Кучер помог Алики выйти из кареты, швейцар раскрыл перед ней двери, и девушка оказалась внутри.
Перед ней простиралась широкая богато изукрашенная мраморная лестница. Алики поднялась наверх и нерешительно замерла на месте, с трудом представляя себе, что делать дальше и как себя следует вести. И спросить было не у кого - кругом, среди витрин, прилавков и манекенов не было видно ни одной живой души. Видимо, из–за раннего времени: вряд ли знатные и богатые дамы в массовом количестве выезжают прогуляться по магазинам раньше полудня. Не было видно ни продавцов, ни приказчиков. Но стоило Алики шагнуть к одному из прилавков, как из–за шелестнувшей бусинками занавеси навстречу ей выпорхнула весьма миловидная девушка в таком нарядном платье, что у Алики захватило дух.
- Доброе утро, сударыня, - с обворожительной, но сдержанной, какой–то профессиональной улыбкой произнесла она мелодичным голоском. - Что вам будет угодно?
- Доброе утро, э-э… - ответила Алики, не зная, как к ней обратиться, и потому улыбнувшись девушке самой обезоруживающей из своих улыбок. - Пожалуйста, не беспокойтесь из–за меня. Я, собственно, проезжала мимо и просто зашла поглазеть. - Грубоватое это "поглазеть" должно было изобличить в Алики этакую простушечку–провинциалку, которую она решила сыграть. - Мы только вчера приехали в Столицу, и, знаете, просто глаза разбегаются.
Улыбка продавщицы стала еще более обворожительной.
- О, как я вас понимаю! Вы зашли как раз туда, куда нужно, - защебетала она. - У нас вам найдется на что поглазеть, - она доверительно хихикнула, - и что из приглянувшегося увезти с собой. У нас очень солидный магазин, с богатым выбором и весьма умеренными ценами… Для начала, позвольте предложить вам чай, пока вы будете выбирать.
- Нет, зачем! Я только что позавтракала, - скромно попыталась возразить Алики, но девушка была неумолима и, увлекая Алики в приятный глазу уголок, где под какими–то развесистыми растениями было установлено несколько легких столиков, девушка проговорила:
- Прошу вас, сюда. Уверяю вас, что вы не пробовали на завтрак таких пирожных, какие нам приносят из кондитерской снизу…
Под пирожные, сладкие орешки в шоколадной глазури и мятные леденцы с ароматным чаем они просмотрели кучу модных журналов и каталогов магазина, обсудили, что могло бы пригодиться и, одновременно, очень подошло бы именно для Алики, согласились друг с другом, что кружева окончательно вышли из моды, а будущее, несомненно, - ну на два–три сезона, это уж точно, - принадлежит ажурной вышивке, и вообще поговорили еще о многих–многих разных вещах. Как–то сам собой в руках у Алики оказался новенький путеводитель по Столичным магазинам, который она "рассеянно" листала, слушая щебетание своей наставницы и вовремя вставляя необходимые реплики, чтобы создать иллюзию заинтересованности. Третьим планом в голове проносились мысли, что весь товар из лавки ее тетушек мог бы разместиться на лестничной площадке этого магазина между ступенями и стеклянными дверями, но, в сущности, разница между тем и другим была лишь в количестве - ассортимент был практически один и тот же, а цена куда больше.
Тем временем магазин понемногу стал оживать.
Сквозь парадные двери тот и дело входили шикарные дамы: обычно в одиночку, но иногда в сопровождении - реже мужей, чаще - дюжих молодцов, явных носильщиков; к каждой из–за шуршащей занавески выбегала девушка.
- Наверное, здесь бывает очень многолюдно, - обратив внимание своей наставницы на небольшую суету возле входа, когда в двери вошли одновременно несколько таких компаний, спросила Алики. - Разве у вас нет второго входа?
