По странному совпадению мы нашли квартиру для Рюичиро в тот самый день, когда Ёшио уехал в специнтернат. Недаром говорят, что за грустным событием обязательно последует радостное.
Но на этом странности не закончились – квартира, которую облюбовал себе Рюичиро, находилась в доме через дорогу от лестницы, на которой я упала и ударилась головой о ступеньки. Это был довольно старый многоквартирный дом. Одно из окон в квартире выходило прямо на злополучную лестницу. И если я буду подниматься по лестнице, а Рюичиро выглянет из окна, то он сразу меня заметит.
– Так и представляю себе, – сказала я, – я иду по лестнице, ты стоишь у раскрытого окна и машешь мне рукой, я машу в ответ и в следующее же мгновение, стукаясь головой о каждую ступеньку, кубарем качусь вниз, в новое беспамятство… И снова моя жизнь станет для меня загадкой.
Мы стояли в комнате у окна. За дверью, на лестничной площадке нас поджидал человек из квартирного агентства. В квартире уже довольно давно никто не жил – воздух пах солнечным светом и пылью. С пола тянуло приятным холодком. Наши голоса будили негромкое эхо.
– Ничего. Раз память к тебе один раз вернулась, вернется и во второй, – усмехнулся Рюичиро.
– Ой, смотри! Вон там! – я ткнула пальцем в сторону лестницы.
– Где? Что?
– Да вон же! Не видишь, что ли? Следы моей крови на ступеньках. До сих пор видны.
– Да ладно тебе. Не ври. Придумаешь тоже гадость всякую, – сказал он с отвращением.
Квартира была угловой. Окно – с восточной стороны и окно – с южной. Дул ветер, и от каждого его дуновения белая кружевная занавеска, оставленная предыдущим жильцом, ходила сполохами, как северное сияние. Ее движения были похожи на звуки органной музыки.
– Знаешь, мне здесь нравится, – сказал Рюичиро.
– А денег тебе хватит?
– Ну, ты и нахалка! – возмутился он. – Денег мне хватит, не волнуйся. Моя книга хорошо продавалась и, между прочим, продается до сих пор. И ты могла бы уже запомнить. Почему я каждый раз должен тебе это повторять?
– У тебя что, есть сбережения, что ли?
– Ну есть.
– Врешь, небось, – я ухмыльнулась.
… Квартира была светлой, с приятными обоями и вообще немного напоминала наш номер в сайпанской гостинице.
Я сказала об этом Рюичиро.
Он улыбнулся и ответил:
– Ага, я, когда окно открывал, подумал – сейчас выгляну наружу, а там – море.
"А сам-то сказал, что мы чужие… Разве мы чужие?" – подумала я.
Разве можно было поверить в то, что до недавнего времени мы жили порознь и совсем не знали друг друга?
Мне казалось, что мы вместе уже вечность. С давних-давних пор.
Это чувство усиливалось пыльной пустотой комнаты, напоминавшей какие-то древние развалины. Кроме нас, здесь не было никаких признаков (и даже призраков) жизни. Только мы и наши голоса. Мне никогда раньше не доводилось бывать в таких местах, и я даже не подозревала, что они вообще существуют, а тем более в этом, хорошо знакомом мне, городе. Наверное, поэтому мысли о вечности нашего союза впервые нахлынули на меня именно здесь.
Чистый белый лист. На нем все так заметно, так ярко. Я здесь и сейчас, с этим человеком – две индивидуальности, создающие сочное красочное полотно…
Жизнь без брата была похожа на немое кино – вроде бы все на месте, но чего-то не хватает.
Каждый раз, когда я проходила мимо его комнаты, у меня в горле вставал комок – точно такой же, как при взгляде на фотографии Маю или отца. Хотя он не умер – с чего бы ему умирать? – но его образ словно заволокла зловещая тень.
Что бы я ни делала, я думала о нем. О моем брате.
Как-то раз Микико по дороге домой купила в кондитерской большое пирожное. Мы поделили его на двоих и, сидя на кухне, молча принялись каждая за свою половину.
