Я проснулся утром, отдохнувший и бодрый. Франсуаз ушла еще до рассвета. Я понял, почему она эта сделала, когда спустился вниз. На столе меня ждал завтрак - оладьи с патокой, аккуратно нарезанные сыр и ветчина, свежеиспеченные булочки и сидр в глазированной кружке. Честное слово, у меня чуть слезы на глаза не навернулись, так мне стало хорошо на душе! Только ради такого стоит жениться…
- Франсуаз, - позвал я ее, когда завтрак был съеден.
- Что, красавчик? - Она вышла из-за стойки и подошла ко мне. - Что-то не так?
- Спасибо, милая, это были просто обалденные оладьи, - я обнял ее, поцеловал и заметил, что у нее глаза на мокром месте. - Ты чего?
- Ох, если бы ты знал, как давно никто не хвалил мою стряпню! - сказала она. - Бедняжка Пьер говорил, что мне только для свиней готовить.
- Пьер был неправ, - я поцеловал ее еще раз и попросил: - Принеси мне, пожалуйста, точильный камень, зеркало и кружку горячей воды.
Четверть часа я потратил на то, чтобы до остроты бритвы наточить метательные ножи, а потом попытался одним из них побриться. Получилось даже лучше, чем я ожидал. Приведя себя в порядок, я нежно простился с моей чудной трактирщицей и направился к замку Гранстон.
По дороге я поначалу все время думал о Франсуаз, но потом вдруг вспомнил Вику Караимову, свою соседку и давнюю любовь. Вика жила в соседнем подъезде вместе с мамой, тихой и приветливой женщиной, еще не утратившей величественной красоты, которую в полной мере передала дочке по наследству. Вика была очень хороша собой - высокая, стройненькая, с большущими светло-карими глазищами, с густыми волосами, чуть отливающими рыжиной. Одно время я был безумно влюблен в нее и даже пытался ухаживать. Пару раз пригласил ее в театр, потом на концерт "ДДТ", а после мы сходили в хорошее кафе на Невском. Вика принимала мои ухаживания, и мне казалось, что все у нас срастется, но тут на горизонте появился этот бычара Руслан на своем новеньком "Гелленвагене", и я понял, что мои шансы равны нулю. И чего эти девчонки так падки на тупых самодовольных баклажанов с бабками и на фирменных колесах? Вечерами я смотрел в окно, как этот наглый закормленный пентюх разворачивается у нас во дворе - и злился, злился, злился. А Вика садилась к нему в машину с таким лицом, будто этот урод чуть ли не принц Уэльский. Наверное, в том что случилось виноват и я тоже - ну что мне мешало воткнуться в какую-нибудь компанию "Рога и копыта Инвест", торговать мобилками, комплектующими для компов, сделанными в Чанчуне или в Муньджоу из отходов рисоводства, или просто воздухом и, в конце концов, купить себе такую же навороченную тачку? Возможностей уйти в коммерцию у меня было навалом, всем нужны были мои английский, французский и немецкий. Но при здравом раздумьи я понимал, что дело вовсе не в "Гелленвагене", а в системе ценностей. Ну, куплю я себе такой вот внедорожник за много-много зеленых денег, покорю сердце Вики, а завтра засветится в непосредственной близости очередной Артем-Руслан-Вадик-Рустам-Серега-и-как-его-еще-там уже на "Порше" или на "Феррари" - и амба, приехали, жжем бензин дальше. Моя любовь снова купится на крутую тачку, потому что это престиж, это стиль, это успех, мечта, возможность утереть носы завистливым подружкам. Так Вика Караимова и уехала от меня на "Гелленвагене". С тех пор я потерял интерес к красивым девушкам, а некрасивые меня никогда не интересовали. И еще у меня появилась странная идиосинкразия на имя Руслан - как услышу в баре или в магазине певучий женский голос, зовущий: "Русланчик!", так у меня крапивный зуд идет по всему телу. Вот такой вот я чувствительный - или глупый?
