– Джек? А, вон за тем забором, не затыкаясь, гавкал, пока бараньей костью не подавился.
– Где ж он барана надыбал?
– Один добрый человек поделился.
– А хоронил тоже он?
– Издеваешься? Хоронил уже хозяин. Со всеми почестями. Троекратным салютом на могилке и приглашением на поминки окрестных джековских соратников. Потом до позднего вечера шатался с ружьем по округе и орал, что непременно найдет и отомстит злодею. Спи, мол, спокойно, дорогой товарищ. Ты давай, солдат, глаза боятся, руки делают.
Принимаемся за поливку. Старикан не в силах смотреть на нашу медлительность скрывается в своем амбаре.
Когда заканчиваем, выходит наружу с топором в руке.
– А теперь главный номер, к которому ты, солдат, и готовился. Вон от того дерева у калитки никакого проку, только ближние грядки затеняет, гусеницы с ветвей постоянно десантируются да комары целыми эскадрильями пикируют. Пора пускать его на дрова. Банька у меня духовитая, но больно прожорливая.
Торжественно, держа обеими руками, старикан вручает нам топор. Скорее, колун.
– Полученный в итоге чурбан должен быть длиной в локоть и толщиной в ляжку, – показывает он для наглядности на себе. – Действуй, солдат, а мне на службу надо заглянуть.
Сев на стул, обматывает ступни портянками, вбивает в сапоги, заправляет в голенища развернутые штанины, встает и притопывает. Затем влезает руками во френч и застегивает его до последнего крючка на воротнике.
Уносит стул в сарайку, запирает дверь и сует ключ в левое ухо галифе. Из правого уже торчит горлышко бутылки, заткнутое пробкой из свернутой бумаги.
– Пойду напарнику сообщу, чтобы на смену попозже ждал. Да штырь кузнецу передам, на предмет обратно выправить.
Взяв в руку металлический хомут и задрав подбородок, удаляется по центральной дорожке с глубоко втоптанным щебнем, слегка поводя плечами в прогулочной манере.
У соседнего участка оборачивается и кричит:
– Вернусь ровно через час, к этому времени дерево должно, по крайней мере, уже лежать.
Оставшись в одиночестве, задумчиво подкидываем топор с переворотом. Поймать, правда, не удается, зато успеваем отдернуть подбородок от резкого закрута рукояти и убрать ногу с того места, куда он со всего маху втыкается. Это действительно колун, с сильно перетяжеленной головной частью.
Подходим к ясеню и хлопаем его левой ладонью по морщинистой щеке.
– Извини, брат. Кажется, я твоя смерть.
Заносим палаческую секиру и рубим сплеча.
– Буммм, – басовито отзывается ясень и щедро осыпает нас листьями, веточками и гусеницами.
Лезвие отлетает от ствола. То ли угол атаки выбран неправильно, то ли выданное орудие поставленной задаче не соответствует. Может, все вместе. Вкупе с отсутствием дровосечного навыка. В музыке это называется бекар.
Что делаем, когда задание в настоящих условиях явно невыполнимо? Правильно, изучаем, возможно ли было другое толкование. Как звучала наша задача? Повалить ясень. А сверхзадача? Пустить на дрова. И это именно тот счастливый случай, когда сверхзадача значительно проще самой задачи.
Ясеню, правда, от другого решения не легче. Аутодафе усекновения главы ничем не слаще. Ммм, нет, аутодафе, это если бы он сам. Ладно, пусть будет сожжение на костре против четвертования. Зато напоследок можно вообразить себя этаким Джордано Бруно. Хоть горько, но гордо.
Отправляемся в ближайшие заросли. Возвращаемся с охапкой хвороста и жменей бересты. Обкладываем ствол. Охлопываемся. Черт, а чем зажигать? Осматриваемся. На соседних участках безлюдно, вьющихся дымков не наблюдается. Огнива у нас тоже нет. Так, и чем их там высекают, искры? Каким-то белым камнем вроде. Выискиваем на центральной дорожке, выковыриваем, пробуем. Искры действительно высекаются каким-то белым камнем. Который при этом источает ядовитый запах. Ну а кому понравится, когда бьют? Находим ему пару, чтобы усилить эффект вдвое.
