На темной бензозаправке близ Спрингфилда Дотти накачивала арабский бензин в столитровое брюхо "ровера", стиснув хрупкими руками ребристый пистолет. Ван с некоторым испугом ступил на асфальт штата Миссури. Он пролетал над этими местами десятки раз и ни единожды не коснулся земли. Но даже в Миссури имелись кока-кола и бензин. И придорожный супермаркет с отличным видом на горизонт. А на задней стене супермаркета имелись заземлённые розетки. Никто не приглядывал за желающими отсосать немного электричества. Так что и в Миссури была жизнь.
Капризный малыш, хмурая Дотти и сонная Хельга скрылись внутри в поисках уборной, вяленой говядины и шоколадных батончиков. Ван загнал "ровер" в дальний угол бетонированной стоянки между ржавым мусоровозом и канализационным люком, выволок из машины пластиковую сателлитную антенну и клубок разноцветных проводов, включил адаптер в розетку и нацелил "тарелку" в облако мошкары вокруг уличного фонаря.
Проезжающие мимо машины сигналили – скептически настроенные жители Миссури посмеивались над Ваном и его нелепой штуковиной. Переносная интернет-антенна "Космобэнда" была похожа на полурастаявшую доску для сёрфинга на хромированной табуретке. Взрослый человек, бороду отрастил, а мучает реквизит из "Звездных войн".
Трясущимися с отвычки руками Ван включил наводку. Антенна застонала и неохотно зашевелилась. А потом с тупой механической неохотой дала коннект.
Мишень антенны была пыльной, старомодной и недоиспользованной. "Рейнджровер" Вана превосходил ее размерами раз в пять. И болталась она в двадцати трех тысячах миль над Землей.
Ван торжествующе вытянул с небосвода первое письмо.
Появилась Дотти.
– Милый, шербету не хочешь?
– Не-а.
Она глянула на сплетение кабелей.
– Уже можно подключаться?
– Aгa. Прямо по локалке.
Дотти просияла:
– Дерек, это же замечательно!
Покуда "ровер" мчался дальше, Ван прочитал свежую почту. Потом они остановились ещё раз, он выволок антенну и скачал с нескольких внутренних веб-сайтов "Мондиаля" материал для работы. Сражался с глючным кодом маршрутизатора. Плюнул в небо потоком электронных писем. И всё по новой. И по новой. Под звёздами и на заре. Подремал на футоне. И по новой.
Когда они добрались до Бербанка, за рулем сидел Ван – единственный, кого не сморил сон. График они обогнали на шесть часов, пересекли четыре часовых пояса и превысили допустимую скорость в восьми штатах.
ГЛАВА 3
Бербанк, штат Калифорния, 14 сентября 2001 года
Найти дорогу через Бербанк Вану удалось без всяких проблем, если не считать цепенящей усталости и нестихающего зуда под пропотевшим бельем. Он немало времени провёл здесь с дедом – на каникулах и по выходным.
В свое время – после женитьбы на второй бабушке – Элмер Вандевеер, более известный как Чак, купил загородный дом в предгорьях, невдалеке от поместья Рональда Рейгана. С этим маленьким ранчо связаны были самые счастливые детские воспоминания Вана. Он с восторгом падал с лошади, поджигал тюки сена и постреливал по крысам и кроликам из мелкашки.
Дед Чак принадлежал к числу ведущих специалистов по аэродинамике. К своему игрушечному ранчо он относился точно к важному проекту: лихорадочно вкапывал столбы, деловито колол дрова. Настоящим домом для деда, предметом глубочайшей его страсти, местом, где он проводил всё своё свободное время, был двухэтажный бетонный бункер без окон на окраине городского аэродрома. Туда, в обитые свинцовым листом комнаты, часто заглядывали высокие чины ЦРУ и ВВС.
Дед работал в локхидовской "шарашке".
Со времен Ванова детства, которое пришлось на семидесятые, городок Бербанк разросся, пожрав окрестные апельсиновые рощи и распростёршись на соседних холмах, но обсаженные пальмами улицы близ аэропорта ещё казались смутно знакомыми. Ван подозревал, что сам он изменился ещё более радикально, нежели город. Из косноязычного мальчишки с леденцом, жуткой аллергией и моделькой "крестокрыла" из "Звёздных войн" он превратился в молчаливого, рослого, бородатого, изрядно пропотевшего программера в черных очках.
