– Все у кого есть цветной пояс – это и есть уртаху… различного ранга. У тебя будет возможность узнать их поближе!
– Звучит двусмысленно… – задумчиво прокомментировал Денис с вопросительной интонацией, но Шэф отвлекаться не стал, и продолжил:
– Уртаху – это люди устойчивые к магическим воздействиям.
– То есть все эти ребятишки с цветными кушаками устоят против Ларза?! – изумился Денис.
Шэф призадумался.
– Ладно. Рассказываю медленно и печально, от печки – чтобы попонятнее… Каждый год, в день летнего солнцестояния, – с интонациями былинного сказителя Бояна начал он, – на рассвете, перед главными воротами всех пяти обителей Ордена Пчелы…
– А что за обители?
– Еще раз перебьешь – не буду рассказывать.
– Извини. – Денис изобразил искреннее раскаянье, правда не очень правдоподобно.
– Северная. Южная. Восточная. Западная и Центральная, – смилостивился Шэф. – На чем я остановился? – Он досадливо нахмурился, но Дэн быстро вставил:
– Каждый год, в день летнего солнцестояния, на рассвете, перед главными воротами всех пяти обителей Ордена Пчелы…
– …собирается огромная толпа, – продолжил Шэф, – состоящая из родителей и сопливых семилетних мальчишек. Они собираются со всего Маргеланда. Для людей не обремененных деньгами и титулами, не говоря уже о крепостных и рабах, это единственный путь наверх… – он усмехнулся, но на удивление не как обычно: желчно-ядовито, а как-то грустно, – путь из грязи в князи… – меланхолично закончил он и замолчал, сделав вид, что с головой погрузился в бурный поток детских воспоминаний… а может и на самом деле погрузился… – по выражению лица главкома не очень-то определишь – у Дениса была возможность не раз убедиться, что Шэф был знатный лицедей. Выдержав мхатовскую паузу, любимый руководитель соизволил обратить внимание на выразительную мимику Дениса, напоминавшую попытки пациента, сидящего с бормашиной во рту, привлечь внимание стоматолога. – Говори, – буркнул он.
– Шэф, погоди, ты сказал "от печки", так давай от печки – для начала скажи пожалуйста, у них тут что на Маргеланде: рабовладельческий строй, феодализм, коммунизм… шучу, или еще какая хрень?
Мудрый руководитель призадумался, но не надолго и показав себя блестящим полемистом и тонким знатоком главной книги всех времен и народов: "Краткий курс истории ВКП(б)" под редакцией товарища Сталина, незаслуженно забытой современной золотой молодежью, задал встречный вопрос:
– А на Земле какой общественно-политический строй? – Денис хотел было пошутить, что мол рабовладельческий, но припомнил строительный бизнес, подмосковные генеральские дачи, Сомали, турецкие бордели, сауны на рублевке, общежития гастарбайтеров и прочие инфернальные места, и охота шутить у него пропала.
– На Земле, Шэф, имеют место самые разные общественно-экономические формации, – щегольнул он останками знаний почерпнутых на лекциях по обществознанию: Африка и Москва, до третьего кольца – рабовладельческий строй; Швеция – социализм; Европа и Штаты – капитализм; Белоруссия и Северная Корея – диктатуры; Китай – империя; Россия – хрен знает что…
– Чувствуется поверхностно-волюнтаристский подход к проблеме, мягко говоря – бред, – Денис надулся, – но… в целом правильно. Правильно в том, что на Земле разнообразие. Тоже самое на Маргеланде: в крупных странах рабовладельчества нет… официально, в основном монархии разной степени абсолютизма, а в мелких все что угодно: от пиратских республик до абсолютных монархий. Одной даже управляет Великий Император Вселенной – о как!
Услышав, что в главном он прав, Денис закончил дуться и продолжил допрос мудрого руководителя:
– Значит приходят только свободные люди со своими сыновьями?
– Блин! Ты слушал, что я говорю, или спал с открытыми глазами!? Или слушал и не понимал? – Разозленный Шэф выглядел, мягко говоря, страшновато и Денис весь сжался, причем как внутри, так и снаружи. Однако глубоко вздохнув, а затем медленно, со звуком, выпустив воздух сквозь сжатые зубы, терпеливый руководитель стоически взял себя в руки и, гневно сверкнув напоследок очами, продолжил.
