"Когда мы задумывали цикл "Книжный мир", нам казалось жутко неинтересно, что продолжения циклов как правило, эксплуатируют один и от же мир и одних и тех же героев от пеленок, что называется, до гробовой доски. А все, что мы хотели сказать о Таласе и Империи, мы сказали в Приюте изгоев, и продолжать, что там будет с Эйли и Менкаром после свадьбы - уже не входило в наши намерения. А мир-то получился достаточно интересный, и бросать его не хотелось. И мы отодвинулись где-то на век-полтора, попали из средневековья в эпоху, соответствующую европейской конца 18 века, добавили прибамбасов их Таласа, пригласили на представление любимых актеров 20 века - и нате вам приключения юной провинциальной актрисы, не менее юной провинциальной мещанки и студента Политехнической школы в Столице Империи среди аристократов, колдунов и секретных спецслужб".
Содержание:
PRELUDIUM - ЧТО ТЫ ДЛЯ МЕНЯ 1
ПЕРВАЯ ЧАСТЬ - МУЗЕУМ 2
ГЛАВА ПЕРВАЯ - ПОДСТУПЫ 2
ГЛАВА ВТОРАЯ - ВЕСТИБЮЛЬ 10
ГЛАВА ТРЕТЬЯ - ХРАНИЛИЩА 28
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ - СПЕЦХРАН 38
ГЛАВА ПЯТАЯ - ГЛАВНЫЙ (ЧИТАЛЬНЫЙ) ЗАЛ 46
Сергей Лифанов
Инна Кублицкая
Те Места, Где Королевская Охота (Мир Книги - 2)
Лучший данайский дар - троянский конь
Приписывается Арканастру
PRELUDIUM
ЧТО ТЫ ДЛЯ МЕНЯ
Тук! Тук! Тук!
Медный дверной молоток в форме дракона, кусающего свой хвост, кажется, никто от начала времен не начищал, и он был покрыт такой зеленью, что при одном взгляде на него хотелось тщательно помыть руки. На белой перчатке, держащей его, останется след, но это и замечательно! Все до одного братья хранят в самых укромных местах свои первые белые перчатки, чуть испачканные в благородной зелени веков - знак причастия к ордену. Потом, после посвящения, ему выдадут специальный холщовый мешочек для этого. Простой холщовый мешочек, вроде кисета… Впрочем, трепетно это только для новичка.
"Знак посвящения" будет заметен только при дневном свете; сейчас же его никто не видит и ни о чем не задумывается. Пока.
Пока взволнованный предстоящим новичок, которого подвели к двери двое старшин, нетерпеливо ожидает ответа из–за двери, забыв от волнения, что по ритуалу он должен постучать еще раз, и один из старшин успокаивающе трогает его за рукав и кивает головой на молоток. Тот вспоминает и торопливо спешит снова запачкать перчатку.
Тук! Тук! Тук!
Сильный голос, заполняющий собой, кажется, всю небольшую и совершенно пустую, если не считать двух дверей, комнату такого обычного с виду городского дома, доносится словно со всех сторон сразу:
- Кто здесь?
От неожиданности у новичка дрогнули колени, и тот же старшина ободряюще поддержал его за локоть.
- Младенец в этом мире, - ответил другой.
- Пусть он войдет! - повелел голос.
Старшины отступили от новичка. Один из них завязал черным платком его глаза, другой таким же платком связал за спиной руки; камзол и жилет с него сняли перед самым началом церемонии, прежде чем вести сюда, в преддверие святая святых; сейчас же ворот рубахи расстегнули, обнажив чуть чаще, чем новичку хотелось бы, вздымающуюся грудь.
С лязгом отворилась дверь, и знакомый голос шепнул над ухом: "Прямо вперед" - и он пошел прямо вперед, глупо считая шаги.
Когда он насчитал их двадцать три, его опять остановили.
- Зачем явился он? - пророкотал громовой голос.
- В поисках истины, - отозвался первый и, в который раз опять не узнав своего голоса, незаметно ухмыльнулся.
Еще через девятнадцать шагов голос спросил:
- Готов ли он ее познать?
- Иначе бы он не стоял здесь, - сказал тот, что шел справа - он поручился за новичка, ему было и отвечать.
Шестьдесят один шаг…
- Чем заплатит он за истину? - допытывался голос.
- Жизнью! _ хором сказали оба, и первый подумал: "Чьей, интересно, на сей раз?".
Ровно восемьдесят…
- Пусть войдет! - повелел голос.
"Но я ведь уже вошел", - подумалось новичку, но Ритуал есть Ритуал - не ему его обсуждать.
