38
Три дня спустя Глори переехала к Чиперу. Как любовник в реальности он оказался совсем другим, нежели в нейронных трипах. Да и в быту он совершенно не походил на бывшего мужа Глори. Квартира была маленькой и убогой. Чипер пропадал где-то до позднего вечера – говорил, что работает, но Глори думала, что он просто хочет побыть один. На третьей неделе совместной жизни Глори опубликовала свою вторую статью, рассказав о том, как живет Чипер после смерти своей жены. Ее редактор, Борис Бродский, долго читал черновик и хмурился.
– Здесь есть и ты, – подметил он, поднимая на своего внештатного журналиста глаза.
– Ну конечно, есть, – сказала Глори. – Я ведь живу сейчас с Чипером.
– Но ты пишешь о себе в третьем лице. Почему?
– Не знаю. Мне показалось, что так будет лучше.
– Для статьи или для тебя? – верно подметил редактор, а когда Глори пожала плечами, завел разговор о докторе Ситне. – Как он отнесся к твоему решению съехаться с Чипером?
– Я не встречалась с ним после этого.
– Он влюблен в тебя. Ты знаешь это?
– Он влюблен в свои странные нейронные программы.
– Нет, в тебя… – Бродский тяжело вздохнул. – Если бы я только мог поменяться с тобой местами. Хотя бы на день.
Эта смена разговора, переход от статьи к Догару Ситне, натолкнула Глори на мысль, что ее вторая статья не выйдет в печать, но Бродский убрал бумаги в стол и пообещал опубликовать работу в ближайшем выпуске.
– Но это не сенсация, – добавил он. – Если сравнивать с тем, что ты сделала прежде, это… – Бродский сморщился, подбирая слова. – Скажем так, это не твой уровень.
И он был прав. Глори поняла это, как только купила нейронную газету "Всплеск" и прочитала свою колонку. Онлайн-статистика показывала, что у статьи один из самых низких рейтингов. Ниже был только отчет криминалиста о подростковой преступности и предложение собирать необходимую информацию для правоохранительных органов, начиная с рождения ребенка, чтобы в будущем можно было предотвратить большинство тяжких преступлений, повысив раскрываемость подростковой преступности, искоренив ее в зародыше.
Глори выбросила газету в урну и еще долго срывалась на Чипера, не признаваясь в истинной причине своего недовольства.
– Все дело в деньгах, да? – спрашивал ее Чипер. – У меня есть пара клиентов, пара коматозников…
– К черту деньги! – кричала Глори.
Кончилось все тем, что она купила на полученные за статью деньги месячную дозу а-лиса и, дождавшись, когда останется одна, приняла две таблетки. Нет, Глори не хотела убить себя. Просто как-то завертелась, проглотила пилюлю, услышала звонок, ответила. Доктор Ситна спрашивал, как у нее дела. Это был их первый разговор после того, как Глори ушла к Чиперу. Нейронный модулятор ждал, а-лис проник в кровь, но без модулятора он почти не действовал на сознание. Глори разговаривала с Догаром Ситной четверть часа, затем выкурила сигарету и проглотила еще одну пилюлю а-лиса, включила нейронный модулятор и только тогда поняла, что приняла двойную дозу. Точно такая же доза отправила Парси Лейн в больницу. Глори попыталась вызвать рвотный рефлекс, но мысли уже мчались куда-то в ночь, в темную мглу внутреннего, скрытого от реальности мира.
39
Пыльная дорога извивается, неуклюже переваливаясь через усеявшие незнакомую местность холмы и каменные гряды. Глори никогда не была здесь. Глори-проститутка, которая бросила своего сутенера и начала жить с молодым Чипером. Он идет рядом. Недавно был дождь. Их одежда влажная, липкая. На улице нехолодно, но порывы ветра вызывают озноб. Вымощенная серыми природными камнями дорога взбирается еще на один холм и круто устремляется вниз, в долину, где раскинулся элитный пригород застывшего декорацией на горизонте мегаполиса. Красивые дома выстроились в ряд, щеголяя формами и дизайном. Крыши блестят на солнце. Газоны пострижены. Клумбы с цветами ухожены. Заборов нет. Все открыто, доступно. Нищий Чипер и бывшая проститутка поднимаются по ступеням, стучат в дверь. Ни хозяев, ни прислуги. Но дверь открыта. Войти внутрь, оглядеться. Роскошь и простор режут глаз.
