И ее желание почти исполнилось, когда ее нога провалилась через подстилку из упавших веток, которые она посчитала твердой землей. Потеряв равновесие, она взмахнула руками, упала и покатилась вниз по склону. Ее спасло чудо – дерево, согнутое вдвое годами и непогодой, шишковатое, как рука старика, оказалось прямо на ее пути. Когда она высвободилась из переплетшихся ветвей, вся покрытая кровавыми царапинами, еще один вибрирующий крик улетел вдаль, но казался значительно более далеким.
Мгновенная бурная радость – она скатилась так далеко вниз и осталась жива – так же мгновенно исчезла, когда она сообразила, что вой донесся снизу – третий охотник. И тут же жуткое подтверждение – два воя отозвались со склона сверху, более громкие и веселые, как будто они чувствовали, что настал конец охоты, их жертва лишилась сил.
Рени скорчилась на земле, неглубоко дыша, в голове крутились бесполезные ужасные мысли. Они окружили ее, возможно ведомые кровожадным инстинктом, но, возможно, собирались сделать так с самого начала. Она в ловушке, зажата между ними, и уже видит самую ближнюю: серая смертельная тень, слегка плотнее тумана, без ног, колыхающаяся над склоном как медуза в океане, медленно, но неумолимо движущаяся к ней. Сердце стучало со скоростью грузовика.
И тут она сообразила, что держит в руке зажигалку, которую вытащила из своей скудной одежды. Это было бесполезно, но ей отчаянно захотелось услышать голос, все равно чей. Внезапно она даже не смогла понять, какую опасность она считала настолько большой, что боялась использовать зажигалку раньше.
– Алло, М-Мартина, к-кто-нибудь? – Страх сдавил горло, она еле говорила. – Кто-нибудь слышит меня? Пожалуйста, ответьте. Алло? – Молчание – даже призрачные охотники молчали. Пока она повторяла последовательность команд, Рени видела только крутящийся туман и тени деревьев. – Мартина? Я слышала тебя раньше – ты можешь слышать меня?
И пришел голос, негромкий, но на удивление настолько отчетливый, что у Рени на мгновение вспыхнула безумная надежда, что ее друзья близко, всего в нескольких метрах, и могут появиться из шуршащего тумана и спасти ее.
– Рени? Это ты? Рени? Мы слышим тебя. Говори.
– Боже праведный, – тихо сказала Рени. – Это ты, Мартина. – Она пыталась сохранить самообладание – было почти ясно, что друзья ничего не смогут сделать для нее. Она должна рассказать им то, что сможет, сказать что видела и испытала. – Мы остались на горе, – начала она. – Мы проснулись и вас не было. Сейчас мы в месте, которое должно быть Белым Океаном, о котором нам говорили. Но я потеряла !Ксаббу и Сэм, и сейчас заблудилась сама.
– Мы не слишком тебя поняли, – ответила Мартина. – Где ты в точности?
Она была нигде. В царстве ужаса. Она заставила себя вспомнить то, о чем думала так давно. – Я думаю... о, мой бог, я думаю, что мы в сердце системы. – Слезы опять потекли из глаз. – Но у меня беда – страшная беда!..
Что-то щелкнуло в кустах за ней. Рени, охваченная ужасом, подпрыгнула и выронила зажигалку.
ВТОРАЯ ЧАСТЬ
Песни Призраков
Мальчишки, девчонки,
Гулять идем!
Светло на улице,
Как днем.
Оставь свой ужин,
Оставь кровать.
Айда на улицу
Гулять..
(*из Матушки Гусыни. Перевод С. Маршака)
ГЛАВА 11
Искренне Ваша
СЕТЕПЕРЕДАЧА/НОВОСТИ: Посетители клуба получили Матушку Гусыню
(изображение: объявление для клиентов Лимузина)
ГОЛОС: Посетители виртуального секс-клуба Лимузин очень удивились, когда обслуживание прервалось почти на час и замаскированный – или, как предположили некоторые – искусственный голос стал петь детские песенки.
