– То есть со смертью. Не то, чтобы это трудно для меня, мистер Рэмси. Напротив. С теми наномеханизмами, которые я приобрел, и с моим оригинальным внутренним устройством, я в состоянии полностью управлять своим телом, и могу одной мыслью остановить поступление крови в мозг.
– Но... почему вы тогда еще жили? Прежде, чем узнали о Проекте Грааль.
– Потому что я долго балансировал на весах, мистер Рэмси. На одной чаше совершенно нормальное желание жить, у меня есть свои радости и интересы, хотя, может быть, одинокие и ограниченные. На другой – боль. Из-за многочисленных операций все, что происходит в моих костях, внутренних органах, даже в гландах... причиняет мне боль. Моя жизнь, мистер Рэмси, наполнена болью.
– Но если вы умеете управлять своим телом, почему бы вам не отключить боль?
– У меня еще не было полного контроля над своим телом, когда я впервые столкнулся с Братством. Сейчас, да, я могу отключить, скажем, чувства в руках и коже, и отрезать свой мозг от остального тела. Но, тогда, что значит быть живым? В моей жизни и так мало физических ощущений – весь мой мир сосредоточен главным образом в сознании, как и у большинства заключенных. Должен ли я отказаться чувствовать, как ветер холодит мне лицо? Вкус еды, которую ем?
– Я... я думаю, что понимаю.
– И, на самом деле, мое время почти истекло, дальше мучаться не имело смысла. Но тут поднял голову проект Грааль, и я не мог не обратить на него внимания. Не думаю, что мне нужно описывать первоначальные шаги – я сеял семена, вот и все. Я хотел найти группу людей, которым можно доверять, научить их всему, что знаю и потом сделать то, что давно хотел. Я даже сказал им свое настоящее имя, так что вы легко можете себе представить, что я не собирался задерживаться надолго! Но с самого начала все пошло неправильно – вторжение на остров Атаско, загадочное поведение операционной системы, мешающее людям, которых можно назвать моими добровольцами, выйти в офлайн – и вот я еще здесь, и даже более нужный, чем всегда.
– Я могу вас слушать. Но что я могу сделать еще?
– Слушать – очень помогает, не сомневайтесь. Какое невообразимое удовольствие – быть способным говорить открыто. Но у меня есть еще очень специфические нужды. Я сражаюсь на многих фронтах, мистер Рэмси...
– Называйте меня Катур, пожалуйста. Или даже Декатур, если Катур слишком неформально.
– Декатур. Очень мило. – Старик медленно мигнул, возвращаясь к своим мыслям. – На многих фронтах. Еще есть маленькая группа наших союзников, буквально находящихся под осадой в Южной Африке. И еще есть различные планы, которые Братство разработало и уже начало осуществлять, надо наблюдать за ними и в некоторых случаях тайно противодействовать. И, самое важное, я постоянно ищу и пытаюсь помочь тем, кого я послал сеть Грааля. И именно туда пойдете вы... и миссис Пирофски.
– Не понял.
Селларс тихонько вздохнул. – Возможно, когда я расскажу вам все, мистер Рэмси, вы поймете, почему я так разочарован и устал. Я пытался связаться с моими добровольцами в системе с того времени, когда я впервые был вынужден бросить их в симмире Атаско, но с того момента, как система Грааль начала функционировать в полном объеме оказалось, что я не в силах прорваться через ее систему защиты. Говорил ли я вам об этой операционной системе? О ее странной тяге к детям? Я обнаружил это, когда на некотором, достаточно высоком уровне процесса, отправил в сеть Чо-Чо, и система просто разрешила ему войти. Не мне, хотя я чего только не делал, чтобы скрыть себя – операционная система всегда останавливала меня, иногда довольно болезненно – но настоящему ребенку разрешено войти внутрь.
– Ну, эти же хорошо, верно?
– Вы не понимаете, мистер Рэмси, а, Декатур, извините меня. Представьте, что у вас есть запечатанный ящичек, полный мелких жемчужин, и тонкая иголка, которой вам нужно пронзить стену ящика так, чтобы она коснулась совершенно конкретной жемчужины, находящейся где-то в ящичке. Что вы будете делать?