Присев на корточки у корней, колотим одним белым камнем по другому. Камни слабо искрят и все сильнее воняют. А чего злиться? Давайте нормальную искру, мы и отстанем. Нужны вы нам сто лет. Наконец, до них доходит, чего мы добиваемся.
Тоненькая полоска бересты вспыхивает, огонек переползает на соседние, лижет сухие веточки, с потрескиванием взвивается, и костер занимается вкруговую. Замыкая в себе и топорище забытого у ствола колуна.
Пламя дотягивается до нижних ветвей, карабкается по коре выше, и вот окрестный пейзаж оживляется взметенным мощным факелом. Минут десять радует он глаз своей неукротимостью. Заодно сгорает и забор по всему периметру. Сарайка с банькой избегают ослепительной участи. Знать, их удел – гнить дальше. По крайней мере, до появления следующего добросовестного рекрута, четко знающего, что всякое задание должно быть выполнено. Даже вперекор своей принципиальной невыполнимости.
Через полчаса на дорожке показывается бегущий старикан. Рот раскрыт, глаза выпучены, френч не застегнут. Сапоги, правда, обуты.
– Ты… ты… – начинает он еще на подбеге.
Поднимаем брови:
– Кто ж еще?
– Ты что сотворил, вредитель?
Надуваем губы:
– Сказано ж было, на дрова пустить.
Старикан слегка осекается. Слова в самом деле его собственные. А поставленная задача не должна допускать толкований. Подчиненному нельзя доверять выбор. Что правильно, определяет исключительно старший по званию. Я начальник – ты дурак. Ты начальник – я дурак. Приходится признавать свои ошибки.
– Знаешь, – говорит он раздумчиво, – я человек прямой. Добро бы ты где-нибудь достал бензопилу и раскатал дерево, особо не напрягаясь. В конце концов, ловкость тоже полезное качество. Каким тебя уродили, конечно же, не твоя вина. Но скажу откровенно, по-моему, ты настолько тупой, что научить тебя ничему невозможно. Так что ступай не солоно хлебавши. Пока я тебе то, чем хлебают…
Фраза повисает в воздухе.
Пожимаем плечами:
– Выходит, не судьба стать сильнее.
И понуро удаляемся по дорожке.
Когда скрываемся из виду, раздаются веселые колокольчики навигатора.
ЛИЧНОСТЬ
СПОСОБНОСТИ:
6. Интеллект 3
ЗДОРОВЬЕ:
54 хита
Ситуационный модификатор: 3.
Персональный модификатор: 2.222(2).
Ситуационное соответствие: 0.74(074)
Получается, не прав ты, старикан, способность к обучению у нас в норме. И вместе с выносливостью уже соответствует местному общему уровню.
Проходим участки с дощатыми постройками, огибаем липовую рощу и выбираемся на основную дорогу, идущую в этом месте на спуск. Внизу, по дну поперечного оврага, протекает ручей, наверняка именуемый здесь речкой. Высокий мост, перекинутый на ту сторону, сильно обветшал и многажды латан, но в основе своей все-таки не деревянен, а железобетонен. Значит, дорога магистральная, по крайней мере, таковой была. У въезда на правой обочине путника встречает покосившийся указатель с неряшливо подкрашенной надписью: "Надоль".
Другой берег не в пример круче. Дорога просто так на подъем не вскарабкалась бы. Пришлось прорывать для нее ущелье. Справа на гребне кособочатся обычные деревенские избы, слева доживают свой век какие-то полуразвалившиеся коровники. Но может, и конюшни. Потому как по-над самым обрывом, у квадратного строения с двумя стенами (весовая, ведь?), пасется белый конь. Или сивый мерин, отсюда не видно.