Вдруг Микико сказала:
– Наверное, то, что мы сейчас чувствуем, мы должны были бы почувствовать только тогда, когда Ёшио пошел бы в университет… В университете мальчики часто заводят себе подружек и почти перестают появляться дома… Как-то все быстро получилось. И так неожиданно… – Судя по ее голосу, она до сих пор не верила в случившееся.
Если бы брат оставался с нами, я – как и раньше – не обращала бы на него внимания, но теперь его не было, и я вдруг в полной мере осознала, что он для меня значил. Горькое чувство, похожее на раскаяние, – оно не покидало меня ни на мгновение: как я могла отпустить его, упустить такого дорогого мне человека?
Она подошла ко мне в кафе, где я в одиночестве отдыхала после работы. Я сидела с книгой за просторным столом, на котором стояла ваза с огромными белыми лилиями, какими-то изящными веточками и пышно – невесомой, как облачка, кружевницей. Букет был таким большим, что я практически ничего и никого не видела. В общем, это как нельзя больше подходило моему настроению, Я не заметила, как она подошла к столу.
– Извините, – мягкий голос просочился сквозь белые лилии. Я удивленно взглянула на букет. По ту сторону стола (и букета) стояла молодая женщина. Ее белое лицо казалось слегка размытым и на редкость гармонично вписывалось в обрамление из нежных лепестков лилий и замысловатых переплетений тонких веток. Она была прекрасна.
– Мне очень неудобно отвлекать вас от чтения, но почему-то мне показалось, что вы должны быть знакомы с одним очень дорогим мне человеком… С одним моим маленьким другом. – Казалось, ее голос доносится откуда то издалека, из какого-то иного таинственного мира.
Ее густые каштановые локоны мягко падали на плечи. Все в ней было утонченным и элегантным. Карие миндалевидные глаза глядели на меня из-под потрясающе длинных ресниц. Гладкая, чистая кожа. Тонкие губы. Женщина была одета в белый свитер и длинную черную юбку, туго обтягивающую талию. Должно быть, именно так выглядят английские аристократки… Хотя откуда мне знать, как они выглядят? Я никогда с ними не встречалась. Просто вдруг мне подумалось, что, наверное, они выглядели как-то похоже…
– Простите? – я изобразила на лице удивление, хотя встречи со странными людьми уже перестали меня удивлять. Сколько же их вокруг? Еще немного – и я смело могу открывать балаганчик и показывать всех этих персонажей за деньги. При этом я бы соврала, если бы заявила, что они мне надоели. Напротив, без них моя жизнь стала бы очень скучной. Снедаемая диким любопытством, я улыбнулась и продолжила разговор: – Может быть, я и знаю вашего маленького друга, но, честно говоря, мне не очень понятно, кого вы имеете в виду.
– Я имею в виду одного мальчика младшего школьного возраста, – сказала она.
– Если вы говорите о моем брате – буду рада вам помочь. Никаких других мальчиков младшего школьного возраста я, простите, не знаю, – я еще раз взглянула на ее лицо в импровизированном ореоле букета. – Ну что же вы стоите? Садитесь, пожалуйста, тогда и поговорим.
В ответ, немного наморщив носик, она улыбнулась. Между губ сверкнул ряд ровных белых зубов.
Думаю, мало кто может устоять перед такой улыбкой. Я не смогла: эта женщина очаровала меня.
Она сходила за своей чашкой и подсела ко мне. Увидев содержимое чашки (чай с молоком по-английски, кто бы сомневался!), я не удержалась от улыбки: все правильно, все сходится.
– Так где вы познакомились с моим братом Ёшио? Ах да, простите. Меня зовут Сакуми, очень приятно.
– И вы меня простите, я, кажется, забыла представиться. В университете, где я сейчас учусь, все зовут меня Лапша. Это потому, что на обед я всегда ем лапшу кишимен, – она тихо рассмеялась.