Что-то было не так. Ван растерянно потыкал пальцем в блок GPS. Адрес он ввел правильный, но совершенно не узнавал окрестностей. Ничего похожего на дом престарелых рядом не наблюдалось.
В истерическом неистовстве дот-комовского бума Ван почти перестал навещать деда они не виделись чуть не с тех времён, когда Ван покинул Стэнфорд. Дом престарелых – место безрадостное. Звонки, е-мейлы, цифровые открытки на Рождество, оцифрованные фотографии малыша – вот, собственно, и всё, что связывало его с дедом Чаком. Но теперь блок спутниковой навигации привел его в совершенно неведомые края на крыльцо частного дома-двухсемейки с наскоро оштукатуренным фасадом.
Хуже того – по местному времени было только 6.17 утра. Ван затормозил у нестриженного газона на обочине, выбрался из машины и тихонько, чтобы не разбудить дремлющих домочадцев, прихлопнул дверь. Потом потянулся. Скрюченный позвоночник хрустнул в трех местах. Перетянутые сухожилия на запястьях ныли.
Чувствуя себя нелепо и неуместно, Ван подошел к калитке. Квартира А принадлежала "С. Чану", жильцом квартиры В значился "Дж. Шринивасан". Выходило, что Ван примчался сломя голову в Калифорнию, чтобы вместо деда столкнуться с двумя иммигрантами. А другого адреса у Элмера Вандевеера не было.
Ван уныло обдумывал следующий свой шаг. На Восточном побережье уже начало девятого: можно было позвонить матери в Джорджию и спросить, не знает ли она чего-нибудь о таинственном дедовом исчезновении. С отцом Вана мать давным-давно развелась и нашла свое счастье в лице благородного южанина, дантиста по профессии, от которого ей не приходилось претерпевать несказуемого обхождения, как от Ванова отца.
Объясняться с матерью Ван никогда не любил – но телефону или без. Ван и его родительница жили в разных мирах. Ван – в своём, основательном и серьёзном, она же – в каком-то безалаберном. Даже если она старалась выслушать сына с самыми лучшими намерениями, то почему-то всегда обижалась.
Звонить отцу было совершенно немыслимо. Ван не знал не только его номера – он не знал даже, есть ли у отца телефон или дом. Они не просто не общались – им нечего было сказать друг другу.
Во всяком случае, Ван не собирался обращаться в отдел пропавших городского управления полиции. Копы начнут с того, что обратятся к базе данных Национального управления картографии, а инженер, который проектировал секретные самолёты-шпионы, пускай даже двадцать лет тому назад, не тот человек, которому позволят просто так пропасть. Начнется кавардак.
Можно было попросить о помощи Джеба. В мире федеральных баз данных Джеб знал каждую собаку. Джеб в буквальном смысле слова закладывал для них фундамент. Но Джеб будет вне себя, что его звездный протеже потерял собственного дедушку и не смог найти.
В конце концов Ван решился на взлом. Рискованно и, скорей всего, глупо, но хотя бы практично. Угрызений совести он при этом испытывал не больше, чем когда вламывался в дом к мирно дрыхнущему семейству очередного малолетнего хакера. Вставало солнце, щебетали птицы, в округе царили тишина и покой.
Ван приоткрыл увитую бугенвиллеями ржавую железную калитку и на цыпочках прокрался по узкой, заросшей сорняками дорожке мимо влажных от росы розовых клумб. Может, найдётся незапертая дверь в этом доме? Или окно, открытое свежему калифорнийскому ветерку. Хоть какой-нибудь вход. Любая системная уязвимость, которая поможет близорукому толстеющему программисту шести футов ростом незаконно вломиться в дом к совершенно незнакомым людям. Да что он – совсем ума лишился? Каким местом он думал только что? В любой момент Ван ожидал белой вспышки датчика движения. Заполошного лая добермана. Щелчка, с каким взводят курок.