– Я... – Рэмси нахмурился. – Ну, наверно даже не буду пытаться. Это вопрос с подвохом?
– Я бы этого очень хотел. Дело в том, что я не могу найти своих добровольцев. К счастью это означает, что Братство тоже не в состоянии сделать это. Во всяком случае один из них, Пол Джонас, которому я помог освободиться, кажется ускользает от них уже довольно долго.
– Но вы сами сказали, что пару раз сумели связаться с ними, верно?
– Да. Я взял Чо-Чо в правильное место. Это была маленькая победа – и я очень гордился самим собой. Вы знаете, как я добился этого? Операционная система – квази-живая нейронная сеть, или что-то в этом духе – восхищается моими добровольцами. Она уделяет им много внимания и тщательно отслеживает все их действия. Поэтому я составил, довольно грубо, их маршрут. Разрешите мне вам кое-что показать.
Селларс махнул рукой, и хай-алай (* игра в мяч, распространённая в Испании и странах Латинской Америки) исчезла с экрана. На ее месте появилось странное изображение: масса зеленых растений, видимая через "рыбий глаз" (* Рыбий глаз – сверхширокоугольный фотографический объектив, который имеет угол изображения, близкий к 180® или больший).
– Это мой Сад, место, где я размышляю, – сказал Селларс. – Или мое te'armunn (* убежище, гаэлик), как я привык называть его на родном языке. Все, что я знаю, отображается здесь в виде деревьев, мха, цветов или травы. То есть вы смотрите не на сад, а на полную картину всей моей информации, в данную секунду.
Вот эта картина была неделю назад. Видите темные грибковые следы, ползущие по земле? Там и там? И еще кое-что очень большое под той поверхностью? Это операционная система. Узел вроде этого, активный, означает, что операционная система прилагает много усилий в этом направлении. Часто – хотя и не всегда – это значит, что система следит за действиями моих добровольцев. Как вы видите, они разбились на несколько групп.
– Значит вы можете использовать ребенка, вроде Чо-Чо, чтобы войти в систему. И, приблизительно, представляете себе где находятся ваши люди. – Рэмси прищурился, осматривая сложные зеленые фигуры. – Тогда в чем проблема?
– Это было неделю назад. А вот то, что сейчас.
Отличия буквально бросались в глаза. Как будто по саду Селларса ударил мороз – одни растения исчезли, другие почернели и увяли. Рэмси не мог сказать, что это означает, но было ясно, что случилось что-то ужасное.
– Операционная система. Она... исчезла.
– Нет, не исчезла, но существенно уменьшилась, или, возможно, отступила. – Селларс подсветил некоторые места своего почти безжизненного сада. – Операционная система превратилась в простой механизм, как будто все ее дополнительные функции уничтожены. Я не понимаю смысл этих событий. Еще хуже, исчезли все аналогии и соответствия, и больше я не могу найти своих людей. Для меня они потеряны.
– Теперь я понимаю, почему вы вне себя...
– Но есть и еще кое-что. Вы заметили, насколько тих и мрачен был сегодня Чо-Чо? Прошлой ночью мы провели очень опасный эксперимент. Я не мог найти своих добровольцев и решил отправить мальчика в онлайн, чтобы он попытался узнать что-нибудь о текущем состоянии сети. И нас обоих едва не убили.
– Что?
– Операционная система больше не действует так, как раньше, по меньшей мере для тех, кто пытается вторгнуться в сеть. Больше нет необъяснимых исключений для детей – и для любых других. Система безопасности сети Грааль, смертельно опасная по непостижимым для меня причинам, сейчас полностью безупречна. Никто не может войти, никто не может выйти.
Рэмси сел попрямее и задумался. – То есть люди, которых вы ввели в систему... потерялись?
– Да. Полностью. И я чувствую себя полностью беспомощным, Декатур. И теперь ваш ход.