(изображение: анонимный клиент Лимузина)
КЛИЕНТ: "Да, звучало потрясно, но на самом деле совершенно отвратно. Ну, это было как-то... неестественно."
ГОЛОС: Счастливый Плут, корпорация-владелец Лимузина и некоторых других клубов, называет случившееся "просто самым последним в серии бессмысленных выходок".
(изображение: Жан-Пьер Мишо, представитель СПК)
МИШО: "Это предназначено для того, чтобы помешать нам предоставлять обслуживание в самое прибыльное время, и, давайте посмотрим правде в глаза, половина наших клиентов – отцы и даже матери, которые наконец-то с трудом уложили детей спать и надеялись слегка отдохнуть и рассеяться. И никто из них не хочет сидеть и опять слушать эти чертовы детские песенки."
ДЖЕРЕМИ уложил последний вакуумный пакет и постоял, любуясь своей работой. Эта была не совсем кухня – как бы он не обманывал себя, это была совсем не кухня – но это было кое-что. Кучи канистр и ящиков, запечатанных пакетов с едой, несколько пластиковых канистр с водой, переносное галогеновое кольцо, которое он стащил из одной из комнат в верхних этажах, чайник и запасы еды на три недели – если придется их есть – и, возможно, самое драгоценное из всего, настоящее кофе. Запертый на подземной базе без настоящей еды, он уже давно приучил себя пить не морщась само разогревающиеся помои и даже ждать утреннюю чашку. И сейчас ему хотелось сохранить несколько последних ритуалов нормальной жизни.
Он прищурился на свою временную кладовку, занимавшую большую часть огромного металлического шкафа. Все пригодится. И если им придется сидеть на этом самом нижнем уровне до тех пор, пока кофе не кончится, ну что ж, тогда бандиты сверху будут казаться не самым плохим выбором.
Он не мог даже заставить себя улыбнуться. Он проверил батареи своего фонаря, лежавшего у края одной из его куч, и встал.
Господи, я же ходячий стереотип. Мы в осаде, сражаемся не на жизнь, а на смерть, и кого мгновенно делают посаженной матерью для кухни?
Покружив между устройств, он добрался до блока консолей, где сидел Дель Рей, мрачно уставившись в экран, как литературный критик, вынужденный писать рецензию на бульварный роман. Длинный Джозеф тихо подкрался к нему и встал сзади, рядом с двумя пластиковыми бутылками вина. На мгновение Джереми по-настоящему пожалел его. Если сам Джереми чувствовал себя несчастным, имея запас настоящего кофе на несколько недель, легко себе представить, что чувствует Джозеф, имея запас своего обычного яда на день или даже меньше, а ведь сидеть им здесь черт знает сколько.
– Как дела? – спросил он.
Дель Рей пожал плечами. – Никак не могу заставить работать камеры слежения. Они должны, но не работают. Я же предупреждал, это не моя область. Как твой конец?
– Настолько хорошо, насколько это возможно. – Джереми выбрал один из вращающихся стульев и уселся на него. – Хотел бы я, чтобы мой старый приятель, Сингх, запустил бы все эти камеры, когда была такая возможность. Но кто знал, что они понадобятся?
– Быть может перезвонит твой друг Селларс, – сказал Дель Рей, но, суда по всему, он сам не верил своим словам. Он нажал на одну из кнопок на консоли, потом разочарованно ударил по ней. – Может быть он сумеет что-то сделать с этой заразой.
– Если бы моя Рени была здесь, – внезапно сказал Длинный Джозеф, – она бы смонтировала все раньше, чем бы ты успел подпрыгнуть в воздух и перевернуться. Она знает все это до конца. У нее университетская степень и все такое.
Дель Рей было рассердился, но потом, неожиданно, слегка улыбнулся. – Да, она бы могла. И получила бы массу удовольствия, исправляя все глупости, которые я наделал, и долго говорила бы мне об этом.
– Точно. Она очень умная девушка. И должна, ведь я столько потратил на ее обучение.
Дель Рей улыбнулся еще шире, встретившись взглядом с Джереми. Насколько я помню, за образование она платила сама, подумал Джереми. Рени говорила о годах рабства в университетской столовой.