Он осторожно заглянул в зарешёченное окно через раздвинутые шторы. В квартире Шринивасанов можно было наблюдать пёстрые ковры, ширму сандалового дерева, плетёную кушетку и пышные разноцветные подушки на ней, выключенный телевизор. На дальней стене висел портрет покойного хозяина дома в рамке, обрамлённой пыльными желтыми гирляндами.
Пытаясь справиться с отчаянием, Ван протёр солнечные очки полою рубашки и пополз вдоль стены к следующему окну.
И тут он услышал голос.
Ван подлез поближе и заглянул в другое окно, замызганное и отпотевшее. Железная решётка заржавела, дешевый дюралевый подоконник погнулся. Комната за окном принадлежала ребенку – мальчишке, судя по небесно-голубому потолку и весёленьким обоям. С потолка на черных бечёвках свисал десяток запылившихся самолётиков – модельки истребителей Второй мировой: тут оскалившийся Р-51 "Мустанг", там "мессершмитт" с черным крестом и алые точки на бортах "Зеро".
На столе красовался полный набор инструментов моделиста-конструктора: краски, кисточки, плоскогубцы, здоровенная лампа с увеличительным стеклом и клеевой пистолет странного вида. На угловатой стальной раме зажимами крепилась незаконченная модель.
Разговаривал леденцового цвета "макинтош". Ван недолюбливал "маки": во-первых, потому что "Эппл" выпускал не серьёзные компьютеры, а красивые игрушки для художников, а во-вторых, потому что женский голос, которым "макинтоши" зачитывали сообщения, звучал до жути похоже на голос Дотти. Не обычный её голос, а тот, которым она, очень-очень недовольная, разъясняла мужу что-нибудь на пальцах.
"Макинтош" читал вслух текстовый файл. Вдоль стен, оклеенных выцветшими жёлтыми обоями в мелкую гоночную машинку, громоздились ряды белых каталожных ящиков. Многие порвались по швам, роняя па иол груды чертёжных синек.
Из ванной, шаркая затёртыми розовыми тапками, вышел Элмер Вандевеер, закутанный в голубенький махровый халат. С мучительной осторожностью он опустился на хромированный табурет и щёлкнул карамельной расцветки однокнопочной "маковской" мышкой.
– Этап первый, – произнес "мак" женским голосом. – Прикрепить С-1 – приборную панель Г, и С-2 – приборную панель Я к А-1, верхней части фюзеляжа.
Дед поправил лампу, чтобы свет падал на рабочее пространство. Кусочки модели из серого пластика вытянулись густыми тенями.
Ван постучал в окно.
Без толку. Слух у старика совсем сдал. Как и зрение. От шевелюры остались редкие, нестриженые седые клочья. Тощие ноги ослабли. Могучая когда-то шея исхудала, согнулась; лицо, некогда круглое и румяное, побледнело, покрылось морщинами и печёночными пятнами. Ван смотрел не в окно, а на экран машины времени, обещавший ему мучительное будущее, полное коронарных шунтов, болей и таблеток от облысения.
Пошарив но вместительным карманам, Ван нашел лазерную указку и посветил алым лучиком в окно.
Старик заметил. Поднявшись с табурета, он проковылял к забранному решеткой окну. Ван помахал ему рукой.
Дед Чак отпер окно и потянул мокрую от росы раму. Дешевые петли заклинило. Ван поковырялся в них швейцарским складным ножом. Окно приоткрылось дюйма на полтора. Два Вандевеера уставились друг на друга через решетку.
Как ты, сынок? – спросил старик. – Неплохо, дедушка. А ты?
– Неплохо – и не больно хорошо.
Дед нахмурился. Выглядело это впечатляюще – когда-то дед был большим начальником. Он отдавал приказы и знал, что их выполнят.
– Я знаю, зачем ты приехал, сынок, – промолвил старик, прищурив выцветшие глаза под набрякшими веками. – Из-за тех "боингов", что таранили небоскрёбы.
Верно, – сознался Ван.
– Так теперь ЦРУ просит тебя вернуться, Робби? Я всегда говорил, что этим шпикам придется за тобой побегать, а?
