- Как только я встану на ноги и мы вернемся домой, ты позволишь мне вознаградить тебя должным образом.
Ну нет, подумал я, не хватало мне еще одного Папочкиного подарочка!
- А сейчас, - спросил я, - не потребуется ли тебе моя помощь?
- Скажи мне, как начался пожар?
- Грубая работа, о шейх! - возмущенно воскликнул я. - Сразу же после того, как нас увезли, Кмузу нашел спички и обгоревшие тряпки, пропитанные горючей жидкостью.
Папочкино лицо стало мрачным, в глазах засветилось пламя.
- Этого я и боялся. Какие у вас есть еще улики? Кого ты подозреваешь, племянник?
- Пока никого, но как только выйду из больницы, займусь этим.
Казалось, Папочка остался доволен моим ответом.
- Ты должен пообещать мне, - сказал он.
- Что, о шейх?
- Когда узнаешь, кто совершил поджог, ты убьешь его. Пусть знают: нас не напугаешь.
Я заранее знал, что Папочка попросит об этом. Скоро мне придется заводить тетрадь, чтобы записывать имена и адреса тех, кого я должен убить по его просьбе.
- Да, - пообещал я, - он умрет.
Я вовсе не обещал, что убью сукиного сына собственноручно. Скорее я имел в виду, что все мы смертны. Может быть, я препоручу это дело Говорящим Камням. Они напоминали ручных леопардов. Время от времени их надо было спускать с привязи - поохотиться.
- Хорошо, - согласился Фридлендер Бей, закрывая глаза.
- Я хотел бы обсудить еще два вопроса, о шейх, - нерешительно заговорил я.
Он снова открыл глаза. Сейчас Фридлендер Бей как никогда походил на умирающего.
- Прости меня; племянник, что-то я неважно себя чувствую. Еще до пожара мне было скверно. А сейчас стало еще хуже.
- Здешние доктора разобрались, в чем дело?
- Они ничего не смыслят. Назначают все новые и новые анализы. Я страдаю от их невежества и неуважительного отношения.
- Доверься им, о шейх, - посоветовал я. - Меня здесь лечат совсем неплохо.
- Да, но ты же не дряхлый старик, который тщетно цепляется за жизнь. Каждая из их варварских процедур отнимает у меня год жизни.
Я улыбнулся:
- Ты преувеличиваешь, о шейх. Они должны найти причину твоего недомогания и устранить ее. К тебе вернутся прежние силы.
Палочка нетерпеливо махнул рукой, показывая, что не хочет продолжать разговор на эту тему.
- И что же ты хотел спросить у меня?
Я медлил, думая, как бы поделикатнее задать ему два весьма щекотливых вопроса.
- Первая просьба касается моего слуги Кмузу, - сказал я. - Ты утверждаешь, что я спас тебя из огня, но Кмузу точно так же спас меня. Я обещал ему, что попрошу у тебя награды за это.
- Конечно, сынок. Он заслужил ее.
- Я тут додумал… не подаришь ли ты ему свободу?
Папочка молча осмотрел меня. Лицо его не выражало никаких эмоций.
- Нет, - медленно проговорил он, - еще не время. Я придумаю для него какую-нибудь другую заслуженную награду.
- Но…
Тут Фридлендер Бей жестом прервал меня. Даже болезнь не сломила его воли, и я не осмелился настаивать.
- Конечно, о шейх, - смиренно произнес я. - А вторая просьба касается вдовы и детей Иржи Шакнахая, офицера полиции, с которым мне довелось работать. У его семьи сейчас серьезные финансовые затруднения, и мне хотелось бы сделать для них что-нибудь большее, чем просто предложить денег. Я прошу твоего разрешения пожить им в нашем доме, хотя бы некоторое время.
Папочка ясно давал мне понять, что разговор окончен.
- Мой милый мальчик, - еле слышно прошептал он, - пусть будет так, как ты хочешь. Это хорошее решение. Я поклонился.
- Больше не смею беспокоить тебя. Пусть Аллах дарует тебе мир и благополучие.
- Я буду скучать без тебя, сынок.