– Погоди, – сказал он, поворачиваясь к Джозефу. – Не подвел ли меня слух. Неужели ты хвастаешься Рени?
– Хвастаешься? Что ты имеешь в виду? – подозрительно спросил Джозеф.
– Я имею в виду, что ты вроде гордишься ею.
Более старший человек засопел. – Горжусь ею? Конечно горжусь! Она умная девушка, какой была ее мать.
Джереми едва не покачал головой от изумления. Он спросил себя, говорил ли ее отец что-то в этом духе тогда, когда Рени могла слышать его, а не сейчас, когда ее упаковали в пласмодиумный гель внутри фибрамитогово гроба. Что-то сомнительно.
– Черт побери. – Дель Рей повернул стул спинкой к консоли. – Сдаюсь, мне не исправить эту бандуру. Ожидание сводит меня с ума. Я думаю, что если бы мы могли увидеть, что они делают, а не просто сидеть здесь и плевать в потолок...
– Тебе не помогут все эти камеры, – проворчал Джозеф. – Они ничто против плохих парней вроде этих. Мы должны найти револьверы и перестрелять всех этих свиней.
– Здесь нет никаких револьверов, – зло рявкнул Джереми. – И ты это знаешь. Никто не закрывает военную базу вместе с разбросанными по ней револьверами.
Джозеф ткнул пальцем в сторону Дель Рея, который, сгорбившись на стуле, слепо уставился в потолок обширного подземного помещения, как если бы пытался заставить заработать безжизненные камеры. – У него есть пушка. Говорю тебе, он должен отдать ее мне. Ты не видел, как он размахивал им, испуганный до полусмерти и с такими потными руками, что я боялся, будто он может сделать мне дырку в голове случайно нажав на курок.
– О, не начинай опять, – простонал Джереми.
– Я просто тебе говорю! Не думаю, что этот маменькин сынок стрелял из пистолета хотя бы раз в жизни! А я был армии, знаешь ли.
– О, да, – сказал Дель Рей, не открывая глаз. – Я уверен, что ты застрелил множество цыплят после того, как ты и твои приятели их одолели. Он потер лицо. – Даже если бы он не был закодирован на меня, ты был бы последним, кому...
Внезапно он замолчал. Джереми только собирался спросить Дель Рея, что произошло, как молодой человек выпрямился на своем стуле, широко открыв глаза.
– О боже, – простонал он. – О боже!
– Что случилось? – спросил Джереми.
– Пистолет. – Дель Рей схватился за волосы, как будто хотел снять с себя скальп. – Пистолет! В кармане моей куртки.
– И?
– Я оставил его наверху! Когда таскал бутылки с водой. Мне стало жарко. Я отложил эту чертовы штуку в сторону, а потом пошел вниз, и ты спросил меня о камерах и... черт! – Он встал, все еще держась рукой за голову, как будто боялся, что иначе она скатится с плеч.
– Видишь?.. – начал Джозеф, не в состоянии спрятать довольный тон, но Джереми оборвал его.
– Лучше молчи. – Он повернулся к Дель Рею. – Где это произошло? В кухне?
Дель Рей несчастно кивнул.
– Нужен ли он нам? – Джереми поглядел кругом. – Я хочу сказать, если они спустятся, поможет ли он нам?
– Поможет ли он нам? – Дель Рей удивленно поглядел на него. – Если они спустятся? А что, мы собираемся бросаться в них бутылками с водой? Нам понадобится все, что у нас есть, все. Я собираюсь отправиться за ним.
– Нет, ты не можешь. Мы закрыли лифт – и заперли все эти бронированные двери, как велел сделать Селларс. Другого пути наверх нет. И мы не собираемся рисковать, опять открывая их.
Дель Рей встал и какое-то мгновение глядел на пол, потом выпрямился, паника, отражавшаяся на его лице, внезапно исчезала. – Погодите. Не думаю, что я оставил его в кухне. Нет, я оставил его рядом с лифтом на верхнем этаже нашей части базы. Я погрузил в лифт большую часть бутылок с водой, и еще генератор, и вот тут-то я и снял куртку.