Да. Удивительная женщина, что и говорить. Интересно, может, мой мозг посылает какие-нибудь тайные телепатические сигналы? Если верить телевизионным шоу, это вполне возможно…
– Мы с Ёшио познакомились в парке. Во время обеденного перерыва, – продолжала между тем Лапша свой рассказ. – Он слонялся по парку без дела. Было видно, что мальчик прогуливает школу и что ему абсолютно нечем заняться. А в этот день у меня как раз неожиданно были отменены все послеобеденные лекции. В общем, я к нему подошла, заговорила с ним, и вдруг обнаружилось, что у нас очень много общего. Так что мы быстро подружились и почти каждый день встречались в парке на скамейке. Но потом он вдруг пропал. Я начала волноваться, может быть, с ним что-нибудь случилось? А у меня – ни адреса, ни телефона. Представляете?
– Ну хорошо, а как вы догадались, что я его знаю? – спросила я. – У нас с ним такая большая разница. Да и вообще, мы, кажется, не очень-то похожи друг на друга.
– Знаете, я умею догадываться о таких вещах. Можете называть это интуицией. Ваш брат, если не ошибаюсь, тоже обладает такого рода способностями… Я просто сидела в кафе, наслаждалась чаем по-английски, и тут вдруг вошли вы и сели за этот стол. Самая обычная ситуация, но что-то внутри меня вдруг сжалось, появились какие-то образы, воспоминания. Например, я вспомнила, что Ёшио рассказывал мне о своей старшей сестре, которая потеряла память… В общем, я рассудила, что самым правильным будет подойти к вам и удостовериться, права я или ошибаюсь в своих догадках.
– Ах, вот в чем дело, – улыбнулась я. – Тогда все понятно.
Я не врала – мне действительно было понятно. Время, проведенное на Сайпане с Кодзуми, Сасэко и Ёшио, не прошло для меня даром. За тот месяц я многое для себя уяснила. У меня выработался иммунитет на подобные вещи.
– Хорошо, я расскажу вам про Ёшио. Он ушел из обычной школы и сейчас учится в частном интернате для неординарных детей. У них там довольно жесткое расписание, дети все время чем-то заняты. Поэтому у него просто нет времени на прогулки в парке. Кроме того, как я понимаю, их оттуда не очень-то отпускают…
– Что вы говорите… – Лапша удивленно вскинула брови. – Как странно. Впрочем, если ему там нравится, в этом интернате, то все остальное не имеет никакого значения. Я волновалась просто от неопределенности, ведь я же не знала, что с ним – может он снова начал ходить в школу, может, заболел, или переехал, или еще что-нибудь другое… – она неожиданно засмеялась. – Знаете, давайте сделаем так: я дам вам свой адрес и телефон, и, когда вы встретитесь с Ёшио, вы ему их передадите и попросите, чтобы он мне позвонил. Хорошо?
Не дожидаясь моего ответа, она взяла салфетку и записала на ней свои координаты.
"Судзуки Канамэ", – прочла я ее настоящее имя.
– Я все ему передам, не волнуйтесь. – С этими словами я убрала салфетку в сумку.
Прошло несколько дней.
– Это было ошибкой!! Зачем я отдала его в этот гадкий интернат?! – кричала мама вне себя от бешенства. Она только что вернулась с собеседования с директором и никак не могла успокоиться. – Это же какая-то казарма, а не школа! Уж лучше бы он сидел дома и занимался с частными учителями.
В голосе мамы послышались истерические нотки. Надо было срочно как-то ее успокоить.
– Мам, не волнуйся! Неужели все действительно так плохо? – спросила я, думая о том, что уже прошло две недели и на следующие выходные Ёшио наконец-то должен приехать домой. – Там что, детей запирают? Или, может, учителя какие-то не такие?
– Да нет же, нет! Люди там, в основном приятные… Но ты только подумай, директор меня просто замучил расспросами о разводе! Что за бестактность! Какое его дело, я не понимаю! И вообще – это уже в прошлом и нечего об этом вспоминать.
– А как там Ёшио? – решила я сменить тему.