Выяснилось, что нет. Оказывается, всем столичным магазинам, равно как и прочим общедоступным заведениям, старинным еще указом Ратуши запрещено иметь более одного входа, причем выходящего на самое людное место, якобы для того, чтобы лучшим способом обеспечить безопасность заведения от грабителей, на самом же деле, чтобы бороться с людской безнравственностью.
- Есть даже специальный инспектор, - сообщила девушка–продавщица, - который ходит по магазинам, кафе, парикмахерским и прочим заведениям и проверяет исполнение указа.
- Занятно, - прокомментировала Алики досадную новость, несколько нарушавшую ее планы. - Знаете, а вот у нас в городе даже в самой захудалой лавчонке, где и торговать–то нечем, имеется второй выход. И ничего такого особенного не происходит. _ Было большое искушение сообщить, что, например, в лавке ее теток была дверь, которая вела на задний дворик, и в тот же дворик выходили двери еще двух лавочек, в то время как все три лавки фасадами глядели на разные улицы. Так что вторые двери иногда приносили довольно ощутимый доход, потому что хотя чуть ли не весь город знал, кто, как и для чего пользуется ими, но все же видимость благопристойности соблюдалась неукоснительно.
- Сразу видно, что законы выдумывают мужчины и только для себя, - понимающе улыбнулась девушка. - А нам приходится самим заботиться о своей репутации и изворачиваться, в то время как любой мужчина может совершенно открыто приехать на любую "цветочную аллею".
- Мне, к счастью, беречь свою репутацию пока необходимости нет, - ответно улыбнулась Алики и чуть заметно подмигнула. - Мне просто необходимо съездить кое–куда, и я не хочу, чтобы об этом узнали мои домашние.
- И вы не собираетесь вести себя неблагоразумно, - с пониманием продолжила девушка.
- Как можно! - всплеснула руками Алики. - Я сама воплощенное благоразумие… И как правило мне это всегда удается.
Девушки весело рассмеялись.
- Ваше "кое–где" находится очень далеко от этого места? - шепотом спросила Алики девушка.
- Это не существенно, - заговорщицки же ответила Алики. - А временем я располагаю.
Девушка кивнула.
- Тогда я посоветую вам, - голос девушки почти дошел до самой крайней степени интимности, - поехать на Набережный бульвар. Там находятся книжные развалы, выставляются картины, полно мелких лавочек, где продается всякая дешевая всячина. Так что вы можете оставить вашу карету в начале бульвара, а в конце его взять другую. А если, возвратившись, вы принесете с собой парочку книжек или каких–нибудь безделушек, то это послужит вполне достаточной причиной вашего сколь угодно длительного отсутствия.
- Да, это хорошая мысль, - ответила Алики после недолгого раздумья. - Благодарю вас, дорогая. - Алики встала, все еще держа в руках путеводитель; тут же поднялась и девушка. - Сколько я вам должна за вот эту брошюрку, пирожные и потраченное на меня время?
- Брошюре грош цена, пирожные за счет заведения, а потраченное время… Если вы будете столь любезны, я бы осмелилась предложить вам кое–что из того, что мы с вами обсуждали, - скромно потупив глаза, предложила продавщица. - Сущую безделицу, но… Мы ведь имеем с каждой покупки комиссионные. Вы меня понимаете?
- Конечно, конечно! - воскликнула Алики. - Я полностью рассчитываю на ваш вкус. _ "И на скромность", - добавила она про себя.
- Извольте подождать минуточку, - обрадовалась продавщица и тут же исчезла за своей занавеской.
Алики со вздохом подумала, что вот она и потратила деньги, "поддавшись столичным соблазнам", от чего предостерегал ее Рет - Ратус. Впрочем, решила она, это было бы его самым меньшим разочарованием на сегодня, если бы он узнал о ее планах.
Девушка вернулась гораздо раньше, чем через минуту. В руках у нее был красиво упакованный сверток, размерами и весом несколько успокоивший Алики; счет был тоже довольно умеренным.
Протягивая девушке деньги, Алики заметила с некоторой неловкостью:
- Простите, я не знаю, сколько у вас полагается давать чаевых. Понимаете, мне не хотелось бы показать себя скупердяйкой, но и транжирой быть тоже не хочется.
