Майа встала и подошла к пожилой даме, которая аккуратно доедала яичную лепешку, орудуя вилкой и ложкой. Майа отметила, что дама очень элегантная. Дама выпила глоток из бутылки под названием "Фрюхтлимо".
- Извините меня, мэм, вы говорите по-английски?
- Да, говорю.
- У вас есть карта Мунхена? На английском языке. Мне нужно найти одно место.
- Конечно. Я с удовольствием вам помогу. - Женщина открыла свой ноутбук и прошлась по файлам. - Как называется это место?
- Китайская башня.
- О да. Я знаю, где это. Вам надо выйти вот так. - Она показала. - Она расположена в Английском парке. В парке, разбитом графом фон Румфордом в 1790-х годах. Граф фон Румфорд - это Бенджамен Томпсон, американец. - Она дружелюбно поглядела на Майю. - Как интересно, этот древний город построил один из наших соотечественников - американец.
- А то, что Индианаполис перестроили индонезийцы, разве не забавно?
- Да, - нахмурившись, отозвалась женщина. - Все это случилось задолго до вашего рождения. По воле судьбы я родилась в Индианаполисе и жила там, когда индонезийцы купили город. Поверьте мне, в то время мы отнюдь не считали это забавным.
- Огромное спасибо за помощь, мэм.
- Если хотите, я отпечатаю вам карту. У меня в сумке есть скроллер.
- Хорошо. Я должна встретиться с одним человеком, мне пора идти.
- Но до города далеко, вы можете заблудиться. Позвольте мне просто… - Она удивленно осеклась. - У меня пропала сумка.
- Вы потеряли сумку?
- Нет, я ее не теряла. Она была здесь со мной, прямо здесь. - Она огляделась по сторонам, потом посмотрела на Майю и понизила голос: - Боюсь, что кто-то стащил мою сумку. Украли. О боже, что делать?
- Мне жаль, - неловко отозвалась Майа.
- Мне придется обратиться в полицию. - Пожилая дама вздохнула. - Это очень неприятно. Они будут так расстроены, бедняги. Ужасно, когда подобные случаи происходят с иностранцами.
- С вашей стороны очень благородно, что вы подумали об их чувствах.
- Конечно, мне больно не оттого, что лишилась своих скромных сбережений, а от нравов нашего жестокого мира.
- Я вас понимаю, - сказала Майа. - Мне действительно жаль. Я бы охотно отдала вам свою сумку. - Она положила на стол свою сумку. - Тут немного, но я хочу, чтобы вы взяли.
Пожилая дама впервые взглянула ей прямо в глаза. Между ними возникло что-то неуловимое. Глаза женщины расширились, она побледнела.
- Разве вы не сказали, что у вас назначена встреча, - неуверенно произнесла она, - что вы должны с кем-то увидеться? Пожалуйста, я вас не задерживаю.
- Да, верно, - пробормотала Майа. - До свидания. Wiedersehen.
Она покинула Хофбраухаус. Ульрих ждал ее на улице. Он опять надел свой замшевый костюм.
- Вы там слишком долго пробыли, - усмехнулся он, обращаясь к ней. - Пошли. - Он двинулся по улице. В сторону куполообразного перехода.
Спускаясь вниз на эскалаторе, Ульрих открыл свой рюкзак и начал шарить в его глубинах.
- Ага, ну так я и знал. - Он достал маленькие, легкие, как перышко, наушники. - Вот они. Наденьте-ка.
Майа приложила наушник к правому уху. Ульрих заговорил с ней по-немецки. С его губ сорвался поток немецкой невнятицы, и наушник стал синхронно переводить его речь.
- Вот так будет лучше, - повторил наушник на слишком правильном, среднеатлантическом английском. - Теперь мы сможем установить нечто вроде интеллектуальной связи.
- Что? - переспросила Майа.
- Перевод работает, не так ли? - Ульрих перешел на английский и настороженно прислушался.
- А… - Майа прикоснулась к наушнику. - Да, он работает.
Ульрих с облегчением продолжил свой немецкий монолог:
- Тогда все в порядке. Сейчас я смогу вам продемонстрировать, что я куда предприимчивее и умнее, чем доказывает мой скромный английский и неверно построенные фразы.
- Вы только что украли сумку у этой женщины.
