– Да, в последнее время я этим не занимаюсь. Это требует сил. Поэтому мне приходится брать большую плату, – сказал Танака, не сводя с меня глаз. – А когда умер ваш знакомый?
– Совсем недавно. Это молодая женщина. Я не видела ее около двух лет. Мы сражались друг с другом из-за мужчины. – Мое сердце быстро и тяжело забилось. – Интересно, а могла бы я что-нибудь выпить?
– Да, мне бы тоже не помешало. Давай-ка раздавим бутылочку, – сказал Мидзуо.
– Хорошо, сегодня бар к вашим услугам, – согласился Танака.
Он взобрался по лестнице и снял с одной из верхних полок бутылку, а потом начал смешивать два виски с содовой, его руки двигались быстро и ловко.
– Моя подружка последнее время усердствует со спиртным, – сказал Мидзуо с улыбкой. – Так что лучше сделай ей суперкрепкий коктейль.
– Понятно.
Танака улыбнулся, а я вместе с ним. Просто я снова заметила кое-что. Мидзуо доверяет мне и обращается со мной как с любым взрослым человеком. И это вызывало ни с чем не сравнимое чувство облегчения и уверенности. Я действительно верила: неважно, насколько старше становились люди, они склонны меняться в зависимости от того, как другие к ним относятся – они меняют свой цвет. Мидзуо всегда был очень искусен в использовании других. Мы чокнулись и выпили.
– Не понимаю, – сказал Танака, слегка склонив голову на бок. – Почему ты хочешь увидеть женщину, с которой дралась из-за мужчины?
У меня онемели губы из-за крепкого виски с содовой.
Я честно ответила:
– Мне кажется, мы действительно нравились друг другу. На самом деле, возможно, даже в сексуальном плане.
Танака громко рассмеялся:
– А ты честная, браво!
Я продолжала разглядывать затуманенным взором его маленькие ботинки, изучать форму его крошечных рук и думать, что же скажу Хару, если действительно смогу вступить с ней в контакт. Но как я ни старалась, придумать ничего не могла.
– Начнем? – спросил Танака, и мы допили содержимое наших бокалов.
Мидзуо затих. Без сомнения, он думал о том, что произошло, когда он сам приходил сюда давным-давно.
– Что ты имеешь в виду? Как мы начнем? – спросила я.
– Очень просто. Тебе не нужно принимать никаких наркотиков, и считать, как при гипнозе, мы тоже не будем. Все, что от тебя требуется, закрыть глаза, молчать и пойти в ту комнату. Там и происходят встречи. Я должен предупредить тебя только об одном – если даже она будет приглашать тебя покинуть комнату, ты не должна выходить за дверь. Ты помнишь, что случилось с Безухим Хоити в старой легенде о злых приведениях, когда он пошел с духами? Вот так он и лишился своих ушей. И таких примеров великое множество – люди, которые покидали пределы комнаты, потом понимали, что не могут попасть обратно. Некоторые из них так и не вернулись. Так что ты должна быть осторожна, понятно?
Теперь я уже так перепугалась, что даже потеряла дар речи.
Мидзуо заметил это и рассмеялся.
– Не волнуйся, все будет в порядке, – сказал он. – Ты сильная.
Я кивнула и закрыла глаза. Я почувствовала, как Танака снова вышел из-за стойки, и почти сразу же ощутила легкий холодок, неспешно распространяющийся по моему телу.
Внезапно я оказалась в комнате.
Это была странная маленькая комнатушка с единственным окном с матовым стеклом. Я сидела на потрепанном красном диване. Прямо напротив находился еще один такой же, между ними даже не было столика. Это очень напоминало Комнату сюрпризов, какие были раньше в парках аттракционов, в них еще стены вращались, и даже если вы не двигались, возникала иллюзия, что вся комната вращается. Свет был очень тусклым, и я окунулась во что-то типа меланхолии.
А еще в комнате была деревянная дверь.