Просто счастье, что в этом мире нет иномарок. Ненавижу я все эти жестяные жрущие бензин коробки со всеми удобствами. Без них мальчики-мажоры никогда бы не отбили девчонок у хороших парней. У меня даже мелькнула странная, почти шизофреническая мысль - а может мне не стоит возвращаться обратно в мой мир? Ну что хорошего у меня там есть? Типовая холостяцкая квартира в спальном районе, недописанная диссертация, друзья-женатики, которые только и думают о том, как бы заработать, скучные воскресные пикники с банальным шашлыком, водкой и дурацким натужным весельем? А здесь у меня есть Франсуаз. Такая милая, такая тоненькая, такая мягкая, такая ароматная, такая глазастая, такая заботливая. И воздух здесь чистый, и еда вкусная, а слово "лох" не является ругательством. Плюнуть на все, забыть о прошлой жизни, о том, что я неудачник, что я не удержал Вику, что моя жизнь всего лишь пустое сидение за компьютером, сон и еда?
Но смогу ли я забыть о том, что по ту сторону реальности есть белые ночи, купол Исаакия, Дворцовая площадь, длинный коридор филфака, по которому я так любил прохаживаться, когда был студентом? Александро-Невская лавра, в которой меня крестили, школа на Петроградской, где я учился, Пискаревка, где лежат вместе с сотнями тысяч ленинградцев мой прадед, два младших брата моего деда и две его сестры, умершие зимой 41-ого?
Да уж, есть над чем подумать, мать его тру-ля-ля!
Пережевывая свои печальные воспоминания, я добрался до замка. Картинка была вполне живописная - замок Гранстон был образцовым замком с высокими стенами, зубчатыми башнями и высокими шпилями. Он стоял на вершине холма, и к его воротам вела обсаженная серебристыми елями широкая дорога. В воротах стоял один-единственный стражник. В левой руке он держал здоровенную глевию, в правой - дымящую курительную трубку. Когда я почувствовал запах табака, у меня все внутри перевернулось.
- Стой, лох! - крикнул стражник, направляя на меня острие глевии. - Дальше идти нельзя.
- У меня дело к госпоже баронессе, - ответил я, втягивая ноздрями пахнущий табаком воздух.
- У тебя? Ты на себя посмотри, чудак! - Он затянулся, выпустил замечательный сизый ароматный клуб дыма. - Так я тебя и пустил в замок.
- Слушай, приятель, у меня совсем нет настроения спорить с тобой. Я действительно пришел по важному делу. Я знаю, что случилось с бароном Томасом Гранстоном и хочу поговорить с баронессой.
- Не хочешь свою куртку продать? - внезапно спросил стражник.
- Не горю желанием.
- Сто дукатов дам.
- Увы - товар эксклюзивный, скидки на него не предусмотрены.
- Чего?
- Да так, ничего. Закрыли тему, куртка не продается.
- Интересно знать, где ты такой дорогой курткой разжился? - продолжал стражник. - Может, ограбил кого?
- Тебе-то какая разница, милейший? - Я уловил в тоне стражника жгучую зависть: на нем самом было надето что-то несусветное, некий безобразно сляпанный из ржавой проволоки и засаленного войлока гибрид кольчуги и стеганого тегилея. - Так как насчет встречи с баронессой?
- Нет, не можно, - тупо заявил он. - Почем я знаю, что ты не врешь про барона?
- Эх, приятель, я сейчас жалею, что не захватил щит барона, который нашел рядом с телом. Там была гроздь винограда. Герб Гранстонов?
- Ну и что? Можа, ты где этот герб видел.
- Ладно, приятель, последняя попытка. Ты читать умеешь?
- Не, не обучен.
- А есть кто в замке, кто умеет читать?
- А как же, конечно есть. Капеллан наш, отец Вильмон, да и сама баронесса и писать и читать умеет.
- Вот и славненько, - я вытащил из сумки предсмертную записку барона. - Позови капеллана, дам я ему один мессидж зачитать.
- Чего?
- Того, деревня! Капеллана позови, говорю.
- Ладно, - он наконец-то соизволил вынуть трубку изо рта, перекрыл вход в замок железной решеткой с зубьями, навесил изнутри замок. - Жди тут.