– Согласно Восьмому Ордонансу Ордена Пчелы, представленному Ассамблее Восхода, Заката, Полудня и Полуночи восемнадцатым Гроссмейстером Ордена Пчелы ш’Кварценом, и утвержденного Ассамблеей Восхода, Заката, Полудня и Полуночи в качестве безусловного императива, скрепленного Большими Государственными Печатями всех государств – членов Ассамблеи, а также Главной Печатью Ордена Пчелы, все дети мужского пола, достигшие к Испытаниям возраста семи лет, без различия расы, вероисповедования, имущественного и гражданского состояния родителей имеют право беспрепятственного доступа к Испытаниям, в сопровождении как обоих своих родителей, так и любого из них, а равно самостоятельно!
Денис в изумлении уставился на Шэфа и, желая загладить прошлый ляп, восторженно, но стараясь не переигрывать, произнес:
– Ты эту хрень отбарабанил как Патриарх Отче Наше! – Главный руководитель усмехнулся:
– Заставляли учить… в свое время… у кого не получалось через голову – доходило через задницу… По его задумчивому виду было непонятно, каким образом он выучил эту богатую фразу, но уточнять Денис не стал, а спросил:
– Шэф, а хозяева этих рабов и крепостных, они не мешают? По идее, могли бы и не пускать?
– Негласно, конечно препятствуют, но на рожон не лезут.
– Почему?
– Ну-у… во-первых – уртаху нужны всем – чтобы маги не хулиганили. Но это так – абстрактная польза, типа зеленых насаждений – все понимают, но когда мешает парковке, срубят к чертовой матери. А во-вторых, и это поважнее будет, как-то раз один самостийный князек запретил именным указом пускать своих поданных на кастинг. На мягкий укор Ордена положил с прибором… – Шэф замолчал, будто припоминая что-то, Денис не выдержал:
– И?!
– Что "И?!" – замок взяли штурмом, с князя содрали кожу и кинули в яму с солью… – Денис, обладавший отличным воображением, нервно поежился:
– Высокие… высокие отношения!
– А то! – ухмыльнулся Шэф, – нехрен было выеживаться!
– А наоборот – рабы и крепостные не бегут под шумок?
– Да не очень-то побегаешь, с магическим клеймом. Не вернешься к хозяину – жечь начинает… типа наших червячков из Аз-Карсала, только попроще. Ладно – я продолжаю. Вся эта толпа мальчишек, тоскливо оглядываясь, заходит в главные ворота Ордена, а родители разбредаются по постоялым дворам, трактирам, кабакам и тому подобным заведениям. Потом, каждое утро, они приходят на площадь и ждут.
– Чего ждут? – не понял Денис.
– Ждут своих… но надеются, что не появится их сын, с грустно опущенной головой. Видишь ли – Орден не резиновый, а мальчишек каждый год приводят туеву хучу…
– Ну, так отбор бы какой устроили, вступительные экзамены, типа…
– Дык, елы-палы, кормилец, как же без тебя не догадались-то?.. – Шэф ухмыльнулся обычной ехидной ухмылкой, – их и устраивают, но силами самих, так сказать, абитуриентов – их помещают в казарму и для них начинается жизнь, по сравнению с которой жизнь московских новобранцев из семей музейных работников, в роте с процветающей дагестанской дедовщиной, показалась бы отдыхом в испанском отеле пять звезд олл инклюзив.
– Их что, бьют эти, красножопые… тьфу ты – краснопоясные? – испугался Денис за малышей.
– Да ни боже ж мой, – успокоил его Шэф. – Методика гениальная по простоте и эффективности: ребятишек помещают в казарму, где спальных мест заведомо меньше, чем людей, а еду дают в маленьком котле, явно недостаточном на такую ораву, количество ложек и мисок тоже ограничено и тоже меньше, чем людей. Причем детей предупреждают, что в течении десяти дней они могут вернуться к родителям. Родители это тоже знают и ждут… и надеются, что их дитятко не покажется в воротах…
– И в конце десятидневки остается ровно то количество мальчишек, сколько коек в казарме, – произнес догадливый Денис.