И он пошел вперед…
Шагов насчиталось более сотни, в голове мелькнуло: "Сто восемьдесят шесть шагов, почти сто тридцать девять ярдов. Какой длинный коридор! И больше никто ничего не спрашивает. Пока не спрашивает", - напомнил он себе.
Ритуал ведь еще не был выполнен.
Тихий голос снова шепнул: "Сейчас будет спуск, осторожно". Он кивнул - хорошо, - с обеих сторон его снова крепко взяли за локти, и спуск начался.
Новичок насчитал двадцать одну ступеньку, прежде чем ступил на ровную поверхность.
Слух его уловил перемену: вокруг было по–прежнему тихо, но это уже была тишина большого помещения с высокими потолками, под которыми едва слышно шелестели призраки неслышных звуков, невольно издаваемых множеством находящихся здесь людей, сейчас неподвижных и безгласных.
Локти отпустили, прошуршали одежды - он остался один.
Он переступил с ноги на ногу, но тут же замер - в грудь холодно кольнуло. И тот, кто приставил к его груди острие сабли, произнес резко:
- Стой! Дальше нет пути!
- …ОЙ!..Й…Й-й… И!..И…И-и… - затухая, пронеслось по потолку эхо, разгоняя призраки.
Испытуемый сглотнул.
- Я должен пройти, - ответил он, как должен был ответить, как его учили.
- Чем ты готов пожертвовать за право войти сюда? - голос был холоден, как и острие шпаги.
- Своей кровью! - выкрикнул новичок и весь напрягся.
Эхо его голоса не успело заблудиться где–то вверху, а острие сабли уже пришло в движение и, совершив замысловатый танец, чиркнуло по обнаженной груди новичка, оставив на коже едва заметный свой след - тот даже не вздрогнул, - и кровь несколькими каплями, словно нехотя, выступила в надрезе, защекотав кожу.
Коротко взвизгнула сталь, убираемая в ножны, и прежний грозный голос сказал торжественно:
- Проходи, младенец! - Сейчас - или новичку это только казалось? - он звучал не так грозно, более обыденно, что ли, - перед тобой открыт новый Мир, новый Путь! Открой же глаза, брат !
И сразу все переменилось. Призраки звуков обрели плоть, а когда испытуемый, руки которого - он и не заметил как - оказались свободными, снял повязку с глаз, ожили и цвета и образы.
У него моментально закружилась голова, но через секунду он увидел перед собой освещенный множеством огней просторный зал, в зеркальных стенах которого многократно, до потери ориентации, отражались, множась, толпы людей. Все они были в одинакового кроя плащах с глубокими капюшонами–клобуками, полностью закрывавшими лица - лишь два овальных выреза для глаз позволяли скрывающимся видеть. В расцветке этих плащей прослеживалась единообразная пестрота: они были пошиты из желто–красно–черного шелка; такая ткань именовалась "змеиной" и последние годы начала входить в моду. У многих головы поверх капюшонов были охвачены латунными обручами в виде змей со вправленными в глазки зелеными камнями.
И все приветствовали новичка:
- Здравствуй, безымянный младший брат! Ты вступил в Орден Полоза!
Он стоял справа от сияющего от восторга и щурящегося от света новообретенного брата в Полозе, как и полагается по ритуалу наставнику–поручителю, и произнес эти слова вместе со всеми и с подобающем случаю подъемом. Но смотрел он на происходящее сквозь прорези своего капюшона со скукою. И уж тем более, никак не мог он разделить восторженного энтузиазма самого новообретенного брата, своего давнего приятеля и протеже. Впрочем, не очень–то и протеже, хотя, конечно, это он рекомендовал его… Ну не то чтобы рекомендовал, а тот сам напросился… Да и не то, чтобы напросился… Словом, тут не все так просто, но короче так: его попросили, он рекомендовал, парень обрадовался чести - и все довольны.
