурному. Тогда я вылез на крышу и перебрался на крышу соседнего дома. И скрылся.
– В таком случае я вынужден вас арестовать. Врач покачал головой:
– Послушайте, Йенсен. Полиции больше не существует. Насколько мне известно, вы – единственный полицейский. И, насколько мне известно, в стране больше нет правительства, которое могло бы приказывать вам. Или мне. Нет никого, кто мог бы вновь заставить нас вести себя подобно идиотам.
– Я вас не понимаю.
Врач повернул выключатель на контрольной панели.
– Ну что ж,-сказал он.-По крайней мере аппаратура действует. Она может нам еще пригодиться.
– Вы говорите загадками,-сказал Йенсен.
– Да. И к тому же у меня нет времени. Каждые десять минут недалеко отсюда умирает человек. Умирает совершенно бессмысленно.
– Эпидемия?
Врач кивнул и направился к двери. Но, не дойдя, остановился и повернулся к Йенсену. Глаза его слезились, он был небрит и казался смертельно усталым.
– Йенсен?
– Да?
– У вас есть какой-нибудь канал связи с вашими… начальниками?
– Нет.
– Вы понимаете что-нибудь в политике?
– Не больше любого другого человека.
– Отлично. Я хочу, чтобы вы помогли мне в одном деле.
– Что вы имеете в виду?
– У меня в машине находится человек. Мужчина. Он очень плох. Было бы хорошо, если бы вы присмотрели за ним до тех пор, пока я не вернусь. Идемте.
Йенсен кивнул и вслед за врачом пошел к джипу.
– Беритесь с той стороны,-сказал врач. -Мне помнится, в комнате рядом с вашим кабинетом стоит диван, правда?
– Да.
– Там мы его и положим.
На вид мужчине было лет тридцать. Он лежал, завернутый в одеяло, на заднем сиденье джипа. Лицо его было бледным, щеки ввалились. Вряд ли он понимал, что с ним происходит. Когда его подняли и понесли к винтовой лестнице, оказалось, что он очень легкий. И только после того, как больного уложили на диван и врач развернул одеяло, Йенсен увидел, что у него нет ног.
– Разве не лучше было бы доставить его в госпиталь?
– Он только что оттуда,– ответил врач. Йенсен в недоумении посмотрел на него.
– Сейчас он спит, но скоро должен проснуться. Я сделал ему укол. Когда он придет в себя, можете с ним поговорить. Уж ему-то есть что вам рассказать. Психически он совершенно здоров.
Врач пожал плечами.
– Как ни странно. Если хотите, можете допросить его,– добавил он с иронией.
– Кто он?
– Мой друг. Если ему будет очень больно, дайте ему одну из этих вот таблеток. Он заснет и будет спать около часа. Боль на время исчезнет. Боюсь, придется очень часто давать ему таблетки. И пусть как можно больше пьет. Если вам понадобится отлучиться, положите рядом с ним таблетки. И дайте ему что-нибудь почитать.
– А если кто-нибудь придет?
– Сюда никто не придет. В центре города не осталось людей. Пока. Ну так как, предполагаете продолжить свое так называемое расследование?
Йенсен кивнул.
– В таком случае могу дать вам совет. "Стальной прыжок".
– "Стальной прыжок"?
– Да. Выясните, что это означает. Вы можете спросить кого-нибудь. Или, к примеру, попробовать разузнать об этом в Министерстве внутренних дел или в тайной полиции. Или же у членов правительства.
– У нас нет тайной полиции.
– Да, теперь уже нет. Но несколько недель назад она существовала. А теперь мне нужно идти.
Он взглянул на часы.
– Я вернусь к семи вечера.
– Еще один вопрос,– сказал Йенсен.
– Слушаю.
– В восьмой камере лежит мертвая женщина. Вам следовало бы взглянуть на нее.
– Пожалуй.
Они спустились в подвал. Пьянчужка спал, дрожа под двумя одеялами.
– А что делает здесь этот бедняга? -спросил врач.
– Алкоголик, по третьему разу.
– Почему бы вам не дать ему бутылку водки из конфискованного запаса?
– Это против правил.
– Правил больше не существует, А человек мерзнет.
Они подошли к камере, где лежала мертвая женщина, открыли дверь со стальной решеткой и вошли внутрь. Полицейский врач бегло осмотрел ее, затем провел пальцем по коже живота.