А-лис позволяет Глори вспомнить ее убогую квартиру, где они живут с Чипером. Видение четкое и ясное. Реальность вызывает тошноту и зависть. Теперь а-лис заставляет Глори смотреть на дорогие стулья у барной стойки. Она хочет иметь такие же стулья, хочет такую же кухню и барную стойку. И неважно, сколько это все стоит!
– Мы украдем эти стулья! – говорит Глори. – Заберем с собой. – Она пытается поднять их, но они прикручены к полу. – Да помоги же мне! – шипит она на Чипера, но тут же успокаивается, смеется, говорит, что, наверное, сошла с ума.
Темные тучи оставляют небо. Солнце заливает элитный пригород теплыми лучами; отражаясь от бассейна на заднем дворе дома, они слепят Глори глаза. Как завороженная, она смотрит на эти блики. Где-то лает собака. Брызжа слюной, бультерьер бросается на стеклянные двери, разделяющие дом и бассейн. Глори ненавидит этого пса.
– Нужно уходить, – говорит Чипер.
Дом остается позади. Глори не помнит, каким он был внутри, но все еще видит стулья и собаку. Ей кажется, что в этом доме самыми дорогими были стулья и бультерьер охранял только это сокровище. Можно было украсть все, что есть в доме, но не тронуть стулья, и пес бы ничего не сделал ворам.
– Нам нужно купить а-лис и зарядить где-нибудь нейронный модулятор, – говорит Чипер. – Только давай на этот раз выберем дом, где есть хозяева.
Они поднимаются по улице, в конце которой праздник и веселье. Играет музыка, взрываются хлопушки, звучат звонкие голоса. Глори видит Жана Мерло, ставшего в этом нейронном трипе старшим братом Чипера. Он улыбается им и машет рукой. Его дом в начале улицы, и он предлагает Чиперу остановиться там.
– Только без Глори, – говорит Мерло.
– Почему без Глори? – спрашивает Чипер.
– Она же проститутка.
– Уже нет.
– Брат! – кривится Мерло. – Невозможно выбрать свой путь, пройти по нему, а потом вернуться к началу и притвориться, что не устал. Дорогу в этой жизни мы выбираем лишь однажды. Это как цвет волос: родился блондином – блондин навсегда.
– Не идет Глори – значит, не иду я, – говорит Чипер.
Глори улыбается. Он не видит, но сейчас она благодарна ему за эту преданность. И нет больше обид и зависти. Зарядить бы где-нибудь нейронный модулятор да купить немного а-лиса.
А нейронный трип делает уже следующий поворот. Борис Бродский и Догар Ситна стоят в обнимку и зовут Глори по имени. Она понимает, что знает их, но ничего не помнит о статье и газете, не помнит, кем была. "Наверное, очередные клиенты", – решает Глори.
– Ты голодна? – спрашивает доктор Ситна и, не дожидаясь ответа, зовет в дом, к столу. – И не волнуйся о Чипере, о нем позаботится брат.
Глори ест жадно, спешно.
– Куда торопишься? – спрашивает Бродский.
– Нужно зарядить нейронный модулятор и достать немного а-лиса, – честно говорит Глори, прикидывая, что можно будет украсть серебряные столовые приборы, когда желудок насытится.
– Есть тут один… – неуверенно говорит Бродский, не желая произносить слово а-лис вслух.
Глори следит за его взглядом. У высокого окна стоит Клод Маунсьер, который в этом нейронном трипе снова стал ее бывшим сутенером.
– Нужен клиент? – спрашивает он, когда Глори подходит к нему.
– Нужен а-лис, – говорит она.
– А деньги?
– Нет денег.
– Так ты все еще с этим неудачником Чипером?
– Не называй его так.
– Почему?
– Потому что… – Глори пытается вспомнить что-то хорошее о Чипере, но не может. Знает, что хорошее есть, но вот что именно? – Черт! – злится Глори. – Какого черта ты прицепился ко мне? Просто скажи, есть у тебя а-лис или нет?