– Я не Робби, – сорвалось у Вана с языка. Робби – мой отец. Я Ван… то есть Дерек.
У старика отвисла челюсть.
– Малыш Дерек? Сынишка Робби? Дерек-программист?
– Да, дедушка. Федералы ко мне подъезжают. Предлагают работу в Вашингтоне.
Дед пригладил остатки волос бурой пятнистой ладонью.
– Ну тогда заходи лучше.
Ван потряс решетку. Держалась она слабо, на вбитых в штукатурку дешёвых шурупах. Пять минут работы электрической отверткой…
– Ты в дверь звонить пробовал? – терпеливо поинтересовался старик. – Госпожа Шринивасан, наверное, варит рис.
Ван отступил в беспорядке. Отряхнув росу со штанин, он позвонил в квартиру В. Открыла дородная тетка в гавайке, лиловых слаксах и резиновых шлепанцах.
– О! – воскликнула госпожа Шринивасан, окинув его взглядом. – Вы, должно быть, сын Чака. Он так много о вас рассказывал.
– Я его внук.
– Вы так на него похожи!
– Могу я поговорить с доктором Вандевеером? Это очень важно.
Хозяйка вежливо приоткрыла дверь пошире. Ван переступил через порог. На стене болтался глянцевый календарь с мультяшно красочной индусской богиней. В доме пахло благовониями, чаем "Липтон" и лавашом.
– Извините, что так… э-э… рано, пробормотал Ван.
– С ним совершенно никаких проблем, – оживленно болтала госпожа Шринивасан, проводя Вана через неопрятную гостиную. – Мы поселили его в бывшей комнате моего сына. Он бывает не в себе. Часто бывает не в себе, понимаете?
– Наслышан.
– А иногда он бывает такой упрямый… ваш дед.
Ван кивнул.
– Да уж.
– Только не позволяйте ему курить.
Госпожа Шринавасан выбрала ключ из связки, хранившейся на ее объёмистом бюсте, и отперла дверь.
В дедовой комнате пахло как на заводе пластиковых тарелок. Для сборки моделей старик пользовался горячим клеем – жутко вонючим. Хуже того, как-то раз он исхитрился поджечь матрас. На деревянной раме узкой кровати под смятыми простынями просматривался длинный обгорелый шрам.
Ван стиснул деда в объятиях. Старик похудел, сгорбился, обмяк от дряхлости.
– Малыш Дерек, – прохрипел он.
– Я сына привез, дедушка. Твоего правнука. Его зовут Тед. Он в машине, на улице.
– Ого. – Старик мирно взирал на него.
– Дед, мне нужен твой совет.
– Мой, значит, совет? Ну ладушки. – Старик примостился на своем табурете и с явным мучительным усилием положил ногу на ногу. – Выкладывай.
– Ты видел, что случилось в Нью-Йорке? И в Пентагоне.
– Я слушал по телевизору речь президента, – ответил старик, оживляясь. – Мальчишка молодец! Не то что его папаша! Старший Джордж Буш – он, бывало, заглядывал к нам в Пятьдесят первую зону, когда мы запускали "Дроздов". Это ещё когда он на компанию работал. "Пятьдесят тысяч долларов в час!" – кричал. Никакой фантазии! Счетовод! "Дрозд" мог из любой точки планеты в любой момент принести аэрофотоснимки! Высокого разрешения, каждый кадр – как простыня!
– Здорово.
– И ни единого пилота не потеряли!
– Точно.
– Из первых десяти пилотов "Дрозда" девять дослужились до генералов ВВС!
– Не спорю, дед.
– Шпионские фотографии – прямо на "кодак" снимали, каждый кадр размером со скатерть! И всего горстка самолётов. Каждый вручную собирали здесь, в Бербанке!
Вану даже ответить было нечего. От усталости его пробила мерзкая дрожь. Он присел на край зловонной стариковской постели. Та хрустнула под ним, выбросив в лучи рассвета облако пыли.
– Он титановый! – Старик потряс клеевым пистолетом – огромным, блестящим, раздутым. Из короба торчали стабилизаторы, точно на бластере Флеша Гордона.
Ван навострил уши.