- И табачок захвати! - крикнул я ему вдогонку. - Я у тебя куплю, если продашь.
Цербер вернулся минут через пятнадцать с сухоньким старичком в коричневой рясе. Я с поклоном вручил старику записку барона. Старик взял записку, держа в вытянутой руке начал читать, беззвучно шевеля губами, а потом затрясся весь и порывисто повернулся ко мне.
- Где ты это взял? - заикаясь, спросил он.
- На теле барона. Я пришел выполнить его последнюю волю, отдать кольцо баронессе.
- А кольцо?
- Здесь, - я показал свою руку с кольцом на пальце. - Узнаешь, благочинный?
- Воистину чудо чудное! - Капеллан еще несколько секунд таращился на меня, потом крикнул стражнику. - Открывай ворота!
- Табак принес? - осведомился я у стражника, который возился с запорной решеткой.
- Мало у меня, - промычал он. - Если только завтра придешь.
- Сколько возьмешь?
- Пятьдесят соверенов за унцию.
- У тебя что, настоящий "Дрюм"? - возмутился я. - Небось, махру палишь. Побойся Бессмертных!
- Не хочешь, не бери, - отрезал стражник. - Или давай меняться: ты мне куртку, а я тебе десять фунтов табаку, самого лучшего.
- И полцарства в придачу, - добавил я. - На Кавказе есть Кура, на Куре стоит гора, на горе сидит грузин по фамилии Обломидзе. Тебе к нему. Фигу тебе, приятель, а не куртку. Я лучше курить брошу.
- Чо?
- Арбалет через плечо. Пока, служивый.
Рожа стражника приобрела прокисшее выражение. Я бросил на него последний победный взгляд и зашагал за капелланом Вильмоном через мощеный булыжником двор к дверям замкового донжона.
Глава тринадцатая. Баронесса Гранстон
Девушка ищет парня для нежной любви.
Фоты здесь. Чего тебе еще нужно, козел?
Капеллан привел меня в замковый холл. Зрелище было печальное - когда-то здесь, наверное, царила роскошь, теперь стены изрядно облезли, гобелены на них полиняли и выцвели, огромная деревянная люстра напоминала подвешенное к потолку тележное колесо, деревянные панели и перила лестниц были безжалостно выщерблены. Даже тростник под ногами и то был какой-то увядший. Пахло сыростью и мышами. Несмотря на то, что в огромном камине полыхал настоящий пожар, было более чем прохладно.
- Ждите здесь, сударь, я доложу о вас баронессе, - сказал мне Вильмон и поднялся по лестнице на второй этаж.
Я прошелся по холлу, разглядывая расставленное в тяжелых дубовых пирамидах оружие. Возле стойки с мечами я остановился и долго рассматривал клинки. Мечи были самые разные - прямые и чуть искривленные, одинарные и полуторные, совсем простые и изящно отделанные. Покойный Гранстон без сомнения очень любил оружие. Да оно и понятно - он был воином. Всю свою жизнь он посвятил военному делу и сгинул в вонючей пещере из-за козней мерзкого альбарабийского шпиона. Странно, однако, что такой опытный воин, - а я был уверен, что Гранстон был опытным и умелым воином, - не сумел одолеть аануба, а мне это удалось. Просто везение? Или неведомая мне пока тайна Главного Квеста? Вряд ли я скоро узнаю правду. Одно хорошо, я выполнил волю бедняги. На душе как-то сразу стало спокойнее.
- Баронесса Гранстон Де Брейдж! - объявил громкий голос за моей спиной.
Я порывисто обернулся и замер с открытым ртом. Потому что увидел ее.
Памелу.
Мать твою тру-ля-ля, не могут две женщины быть так похожи! Разве только разработчики моего квеста моделировали эту Памелу с той…
- Подойдите, друг мой, - сказала она, и голос ее звучал глубоко и бархатисто. - Подойдите, чтобы я могла поблагодарить вас за вашу услугу. А вы, Иероним, - сказала она стоявшему рядом с ней мужчине, - оставьте нас, прошу.