– Мой? Не думаю, что судебный процесс принесет много хорошего.
Улыбка Селларса стала слегка менее сердечной. – Боюсь, что до этого еще очень далеко. Я знаю, что вы не в состоянии полностью понять мой сад, но поверьте мне – у нас почти нет времени. Все меняется слишком быстро. Вся система Грааля нестабильна, того и гляди полностью разрушится.
– Но ведь это хорошо, разве нет?
– Нет, пока дети, лежащие в коме, заперты внутри сети. Нет, пока люди, которых я отправил сражаться вместо себя, находятся там же. Вы уже видели, как ребенок умер, а мы все ждали, не в силах ему помочь. Вы хотите позвонить еще раз, родителям Саломеи Фредерикс?
– Нет, Иисус Христос, конечно нет. Но как вы сможете меня использовать?
– Я долго размышлял, и пришел к выводу, что наша единственная надежда – Ольга Пирофски. Я попробовал все, что мог себе представить, но так и не проник в систему. Я пробовал связаться с моими добровольцами, и хотя я могу коснуться их соединений с внешним миром, что-то мешает мне самому, пользуясь этой связью, прорваться через систему безопасности и войти в сеть.
– Но причем здесь Ольга Пирофски? Она просто милая женщина, которая слышит голоса.
– Если она добьется своей цели, она многое сможет сделать. И нам нужно именно то, что, быть может, она сумеет нам дать – доступ к личной системе Феликса Жонглера.
Рэмси мигнул. – Личной системе...
– Через систему безопасности может прорваться только тот, кто ее создал. Если и есть что-нибудь, что может дать нам доступ в систему Грааля и связаться с людьми, которых я подверг смертельной опасности, то оно находится в системе Жонглера.
– Но Ольга... Не думаю, что вам нужна дама средних лет, скорее, ну, не знаю – какой-нибудь взвод парашютистов! Коммандос! Это работа для майора Соренсена, а не ведущей детского шоу .
– Нет, это как раз работа для человека вроде Ольги. Майор Соренсен тоже нам пригодится, обещаю вам, как эксперт по системам безопасности. Никто не собирается плыть на остров Жонглера ночью, прибираться через его личную армию и карабкаться на башню, как какой-нибудь шпион. Нам нужен кто-нибудь в крепости врага – он... или она – кто пригласит нас войти внутрь.
– Пригласит? Она бросила свою работу, Селларс. Она больше не работает на них. Не думаете ли вы, что они ей скажут "О, как это великолепно, наша бывшая служащая, которая слышит голоса и ушла с работы из-за головных болей – возьмем ее к боссу!" Это безумие.
– Нет, Декатур, не думаю, что все произойдет именно так. И мы этого не хотим. Но есть множество людей, которые входят и выходят в эти здания, и никто не замечает их. Уборщики – по большей части бедные женщины, родившиеся в других странах. И Ольга Пирофски скорее проникнет туда, толкая пылесос, чем майор Соренсен за рулем танка.
И через час недоверчивость Рэмси не сменилась восторженным одобрением, но, по меньшей мере, смягчилась до некоторого удивленного согласия. – Хорошо, но я все еще не понимаю, почему я?
– Потому что я не могу делать все, и, боюсь, умру задолго до конца, каким бы он не будет. Миссис Пирофски потребуются постоянное наблюдение, поддержка и одобрение. Соренсен способен решить множество технических проблем, я помогу с другими, но она пойдет в лабиринт – в логово врага. Ей нужен кто-нибудь, кто будет держать второй конец ее нити – если я не переборщил с мифологическими ассоциациями. Из всех нас она знает – и доверяет! – только вам. Кто лучше?
– То есть вы предполагаете, что она опять свяжется со мной, – сказал Рэмси, хотя и не сумел сохранить голос жестким. – Очень рискованное предположение.
Селларс негромко вздохнул. – Декатур, мы собираемся сделать только то, что можем.