Клод Маунсьер достает из кармана пакетик с красными пилюлями.
– Не так быстро! – говорит он, когда Глори тянет к пакетику руку. – Есть тут один клиент…
– Я завязала.
– Он просто горит. Думаю, хватит и пары минут.
– Я же сказала… – Глори смотрит, как пакет с красными пилюлями исчезает в кармане сутенера. Другого шанса не будет. Брат никогда не поможет Чиперу с деньгами, зная, что Чипер потратит их на а-лис и бывшую проститутку. А если не принять а-лис в ближайшие пару часов, то начнутся сны наяву – жуткие, сбивчивые. И если Глори еще как-то справляется с ними, то Чипера они сводят с ума. – Ну черт с тобой, – говорит Глори, оглядываясь. – Где твой клиент?
Сутенер улыбается. Они протискиваются сквозь толпу в дальний угол огромной гостиной. Высокие окна открыты настежь. Ветер приносит из сада запах цветов.
– Сколько ты дашь мне таблеток? – спрашивает Глори, когда сутенер приводит ее к столу с закусками, за которым стоит крошечная ширма высотой не выше пояса.
– Десять пилюль тебе хватит?
– Двадцать.
– Двадцать за пару минут? – сутенер смеется. – Двенадцать – и то по старой дружбе.
Глори молчит, пытается разглядеть лицо клиента, но оно какое-то бесформенное, словно набросок скульптора, шаблон, из которого предстоит высечь личность.
– Лишь пару минут, – предупреждает Глори, надеясь, что успеет закончить здесь прежде, чем Мерло приведет в дом младшего брата.
– Умница! – хвалит ее сутенер, наблюдая за работой.
Клиент без лица гладит волосы Глори. Она пытается расстегнуть ему пряжку ремня, украшенную сверкающими драгоценными камнями. Их блеск слепит глаза, унося сознание прочь из дома, к Чиперу и его брату, пытающемуся убедить Чипера отказаться от Глори, соблазняя другими девушками, которых можно найти на этой вечеринке. Глори видит, как они поднимаются по лестнице, входят в распахнутые двери, скользят вдоль высоких окон, за которыми благоухает цветочный сад.
– Она изменилась, – заступается за Глори Чипер.
– Ты так думаешь? – издевается над ним Мерло.
Он словно знает, что происходит сейчас за ширмой, потому что ведет младшего брата именно туда.
– Ну, что я тебе говорил? – слышит Глори его голос за спиной.
Клиент без лица охает, мычит что-то бессвязное.
– Как водяная помпа! – подмигивает ему сутенер, продолжая расхваливать Глори.
Она поднимается с колен. Чипер смотрит на нее и молчит.
– Давай свои пилюли, – говорит Глори сутенеру.
Он отсчитывает двенадцать штук. Глори прячет их в кармане.
– Вот, – Мерло протягивая брату упаковку салфеток. – Думаю, твоей девушке это понадобится.
Чипер кивает, достает пару салфеток.
– Вот, – говорит он, протягивая их Глори.
Она вытирает лицо. Стыда и смущения нет. Есть лишь небольшое чувство вины перед Чипером, но не перед собой.
– Немного на подбородке пропустила, – говорит он, достает еще одну салфетку и помогает ей вытереть лицо.
– Теперь все? – спрашивает Глори.
Чипер кивает, смотрит какое-то время на влажную салфетку в своей правой руке, затем на пачку салфеток в левой, на лицо Глори, ей в глаза, словно чего-то ждет. И сейчас он похож на ребенка. Но ребенка предали. И Глори чувствует перед ним вину за это предательство, понимая в то же время, что случившееся не более чем реальность жизни, которую невозможно объяснить такому большому, но наивному ребенку. Поэтому остается чувствовать вину перед Чипером, но не перед собой.
– Твою мать! – неожиданно говорит Чипер.
Смятая салфетка, которой он помогал Глори вытирать подбородок, падает на пол. Упаковка с оставшимися салфетками летит в стену. Глори видит это в замедленном действии. Вот Чипер замахивается, вот упаковка салфеток покидает его руку. Где-то на полпути упаковка превращается в бокал с красным вином. Он разбивается о стену, звенит стеклом. Красные брызги повсюду. Вернее, уже не брызги, а пилюли а-лиса. Сотни, тысячи пилюль. Глори слышит, как они падают на пол, закатываются под столы, стулья.