– Эпидемия? -спросил Йенсен.
– Да. Она жертва эпидемии. Смотрите, у нее почти прозрачная кожа. Половые органы неестественно увеличены. Очевидно, последние дни были для нее очень необычными.
– Как называется эта болезнь?
– Этого я не знаю.
Он на мгновение замолчал, затем добавил:
– Ее открыли совсем недавно.
– От нее можно вылечиться?
– Нет. Если бы перед смертью у этой женщины взяли кровь, ее кровь была бы густой, как сливки.
– И не существует никакой вакцины?
– Никакой.
– А вы не боитесь заразиться?
– Нет.
Полицейский врач внимательно посмотрел на Йенсена.
– Эта болезнь незаразна,-сказал он.
18
Человек на диване зашевелился и открыл глаза. С того момента, как полицейский врач сел в джип и уехал, прошло тридцать пять минут. Йенсен придвинул стул поближе и поймал вопрошающий взгляд больного.
– Вы находитесь в здании шестнадцатого полицейского участка. Меня зовут Йенсен.
Он поднял руку к грудному карману за полицейским значком, но так и не достал его. Вместо этого спросил:
– Хотите пить?
Больной кивнул и провел языком по губам.
– Да, спасибо.
Его голос оказался, на удивление, молодым и звонким.
– Ваш друг оставил вас здесь, со мной. Он скоро вернется. Вам больно?
Мужчина покачал головой. Йенсен открыл одну из принесенных бутылок лимонада и налил его в пластмассовый стакан. Мужчина дрожащими руками взял стакан и с жадностью начал пить.
– Вы всегда были инвалидом?
– Что? А, вы имеете в виду мои ноги. Нет, недавно.
– Как недавно?
– Точно не знаю. Какой сегодня день?
– Сегодня среда, 4 декабря.
– Ага. Здесь холодно.
Йенсен накрыл его еще одним одеялом.
– Так лучше?
– Да, спасибо. О чем вы меня спрашивали?
– Что с вами произошло?
– Это длинная история. Вы не хуже меня знаете, что случилось.
– Нет, я не знаю.
Больной испытующе посмотрел на Йенсена.
– Кто вы такой?
Йенсен достал свой служебный значок.
– Йенсен. Полицейский комиссар шестнадцатого участка.
– Ненавижу полицию.
– Почему?
– И вы еще спрашиваете? Что вы намерены со мной сделать?
Мужчина, казалось, все еще не пришел в себя.
– Четвертое декабря,-прошептал он. -Значит, прошло уже больше месяца.
– После чего?
– После 2 ноября.
– А что было 2 ноября?
– Разве вы не помните? Вы что, спятили?
– Я был в отъезде. Вернулся только вчера.
– Не верю. Вы пытаетесь меня обмануть. Мужчина отвернулся к стене.
– Зачем мне обманывать вас? -спросил Йенсен. Больной не ответил, и Йенсен не настаивал. На улице дождь перешел в снегопад. Большие мокрые хлопья залепили окно. Через некоторое время мужчина произнес:
– Конечно, вы правы. Зачем вам меня обманывать? Снова наступила тишина.
– Что вы хотите узнать?
– Я пытаюсь выяснить, что здесь произошло.
– Я знаю только то, что произошло лично со мной. После короткой паузы он добавил:
– И с людьми, которых я знаю.
Несколько секунд Йенсен молчал. Затем спросил:
– Вы знаете полицейского врача шестнадцатого участка?
– Да.
– Давно?
– Несколько лет. Лет пять-шесть.
– При каких обстоятельствах вы познакомились с ним?
– Мы были членами одного клуба. Или союза, если хотите.
– Какого союза?
– Политического союза нашего района.
– Коммунистическая организация?
– Скорее социалистическая. По крайней мере так мы себя называли.
Мужчина повернул голову.
– Это не запрещается законом,-сказал он внезапно.-Политические клубы не запрещаются законом.
– Я знаю.
– Демонстрации также разрешены законом.
– Конечно. Разве кто-нибудь утверждает обратное?
– Нет. Но тем не менее…
Он запнулся и посмотрел в глаза Йенсену.
– Вы в самом деле не принимали участия в событиях 2 ноября?
– Не принимал. Чем вы занимались в этом своем политическом союзе?