Я решила, что ничего страшного, скорее всего, не произойдет, если я просто дотронусь до нее, поэтому протянула руку к дверной ручке. Она была тонкой и успокаивающе прохладной, тускло-золотистого цвета. В тот момент, когда мои пальцы сомкнулись вокруг нее, я почувствовала, как сквозь мою ладонь пульсирующе проникает вибрация. Если бы мне нужно было описать это ощущение, то я бы сказала, что дверь удерживала какую-то силу, будто эта комната была единственным спокойным местом посреди вихря энергии, закручивающегося по спирали снаружи, словно "глаз бури" или обнесенная стеной священная земля. Каждая клеточка моего тела начала дрожать и клокотать, и я поняла, что испытываю инстинктивный страх перед миром, раскинувшимся за дверью.
В то же время я могла понять, почему некоторые люди чувствуют непреодолимое желание открыть ее. Я поняла, что и Мидзуо, должно быть, ощутил подобный порыв. И что те несколько человек, кто вышел наружу (и это тоже правда), скорее всего, никогда не вернутся.
Да, теперь понятно.
Я отошла от двери и села обратно на диван. В голове прояснилось. Я притоптывала по деревянному полу и скользила руками по шершавым бежевым стенам. Все казалось совершенно реальным. Похоже на пустой зал ожидания на каком-нибудь вокзале в маленьком городке, у этой комнаты была какая-то неестественная аура, какая-то гнетущая атмосфера.
И тут это произошло. Внезапно дверь с грохотом распахнулась, и в комнату ворвалась Хаару.
Я была так удивлена, что не могла выдавить ни слова.
На мгновение поверх ее плеч я мельком увидела бескрайнюю гладь мрачного пепельно-серого цвета и услышала дикий рев, словно снаружи бушевал шторм. Этот пейзаж был во много раз страшнее, чем сам факт, что Хару действительно пришла.
– Давно не виделись, – сказала она.
Она слегка улыбнулась, поджав губы.
И еще до того, как это произошло, возникло ощущение, что ее улыбка будет поглощена комнатой и пугающей серостью снаружи.
– Здорово, что мы смогли вот так встретиться, – сказала я.
Слова слетали с моих губ гладко, как по маслу.
– Я рада, что поняла, что ты хочешь меня видеть. Поскольку, честно говоря, ты мне очень нравилась, Хару, ты знаешь об этом? В те дни, которые мы проводили вместе, возникало особое напряжение, но ведь было и весело. И все благодаря тебе. Ты для меня много значишь. И то, что я была рядом с тобой, немалому меня научило. Мне о стольких вещах хотелось поговорить с тобой, но у нас не было случая. И мне действительно жаль, что так вышло.
Я не могу сказать, что все эти слова до единого правда. Это было словно признание. Словно я кричала слова любви лодочке, ускользающей от меня по волнам вдаль.
Но Хару, тоненькая, как раньше, и по-прежнему в черном, кивнула.
– И я тоже, – сказала она, а потом добавила: – Но ты только посмотри на это!
Она встала. При этом прядь ее длинных волос скользнула по моей руке. Это было удивительно приятно и слегка щекотно.
Я сконцентрировалась на этом ощущении, чтобы убедиться, что оно реально.
И тут Хару рывком открыла дверь.
Я застыла, приготовившись к самому страшному.
Если даже она будет приглашать тебя покинуть комнату, ты не должна выходить за дверь.
Хару хихикнула, видя мой невольный испуг и недоверчивость.
– Господи, а ты у нас подозрительная! Да все нормально, я тебе только покажу. Вот, посмотри, я высуну голову наружу, ладно?
Хару высунула голову обратно в пепельно-серый мир. В тот же момент ее волосы стали развеваться и путаться под воздействием ужасающей энергии. Она снова вернулась в комнату и заговорила:
– Ты помнишь тот день, когда бушевал страшный шторм, а мы с тобой остались в его квартире вдвоем? Было такое же ощущение, как сейчас. Знаешь, я пробиралась через эту бурю с закрытыми глазами, так и дошла. Я сделала это потому, что хотела увидеть тебя. То есть ради того мужчины, по которому мы обе сходили с ума, я бы не пришла, серьезно. Поскольку дойти сюда совсем непросто, ой как непросто.