– Нам пора уходить, – говорит она Чиперу, стараясь не злиться на его каприз, повлекший за собой разбитый бокал, стараясь не злиться ни на кого в этом мире.
40
Глори очнулась в больнице, увидела Чипера и первые несколько мгновений думала, что это Мерло. Настоящий Мерло, реальный. Не брат Чипера из нейронного трипа, а человек, за которым Глори готова была пойти хоть на край света – так, по крайней мере, ей казалось, когда они были вместе… "Но времена эти давно прошли", – подумала Глори, и видение рассыпалось. Чипер был бледным и смотрел на нее так, словно это из-за него она оказалась здесь.
– Я не специально, – спешно сказала Глори. – Я приняла сначала одну таблетку, собиралась включить модулятор, но тут позвонил доктор Ситна…
Она говорила много и сбивчиво, стараясь не упустить деталей, потому что после того, что случилось с Парси Лейн, Чипер не мог позволить себе потерять еще одну женщину. Увлеченная рассказом о случайной передозировке, Глори не заметила, как начала рассказывать о нейронном трипе, а потом отступать было уже поздно.
– Прости меня, – сказала она в конце этой истории.
– Простить? – растерялся Чипер. – За что я должен тебя простить?
– Я продалась за горсть а-лиса, забыл?
– Это был всего лишь трип.
– Но ведь это было у меня в голове.
– Это всего лишь фантазия.
– У меня это уже не первая фантазия.
– Главное, что ты жива.
Они замолчали. Глори закрыла глаза и долго лежала, притворяясь, что спит, зная, что Чипер наблюдает за ней. Ближе к вечеру пришел доктор Ситна. Он долго обижался, что она не позвонила ему, не рассказала о случившемся.
– Все уже в прошлом, – сказала Глори.
– А-лис убивает синоптические связи. Еще одна передозировка – и ты превратишься в Парси Лейн. Нужно пройти восстановительный курс. Не в этой больнице.
– Чем плоха эта больница?
– Она бесплатная.
– У меня нет денег, чтобы платить за реабилитацию.
– Оставь заботу об этом мне.
– Не хочу. Просто не хочу – и все.
– Потому что ты живешь с Чипером?
– И это тоже.
– Я не ревную.
– Вот как? – Глори кисло улыбнулась, вспоминая недавний разговор с Чипером. – А должен ревновать.
– Что?
– Ревность – это естественно. Я рассказала Чиперу о своем трипе, где была проституткой, зарабатывавшей на пригоршню а-лиса, и он сказал, что это ничего не значит. Теперь ты говоришь, что не ревнуешь меня. Почему? Вам плевать? Когда я была замужем, то Клод ревновал меня. Когда я завела любовника, то ревновала его. Ревность – это естественно. Это страх потерять близкого тебе человека. Не безумная ревность и уж тем более ничего из психоанализа, когда людям нужно лечиться, а не любить, а простая, чистая, можно сказать, невинная ревность. – Глори попыталась подняться с кровати, выдернула из вены иглу капельницы. – Ревность – это хорошо. А если нет ревности, то нет и любви – так, всего лишь посредственность. Тишина и покой. Просто жизнь. Ночь в одной кровати. Ужин за одним столом. Быт. Планы. Возможно, дети. Но не любовь. Я говорю о любви между мужчиной и женщиной. Потому что это стихия, буря, шторм, но не штиль, не покой. Это столкновение двух стихий. Всплеск, взрыв. Любовь – это безумие. Любовь заставляет нас делать глупости, плевать на общество. Слезы и смех. Секс и поцелуи. Просто взгляд. Вздох. Прикосновение. И когда ты кого-то любишь, по-настоящему любишь, то невозможно насытиться этим. Тебе всегда мало. Мало слов, мало объятий, мало поцелуев, мало секса. Любовь заставляет тело и мозг стать одним целым… – Глори скинула больничный халат и, не стесняясь наготы, начала натягивать одежду, в которой ее привезли в больницу. – И если кто-то думает, что можно любить тихо и спокойно, то этот человек не знает, что такое любовь. – Она прошла к выходу из палаты, остановилась напротив Догара Ситны. – Вот ты, например… Ты кого-нибудь любил? Ты был безумным? Хоть раз? А?