Ммм, если честно, нам и вблизи их не различить. В голове всплывает почему-то: еще и конь не валялся. Но это явно по другому поводу.
В начале подъема, целеустремленно вытянув руки вперед, на дороге ничком лежит здоровенный бугай человечьего рода. Вокруг с визгливыми криками суетится дебелая деваха в коротком линялом сарафане, попеременно, то пиная его по ребрам кокетливым полусапожком самодельной работы (в простонародье опорок), то охаживая по могутной спине и ниже уже знакомой металлической петлей.
Из тех слов, которые удается разобрать, к печати пригодно только одно, зато какое роскошное!
– ……… Ирод!.........
Так что мы уже и не знаем, как его теперь именовать. Ну да ладно, первое слово дороже второго.
Бугай никак не реагирует, лишь что-то бурчит в землю. Кажется, недовольно. Но не факт, бугаи существа загадочные.
– Что, всех цыплят передавил? – интересуемся, поравнявшись.
– Чево? – вскидывается деваха с петлей в руке.
– Пардон, не хотел отвлечь.
То ли ловко ввернутое французское слово производит впечатление, то ли деваться ей больше некуда, но она меняет тон.
– Слышь, паря, помоги.
– Пинать или сверху наворачивать?
– Поднять его надо.
– А не лучше ли ему тут… ээ… отдохнуть?
– Ну, ему-то, может, и лучше, только если он до кузни не доберется, кузнец попрет его с работы. Грозился уже.
– А что, он и в таком виде к работе способен?
– Кузнецовы проблемы, с меня главное, чтоб заявился.
– А работа в чем заключается?
– Работа простая. Молотом махать, да готовое разносить.
Сегодня мы все утро только и знаем, что тренируемся. Взяться за еще одно дело – по виду совсем неподъемное – это надо решиться.
– Ромео? – киваем мы на распростертое тело.
– Каво?
– Ну, возлюбленный?
– Да чтоб он сдох! Братан.
– А здесь как оказался?
– На работу шел. Дошел, докуда дошел. Не тупи, паря.
– Но почему шел-то оттуда?
– А-а. Он на дачах ночует. Ну, когда переберет. Там редиски побольше. Как проспится, так на работу. Я по утрам из окошка слежу, чтоб добрался.
Она изящно кажет отставленным мизинцем на крайнюю беленую хату вверху правого косогора.
– А сегодня, получается, не проспавшись, двинулся?
– Да какое не проспавшись, уже к обеду. С утра, верно, добавил. Железяка в руках была, еле вырвала. Видать, заказ передали, вместе с оплатой.
Ну, спасибо, старикан, еще одно задание подкинул. И опять в своем духе. Завязать бы тебе этот хомут на шее. Мертвым узлом, чтобы никогда не снялся.
– А кузня далеко?
– Да рядом. Со взгорка налево, там эмтээс, кузня прям за воротами.
– Что, говоришь, там?
– Ну, комбайны да трактора старые за забором. Эмтээсом зовут. Ты с городка, что ли?
– Нездешний я.
– А-а.
Она, похоже, не знает, как в сложившихся условиях к этому отнестись. Поэтому оставляет без внимания.
Ни с того ни с сего, бормочущий бугай вдруг мощно взревывает: "Завсегда!" и принимается подтягивать под себя ноги. Зад начинает возвышаться, переходя чуть ли ни в положение "на корточках". Передняя часть, правда, все еще лежит, приникнув к мать сырой земле.
– Встает-встает! – радостно вскрикивает деваха и вцепляется в правую руку. – Подсобляй!
Ничего не остается, как ухватиться за левую. Совместными усилиями заводим их за спину, словно крылья, и выворачиваем вверх. Грудь слегка отрывается от дороги, но поникшая головушка чересчур тяжела, а молодец нетерпелив. Он устремляется вперед. Будь склон в обратном направлении, что-то и вышло бы. По крайней мере, произвело больше впечатления.
Пропахав лицом с метр, он снова вытягивается во всю свою длину. Примерно так передвигается гусеница, но та повторяет эти движения без остановки. Бугай же замирает и даже прекращает бормотать. На сегодня подвигов достаточно?