– И со мной было то же самое, – сказала я. – Я осознала, что должна тебя увидеть.
– Потому что я звала тебя, девочка. Я побродила немного вокруг того места, где ты сейчас живешь, – сказала Хару.
Казалось, она стала взрослее, чем та Хару, с которой я была знакома.
– А зачем ты меня звала? – спросила я.
– На самом деле я и сама не знаю. Может, потому, что никогда не чувствовала себя одинокой, когда мы были вместе. Я имею в виду по-настоящему одинокой. Когда бы я ни вспоминала о тебе, у меня появлялось ощущение, что, пока ты рядом, я не столь одинока. А в тот день, ну, ты помнишь, когда разбушевался шторм, мне захотелось поцеловать тебя.
Лицо Хару ничего не выражало.
– Рада слышать, – сказала я.
Но мне стало невыносимо тоскливо. Пепельно-серый цвет снаружи был настолько насыщенным, что при виде спутанных волос Хару, развевающихся на ветру, я ощутила, какое расстояние отделяет нас от прошлого. Больше, чем между жизнью и смертью, шире, чем пропасть между нами.
Я позвала ее по имени:
– Хару!
Хару еле заметно улыбнулась, поправила волосы и взялась за дверную ручку совершенно естественным жестом, потом кивнула на прощанье, тронула мою руку и исчезла за дверью. Я подумала: "Если уж на то пошло, то единственным разом, когда мы вот так разговаривали друг с другом, был тот день…"
Дверь со стуком закрылась, а я все еще чувствовала холодок ее руки.
– Добро пожаловать обратно! – воскликнул Танака.
Я быстро огляделась и поняла, что снова в кафе.
– Ух, ты! Просто чудо! Что это был за фокус? – спросила я.
Я попыталась скрыть замешательство, но действительно была под впечатлением.
– Мило с твоей стороны! Вообще-то все было по-настоящему, – судя по голосу, Танака был слегка рассержен.
– По существу, Танака здесь играет роль мифического животного, которое, по представлениям китайцев, пожирает плохие сны, понимаешь? – сказал Мидзуо.
– Да, ты правильно сказал, – заметил Танака.
– Думаю, это так. Я была очень рада видеть ее. Не знаю… словно яд высосали из моей груди.
Я почувствовала, как постепенно возвращаюсь к реальности. Я убедилась, что мой разум и тело остались такими, какими должны быть. Мое дыхание и зрение были очень резкими и четкими, словно рассеивалась какая-то дымка.
– У тебя сейчас ощущение как после тяжелых физических нагрузок, да? – спросил Танака, с грохотом поставив на стойку передо мной стакан воды со льдом. – Это потому, что ты только что побывала далеко-далеко отсюда.
Ах да, тот грозовой день.
Стояла ранняя осень, и разбушевался тайфун.
Наши с Хару взаимоотношения неуклонно подходили к опасной черте, мы ругались всю неделю. Наша любовь к тому мужчине начала истончаться, мы ничего не могли поделать, чтобы изменить ситуацию к лучшему, поэтому постоянно ходили раздраженные и нервные. А наш возлюбленный почти не заглядывал к себе домой, но нам обеим уже было не до этого.
– На улице громыхает просто кошмарно, – сказала я.
Мне хотелось пойти домой, но я не могла, поэтому у меня не было выбора, кроме как сказать Хару что-нибудь. И я бездумно совершила ошибку – заговорила с ней. Но она ответила на удивление нормальным тоном.
– Хоть бы перестало. Ненавижу гром.
Она сдвинула брови. Это придало лицу интимно печальное выражение, и каждый раз, когда я его видела, я была очарована хотя бы на мгновение.
– Фуми! Помоги мне! Я боюсь!
Яркая вспышка молнии и почти сразу же раскат грома, такой сильный, что казалось, удар наносят прямо по голове. Впервые Хару сказала мне что-то подобное, поэтому я, остолбенев, посмотрела на нее и обнаружила, что она сидит лицом ко мне и улыбается, как маленькая девочка. И внезапно я поняла. Хару тоже знает. Любовная связь подходит к завершающему этапу, а после этого мы никогда больше не увидимся. Она знает это так же хорошо, как и я.