Тем временем церемония двигалась своим чередом: пожимались облаченные в белые перчатки руки, произносились торжественные слова, звучали поздравления, приветствия…
"Да, брат студиозус, - думал он, самолично облачая радостно улыбающегося новичка в плащ полоза, нахлобучивая на голову капюшон (обруч–змею ему еще рановато, у него еще и имени–то нет, а обруч ему вручат попозже, когда пройдет испытание и из младшего брата, то бишь, брата–на–побегушках, станет он братом полноправным), хлопая его по плечам, обнимая и говоря положенные слова ободрения. - Да, - мысленно благословлял он неофита по–своему, - радуйся, дружище. Ты теперь брат. Ты приобщишься к Пути, который ведет в прекрасный новый Мир… Приведет когда–нибудь, жаль вот только, что в это время прекрасное… Но ты не расстраивайся, ведь ты и не догадаешься об этом. Хотя… Хотя другого бы мне не предложили рекомендовать в Орден. - ("Твой друг нужен Ордену", - сказал тогда ему сам носбит, и он, поклонившись, принял к исполнению. Обработать того труда не составило: парочка задушевных бесед под парочку бутылочек дешевого винца, парочка - "только ты никому, это между нами…" - брошюр смутного содержания, парочка намеков о том, что где–то что–то существует, короткая серьезная беседа с намеком "я могу помочь, но сам понимаешь…" - и неофит готов; на все про все парочка же месяцев.) - И вот ты стоишь, сияешь гордостью. И, попустите Небеса, если твое членство в Ордене ограничится нешумными сборищами с неизменным маскарадом, кропениями над малопонятными древними текстами, побуквенное разбирательство с текстами новыми, свеже, так сказать, испеченными, знакомством с приятными, умными и - что не менее ценно! - порой влиятельными собеседниками, доступом к запретным знаниям и прочими иными удовольствиями для ума, души и… хм… тела. И да не постигнет тебя разочарование! И да не убоись…"
Новообретенный брат, тем временем, обойдя в сопровождении второго старшины весь амфитеатр, уже стоял рядом и с трепетом - еще бы! - ожидал начала второго акта действа, более важного и более, так сказать, потаенного. Интимного, можно сказать.
А пока…
К ним уже шел сам носбит: точно в таком же плаще, с таким же обручем, но он–то давно научился различать его походку и, кажется, мог бы узнать его без плаща, в толпе, на улице… если бы не боялся. Ему даже порой чудилось, что он узнает этот голос, эту походку, эти манеры - и тогда он старался держаться подальше. Не всех братьев во Полозе он хотел бы видеть вне собраний - и менее всех именно самого верховного носбита, старшего брата из всех братьев.
- Здравствуй, брат, - сказал ласковый голос из–под капюшона.
- Здравствуйте, старший из старших братьев, - ответил он и поклонился.
При этих словах новичок быстро повернул свои прорези к беседовавшим: как же, сам верховный подошел поприветствовать его! Немножко не по правилам, но какая честь!
- Здравствуй и ты, новообретенный брат, - сказал голос носбита еще более ласково. - Позволь поздравить тебя с причастием. Уверен, что ты будешь достойным братом и оправдаешь надежды, которые питаем мы относительно тебя.
- Я приложу к этому все свое усердие, старший из старших братьев! - горячо заверил неофит, голос его дрожал от волнения.
- Верю, что будет так, - ласково ответил носбит. - Позволь мне забрать твоего поручителя. У ордена к нему неотложное дело.
- О! Конечно, - горячо воскликнул новичок.
- Взамен я предложу тебе, - продолжал носбит, не обращая внимания на восклицание, - другого провожатого. Брат–проводник! - Носбит поднял руку, и от толпы отделилась фигура в таком же, как у прочих, плаще, но тонкая и вроде бы женская. На груди подошедшего брата–проводника был знак откровения: золотой глаз с красным камнем вместо зрачка. Новичок еще не знал, что означает сие, хотя глаз "знака откровения" живо напоминал некую другую деталь тела (располагался "глаз" не горизонтально, а вертикально и зрачок был скошен к верхнему краю), чего он сразу же устыдился и, наверное, густо покраснел под капюшоном. И напрасно.
- Проводите новообретенного брата нашего во Полозе, - рука носбита указала, кого именно, - и покажите ему все, что положено.
- Да, старший из старших братьев, - ответил… нет - ответила!.. подошедший, чуть кивнув капюшоном, и у новичка чуть не подкосились ноги: брат точно оказался сестрой! Причем, судя по голосу, сестрой молодой и, наверное, привлекательной.
- Не волнуйся, безымянный брат, - носбит положил на его плечо руку в белой перчатке, и от этого легкого прикосновения по телу неофита прошла теплая успокаивающая волна, голова совершила быстрый легкий круг и вернулась на место - очищенная и успокоенная. Носбит сказал удовлетворенно: - Вот так. Иди с братом–проводником и ничему не удивляйся. Это часть, важная часть Ритуала, - заключил он. ("И весьма приятная", - добавил про себя поручитель новичка.) - Затем ты присоединишься к нам, и мы поговорим о делах.