– Думаю, у тебя начинается депрессия после передозировки, – хмуро сказал он, решив не отвечать на вызов, провокацию.
– Верно, – кивнула Глори, и на губах ее появилась холодная, уродливая улыбка. – Всего лишь депрессия, – она рассмеялась и вышла в коридор, захлопнув за собой дверь раньше, чем Догар Ситна успел последовать за ней.
41
Задержка. Закрывшись в грязной ванной Чипера, Глори считала дни и материлась на чем свет стоит. Со дня передозировки прошло три месяца. За это время она не написала ни одной статьи, стала принимать больше а-лиса, особенно когда Чипера не было рядом, потратила почти все оставшиеся после развода деньги и вот теперь, кажется, ко всем своим несчастьям еще и забеременела.
– Твою мать! – шипела Глори, загибая пальцы.
Две недели. Две чертовых недели. Нет смысла покупать тест. Такой большой задержки у нее никогда не было. Глори снова выругалась. Нет, от Мерло, возможно, она и готова была родить ребенка. Не сейчас, а когда они встречались втайне от ее мужа и мир вращался в безумном танце. Но вот Чипер… От Чипера рожать Глори не хотела. Не было здесь ни любви, ни кризиса, когда хочется воплотить в ребенке все то, что не удалось самому. Когда начинаешь надеяться, что ребенок вырастет и станет кем-то, добьется чего-то, заполнит ту пустоту и разочарование, которое неудачи оставили в твоем собственном сердце.
– Твою мать!
Глори выкурила шесть сигарет подряд. Хорошо, что Чипера сейчас не было дома, в этой убогой квартире, где совершенно не хочется растить своего ребенка. Глори не думала о том, кто это будет: мальчик или девочка. Неважно. Она живет с Чипером, потому что чувствует себя виноватой в смерти Парси Лейн. Она отняла у Чипера его любовь и пыталась вернуть долг, деля с ним стол и постель. Но вот дети… Дети были уже перебором.
Глори заставила себя собраться. Теперь прихорошиться, натянуть лучшее платье и отправиться к доктору Ситне.
– Ты должен мне помочь избавиться от ребенка, – сказала Глори с порога.
– От твоего ребенка? – растерянно спросил Догар Ситна.
– Конечно, от моего! – всплеснула руками Глори и снова выругалась.
Она прошла в гостиную и по-хозяйски налила себе выпить. Коньяк был дорогим и сильно обжигал рот. Глори выпила залпом, налила еще, закурила.
– Тебе сделать выпить? – спросила она Догара Ситну, словно это не она, а он был гостем.
Доктор кивнул, неодобрительно покосился на зажатую в зубах Глори сигарету.
– Если ты ждешь ребенка, то лучше отказаться от никотина, алкоголя и а-лиса, – начал было он, но Глори жестом велела ему заткнуться.
– Я не собираюсь оставлять этого ребенка, – сказала она.
– Но…
– Никаких "но"!
– Но…
– Хватит! – Глори буквально упала в кожаный диван. – Это мое решение, и оно не обсуждается, – устало сказала она.
Какое-то время они молчали. Догар Ситна пил коньяк и смотрел, как Глори курит сигарету за сигаретой.
– Могу я узнать, кто отец?
– Чипер.
– Тогда почему ты не хочешь рожать?
– Что значит "почему"?
– Ты ведь живешь с Чипером. Если бы отцом был кто-то другой, то я мог бы понять, а так…
– У нас с Чипером нет будущего.
– Зачем же тогда ты живешь с ним?
– Из жалости. Из чувства вины. Я отняла у него Парси Лейн. Моя статья отняла, но ведь это я написала ее. Если бы не статья, то Чиперу хватило бы денег, чтобы содержать Парси в больнице. А так появилось слишком много других людей, способных общаться с коматозниками.
– Никогда бы не подумал, что ты станешь жить с кем-то из жалости, – признался доктор Ситна.
Глори покосилась на него и раздраженно фыркнула.