– Гроза совсем рядом, – сказала я.
– Я бы все отдала, чтобы она прекратилась, – ответила Хару.
Она отошла от окна, обогнула меня, притворяясь, что пытается спрятаться за моей спиной.
Без сомнения, из-за этой грозы ей стало одиноко.
– Не обманывай меня. Ты не боишься, – сказала я недоверчиво и обернулась посмотреть на нее.
– Вообще-то боюсь немного.
Она засмеялась. Я улыбнулась в ответ. А затем на ее лице отразилось удивление.
– Слушай, а ведь мы подружились. Ну хоть чуть-чуть?
Я кивнула.
– Знаешь, думаю, это так.
Комната была отгорожена от окружающего мира, снова и снова раздавались раскаты грома, приближаясь издалека. Воздух внутри стал плотным и тяжелым, и возникло ощущение, что даже наше молчаливое дыхание может разрушить эту маленькую идиллию. Сейчас здесь не было ничего, кроме ощущения драгоценности момента. Вскоре все это кончится. Поблекнет и исчезнет, и каждая из нас пойдет своей дорогой. И снова и снова эта уверенность с грохотом обрушивалась на нас.
– Интересно, как он сейчас, в такую грозу?
В свете молний профиль Хару казался миниатюрным и красивым.
– Да, несомненно, сегодня сильная гроза.
Мне хотелось просто посидеть тихонько. Вдвоем, молча и спокойно.
– Как ты думаешь, а он хоть зонтик-то взял?
– В такую погоду зонтик не поможет. Тебя ударит молнией.
– Это ему подошло бы? Ну, такая смерть?
– Хотелось бы, чтоб он поторопился и пришел домой.
– Ага.
Мы сидели рядышком и разговаривали, прислонившись к стене и обняв колени. Это был единственный раз, когда я разговаривала с Хару вот так – раньше такого никогда не было и больше не будет. Шум дождя ни на минуту не переставал мешать нашим мыслям. Казалось, что все время, пока мы находились в этой комнате, мы были друзьями, и были так же близки, как сейчас. Словно все время мы только притворялись, что недолюбливаем друг друга.
– Такое впечатление, что началось наводнение.
– Ага, уже давно такого ливня не было.
– Интересно, где он может быть?
– Пусть где угодно, лишь бы в безопасности.
– Не волнуйся, с ним все будет в порядке.
– Да, скорее всего.
Хару обнимала колени, положив на них свой узкий подбородок.
Она кивнула уверенно и изящно.
*
Уже почти рассвело, когда мы с Мидзуо покинули заведение Танаки.
По дороге я спросила его:
– А как долго я на самом деле пробыла без сознания?
– Около двух часов. Мы пили и ждали, и я так напился!
Голос Мидзуо эхом раздавался в пустынном переулке.
– Да? Так долго?
Я пробыла с Хару всего несколько минут, поэтому удивилась, услышав его ответ. Но все равно настроение было хорошее, и я расслабилась. Луна и звезды светили невероятно ярко, настолько ослепительно, что казалось, кто-то вымыл их, и у меня было чувство, что я не видела их такими много лет. Из-за этого мне было радостно просто идти, и ноги сами по себе ускоряли ход. Хару, ангельское пение, медиум-коротышка, Хару…
– Ну и здорово, раз тебе лучше, – вдруг сказал Мидзуо и обнял меня за плечи. – А теперь перестань об этом думать.
Я молча кивнула.
Неужели я каждую ночь напивалась?
Хару всегда была где-то рядом?
А та прекрасная песня была ее попыткой позвать меня?
Куда я только что отправилась, пока была в этом кафе?
Кто этот коротышка? Почему он способен на такие вещи?
Это действительно была Хару? Хотя она и умерла?
Или это был лишь спектакль одного актера, сыгранный в моей душе?
А потом Хару ушла со сцены, а я осталась в одиночестве.
Но назойливее всех этих загадок был тихий ветерок, скользивший по моему телу и сквозь него, очищающий меня.