– Он в полном порядке. Говорит, что в интернате ему нравится больше, чем в обычной школе. Завел себе новых друзей.
– Так в чем же тогда проблема? – недоуменно спросила я.
– Проблема в том, что этот интернат мне не нравится! И точка! Почему это я должна ходить туда на дурацкие собеседования?!
– Мам, ну ты чего? У тебя же сын там учится… Ты такое иногда скажешь, просто удивительно.
Мама каким-то непонятным образом сочетала в себе крайнее великодушие и крайний эгоизм.
И тут вдруг вмешалась Микико, которая сидела на диване и смотрела телевизор.
– Тетю Юкико тоже можно понять, – сказала она. – Ведь Ёшио совершенно нормальный мальчик – не даун, не аутист, не больной какой-нибудь. Его даже из школы не выгоняли – он ушел оттуда по собственному желанию. Ну хорошо, он прогуливал, но это же не значит, что он психически нездоров. А в этом интернате большинство детей как раз такие – с отклонениями.
– Вот-вот! – подхватила мама. – Но что я могла сделать?! Ёшио меня просто замучил: "Не хочу ходить в обычную школу. Хочу в интернат". Я пошла ему навстречу, сделала, как он просил. Но теперь я думаю, что, может быть, был еще какой-то выход? Мы наверняка могли придумать что-нибудь получше, чем эта спецшкола… Просто Ёшио сам не знает, что ему нужно.
– Ну хорошо, тогда забери его из интерната и отправь учиться за границу, – сказала я.
– Да ты что? Ты знаешь, сколько это стоит?!
– Ну или забери его из этого интерната и переведи в другой. Для нормальных детей.
– Я как раз об этом думала по дороге домой.
– Только вот есть одна закавыка, – сказала я. – Никак не могу понять, почему Ёшио так хотел именно в эту школу. Может быть, ты знаешь?
– Понятия не имею.
– Вот что – я съезжу его навестить и заодно узнаю, в чем причина. Старшим сестрам не возбраняется приезжать на собеседования?
– Почему бы и нет? Мне кажется, что это вполне нормально. Ну в крайнем случае они тебя отправят домой, и дело с концом, – улыбнулась мама.
С тех самых пор, как мы отправились с Ёшио в нашу первую поездку в Кочи, я все время чувствовала, что теперь в ответе за него.
Перекладывая салфетку с адресом Лапши в записную книжку, чтобы не потерять, я еще больше укрепилась в своем решении поехать в интернат и поговорить с Ёшио.
Собеседования с родными проходили по субботам.
После собеседования я пошла к Ёшио.
Почему-то я представляла себе эту встречу следующим образом: маленькая комната, разделенная решеткой на две половины, мы с Ёшио сидим по разные стороны решетки и пытаемся общаться. Но к счастью, действительность ни в коей мере не соответствовала этой мрачной картине.
Снаружи интернат выглядел как обычная школа – большие окна, чистый двор, широкая лестница. Я шла по просторным коридорам и думала о том, что здесь вовсе не так ужасно, как представляет себе моя двоюродная сестра Микико.
Я заглянула в класс – на стенах висели детские рисунки и разноцветные плакаты, на стуле лежала забытая кем-то игрушка. В этом месте не было ничего ужасного и мрачного, и мучавшие меня дурные предчувствия рассеялись сами собой.
От учительской было видно, как дальше по коридору бегают туда – сюда радостные дети. Они не производили впечатления больных – обычная школьная суматоха: то и дело доносился детский смех и звонкие голоса.
Я вошла в учительскую и заговорила с дежурной:
– Здравствуйте. Я старшая сестра Ёшио – это ваш новый ученик. Могу ли я забрать его на пару часов?
– Конечно! – улыбнулась она в ответ. – Главное, верните его к половине восьмого.
Дежурная была такой приветливой, что я окончательно успокоилась.