– Титановый?
Дед торопливо упрятал титановый бластер в ящик стола, но забыл выдернуть из розетки, отчего ярко-красный шнур, протянувшийся от стола к стене, превратился в готовый силок.
– Робби, если я ляпну что-нибудь такое, о чём болтать не стоит, ты лучше забудь. Ладно? Просто обо всём забудь. – Старик обвел взмахом руки горы коробок вдоль стен. – И на это всё не гляди.
Ван поглядел.
– А что?
– Они приказали нам уничтожить все бумаги. Избавиться от документации. – Боль в глазах старика была ещё свежа. – Вот что самое скверное, Робби: когда политики заставляют тебя жечь твои чёртовы бумаги. – Он окинул взглядом оплывшие баррикады коробок. – Д-21, вот что это такое. Крылатая ракета, которую мы создали в шестьдесят третьем. Старина Келли Джонсон хранил все эти коробки у себя в гараже, в Аламеде. Полагалось их все сжечь. До последней синьки. В Аламеде-то! Да нас бы штрафанули – загрязнение воздуха! – Старик хрипло захихикал. – Нельзя же нарушать федеральные законы, правда? Экологи дымом подавятся! Старину Келли закатали бы в Ливенворт! Ха-ха-ха!
– А зачем уничтожать документацию? – напомнил ему Ван.
– Чтобы мы не смогли вытащить из нафталина Д-двадцать первые, когда в Белом доме сменятся хозяева. Сничтожить документацию, сынок, – это единственный способ убить секретную федеральную программу так, чтобы она из гроба не встала. Мы построили крылатую ракету за двадцать пять лет до е ё эпохи. Полсотни инженеров из "Локхида" и сотня рабочих в мастерской. Собственными руками отладили птичку. Четыре раза запускали над красным Китаем. На скорости в три Маха. Китайцы даже не почесались.
– И сработало?
– Радарная сигнатура – меньше, чем шарик для пинг-понга…
Старик внезапно потерял интерес к разговору. Он пошарил по халату в поисках нагрудного кармана, которого там не было. Ван узнал этот жест. Деду не хватало зажигалки и сигареты в руке. Курить он бросил двадцать лет назад.
– Всё заставят сжечь, ворчал он, продолжая поиски. – А потом дают за это медаль, которой нельзя похвастаться. Как там называются эти новые карикатуры? То есть комиксы. Смешные такие. Про инженеров.
До Вана дошло.
– "Дилберт"?
– Точно, эти самые! – Старик дошаркал до шкафчика, приоткрыл кривую фанерную дверцу – та скрипнула – и пошарил в груде одинаковых поло. Карманов, конечно, не было ни на одном. – Старина Дилберт. Так вот – в "шарашке" дилбертов не бывает. Потому что Келли Джонсон семи секунд не потерпел бы рядом идиота. Когда Келли открывал рот, генералы ВВС прятались по бункерам – плакаться в тр ё хпроцентное пиво.
Дед Чак вытащил из шкафа рубашку и пару широких обвислых спортивных штанов. Потом осторожно присел на край узкой, вонючей койки и с ужасающей натугой надел, в конце концов, штаны – сначала одну ногу пропихал в штанину, потом другую. Колени его мучительно дрожали. Спина не сгибалась. Вану хотелось как-то помочь, но было в этой сцене что-то неприкасаемо интимное.
– Дед, федералы хотят меня загрести в этакую "кибершарашку". Крошечную. Очень секретную. Настоящая элита.
– Бюджет у них приличный.
– Ну, так они меня уверяют.
Соглашайся, – посоветовал дед, поправляя растянутую резинку па тощих бедрах. – Сынок, никогда не узнаешь, на что ты способен, пока не побывал в "шарашке". Если не облажаешься, "шарашка" поднимет тебя до небес. Настоящие новинки, сынок, прорывы в инженерном деле. Такие, что ни один конкурент не поверит. Такие, что конгресс, и тот не поверит. – Старик скинул халат и замер, полураздетый, ощупывая воротник рубашки. – Только враг тебе поверит. Враги – они такие, доверчивые. Мы им даже программу "Звездных войн" впарили.