Деваха пинает его в бок, но без энтузиазма. Так, для порядка.
– А к купаниям он как относится? – спрашиваем мы.
– Ну как, не любит, естественно.
– Тогда, может, попробовать водой окатить?
– Попробуем, – вздыхает она. – Только ты не уходи, я мигом.
Она лезет напрямую по косогору. На середине склона оборачивается и кричит:
– Следи, чтоб в другую сторону не развернулся!
Киваем и отводим взгляд. С противоположного верха на нас косится белый конь. Он же сивый мерин. Верно, цирк. Брайан на ковре. Положено, вообще-то, во всю ржать. Но видимо, сам номер уже заезжен.
Возвращается деваха по дороге. С двумя полными ведрами в руках. Одно опускает на обочину, другое махом выплескивает на бугая.
– Ух! – восклицает он и без посторонней помощи проделывает колено гусеничного хода. Целое, но только одно.
Деваха выплескивает второе ведро.
– Нах! – убежденно отвечает бугай и остается совершенно недвижим.
Следует искать другие пути. Возможно, это та ситуация, которую умом не осилить. Надо просто тащить. Но волоком точно не получится – больно объект тяжел. Если он не будет перебирать ногами, с места мы не двинемся. Нужно поднимать и подставлять плечо.
Но за что? Волосы пострижены почти под корень.
– Слушай, – обращаемся к девахе, – уши у него крепкие?
– Ну, батяне за все детство не удалось оборвать.
– Тогда по моей команде ухватываешься как можно крепче за оба и тянешь вверх. Главное, головой ему не давай вертеть.
Так, опускаемся возле бугая на одно колено и закидываем его левую руку на свое плечо.
– Давай!
Деваха приседает справа, вцепляется в уши и рвет на себя, как уздечку.
Бугай произносит и "ух", и "нах", пытаясь вывернуться, затем отрывает лицо от поверхности и начинает подтягивать задние копыта.
– Еще чуток!
Деваха с напряженным мычанием добавляет усилий. Бугай почти вскидывается на дыбы и резко ломится вперед. Подставить плечо под его грудь мы не успеваем. Будь опять же склон в обратном направлении, и без того прекрасно бы обошлось.
Пробежав с недовыпрямленным корпусом метров пять, бугай врезается в дорогу. Земля ощутимо вздрагивает.
Уф.
– Вторая попытка, – объявляем мы, пока деваху не навестило сомнение.
Подходим, опускаемся на колено, закидываем руку себе на спину.
– Давай!
Она рвет за уздцы, бугай вскидывается и сноровисто ломится вперед. Но на этот раз мы подныриваем под его грудь и, поддерживая ее на спине, бежим вместе. Если сейчас остановимся, застокилограммовая туша нас просто задавит.
Сверху раздается заливистое ржание. Такого элемента в номере, видать, еще не было.
Пробегаем чуть более трети склона, далее делается совсем невмоготу. Хотя мы, можно сказать, ускользаем от туши, но поддерживать ее в вертикальном положении все-таки надо, поэтому как минимум половина веса остается на наших плечах.
Резко отрываясь, падаем влево. Бугай галопирует в одиночку еще метров пять.
Лежим на дороге, пока не подходит деваха.
– Гы-гы-гы, – говорит она, – здорово у вас получается на пару!
Поди разберись, насмешка или завуалированный комплимент?
Но вставать в любом случае надо.
Подковано-копытного на левом обрыве не видно. Наверно, отправился разносить новость. Никакой он не белый конь, типичный сивый мерин.
Минут через десять повторяем маневр. Осиливаем чуть менее еще одной трети.
Отдыхаем с четверть часа.
Последний рывок. Падаем уже на гребне.
Лежим минут двадцать. Прямо посреди развилки. Основная дорога, с деревянными домиками по обеим сторонам, уходит дальше, а влево от нее ответвляется совсем не короткий тупик, упирающийся в покосившиеся ворота, за которыми ржавеет сиротливыми кучками вся бывшая сельская механизация.