Рэмси кивнул, но нельзя сказать, что сильно обрадовался. Теперь, даже если он сумеет связаться с Ольгой Пирофски, то вместо разумного совета – скажем убираться ко всем чертям из этого города и держаться как можно дальше от Джи Корпорэйшн – он должен будет убедить ее сделать кое-что намного более опасное, чем то, что она собиралась. И все ради дела, о котором он еще неделю назад не знал ничего, и в которое верил не больше, чем наполовину.
Селларс прочистил горло. – Если вы не против, Декатур, мне надо отдохнуть. Вы можете не уходить, но я прошу меня простить, если я усну, ненадолго.
– Конечно, вперед. – Он даже подпрыгнул, когда перестал управлять экраном, Сад исчез, на его месте появились гоночные машины, мчащиеся по чему-то, что казалось минным полем. Рэмси приглушил звук. В замедленном показе бронированная машина плавно взвилась в воздух, уносимая яркой вспышкой; он вспомнил об ужасных ожогах Селларса.
– Погодите. – Он повернулся к Селларсу. Старик закрыл глаза и на мгновение волна жалости захлестнула Рэмси. Он должен оставить этого несчастного инвалида, дать ему отдохнуть. И даже если половина из того, что он сказал, правда, старый пилот заслужил право на отдых...
Но Катур Рэмси провел всю молодость в прокуратуре, и та закалка никогда не покидала его.
– Погодите. Еще одно, и потом вы можете спать.
Желтые глаза медленно открылись. встревоженные и печальные, как у совы. – Да?
– Вы сказали, как что собираетесь рассказать мне историю о том, как наткнулись на сеть Грааля.
– Декатур, я очень устал...
– Знаю. Прошу прощения. Но если Ольга перезвонит, мне надо будет решать, что говорить ей. Я не люблю болтающиеся концы. Помните, исповедальня.
Селларс хрипло вздохнул. – Я наполовину надеялся, что вы забыли. – Он неловко начал садиться, и каждый почти не прикрытый приступ боли упрекал следователя. Рэмси сделал все, что в его силах, чтобы ожесточиться. – Очень хорошо, – сказал Селларс, устроившись поудобнее. – Я расскажу вам последний акт этой пьесы. И когда я закончу рассказ, надеюсь вы вспомните, что исповедь не может быть полной без отпущения грехов. Я все время нуждался в этом.
Вот так, в комнате, освещенной мерцанием настенного экрана, молчаливыми образами разрушения и триумфа, приходившими из широкого мира, Селларс начал говорить. И, слушая спокойные слова старика, удивление и смущение Катура Рэмси постепенно стали чем-то совсем другим.
ГЛАВА 16
Бесплодные Земли
СЕТЕПЕРЕДАЧА/РАЗВЛЕЧЕНИЯ: Жабры как основание для отмены сделки.
(изображение: Орхид и его адвокат)
ГОЛОС: Хоумграунд Нетпродакт выкинула актера Монти Орхида из своего будущего сериала "Укуси моего Бетховена"из-за последней косметической операции. Орхид, известный по своей роли сына врача в сериале "Бетонное Сердце", должен был играть студента музыкальной академии, одновременно являющегося агентом правительства. Хоумграунд утверждает, что новые декоративные жабры Орхида являются нарушением контракта. Орхид подал в суд.
(изображение: Орхид на пресс-конференции)
ОРХИД: "Они могут работать со мной... можно создать подводного мутировавшего парня – ну, вы знаете, днем он обучается музыке, а по ночам взрывает что-нибудь под водой. Но у них нет никакого воображения."
БЛЕКЛОЕ ледяное пространство, когда-то бывшее Аравийской пустыней, тянулось и тянулось вдаль, сугроб за сугробом, похожие на белый рассыпанный сахар, туманное небо, почти того же цвета, что и пустая равнина. К концу второго дня Пол понял, что несносный холод перестал быть самой большой неприятностью. Ему стало не хватать цвета, как умирающему от голода человеку не хватает еды.
– Мы зря теряем время, – заметила Флоримель, – мне его до ужаса жалко. Как будто тебя заставили идти сто километров по одним рельсам, а по соседним пролетают поезда. Вся система выстроена для постоянного движения, но мы не можем заставить ее работать.