- Идем, безымянный брат, - поклонился брат женского пола к новичку. - Я покажу тебе нашу обитель, - рукав плаща изящно обвел вокруг, - мы закончим Ритуал, и ты обретешь имя, - сказала брат с такой интонацией, что у новичка снова прошел холодок по спине.
"Эх, если бы не этот капюшон… Если бы не капюшон, я хоть подмигнул бы тебе, а так… - подумал поручитель. - Ничего, сейчас сам все узнаешь. Когда брат–проводник приведет тебя в "комнату откровений". Просторное ложе под тонким балдахином, снова черные ритуальные ленточки, только на сей раз уже на руках и ногах, черные же маски с прорезями для глаз и рта - не только для того, чтоб не задохнуться, ох далеко не только! - и более ничего… Вернее, наоборот: все. Все, друг студиозус!.. Тебе, дружище, и делать–то самому ничего не придется. Ну, практически ничего. Кроме того, чего самому захочется, свежеиспеченный брат мой во Полозе. Остальное брат–проводник сделает сама. Она очень опытный и искушенный в этих вопросах брат. Ты даже не подозреваешь, насколько опытный и искушенный…"
Носбит проводил двух братьев глазами, и он мог бы поклясться, что тот тоже думает о том же.
Впрочем, о том же думали и прочие братья, начиная с самых младших, только недавно прошедших через "комнату откровений", и кончая старшими (даже вот, оказывается, старшими из старших), кто в "комнате откровений" бывал не раз, еще при прежнем брате–проводнике, и мог сравнивать…
- Идем и мы, брат, - напомнил носбит, обернувшись.
- Я готов, старший из старших братьев, - кивнул он.
Они прошли мимо рассредоточившихся по зале и собравшихся в группки братьев - их уже стало несколько меньше, разбрелись по своим обычным делам. Он шел, кивая знакомым, которых узнавал по знакам, и думал, что сам бы тоже не прочь сразу же пойти по своим делам, да носбит вот…
Так они прошли сквозь весь зал и, поднявшись по лестнице, двумя ярусами выше и оказались в комнате малых собраний, где уже прохаживались, пробовали заготовленные заранее младшими братьями для братьев старших блюда и напитки (как это происходило с надетыми на голову капюшонами, его всегда забавляло, и было зрелищем даже поучительным - особенно в смысле принятия напитков), раскланялись, и все начали рассаживаться.
Он тоже прошел на свое место, не самое главное за этим столом, хотя с большим бы удовольствием поднялся сейчас еще на один пролет лестницы.
Туда, где находилось то, ради чего больше года назад он и вступил в Орден. То, знание о чем постоянно томило его, когда он слушал на лекциях высокопарные слова о невозможности подобного, или, в крайнем случае, об отдаленности возможности осуществления того, с чем он работал - и с каким удовольствием работал! - едва ли не каждый день. Знание, которым он не смел и не мог поделиться. И это было ему невыносимо - ведь за возможность наблюдать невозможное для других, за возможность самому участвовать в невозможном, он вынужден был платить молчанием под угрозой смерти. Однако вовсе не смерть страшила его. Если бы ценой этой он мог бы добиться гласности, он бы рискнул! Но в том–то и дело, что риск был бы бессмыслен - он просто не мог никому - кроме, разумеется, самих посвященных братьев, - рассказать достаточно для того, чтобы его сумели понять - или хотя бы поверить ему! - до того как он успеет умереть. А значит, смерть эта будет пустой и напрасной, и кому она такая нужна?
Уж точно не ему.
"Когда–нибудь это все равно произойдет, - подумал он. - Только, видимо, не скоро. Будем надеяться, что до этого момента произойдет что–нибудь еще, что–нибудь такое, от чего минет меня чаша сия". А что ему оставалось, как ни надеяться?
От греховных мыслей его отвлек голос носбита, сообщившего, что считает сегодняшнее высокое собрание открытым, и он привычно приготовился скучать.
Только вот никто не знал, что произойдет это так желаемое им "что–нибудь такое" гораздо раньше, чем он надеется.
И гораздо раньше, чем многим, даже ему пока еще неизвестным людям, того бы хотелось.
ПЕРВАЯ ЧАСТЬ
МУЗЕУМ
ГЛАВА ПЕРВАЯ
ПОДСТУПЫ
начало
Майор Гиеди в полном боевом лежал на прогретой жарким весеннем солнцем, но все же влажной еще земле за каменной скамьей (той, на которой пару дней назад беседовали Хастер с Алики, но этого он, конечно, знать не мог) и смотрел на каменные ворота въезда в Музеум.