Я встал и заглянул в другую комнату. Юсеф и Тарик, казалось, целиком ушли в карточную игру, но я был уверен, что они не пропустили ни единого слова из нашего разговора. Когда я был у дверей, Папочка уже вовсю храпел. Я постарался прикрыть за собой дверь как можно тише.
Лифт доставил меня на мой этаж, и я снова улегся в постель. С удовлетворением отметив, что завтрак из печени уже унесен, я снова включил телевизор, но тут в палату вошел доктор Йеникнани - в прошлом ассистент нейрохирурга, проводившего операцию на моем мозге. Доктор Йеникнани был смуглым, свирепого вида турком, изучавшим философию и суфийский мистицизм. Мы подружились с ним в период моего первого пребывания здесь, и я был рад видеть его снова. Взглядом отключив телевизор, я обернулся к доктору.
- Как себя чувствуете, мистер Одран? - спросил доктор Йеникнани.
Он подошел к моей постели и улыбнулся. Его зубы едва ли можно было назвать белыми даже на фоне смуглого лица и пышных черных усов.
- Можно присесть?
- Будьте как дома, - пригласил я. - Итак, вы пришли сообщить мне, что мои мозги окончательно испеклись на пожаре, или же это просто дружеский визит?
- У вас там особенно нечему испекаться, - оптимистически начал доктор Йеникнани. - Нет, я просто хотел поинтересоваться, как вы себя чувствуете и не смогу ли я быть вам чем-нибудь полезен?
- Благодарю. Мне ничего не нужно. Поскорее бы выбраться отсюда.
- Все говорят то же самое. Можно подумать, мы находимся здесь специально для того, чтобы мучить людей.
- Раньше я проводил отпуск в более приятных местах.
- У меня к вам предложение, мистер Одран, - перебил мой поток красноречия доктор Йеникнани. - Не желаете ли вы приостановить процессы старения в вашем организме? Предотвратить угасание функций мозга, ухудшения памяти? Есть возможность.
- Ага, - задумчиво кивнул я. - Снова какая-нибудь ловушка?
- Никоим образом. Доктор Лизан разработал технологию, которая позволяет добиться всего вышеперечисленного. Представьте, что вам никогда не придется беспокоиться насчет возрастного старения вашего мозга. Ваши мыслительные процессы в двести лет останутся теми же, что и сейчас.
- Звучит заманчиво, доктор Йеникнани. Вы, конечно, имеете в виду не витаминные добавки, а нечто другое?
Доктор ответил с печальной улыбкой:
- Нет, не совсем. Доктор Лизан работает с дополнением функций коры головного мозга. Он окутывает мозг сетью микроскопических проводов. Они выполнены из золота и присоединены к тем самым органическим волокнам, которые соединяют ваш имплантат с центральной нервной системой.
- Угу. - Все это звучало для меня достаточно дико.
- Органические нити передают электрические импульсы коры головного мозга золотой сети и затем - в обратном направлении. Сеть выполняет функцию своеобразного искусственного хранилища информации. Первые экспериментальные результаты показали, что она увеличивает в три-четыре раза число нейронных связей головного мозга.
- Вроде встроенного блока дополнительной памяти в компьютере, - догадался я.
- Слишком поверхностная аналогия, - не согласился доктор Йеникнани. От моих глаз не укрылось, что он даже несколько разнервничался, рекламируя свое изобретение. - Природа памяти, как вам известно, голографична, и мы предлагаем вам не просто множество пустых ячеек для хранения мыслей и воспоминаний, но более совершенную множественную систему. Ваш мозг и так хранит каждое воспоминание одновременно в нескольких местах, но поскольку клетки мозга старятся и умирают, стираются и эти воспоминания и приобретенные навыки. А с дополнением функций коры головного мозга появляется возможность в несколько раз повысить число таких информативных участков. Ваш разум будет защищен от склероза и деградации, правда, это не исключает травматических повреждений.
- Итак, все, что от меня требуется, - заговорил я по-прежнему с некоторым сомнением, - это разрешить вам и доктору Лизану запихнуть мои мозги в авоську, точно капусту на рынке.