- Об этом есть отдельная глава в вашем путеводителе, - услужливо подсказала девушка. - Тринадцатая страница.
Алики заглянула на указанную станицу и снова полезла в кошелек, отсчитав раза в полтора больше, чем там было обозначено.
- Позвольте дать вам еще один совет, - сказала девушка, провожая ее назад, к двери. - У нас, в Столице, не очень жалуют провинциалов, которые шагу не могут пройти без путеводителя.
Алики поблагодарила ее кивком, еще раз кивнула на брошенное вдогонку: "Заходите еще, сударыня!" и вышла из магазина.
Швейцару она тоже сунула монетку, швейцар в ответ махнул ее кучеру, и тот лихо подрулил к тротуару.
- Вот что, - сказала Алики, усаживаясь. - Я бы еще хотела посмотреть что–нибудь интересное. И купить что–нибудь почитать для себя. Удивительно, но чем богаче господа, тем скучнее у них книги. Самые интересные давала мне наша кухарка.
Она принялась было листать путеводитель, но кучер сам пришел ей на помощь:
- Тут и думать нечего, сударыня, - заявил он. - Вам надо просто прогуляться по Набережному бульвару. Там вы и насмотритесь всего, что душа пожелает, и книжек купите самых разных.
- Вы думаете? - задумчиво произнесла Алики.
- Не извольте сомневаться!
- Ну что ж, - уступила Алики. - Тогда едем на Набережный бульвар!
Дверца захлопнулась, и кучер хлестнул бичом.
Это оказалось совсем рядом. Алики не успела даже толком просмотреть нужную ей страницу путеводителя; но то место, куда ей было надо, она нашла и запомнила.
Выйдя из кареты, Алики сразу увидела уходящую дугой вправо широкую серую ленту Набережного бульвара, зажатого с одного бока серой же стеной домов и узкой непроезжей улицей, отделенной невысоким каменным заборчиком, а с другой ограниченного коваными перилами набережной. И все это пространство было сплошь заставлено открытыми лотками, лотками, прикрытыми какими–то подобиями палаток и тентов, пюпитрами, переносными витринами, занимавшим не только обочины, но и самую середину бульвара и разделяя его на два потока… И все пестрело такими непривычными в слякотной серости зимы, и потому казавшимися еще более броскими, яркими, аляповатыми, вызывающими красками развешанных на парапете набережной и выставленных на пюпитрах картин, расставленных на прилавках или просто на булыжнике мостовой безделушек, поделок и подделок самого разного свойства и качества… И все было заполнено людьми, копошащимися, грудящимися возле прилавков и пюпитров, стоящими и снующими, молчаливо разглядывающими и ожесточенно о чем–то спорящими и жестикулирующими, молодыми и пожилыми, простыми и богато разодетыми, мужчинами и женщинами… И над всем этим висел гул, в который сливались и голоса, и шелест одежд, и шлепанье ног по серому размокшему снегу, и шорох шин, и стук копыт многочисленных подъезжающих и отъезжающих экипажей…
А за темной полосой рекой, изгибы которой в точности повторял Набережный бульвар, напротив, за высокой кованой оградой с мудреными золочеными узорами решеток в глубине огромного сада возвышались крыши, шпили и купола Императорского дворца - города в городе, столицы Столицы, сердца Великой Империи.
И, как ни странно, соседство людского муравейника и величественных творений архитектуры не казалось кощунственным или унизительным…
Кучер дал Алики вдоволь насмотреться вокруг, и только после напомнил о своем присутствии покашливанием. Девушка оторвалась от открывшегося ей зрелища и увидела искрящиеся весельем глаза кучера.
- Я вижу, что Набережный произвело на вас впечатление? - произнес он.
- О да! - совершенно искренне призналась Алики.