Она была в атласном черном платье с белыми кружевными манжетами и кружевным стоячим воротником - просто воплощение траура. Сколько ей лет, двадцать пять, тридцать? Мне в этом наряде она показалась просто ослепительной. Я на негнущихся ногах подошел к лестнице, склонил голову. Баронесса не спеша, сошла вниз. Я ощутил, как ее рука коснулась моего плеча.
- Только благородный человек мог сделать то, что сделали вы, - сказала она. Почему-то мне казалось, что она говорит на безупречном английском языке, хотя я понимал, что это не так. - Я прочла его предсмертную записку. Теперь мне кажется, что я была недостойна его. Как он погиб?
- Он погиб в бою, миледи, - сказал я, не поднимая лица. - Как храбрый и благородный рыцарь.
- Радостно это слышать. Что с его телом?
- Оно покоится в пещере, где он погиб. Лучшего склепа нельзя пожелать.
Блин, не могу же я сказать бедной вдове, что в нескольких десятках метрах от тела ее мужа бьет фонтан самой настоящей браги! Теперь, когда я пришиб волька, в пещеру начнется самое настоящее паломничество местных алкашей. И все они будут тусоваться у останков барона. Вряд ли кто додумается предать его земле. И, между прочим, в записке ни словом не было сказано, что нашедший должен похоронить беднягу…
- Хорошо, - я почувствовал макушкой, что она улыбается. - Я знала, что он мертв, но не хотела верить. Теперь, по крайней мере, нет этой ужасной неизвестности. Вы хотите мне что-нибудь сказать?
- Это звучит нескромно, миледи, но я… я убил тварь, которая повинна в смерти вашего мужа. Пусть хоть это вас утешит.
- Похвально. Как я могу вас отблагодарить?
Боже! В мою кровь влетело одновременно сразу столько адреналина с тестостероном, что я едва не лишился чувств. Все поплыло у меня перед глазами, и я невольно сделал шаг назад, чтобы сохранить равновесие и не упасть.
- Что с вами? - удивилась баронесса.
- О, миледи, не обращайте внимания. Я всего лишь немного… устал.
- Понимаю. Вы проделали долгий путь. Как я сразу не догадалась, глупая! Не волнуйтесь, в замке Гранстон вы желанный гость и найдете здесь все самое лучшее.
- Не сомневаюсь, миледи.
- Куршавель! - крикнула баронесса.
Появившееся существо можно было назвать женщиной только с очень большой натяжкой. Оно появилось на галерее второго этажа и чинным неспешным шагом спустилось к нам. Настоящий синий чулок. Длинная, тощая, плоская как лист фанеры, с крысиной мордочкой, лишенной подбородка и торчащим носиком, да еще в мешковатом старушачьем платье. Ей было лет тридцать, и это платье прибавляло еще пятнадцать. Когда она заговорила, ее голос показался мне мяуканьем недовольной кошки.
- Миледи? - Куршавель присела в подчеркнуто аккуратном реверансе и уставилась на меня своими глазенками.
- Это наш гость, мессир…
- Алекто, - сказал я, поклонившись грымзе, на что она ответила ледяным церемонным поклоном.
- Мессир Алекто привез печальное известие о нашем бедном Томасе, - сказала Памела. - Он устал с дороги и мы, как гостеприимные хозяйки, должны о нем позаботиться. Но вначале, - она стянула с пальца кольцо с великолепным алмазом и протянула мне, - примите это в знак моей признательности. Вы отдали мне кольцо Тома, так возьмите это на память о той услуге, которую мне оказали.
- Миледи, - я покашлял в кулак, снова потупил взгляд, - я был бы последним уродом, если бы посмел взять у женщины ее драгоценность. Хотя женщины, подобные вам, не нуждаются в украшениях, поскольку сами являются драгоценными изделиями Бессмертных, это кольцо больше вам к лицу, чем мне, бедному страннику. Если бы баронесса позволила, я бы сам предложил способ, коим ваша милость может осчастливить меня до конца моих дней.
- Да? - В ее глазах вспыхнул интерес. - В самом деле, я об этом не подумала. И что это за способ?