– У меня такое ощущение, что с завтрашнего дня я перестану столько пить. Интересно, уж не специально ли я это делала? Не знаю… мне и впрямь кажется, что я смогу остановиться.
– Я уверен, ты уже дошла до этой стадии, – улыбнулся Мидзуо.
Неужели для него все происходящее – это лишь "стадия"? То, что творится у меня в душе, то, что он со мной?
Неужели он так нежен лишь потому, что слишком холоден?
Я не имею представления, что произойдет, но если я буду любить его больше, чем сейчас, то, наверное, стану совершенно прозрачной.
Что случится с нами, если мы начнем нашу новую жизнь вместе?
И все же…
По-прежнему казалось, что улыбка Мидзуо проникает мне в самое сердце, и у меня появилось чувство, что эта улыбка – точная копия холодной и прекрасной ночи. И даже если этой ночью мы были вместе, а все остальное растворилось в прошлом, то это уже хорошо. Словно я держу это ощущение хорошего в своих руках, и оно светится. Совсем как время, проведенное с Хару.
Во всяком случае, я, скорее всего, никогда больше не услышу тот поющий голос, такой прекрасный, что охватывает дрожь, – внезапно я поняла это. И стало ужасно тоскливо.
То ощущение защищенности, сладость, боль, нежность… Уверена, каждый раз, когда увижу зеленую листву деревьев в моем саду в свете уличных фонарей, меня словно молнией будут пронзать воспоминания, и след той нежной песни будет мелькать передо мной, а я побегу за ним, словно по запаху определяя путь и гонясь за чудесным ароматом.
И тогда я перестану хотеть помнить и все позабуду.
Я осознала это, пока шла рядом с Мидзуо, положившим мне руку на плечо.
Спящая
С каких пор я начала спать все время, когда оставалась одна?
Сон накатывал на меня как волна. Я никак не могла противостоять ему. Он был совершенно беспробудным, настолько, что ни телефонные звонки, ни шум автомобилей за окном не могли достичь моего слуха. Но при этом мне не было больно, и я не была особенно одинока. Не существовало ничего, кроме сонного царства, в котором моя душа парила в свободном падении.
Когда я просыпалась, то мне было чуть-чуть одиноко, но лишь на мгновение. Я смотрела на потемневшее небо и понимала, сколько времени прошло с тех пор, как я провалилась в сон. А ведь даже не собиралась спать, но все-таки уснула и потеряла целый день, неотчетливо размышляла я. Внезапно то острое сожаление, которое я испытывала, сожаление, близкое к стыду, пронзало ледяное лезвие страха.
Когда именно я подчинилась сну? Когда перестала сопротивляться? Я ведь была раньше такой энергичной, бодрой – но когда это было? Так давно, что, казалось, прошла целая вечность. Словно сцены далекого прошлого, картинки с папоротниками и динозаврами, мечущимися прямо перед глазами, мои воспоминания о том времени всегда казались мне образами, окутанными дымкой.
*
Но даже когда я спала, я могла определить, что звонит мой любимый.
Когда звонил господин Иванага, телефон звучал совершенно иначе. Почему-то я просто понимала, что это он. Все остальные звуки долетали издалека, но когда это был он, то звучание приятно отдавалось прямо в моей голове, как музыка, когда вы слушаете ее в наушниках. Поэтому я вставала и поднимала трубку, и его голос, настолько низкий, что это всегда меня пугало, произносил мое имя:
– Тэрако!
– Да, – отвечала я таким бесцветным голосом, что он хихикал.
А потом всегда говорил одно и то же:
– Не разбудил ли я тебя?
Обычно он обходился без лишних формальностей, поэтому мне нравилось, когда он это произносил, просто ужасно нравилось. Эта вежливая фраза вылетала из его рта совершенно неожиданно. Каждый раз у меня возникало чувство, что мир вокруг меня погас. Я переставала видеть, словно опускался какой-то занавес. Казалось, я смаковала эхо его голоса целую вечность.
И тогда, наконец, просыпалась.
– Да, я спала.