- Да. При этом вы ничего не почувствуете, - усмехнулся моему сравнению доктор Йеникнани. - В дополнение к этому могу вам обещать, что операция во много раз ускорит ваши мыслительные процессы. У вас будет реакция супермена. Вы станете…
- А сколько людей уже подверглись подобной операции и как они чувствуют себя сейчас?
Он пошевелил перед глазами своими длинными пальцами хирурга.
- Мы пока еще не проводили операций на людях, - проговорил он. - Но работа с крысами дала многообещающие результаты.
Я вздохнул с облегчением:
- А я было подумал, что вы хотите меня надуть.
- Я хочу, чтобы вы помнили, мистер Одран, - внушительно сказал доктор Йеникнани, - что ближайшие два года нам придется искать отважных добровольцев, которые помогут нам раздвинуть границы возможного в медицине. Я похлопал по своим имплантатам.
- Только на этот раз меня не окажется в их рядах. Я и так уже много сделал для медицины.
Доктор Йеникнани пожал плечами, откинулся на спинку стула и внимательно оглядел меня.
- Я понимаю, почему вы спасли жизнь вашего патрона, - сказал он. - Когда-то я объяснял вам, что смерть - лишь преддверие рая, и поэтому ее не нужно бояться. Такой же истиной является утверждение, что жизнь как средство примирения с Аллахом предпочтительнее смерти, если, конечно, мы хотим следовать по пути истины. Вы мужественный человек.
- Не говорите мне, что я совершил подвиг,- с решительным жестом отвечал я. - В то время я даже не думал об этом.
- Конечно, вы не столь щепетильно следуете заветам Пророка, - заметил доктор Йеникнани, - но по-своему вы весьма религиозный человек. Двести лет назад один философ заметил, что религии мира похожи на фонарь с разноцветными гранями, а Бог - это пламя внутри фонаря. - Он встал и пожал мне руку. - Я откланиваюсь, с вашего разрешения.
Всякий раз в разговоре со мной доктор Йеникнани цитировал суфийских мудрецов, видимо, чтобы оставить больному пищу для размышлений на досуге.
- Мир вам, - ответил я.
- И вам того же, - сказал он, покидая палату.
Позже я поужинал печеным ягненком, горохом с куриной подливкой и бобами с луком и помидорами, которые были бы совсем хороши, если бы кто-нибудь напомнил поварам о существовании соли и лимонного сока. После ужина меня снова одолела скука. Я включил телевизор, выключил его, некоторое время тупо смотрел на стену и опять включил. Наконец, к моему величайшему облегчению, около моей постели зазвонил телефон. Я снял трубку, вознося хвалу Аллаху.
Я узнал голос Моргана. Со мной не было англоязычного дэдди, а Морган даже не мог спросить по-арабски, где здесь туалет. Поэтому единственными словами, которые я понял, были "Яварски" и "Абу Адиль". Я пообещал, что немедленно поговорю с ним, как только выйду из больницы, и, сообразив, что все равно не смогу понять его ответа, повесил трубку.
Я лег на кровать и уставился в потолок. По правде говоря, меня не удивило, что между Абу Адилем и сумасшедшим американским киллером существовала связь. Сейчас я не удивился бы, даже узнав, что Яварски - мой некогда проданный брат.
Глава 13
В больнице я провел почти целую неделю. Там я смотрел телевизор, много читал, и, несмотря на мое нежелание кого-либо видеть, меня навестили Чири, Ясмин и Лили, влюбленная в меня транссексуалка. Меня также ожидало два сюрприза: корзина фруктов от Умара Абдул-Кави и визит шести абсолютно неизвестных мне людей, жителей Будайена и кварталов, прилегающих к полицейскому участку. Среди них я узнал молодую женщину с ребенком, которой я дал денег в тот день, когда мы с Шакнахаем были отправлены на поиски Он Чонга.
Она оказалась такой же робкой и нерешительной, как тогда, на улице.
- О шейх! - произнесла женщина дрожащим голосом, ставя на мою тумбочку накрытую платком корзину. - Мы все молим Аллаха о вашем здоровье!
- Мне помогли ваши молитвы, - улыбаясь отвечал я, - потому что меня сегодня выписывают из больницы.