Нет, я не могу это сказать. У меня ноги подкашиваются. Ясен пень, каких слов она от меня ожидает. И эти слова так и просятся мне на язык. Женщина одна уже несколько месяцев - вряд ли в этих местах знакомы с понятием "сексуальная эмансипация". Но она слишком великолепна. И она баронесса. А я просто лох. Хоть и боевой.
- Миледи, - я снова закашлялся, чтобы выиграть время и дать мыслям прийти хотя бы в относительный порядок, - глядя на вас, я не верю своему счастью. Я всего лишь бедный странник и не смею надеяться на что-то большее, чем простая признательность. Но я бы просил вас - искренне, от всего сердца, - подарить мне свою…
- "Ночь любви!" - завопил внутренний голос. - "Проси, идиот! Ночь любви!"
- … дружбу, - выдохнул я.
- Боже, как вы учтивы! - сказала баронесса, сложив свои безупречные губы в усталую усмешку. - Куршавель, сегодня будет интересный ужин. Такие гости большая редкость в наших краях.
- Ужин?
- Не думаете ли вы, друг мой, что я позволю вам лишить нас вашего общества прямо сейчас? - Она улыбнулась так, что уровень тестостерона в моей крови стал запредельным. - Сегодня утром в наш замок прибыл странствующий менестрель. Надеюсь, вечером он развлечет нас. А сейчас Куршавель проводит вас в комнату, где вы сможете отдохнуть.
- Благодарю, миледи.
- Вы не сказали, каким способом я могу наградить вас.
- Разве? - Я почувствовал, что мне не хватает воздуха. - Миледи ошибается. Я просил вас считать меня своим другом. Другой награды мне не нужно.
- Это так мало, мессир Алекто, - с грустью сказала она. - Я видела, как вы рассматривали мечи Гранстонов. Простите, я должна была подумать об этом сразу. Когда вы пожелаете покинуть мой замок, я буду рада, если вы возьмете себе любой из этих мечей на память о Томасе, - и тут, несколько секунд помолчав, она добавила: - И обо мне, конечно.
Глава четырнадцатая. Хатч
Концерт был хороший - лабухи не киксовали.
На закате в комнату, отведенную мне для отдыха, явилась Куршавель и жестяным голосом сообщила, что ее милость баронесса Гранстон ждет меня к ужину. Следуя за камеристкой, я попал в большую трапезную замка.
В трапезной было тепло, ярко горели свечи. Несколько здоровенных черных догов прогуливались по залу, но на меня они не обратили никакого внимания. Баронесса уже сидела за столом в высоком кресле. Я поклонился, она улыбнулась и красивым жестом предложила сесть по левую руку от себя. Справа от баронессы сидел какой-то крепкий перец в нарядном бархатном дублете и с массивной золотой цепью на шее. Я поклонился ему, он ответил мне небрежным кивком. Его внешность мне не понравилась - бритая голова, маленькие прижатые уши, низкий лоб, бледно-серые ледяные глаза, приплюснутый нос и совершенное отсутствие интеллекта на физиономии. Типичный боец из какой-нибудь губернской ОПГ. Повесь ему вместо рыцарской цепи "гимнаста" на шею, сунь "Нокию" в лапу, надень спортивный костюм, кожанку и кроссачи, и сходство будет полным.
- Якоб, это мессир Алекто, о котором я вам говорила, - сказала баронесса человеку в дублете. - Мессир Алекто, познакомьтесь - благородный рыцарь Якоб де Ванбрахт, наш сосед и человек, воплощающий лучшие рыцарские доблести.
- Мессир? - Де Ванбрахт скривился в презрительной усмешке. - По-моему, он просто лох.
- Совершенно верно, милорд, - сказал я. - Я лох, и этим горжусь. Мои предки родом из Лох-Несса, а это что-то да значит.
- Лох-Несс? - Рыцарь изобразил напряженную работу мысли. - Что-то знакомое. Это где-то на западе?
- На севере, - поправил я. - Как раз на стыке Хайленда и Лоуленда.
- Не бывал. Памела, - обратился де Ванбрахт к баронессе, - ты не говорила, что сегодня за ужином будет еще один гость.