Но наверху становится полегче. И не только оттого что подъем кончился. Бугай немного приходит в себя, и при очередной постановке на дыбы ему удается, наконец, полностью выпрямиться. Его, конечно же, еще нещадно мотает из стороны в сторону и постоянно заносит, но он уже не валится фатально вперед. Полуобняв своего нового друга, он даже затягивает какую-то песнь с неразборчивыми словами и неуловимой мелодией, с лихвой компенсируя недостатки чувством и громкостью. Проще выражаясь, бодро орет нам в правое ухо.
До ворот добираемся меньше чем за час. Значит, описанная по пути кривая, не столь замысловата, как казалось в процессе.
Толкнув створки ногой, бугай едва не опрокидывается навзничь, но удерживается. Вернее, мы его удерживаем. Ворота со скрипом разъезжаются. Неподалеку от входа стоит приземистое бетонное сооружение, с кучами разноформатных железяк вокруг. Ведущая к нему дорожка усыпана угольной пылью.
При виде места своей деятельности бугай наполняется гордостью.
– Сам, – отчетливо выговаривает он и отодвигает нас в сторону.
Зафиксировав направление, бежит к кузнице. И можно сказать, добегает. Потому что падает уже на пороге, головой в распахнувшуюся дверь.
Молотобоец на работу пришел.
Выходим за ворота и опускаемся на железную скамеечку, наваливаясь спиной на забор, к которому она приварена.
– Ну, чо, – подмигивает нам деваха, – пойдем?
– Не, – отвечаем, – сидеть будем.
– Ладно, – соглашается она, – тогда за семками схожу, а то так сидеть скушно.
И вразвалку удаляется.
Звучат колокольчики навигатора.
ЛИЧНОСТЬ
СПОСОБНОСТИ:
1. Сила 3
ЗДОРОВЬЕ:
56 хитов
Ситуационный модификатор: 3.
Персональный модификатор: 2.333(3).
Ситуационное соответствие: 0.777(7)
Тычем пальцем в перо.
Да, желаем перестраховаться.
Потом касаемся ландшафтного символа.
Появляется карта, озаглавленная "Поселок". Про Надоль ни слова. Местный, что ли, топоним? Или картографирование велось с упором на родовую сущность, а не на видовые различия?
Направление на загадочный терминал указано строго на север, а единственная тут дорога ведет на восток.
Если сориентироваться на местности, первый располагается где-то у нас за спиной, а вторая уходит влево.
Однако ежели мы желаем, чтобы вернувшаяся с "семками" деваха нас не застала, пора уж решить, куда двигать.
Или просто двигать.
Отрываемся от скамейки. На кладбище металлолома не хочется, назад к развилке тоже не тянет. Следуем вдоль забора влево. Направление на терминал не смещается. Значит, он не за оградой, а много дальше.
Тропа вьется между беспорядочно разбросанными строениями. В каком-то смысле, это тоже улица – дома к нам повернуты не задом – только очень извилистая. Кое-где она сужается до предела, изредка же, наоборот, раскидывается целыми полянами, большую часть которых занимают обычно болотца с камышами и громкоголосыми кваками.
Людей не видно даже на огородах. Наконец, на глаза попадается копающаяся в палисаднике перед покосившейся избенкой старуха.
– Бог в помощь! – вспоминаем мы принятое приветствие.
Она медленно распрямляется, держась за поясницу, смотрит, потом отвечает:
– Ступай, солдатик, ничего у меня нет.
Ладно, ступаем.
На взгорке дорожка заворачивает влево и ныряет вниз, описывая загибающуюся уже вправо дугу. В нижней части петли у раскрытых дверей бревенчатого сарая с высокой крышей стоит старик. Дождавшись, когда мы приблизимся, спрашивает:
– Молочка хочешь?
Вслушиваемся в себя.
– Да вроде нет.
– А чего ж, вина, что ли?