Если подумать, то этот интернат – идеальное место, где дети могут наконец-то отдохнуть от своих родных. И возможно, мой брат не исключение. Нельзя сказать, чтобы у него была легкая жизнь. Снаружи все выглядело очень хорошо, но внутри… Кто знает, что там творится у него в голове? Он как-то жаловался, что плохо спит из-за всех этих видений и голосов, что мучается и устает. А с мамой об этом не поговоришь, да и мне, видимо, тоже далеко не все можно рассказывать. Наверное, поэтому он и решил перебраться сюда, в эту школу.
Брат появился в сопровождении приятного мужчины средних лет. Сквозь приоткрытую дверь учительской он заметил дежурную и радостно помахал ей рукой:
– Я скоро вернусь! – крикнул он. Потом подбежал ко мне: – Привет! Я так давно тебя не видел.
– Взаимно, – ответила я. – Пойдем куда-нибудь. Погуляем, перекусим. Что бы ты хотел съесть?
– Я хочу пирожное! Очень – очень. Просто умираю!
– Тут вообще как кормят, нормально? – спросила я вполголоса.
– Вроде нормально.
– Ну вот и хорошо. Пойдем, – я потянула его к выходу.
Когда мы вышли на улицу, он глубоко вдохнул.
– Какой замечательный воздух! Вкусный. Не то, что в школе, – он хитро взглянул на меня и засмеялся. Все вокруг было залито мягким теплым светом. Ёшио казался отдохнувшим. Он стал как-то спокойнее. Видимо, новая обстановка была для него в самый раз – с одной стороны, он больше не чувствовал постоянной опеки, с другой – все время находился под защитой.
– Ты серьезно? – спросила я.
Вместо ответа он снова засмеялся.
– Ну хорошо. Значит, новая школа тебя вполне устраивает. А как учителя? Добрые?
– Ага, – он кивнул. – И еще у меня теперь много новых друзей. Некоторые из них аутисты, но чем дольше с такими людьми дружишь, тем легче с ними общаться. Иногда они, конечно, выкидывают разные штуки: громко кричат или вдруг начинают плакать, а еще у нас есть одна девочка – она никогда не говорит с учителями. Представляешь? Со всеми детьми разговаривает, а как учитель заходит – она сразу замолкает и молчит, как немая. А еще есть мальчик, который не разговаривает со своими родителями.
– Бедные.
– Ага. Вечером, уже, когда мы спать ложимся, ребята часто рассказывают всякие ужасные истории из своей жизни. Про то, как дома плохо, ну и вообще.
– А тебя уже водили к врачу? Что он тебе сказал?
– Он сказал, что я очень чувствительный для своего возраста.
– Ну это и так понятно.
– Я ему сказал про развод родителей. Сказал, что переживал и все такое.
– Ага. Между прочим, твой рассказ имел некоторые неприятные последствия.
– Для мамы, правильно? Наверное, они на собеседовании с ней об этом говорили.
– Говорили, не сомневайся. Но может, это и к лучшему, – я улыбнулась.
– Да. К тому же я все равно скоро отсюда уйду.
– Да ну? Честно?
– Ага. По крайней мере, я тут долго оставаться не собираюсь, – ответил брат.
Мы сели в метро и поехали в сторону дома. На станции можно будет перекусить, но вообще-то в нашем районе особо нечего делать – просто я подумала, что, может быть, Ёшио захочет зайти домой. Но на мое предложение он лаконично ответил: "Лучше не надо".
"Вот это да!" – подумала я. Разве это не странно, что ребенок в его возрасте не хочет зайти домой и повидать маму?
Пейзаж за окном был немного смазанным: на укутанных мягким туманом городских улицах царило нежное весеннее цветение. Суббота. Пустая послеполуденная электричка. Вагон, пронизанный солнечными лучами.
Ёшио вдруг спросил:
– Как ты думаешь, почему в интернате я так быстро нашел новых друзей? Я как будто все про них знаю, как будто читаю их мысли. Они мне очень нравятся, хотя среди них есть совсем странные и даже почти сумасшедшие, которые все время боятся. Так сильно, что даже не могут говорить…