Они обыскали еще несколько заметенных снегом арабских дворцов, надеясь найти другие ворота – без того же успеха. – Если бы мы как следует осмотрели это место и поняли как оно устроено, – в очередной раз пожаловался Пол, – мы бы сообразили, где они обычно прячут ворота.
– О, чизз, – сказал Т-четыре-Б. – Ты чо, хочешь чтобы мы рылись в снегу, как проклятые собаки? Низзя.
– Мы уже обо всем договорились. – Только по белым облачкам дыхания можно было понять, что Мартина что-то сказала. Как и остальные, она завернулась в ковер, утащенный из фантастических замков, так что наружу торчало только ее лицо. Пол решил, что она выглядит как куль со стиркой, который ждет стиральной машины. – Мы плывем вплоть до конца реки. По меньшей мере мы уверены, что он существует.
– Я не собираюсь опять спорить. – Пол безнадежно посмотрел на черную реку, медленно влекущую их вперед. – Просто... подумал о Рени и остальных... чувствую себя таким бесполезным...
– Мы все так чувствуем, – уверила его Мартина. – А некоторые из нас чувствуют себя еще хуже.
Они появилась перед ними очень медленно, возможно из-за густого тумана или, возможно, из-за темной холодной воды, приглушавшей их обычные колебания, но Пол и все остальные заметили ворота только тогда, когда были уже прямо перед ними.
– Ого! – сказал Т-четыре-Б. – В воде вокруг лодки – голубой свет.
– Господи, – выдохнула Мартина. – Только не по реке. К берегу!
Все дружно замахали самодельными веслами, кусками великолепных резных панелей, украденных из шкафов и сундуков пустого дворца для борьбы с медленным течением. Когда нос маленькой лодки заскрежетал по мели, все пошлепали на берег через обжигающе холодную воду, потеряв по дороге несколько драгоценных одеял.
– Я не хочу давить на тебя, Мартина, – сказал Пол, его мокрые ноги уже дрожали от холода, – но, если ты провозишься достаточно долго, мы замерзнем до смерти.
Она рассеянно кивнула. – Мы прямо на краю симуляции. Я попытаюсь найти информацию ворот. – Река и ее берега почти исчезали в тумане в нескольких сотнях ярдах впереди, но из-за какого-то программного фокуса казалось, что впереди видна излучина река и земля за ней. Интересно, подумал Пол, что бы мы увидели здесь до того, как Дред накрыл эту землю убивающим холодом – быть может иллюзию бесконечной пустыни?
– Думаю, что нашла, – наконец объявила Мартина. – Тащим лодку за собой, что не потерять, и идем вперед.
Они пошли за ее маленькой, завернутой в ковер фигуркой через сугробы, как группа заблудившихся горовосходителей, пытающихся не отстать от гида-шерпы. Т-четыре-Б шел медленнее всех, сражаясь с течением и волоча на веревке маленькое суденышко вдоль берега реки. Во время путешествия он больше молчал, и даже его обычное обиженное бурчание стало намного тише, так что Пол спросил себя, не меняется ли молодой человек, быть может взрослеет.
Пол не мог не вспомнить юного солдата его эскадрона, парня из Чешира, с девичьим лицом и привычкой говорить о своих родственниках так, как если бы все в траншее знали их и хотели услышать все, что они говорят и думают. Первая же сильная бомбардировка заставила его притихнуть. Увидев то, что немцы хотели сделать с ними, он стал едва цедить слова, как и большинство убежденных мизантропов в траншее.
Через шесть недель его убило во время артобстрела в Савском Лесу (* северо-восток Франции, место, где находится огромное кладбище английских солдат погибших в 1917 г.). Пол даже не помнил, что бы он сказал хоть слово в течении нескольких дней до смерти.
Вздрогнув, он остановился. Мартина стояла перед ним и своими слепыми глазами всматривалась в крутящийся туман, как если бы выбирала направление по уличному указателю.