– Йес, сэр – обычно даже раньше, остается ровно сто пятьдесят мальчишек – сто пятьдесят маленьких волчат, сдавших свой самый первый в жизни экзамен… я бы сказал – самый важный экзамен – экзамен на твердость характера. В Ордене эти первые десять дней называют: "Тест на яйца". Остаются только те, чей дух не был сломлен. И далеко не всегда это самые физически сильные мальчишки, хотя большинство именно такие.
– Понятно… – стереотипно отреагировал Денис, а потом внезапно добавил. – Лучше иметь твердый шанкр, чем мягкий характер!
– Молодец – службу понимаешь! – одобрил Шэф.
– Но ведь отсеиваются самые умные и утонченные, – задумчиво продолжил Денис, – они-то наверняка всю эту дедовщину не выдерживают.
– А Орден Пчелы это знаешь ли не Университеты дружбы народов имени Патриса Лумумбы, – зло усмехнулся главком, – интеллектуалов здесь готовят в других местах… наверное… я точно не знаю.
– Понятно. И чё дальше с маленькими головорезами… пардон – с волчатами?
– Дальше им дают белые пояса и желтую одежду и обучают разным занятным штукам, а через восемь лет, примерно половина из них, сдает экзамен на красный пояс.
– А другая половина?
– А ее нет, другой половины – или сами уходят – не выдерживают, или гибнут… но гибнут, в основном, на Испытании, а это дело добровольное… А так, в быту, если можно так выразиться, несчастные случаи со смертельным исходом довольно редки… хотя время от времени случаются… не без этого… ребята-то резкие… как сейчас любят выражаться – конкретные… да чего там рассказывать – сам все увидишь. – Последнее высказывание Шэфа Дениса насторожило.
– В каком смысле?
– В прямом блин, в каком еще – когда будешь с ними в спаррингах работать.
– А это обязательно? Может мне приемчики какие изучить, и хватит…
– Ага… ага – и лучше по книге? – ласково улыбнулся мудрый руководитель.
– А можно? – загорелся Денис.
– В принципе можно… – Шэф улыбнулся, – знавал я одного мальца, он каратэ изучал по книге, как сейчас помню называлась она… нет не помню… толстая такая, коричневая… с картинками…
– И?
– И… как-то гопы его тормознули на предмет закурить, или еще чего, я подробностей не знаю, а он стал на них ногами махать и кричать: "Киии-ий-яяяяя!"… – Шэф сделал длинную, хорошо рассчитанную, паузу, в конце которой Денис не выдержал:
– Ну!?
– Что "ну"? – печальным тоном продолжил дорогой руководитель, – так они его этой же книжкой и побили по голове – сотрясение получил… Так что в принципе можно – но, не в этот раз.
Денис тоскливо вздохнул, перед ним все отчетливее стали вырисовываться колоссальные размеры задницы, в которую он попал. Шеф же, увидев его вытянувшееся и слегка взбледнувшее лицо, отчего-то развеселился пуще прежнего и бодро продолжил:
– Значитца, так, Шарапов, как я тебе уже сказал, до экзамена на красный пояс доходят, минимум, человек, скажем так – сто; максимум – сто пятьдесят, если никто добровольно не ушел и не было несчастных случаев. Впереди Испытание.
– Что за испытание?
– Подробности в газетах, – отмахнулся Шэф, не давая себя сбить, и продолжил, – вот здесь начинается главный отсев, если можно так выразиться, на групповой стадии – кто-то не идет на испытание и уходит с белым поясом, кто-то идет и гибнет, а кто-то идет и проходит – таких обычно около семидесяти человек, иногда чуть меньше, иногда чуть больше, но в среднем – семьдесят. Будем считать, что из ста пятидесяти поступивших "белых поясов", через восемь лет получилось семьдесят "красных".
– Пардон! – Денис хотя и был в растрепанных чувствах, но считать не разучился, – ты хочешь сказать, что этим бугаям, – он кивнул в сторону "белопоясников", продолжавших что-то делать в столовой и тем, на кухне, по пятнадцать лет?