- Бульвар тянется на две мили, - кучер указал зажатым в руке хлыстом куда–то вдаль. - Вдоль него ездить запрещено, сами видите. Так я подожду вас здесь, или на том конце?
"Две мили!" - внутренне ужаснулась Алики и, не задумываясь, ответила:
- Конечно, на том! Я все здесь хочу посмотреть! Боже, как здесь всего много! И как интересно - книги, картины… Я, наверное, задержусь тут надолго.
- Два часа вам хватит?
- Н-не знаю, - неуверенно очень произнесла Алики, оглядываясь на бульвар. - Давайте договоримся на три, согласны?
Кучер пожал плечами.
- Как вам будет угодно. А я как раз успею не спеша перекусить.
Алики поняла это как намек и полезла было в кошелек за деньгами, но кучер остановил ее движение.
- Не извольте беспокоиться, сударыня. Господин Рет - Ратус обо всем позаботился, - Он улыбнулся. - Значит, я вас буду ждать через три часа на том конце бульвара. И будьте повнимательнее со своим кошельком.
Алики кивнула. Она была несколько возбуждена, но это легко могло сойти за обычное возбуждение женщины в предвкушении покупок.
- А вы, если проголодаетесь, - посоветовал напоследок кучер, - заходите в кондитерские. В кондитерские здесь дамам можно заходить без опасения.
- Да? А у нас в Берстаре девушке одной разве что в булочную можно зайти.
- В булочную тоже можно, - улыбнулся любезный кучер. - И съесть бублик где–нибудь в сторонке на скамейке. Это не зазорно для девицы вашего возраста. На Набережном бульваре дозволительна некоторая свобода нравов.
Алики поблагодарила за совет, и направилась к ближайшему же книжному лотку, представлявшему из себя большущий раскрытый чемодан, откинутая крышка которого служила витриной, а в необъятном его чреве торчали корешки… Только минут через пятнадцать, когда подмышкой у нее оказались зажаты несколько томиков чтива такого рода, что так нравится прислуге, она напомнила себе об истинной цели своего пребывания здесь.
Оглянувшись, Алики не увидела даже площадки, на которой оставила свою карету, - в обе стороны от Алики простирался многолюдный Набережный бульвар. Тем лучше, решила она и, лишь оглядываясь по сторонам, но не отвлекаясь на мелочи, двинулась дальше. Быстро идти, правда, у нее все равно не получалось, но за полчаса она надеялась прибыть к месту своего назначения. Пестрых соблазнов вокруг хватало: то обратит на себя внимание какая–нибудь изящная безделушка - вазочка, подсвечник, просто статуэтка; то взгляд упадет на не совсем понятные рисунком, но чем–то привлекающее взор картину или гобелен; то обвешанный как витрина собственноручно сделанными портретами художник набежит с предложением нарисовать "ваш портрет, сударыня! Всего за пятнадцать минут и за пол–империала! У вас такое выразительное лицо"… то то… то это…
Алики позволила себе остановиться, только когда на глаза попалась вывеска булочной. Она кое–как выбралась из толчеи бульвара, приняла из окошечка свой соблазнительно пышущий теплом печи заказ - обильно уснащенную изюмом сдобную булочку и сочник с творогом - и, оглянувшись в поисках места, пристроилась на невысоком парапетике в свободном пространстве между раскладкой каких–то миниатюрных глиняных фигурок различных животных и похожими же, но дутыми из цветного стекла игрушками, стоящими прямо на камне парапета.
Но едва она откусила от сочника и опустила глаза в книжку, как перед ней вновь материализовался давешний художник "всего за полуимпериала и пятнадцать минут", обвешанный собственными произведениями.
- Сударыня!.. - начал он, но Алики, строго глянув на него, перебила:
- Вы что, преследуете меня? - резко спросила она.
Художник стушевался
- Я… м-м… сударыня… у вас такое… э-э… - залепетал он и замолк.
Соседи–торговцы косились на них и похихикивали.