- Хвала Аллаху, - сказала женщина. Она обернулась к сопровождавшим ее людям. - Это родители детей, которых вы ежедневно одариваете деньгами на улицах и у полицейского участка. Они благодарят вас за щедрость.
Эти мужчины и женщины жили в такой же бедности, в какой прожил и я большую часть своей жизни. Казалось странным, что они не испытывали ко мне никакой зависти. Ведь мы иногда бываем так неблагодарны к нашим благодетелям. Еще в молодости я узнал, какое унижение принимать милостыню, особенно в таких стесненных обстоятельствах, когда гордость представляется излишней роскошью.
Конечно, все зависит от того, каким образом подают милостыню. Никогда не забуду, как я в детстве встречал Рождество. Местные алжирские христиане собирали корзинки с едой для меня, моей матери и моего маленького брата. Они входили в нашу жалкую развалюху и радушно улыбались, явно гордясь своим благородным поступком. Они смотрели сначала на маму, потом на меня и Хусейна, ожидая благодарности. Сколько раз я мечтал швырнуть эти проклятые консервы им в лицо.
Я опасался, что родители этих детей испытывают ко мне подобные чувства. Хорошо бы напомнить им, что они вовсе не обязаны выражать мне благодарность за добрые дела.
- Рад был помочь вам, друзья мои, - сказал я. - Но мною на самом деле двигали эгоистические побуждения. В Священном Коране сказано: "Те деньги, которые вы пустите на ветер, должны быть отданы родителям, ближайшим родственникам, сиротам, нищим и странникам. Горе вам, ибо что вы делаете с вашими деньгами! Аллах видит все!" Поэтому если я и трачу несколько киамов на добрые дела, то этим только облегчаю свою совесть после ночной пирушки с двумя белокурыми близнецами из Гамбурга.
Я заметил, что кое-кто из моих визитеров заулыбался. Это внушило мне уверенности.
- Даже если это так, - сказала молодая мать, - мы все равно благодарны вам.
- Меньше года назад я сам был беден. Иногда мне приходилось есть через день. Порой мне было негде ночевать, и я спал в парках и заброшенных домах. Теперь удача улыбнулась мне, и я всего-навсего возвращаю долг. Вспоминаю, с какой добротой все относились ко мне, когда я был в беде. - Все это было далеко от истины, но с моей стороны звучало чертовски благородно.
- А теперь мы покинем вас, о шейх, - сказала женщина. - Вам, наверное, пора отдохнуть. Мы просто хотели узнать, не нуждаетесь ли вы в чем-нибудь… Мы были бы рады помочь вам.
Я внимательно посмотрел на нее, оценивая искренность ее намерений.
- Я тут разыскиваю двух молодцов, - заговорил я, - Он Чонга, торговца детьми, и убийцу Пола Яварски. Если вы что-нибудь узнаете о них, я буду весьма благодарен за информацию.
- Пусть Аллах дарует тебе мир и благополучие, шейх Марид Аль-Амин, - пробормотала женщина, пятясь к дверям.
Я заслужил эпитет! Она назвала меня Маридом Правдолюбивым.
- Аллах Йизалимак, - ответил я. И был искренне рад, что они наконец ушли.
Через час заявилась сестра и сообщила, что мой лечащий врач подписал распоряжение о выписке из больницы. Прекрасно! Я позвал Кмузу, и он принес мне чистую одежду. Новая кожа оставалась чрезвычайно чувствительной и уязвимой, отчего процесс одевания стал сушим мучением. Но я все равно был счастлив возможности вернуться домой.
- Этот американец Морган хочет видеть вас, яа Сиди, - сказал Кмузу. - Он должен что-то сообщить вам.
- Кажется, меня ждут хорошие новости, - заметил я, забираясь в автомобиль. Кмузу закрыл за мной дверцу, обошел автомобиль и сел на сиденье водителя.
- Вас еще ждут некоторые деловые вопросы. У вас на столе лежит большая сумма денег.
- Догадываюсь. Там должно быть два пухлых конверта, один от Фридлендер Бея, второй - моя доля выручки от клуба Чири.
Кмузу покосился на меня.
- У вас уже есть план, как потратить эти деньги, яа Сиди? - спросил он.