– Да нет, конечно. Просто, когда, курсант не выдерживает и уходит сам, или не выходит на Испытание, а в хозслужбе, на его счастье, есть вакансии – он может остаться в Ордене.
– Это большое счастье? – теперь уже усмехнулся Денис.
– Это очень большое счастье, – серьезно ответил Шэф, – любой человек страшится перемен, а особенно кардинальных перемен. Поменять работу, жену, любовницу, что там еще… страну, город – и то стресс, но все это пустяки. У человека есть два неотъемлемых, я бы сказал: встроенных в его суть, страха – это страх рождения и страх смерти. Каждый человек страшится покидать матку, в которой было так уютно и безопасно, он не знает чем кончатся родовые муки, что ждет его впереди, он боится, что впереди черная пустота небытия и точно так же человек боится смерти, боится потерять физическое тело, страшась того же небытия. – Шэф в упор взглянул на притихшего Дениса и продолжил. – Орден для этих мальчишек – матка, и они боятся его покидать. Так что, когда есть возможность в нем остаться – для них это счастье.
– Понятно… а что с теми, для кого не нашлось места?
– Для них тоже все неплохо. Хотя они остались с белым поясом, но они умеют читать, писать, считать – то есть без куска хлеба не останутся, а это по здешним меркам – не так уж мало. А самое главное – они Пчелы. На Маргеланде, видишь ли, по-настоящему свободных людей, кроме аристократов и Пчел, нет. Кстати, это очень многим, из аристократии, сильно не нравится – но Ордену на это плевать, пока…
– А почему кроме аристократов и Пчел нет по-настоящему свободных?
– Всем аристократам, при рождении, ставят неснимаемую магическую блокировку клеймения – из аристократа невозможно сделать раба… убить можно, а раба сделать – нет.
– Круто! А Пчелам тоже ставят блокировку?
– Нет.
– Так а как?..
– С Пчелами никто не связывается… один раз, давно, Император Балик III решил, что законы Ордена ему не писаны…
– Погоди, – перебил Шэфа Денис, – дай угадаю: кожа, яма, соль?
– Абсолютно точно – с тех пор никто не рискует.
– Ну хорошо, официально Пчел никто взять в рабство не может, а всякие разбойники, пираты?..
– Не связываются – у Ордена длинные руки. Рано или поздно – достанут, не его, так детей, внуков, братьев, род в конце концов… Свои же и сдадут. Неотомщенных Пчел не бывает, и все это знают. С Орденом пока никто не связывается…
– Почему "пока"? – Денис обратил внимание на оговорку мудрого руководителя, уже дважды повторенную – тенденция однако…
– Потому что ничего вечного нет.
– Тогда еще вопрос… а если одна Пчела убьет другую – тогда что? Или так не бывает?
– Сплошь и рядом.
– И?
– И ничего – это их дело, тех кто дрался.
– А друзья… типа кровная месть? – Шэф скривился:
– Бывает и такое, но неписанными законами не приветствуется: позволил себя убить – сам виноват…
– Высокие отношения…
– Ладно. Возвращаемся к нашим баранам: еще через два года интенсивного обучения, "красные" сдают экзамен на оранжевый пояс, обычно сдает меньше половины, будем считать – человек тридцать его получают. Еще два года – экзамен на желтый пояс, пропорции сохраняются, итого – пятнадцать "желтых поясов" – каждый десятый из принятых. Еще два года – восемь "зеленых", еще два – четыре "голубых"… – Денис ухмыльнулся, но Шэф посмотрел на него очень жестко, – ты зря хихикаешь, один "голубой пояс" гарантировано вырежет отделение любого земного спецназа, что нашего ГРУ, что ихних "Морских котиков"… если его не подстрелят с дистанции, конечно… Дальше, еще два года – два "синих пояса", еще два – один "фиолетовый".
– То есть, в двадцать семь лет, один из ста пятидесяти принятых на обучение мальчишек, получает фиолетовый пояс? – быстро сосчитал Денис.
– Да.