– Тогда я могу достать его, – радостно сказал Длинный Джозеф, но оба человека повернулись к нему.
– Заткнись.
– Да, заткнись, Джозеф.
Дель Рей отправился к лестнице. – Слишком плохо, что мы запечатали лифт с обеих концов – было бы неплохо использовать его, чтобы подниматься вверх и вниз.
– Слишком шумно, – сказал Джереми ему во след. – Если нам повезет, они даже не узнают, что внизу есть еще что-то. – Внезапно он сообразил, что говорит слишком громко.
Ты говоришь слишком громко, любой может услышать! А что если у них есть стетоскопы или еще что-нибудь, они слушают пол, ищут нас...
При мысли о безликих наемниках – из всех троих только Джереми не видел их – ползающих по полу и долбящих бетон как дятлы, он невольно содрогнулся.
Мы даже не знаем, что они внутри, сказал он самому себе. Быть может они не сумели пробиться через переднюю дверь. Это же как сейф в банке. Рени и ее подруга-хакер долго мучались, прежде чем сумели открыть ее.
Тем не менее видение не желало исчезать. Джереми осмотрел на Джозефа, который с лицом, полным оскорбленного достоинства, сосал порцию "Горной Розы", и решил, что лучше всего найти чем заняться.
Дель Рей вскрыл консоль и комплект мониторов, обнажив жуткую неразбериху проводов, которые выглядели как коммутатор какой-нибудь древней телефонной сети. Джереми уселся на стул, освобожденный молодым человеком, и задумчиво поиграл переключателями. Консоль была включена – под экраном каждого монитора светились маленькие красные огоньки – на сами экраны были пустыми и темными.
Джозеф прав. Если бы Рени была здесь, все это заработало бы через несколько минут.
Он дернул пучок кабелей. Почти все подсоединены. Он взял один из не подсоединенных и попытался подключить его к свободному гнезду. Ничего не изменилось. Второй, опять без изменений, но когда он вытащил из связки третий и коснулся им чего-то на щите, экраны на мгновение мигнули светом и опять погасли.
Джереми, возбужденный, схватил конец этого кабеля и стал по очереди подключать его ко всем открытым гнездам. Внезапно мониторы опять ожили. Джереми укрепил кабель, гордясь самим собой. Теперь они могут видеть за своим бункером. Больше им не надо сидеть и слепо ждать.
Прежде, чем он успел похвастаться своим триумфом перед Длинных Джозефом, что-то привлекло его внимание. Один из мониторов показывал прямоугольник из деревьев и кустов, обрамленный чернотой. Он долго глядел на него ничего не понимая, прежде чем сообразил, что видит.
Это были массивные ворота базы, снимаемые камерой, находившейся внутри. Открытые ворота.
Откуда-то сверху донеслось три громких щелчка. Длинный Джозеф с руганью вскочил на ноги, от испуга уронив пластиковую бутылку с вином на пол. По кожа Джереми побежали мурашки.
– Дель Рей! – крикнул он. – Дель Рей, это ты?
Джозеф немедленно замолчал, и они оба прислушались. Ничего, кроме эха голоса Джереми.
– Это он стрелял? – хрипло и нервно спросил Джозеф. – Или кто-то стрелял в него?
Джереми чувствовал себя так, как будто выкрикнул весь воздух из груди: он смог только покачать головой. Какое-то мгновение он стоял, испуганный и растерянный, пытаясь решить, не должны ли они закрыть свет и спрятаться. Потом повернулся к консоли и попытался разобраться в почти монохромных изображениях, на которых виднелись какие-то движущиеся тени, но ничего не мог понять.
Какая показывает этаж, на который пошел Дель Рей?
Наконец он узнал помещение с лифтом – самого лифта было не видно, только темная тень вдоль стены, но рядом с ним висела старая вывеска, суровое предупреждение о том, что нельзя перегружать лифт, которое он видел много раз и иногда тихонько ругался.