Я улыбнулся:
- Держишь темную лошадку?
Кмузу нахмурился. Я вспомнил, что он начисто лишен чувства юмора.
- Вы теперь очень богаты, яа Сиди. С этими деньгами у вас более ста тысяч киамов. С таким богатством можно совершить много добрых дел.
- А я и не знал, Кмузу, что ты ведешь такой строгий учет моих финансов. - Я уже подумывал о добрых делах. Бесплатная клиника для бедных в Будайене или благотворительная столовая были на мой взгляд самыми подходящими ориентирами. Моя реакция не на шутку растрогала Кмузу.
- Ах, как неожиданно, как замечательно! - воскликнул он. - Я всей душой одобряю ваше решение!
- Вот и хорошо, - кисло выдавил я, обдумывая, как построить дальнейшую речь новоявленного филантропа. - Не хочешь ли ты сам заняться этим? Все мое время отнимают дела Абу Адиля и Яварски.
- Я буду чрезвычайно рад. Не думаю, что у вас хватит денег на клинику, яа Сиди, но обеды для бедных - благородный жест.
- Хочется, чтобы это стало не просто жестом. Когда у тебя будут готовы планы и смета, дашь взглянуть.
Самым замечательным в этом разговоре было то, что наконец мне удастся направить энергию Кмузу в другое русло и держать его на некотором расстоянии.
Когда я вошел в дом, Юсеф осклабился и ответил мне поклоном.
- Приветствую вас у себя дома, о шейх! - торжественно возгласил он. После некоторой борьбы он отнял у Кмузу мой чемодан, и вдвоем они проследовали за мной по коридору.
- Вашу квартиру еще ремонтируют, яа Сиди, - тараторил по пути Кмузу. - Я перенес вещи в западное крыло. Квартирка на первом этаже, подальше от вашей матери и Умм Саад.
- Спасибо, Кмузу. - Я уже целиком ушел в мысли о предстоящей работе. Тратить драгоценное время на выздоровление я больше не мог. - Морган все еще там или мне позвонить ему?
- Он в приемной офиса, - встрял Юсеф. - Все в порядке?
- Да. Юсеф, отдай чемодан Кмузу. Он отнесет его в нашу временную квартиру. И открой кабинет Фридлендер Бея. Не думаю, что шейх станет возражать.
Юсеф размышлял с минуту.
- Конечно, - выдавил он наконец. Я улыбнулся:
- Вот и хорошо. Пока он выздоравливает, его делами займусь я.
- Ну, а я тем временем пойду, яа Сиди, - сказал Кмузу. - Можно мне приступать к работе над нашим проектом благотворительности?
- Еще бы. И как можно скорее, - поощрил я. - Ступай с миром.
- Да будет с вами Аллах, - ответил Кмузу и направился к крылу, где жили слуги. Мы же. с Юсефом проследовали в Папочкин кабинет.
Юсеф на пороге замялся.
- Можно мне впустить американца? - спросил он.
- Нет, пусть подождет пару минут, - ответил я. - Мне нужно включить англоязычную приставку, иначе я не пойму ни слова. Не окажешь ли такую любезность? - Я объяснил Юсефу, где она лежит. - Когда вернешься, впусти Моргана.
- Слушаюсь, о шейх. - И Юсеф поспешил выполнять мои распоряжения.
Сев в кресло Фридлендер Бея, я почувствовал неприятное волнение, словно бы занял место нечистой силы. Во всяком случае, ощущение не из приятных. У меня не было желания играть роль визиря Владыки криминального мира или законного представителя международной власти. Сейчас я был "шестеркой" у Папочки, но не приведи Бог, если с ним что-нибудь случится: я всегда оставался под рукой, чтобы стать его преемником. Но у меня-то были другие планы на будущее!
Несколько минут я просматривал бумаги на Папочкином столе, но не нашел ничего "жареного" и компрометирующего. Я уже собирался порыться в ящиках стола, когда вернулся Юсеф.
- Я принес всю коробку, яа Сиди.
- Спасибо, Юсеф. Позови Моргана.
- Слушаюсь, о шейх. - Мне начинало нравиться раболепие слуг, что тоже было плохим знаком.