– Шэф, а куда деваются все кто отсеивается?
– Ну-у… белопоясные "везунчики" на хоздвор, остальные – в писари, мажордомы, управляющие… – это ты уже знаешь, а "цветные", кто куда – профессионалы везде нужны – на Маргеланде очень много работы для уртаху: разборки с магами, нечисть всякая беспокойная, личная гвардия разных князьков, в наемники охотно берут… Короче, без работы никто не остается. Чем круче пояс – тем больше платят – цветовая дифференциации штанов в действии!
– А почему "Пчелы"?
– Ну-у… тут неоднозначно. С одной стороны, символ Пчелы играет важную роль в местной теологии. С другой – когда послушник, уйдя из Ордена, начинает самостоятельно зарабатывать, он часть отправляет в Орден – типа пчела несет в улей нектар. С третьей – пчелы кроме меда могут больно ужалить. С четвертой… не помню. Короче, Склифасовский, много тысяч лет назад были у людей причины так назвать Орден. Ферштейн?
– Ферштейн, ферштейн… А кто следит, сколько он отправил – может жилит и недоплачивает? – вычленил главное, из объяснений мудрого наставника, Денис.
– Никто не следит, – пожал плечами Шэф, – сколько считает нужным, столько и отправляет.
– А есть которые не платят?
– Может и есть – откуда мне знать? – я плачу, Орден существует, а на остальное мне плевать – это не мое дело. Ну все – хватит трендеть и жир копить, у нас еще есть дела – пошли.
Денису очень не хотелось куда-то идти и заниматься какими-то делами, зная Шэфа – наверняка не сильно приятными, к тому же была еще парочка вопросов, на которые надо было получить ответы – ну не то, чтобы совсем уж "надо", но желательно…
– Шэф, – каким-то странным тоном, заставившем начальство насторожиться, произнес Денис, – ты ведь меня и сам не поймешь, если я не спрошу… – в ответ удивленный Шэф только пожал плечами и не без подковырки согласился:
– Ну-ну… спрашивай…
– Шэф, – повторил Денис, – ты… там – на Земле, говорил, что местный… а по всему выходит… – ты с Маргеланда… – Денис не спросил: "Зачем врал?", но это явно читалось между строк.
– Ты значит решил, что я тебя обманываю? – привычно ухмыльнулся Шэф.
– Ну-у…
– Причем так примитивно: по рабоче-крестьянски – на Земле одно пиздел, а здесь рассказываю всякие байки, не стыкующиеся с моим земным происхождением. – Шэф весело посмотрел на смутившегося Дениса. – Так?
– Ну-у-у… так! – Денис собрался с духом: если Шэф врет, ему-то чего стесняться – пусть он и стесняется.
– А скажи пожалуйста, Дэн, похож я на человека, который может врать?
– Да! – твердо ответил Денис.
– Пр-а-а-вильно… – вкрадчиво, в стиле кота Матроскина, отозвался Шэф, – а теперь скажи: похож я на человека, который может попасться на такой элементарной лаже, как забыть то, о чем рассказывал раньше?
– Нет… вроде…
– И это правильно… – уже с шипящими интонациями Каа, подзывающего бандерлогов, согласился Шэф, – но нет должной уверенности в голосе.
– А должна быть?
– А как же – ты наверняка не помнишь, но в благословенное время оно была такая душевная песня: "Вера в людей, вера в людей – главное наше оружие"… – он усмехнулся, – по степени лицемерия с ней может соперничать только современный слоган: "Что нас всех объединяет? – Доброта!"… Так вот – не веришь ты людям Дэн… – уже грустно продолжил Шэф, с выражением вселенской скорби на лице, но глядя на вконец смутившегося компаньона, не выдержал и заржал: – И правильно делаешь – верить, в крайнем случае! Где-то слышал – где не помню, но очень правильная мысль.
Денис был окончательно сбит с толку:
– Ты с Земли?
– Да.
– Обучался в Ордене Пчелы?
– Да?
– Взрослым приняли?
– Нет. Мальчишкой. На вид я был, как все, а сколько точно было лет никто не знает, и я не знаю…
– Тогда я ничего не понимаю!