– Обсуждали различные вопросы.
– И к какому же выводу пришли?
– Мы пришли к выводу, что существующая в нашей стране общественная система ни к черту не годится. Ее нужно уничтожить.
– Почему?
– Потому что так называемое государство всеобщего взаимопонимания всегда было не чем иным, как блефом. Оно было создано только потому, что прежнее социалистическое движение потеряло контроль над рабочим классом и трудящимися. И тогда социал-демократы продали своих избирателей, целиком и полностью, буржуазии. Они вошли в эту великую коалицию, иначе называемую всеобщим взаимопониманием, только для того, чтобы сохранить власть в руках горстки людей. Они предали социализм, изменили программу собственной партии и отдали страну на милость империализма и частного капитала.
– Вы вряд ли помните это время,-осторожно заметил Йенсен.-Сколько вам лет?
– Тридцать. Но я изучал эти вопросы долго и основательно. Для того чтобы не допустить торжества социализма в нашей стране, социал-демократическая партия и руководство профсоюзами предали свои идеологические принципы. Тогдашние лидеры столько времени находились у власти, что они уже не могли заставить себя расстаться с ней. А кроме того, они узнали, что можно управлять рабочим движением с помощью буржуазно-плутократических методов с целью извлечения экономических выгод для себя, для избранных. Основной принцип нашего так называемого всеобщего взаимопонимания состоит в том, что все должно оправдывать себя экономически. Именно поэтому и была создана эта видимость народного правительства, а его подлинная сущность скрыта за дымовой завесой стандартных фраз о росте благосостояния, взаимопонимания и уверенности в завтрашнем дне, за непрерывными заверениями, что жизнь с каждым днем становится все лучше.
– Она действительно становилась лучше,-заметил Йенсен.
– Да, в материальном отношении и к тому же временно. Человек был обеспечен физически, но ограблен духовно. Политика и общество стали для него чем-то абстрактным, что не имеет к нему никакого отношения. И для того чтобы убедить в этом людей, на них с помощью газет, радио и телевидения лили непрерывный поток лжи, прошедший к тому же сквозь сито цензуры. Дело дошло до того, что почти весь народ потерял человеческий облик; люди только и знали, что у них есть автомобиль, квартира, телевизор. И они были глубоко несчастны. Многие предпочитали покончить жизнь самоубийством или жить в беспробудном пьянстве, чем продолжать так жить и работать.
– По-вашему, вы тоже потеряли человеческий облик?
– Я сказал – почти весь народ. Оставались группы политически сознательных людей, число которых, после того как однажды их влияние почти совсем упало, снова начало расти. Люди стали понимать: то, что так называемые теоретики государства "всеобщего взаимопонимания" называли "всеобщим благополучием" и "мирной революцией", является не чем иным, как преступной попыткой заставить народ поверить в полную бессмысленность существования. Просто удивительно, как этого не увидели еще много лет назад. Нужно было только оглянуться вокруг. Стало бессмысленно работать, бессмысленно учиться – разве что нескольким простым техническим приемам. Даже физиологическая сторона жизни, такая, как необходимость есть, любить, рожать детей, потеряла смысл.
– Не вы открыли это,– сказал Йенсен.
– Нет, не я. В основном я цитирую то, что было сказано и написано другими. Но я понимаю их и вижу, что у нас плохо.
– Давайте обратимся к фактам,– сказал Йенсен.– Чем еще вы занимались в своем политическом клубе? Организовывали демонстрации?
– Да.
– Чего вы с их помощью хотели добиться?
– Мы стремились раскрыть глаза народу, помочь людям понять свое положение и уничтожить систему "всеобщего взаимопонимания". Только после ее уничтожения можно будет взяться за основных врагов.
– Кого вы имеете в виду?
– Социал-демократов, которые предали рабочее движение и продались капиталистам. И, разумеется, саму капиталистическую систему.
– И чего же вы добились?
– Нас было не так много, но наши ряды непрерывно росли. Сначала демонстрациями интересовалась только полиция Основная масса народа была, как мы и ожидали, равнодушна к нашим действиям. Люди отупели от непрерывной пропаганды и не проявляли никакого интереса к общественной жизни Постепенно полиция также перестала чинить нам препятствия, очевидно, по приказу свыше. Мы истолковывали это…
– Интересно, как?