Он только успел подумать, в первый раз за все те недели, что он привел в подземной базе: Как смешно, что в базе с таким количеством оборудования нет грузового лифта, как увидел туманные очертания пары ног, протянувшихся по полу и исчезавших за экраном. Было слишком темно, чтобы быть полностью уверенным, но с неоспоримым ужасом Джереми понял, чьи ноги лежат рядом с темной дверью лифта.
ДОРОГОЙ мистер Рэмси.
В первый раз, когда вы вошли в мой дом, я решила, что вы очень приятный человек. Я знаю, что вы ни о чем не догадались, потому что я казалась очень подозрительной и недоверчивой. Но просто выслушайте меня и не разрешайте вашему лицу показать, что вы на самом деле думаете, потому что, я уверена, вы должны были посчитать меня сумасшедшей старухой.
Когда вы прочитаете то, что я обязана рассказать вам, вы уверитесь, что не ошиблись. Это не имеет значения, для меня. Я начала себя чувствовать несчастной еще тогда, когда начала стареть, потому что мужчины больше не глядели на меня так, как раньше, когда я была юной девушкой. Я никогда не была красавицей, но когда-то была молодой, и мужчины глядели на меня во все глаза. Мне не очень понравилось, что это закончилось, но, я решила, что теперь они будут относиться ко мне более серьезно. Потом, когда со мной случилось все это – головные боли, неприятности и мои идеи о синдроме Тандагора – люди стали смотреть на меня так, как будто я вообще безмозглая дура. Но вы разговаривали со мной с настоящим уважением. Вы действительно очень приятный человек, я не ошиблась в вас.
Сейчас я делаю кое-что такое, что трудно объяснить, и если я ошибаюсь, то окажусь в тюрьме. Если же я права, то меня, скорее всего, убьют. Держу пари, вы думаете, что понадобится много времени, чтобы доказать это.
Но это письмо должно сказать вам по меньшей мере одно: если я и сошла с ума, то сама этого не чувствую, и я делаю свое дело, хотя это, кажется, не имеет смысла. Но если бы вы, как я, слышали голоса в своей голове, или думали, что слышите, то сделали бы то же самое, что и я. Я знаю, что вы точно сделали бы это, потому что могу сказать, к какому типу мужчин вы принадлежите.
О, я кое-что вспомнила, то, что хотела рассказать вам прежде всего. Сейчас я чувствую себя очень легко, как будто сбросила с себя тяжелое пальто и иду по свежему снегу. Позже я могу замерзнуть, но сейчас я счастлива, потому что с моих плеч упал тяжелый груз. Груз притворства. Я больше не буду притворяться и расскажу вам правду. И еще кое-что, что никогда бы не сказала в глаза. Вы должны жениться. Вы хороший человек, который работает слишком много и всегда находится в офисе, а не дома. Я знаю, вы скажите, что сумасшедшая польско-русская женщина несет чушь, но вам надо найти кого-нибудь, кто разделит с вами свою жизнь. Я даже не знаю, кого вы любите, мужчин или женщин, и, знаете что? Мне это не важно. Найдите кого-нибудь, кто будет жить с вами, того, к кому вам захочется идти после работы. Заведите детей, если сможете. Иногда дети придают жизни смысл.
Теперь я расскажу вам остальное, о голосах, об Оболосе и о Феликсе Жонглере. Тогда, даже если вы все еще считаете меня сумасшедшей, вы поймете, почему я делаю то, что делаю. Я расскажу вам все это как человек, который знает, о чем говорит.
Знаете ли вы, что, если бы мой сын был жив, ему было бы примерно столько лет, сколько вам? Я слишком много думаю о таких совпадениях.
Когда я закончу объяснения, я попрошу вас сделать только одно. Вроде бы есть то, что называется доверенность. Вы адвокат и должны знать о ней. Если я исчезну, не будете ли так любезны продать мои вещи? По большей части это всякие мелочи, не стоящие хлопот, но у меня есть пакет акций Олоболоса и дом. У меня не осталось живых родственников, а эти акции кажутся мне нечистыми – "трефными", как сказала бы моя мама. Не можете ли вы продать их и отдать деньги детской больнице Торонто?