- Разве вы не видите, что я завтракаю? - выждав и не получив вразумительного ответа, продолжала укорять Алики. - Вам так хочется изобразить мое, как вы позволили себе заметить "выразительное лицо" с жующим ртом и толстыми щеками, за которыми прячется по куску булки?.. Ну что ж, рисуйте! - неожиданно сменила она гнев на милость. Потому что этот нахально–скромный парень ей начинал нравиться. Да и рисовал он, судя по украшавшим его образцам, довольно прилично. - Но учтите, - помахала она надкушенной булочкой, - если портрет мне не понравится, не видать вам вашего полуимпериала!
Парнишка радостно закивал, моментально выскочил из своих картонных доспехов и ловко, одним движением, вывернул их наизнанку - к обратной стороне, оказывается, были уже прикреплены чистые листы, - прямо стоя, уперев картон себе в бедро и придерживая его одной рукой, свободной принялся набрасывать на нем что–то быстрыми широкими штрихами; иногда он коротко посматривал на Алики и начинал растирать штрихи антрацитово блестящим от давно и прочно въевшегося в кожу угля большим пальцем.
Алики жевала и почти не обращала на своего портретиста внимания. Позировать она тоже не собиралась: взялся, так пусть сам и мучается. Впрочем, она только делала вид, что увлечена чтением. На самом деле она исподтишка косилась на парня и, кажется, мысли ее стали сворачивать в какую–то грешную сторону. Чтобы не расслабляться, она решила быть с ним строже.
Дожевав последний кусок сочника, Алики встала и заглянула в лист. Она была разочарована. На ее взгляд нарисованная девушка походила на реальную Алики разве что покроем платья. Она, конечно, лгала себе - художник, само собой, льстил модели, но не до такой степени.
- И вы думаете, что это я? - насупила она брови, даже фыркнула для строгости. - И полагаете, что это стоит империала?
Улыбка тут же слетела с лица художника.
- Я рассчитывал на пол–империала, - сообщил он смущенно. - И на ваше доброе сердце.
Алики еще раз фыркнула.
- Ну хорошо, - строго сказала Алики. - Вы получите свои пол–империала, если немедленно найдете мне извозчика.
- Одну секунду, сударыня! - тут же воскликнул молодой человек.
Не успела Алики глазом моргнуть, как он, бросив на произвол судьбы свои произведения и средства их производства, исчез в ближайшем проулке, откуда тут же раздался молодецкий свист и быстро приближающееся цоканье копыт, а через мгновение появился небольшой открытый экипаж с поднятой крышей. На подножке его висел художник.
- Как это у вас ловко получается! - величественно похвалила Алики, принимая скрученный в рулон и перевязанный тесемкой - и когда успел?! - портрет и протягивая взамен все–таки империал: - Пожалуй, вы его заработали. - и, уже не обращая больше на бедного художника внимания, крикнула вознице: - Трогай!
Когда коляска уже скрывалась в проулке, Алики все–таки не выдержала и оглянулась. Ей хотелось, чтобы молоденький художник так и стоял, провожая коляску грустным взглядом, но тот, схватив свои носильные принадлежности, уже устремился к булочной. Алики звонко рассмеялась.
Извозчик оглянулся.
- Так куда едем, сударыня?
- На Тополиную дорогу, _ ответила Алики, вспомнив адрес из путеводителя.
Извозчик крякнул и пробормотал недовольно - вроде как про себя, он так, чтобы Алики услышала:
- Постыдилась бы хотя бы, прости Небеса. Такая молоденькая, а уже по "цветочным аллеям" шастает.
- Погодите–погодите! - не поняла Алики. - Разве там находится "цветочная аллея"? Но мне нужна Карамельная Мыза…
- А! - сразу заулыбался возница. - Ну так надобно было так и сказать, барышня! Это ж на Старой Тополиной! Только, - он почесал обухом кнута у себя под шляпой. - Только там об эту пору грязь непролазная…
- Что, болото? - Алики понятия не имела, как дела обстоят на самом деле, но на всякий случай понимающе усмехнулась.