- Да, я это сделал. Так было нужно, даже необходимо. А иначе разговаривать с вами было бы слишком тяжело. Я не сомневался, что у женщины ее возраста и положения есть туристический переводчик. Кто знает, может быть, в ее большой сумке найдутся и другие интересные вещицы.
- А что, если они вас поймают? То есть нас поймают.
- Они нас не поймают. Когда я взял у нее сумку, был в леопардовом костюме, а ни одного человека в леопардовом костюме не зафиксировали входящим или выходящим из здания. Есть особые приемы, благодаря которым можно выбраться, не возбуждая подозрений и вполне безопасно. Но это трудное искусство, и новичку не объяснишь. - Ульрих резко похлопал по рукаву своей куртки. - Однако вернемся к делу. Я неплохо понимаю английский, а вот говорю на нем куда хуже. - Он улыбнулся. - Так что вы можете обращаться ко мне по-английски, а в ответ я буду говорить с вашим наушником по-немецки, и мы прекрасно поймем друг друга.
Они сошли с эскалатора и начали пробираться сквозь лабиринт растений в кадках - в основном цихасов, папоротников и гинкго.
- Когда кто-нибудь говорит на плохом английском языке, - пояснил Ульрих, - не следует недооценивать его интеллект, это очень важно. Люди часто кажутся форменными идиотами. Меня не беспокоит, что вы меня недооцените. Но неверная оценка сразу повлияет на наши отношения, и они будут развиваться не так, как надо.
- О'кей. Я вас поняла. Вы прекрасно говорите. Но вы вор.
- Да. Мы, европейские карманники, обычно очень образованны, и это нам на руку. - Она уловила нотки сарказма в немецкой речи Ульриха даже в торопливом переводе. В его монолог вплетались и английские слова, которые можно было разобрать благодаря старательной артикуляции. Он старался говорить именно так - ясно и четко.
Они направились в стеклянную трубу поезда и уселись на заднее сиденье. Ульрих явно не собирался платить.
- Лучше побыстрее оставить место преступления, - пробормотал он, взял сумку Майи, раскрыл ее и вытряхнул туда содержимое из украденной сумки, постаравшись прикрыть эту операцию собственным рюкзаком с большими карманами. - Вот, - сказал Ульрих, отдав ей сумку, - теперь это все ваше. Посмотрите, чем здесь можно воспользоваться.
- Ведь это преступление.
- Это вы преступница, Майа. Вы иностранка, нелегально путешествующая без ID, - заявил Ульрих. - Вы готовы стать честной и вернуться домой? Вы хотите честно взглянуть в глаза людям, от которых сбежали?
- Нет-нет, ни за что. Я не хочу этого.
- В таком случае вы уже нарушили правила. И вам придется нарушить еще больше этих дурацких правил. Без ID вы не получите никакой нормальной работы. Вы не получите рецепты на лекарство, вы не получите страховку. Если полицейские зададут вам формальные вопросы, то стоит им взглянуть на ДНК, и они узнают, кто вы такая. Неважно, откуда вы приехали, хотя наш мир очень велик, неважно, кто вы на самом деле. Общественная медицинская база данных очень точна. - Ульрих потер свой подбородок. - Майа, вам известно, что такое "информационное общество"?
- Да, наверное. Я догадываюсь.
- Европа и есть настоящее информационное общество. Настоящее информационное общество, созданное информаторами. - Темные глаза Ульриха сузились. - Общество крыс. Стукачей. Иуд. Шпионов. Ну как, этот перевод передает мой пафос?
- Да.
- Значит, это отличный перевод. Он схватывает немецкие обороты и интонации. - Ульрих весело засмеялся и понизил голос: - В Мунхене легко спрятаться, потому что наши полицейские никогда не торопятся. Если вы ловкач и у вас хорошие друзья, вы можете жить в Мунхене, залечь на дно. Но если ищейки что-то заметят, они явятся и арестуют вас. Вам нужно с этим считаться.
- Ульрих, а вы тоже нелегал?
- Вовсе нет. Я немец и гражданин Германии. Мне двадцать три года. - Он потянулся и обнял ее за плечи. - Мне просто нравится такая жизнь. Это настоящий кайф. И еще по идеологическим причинам. Излишняя честность ни к чему, она скорее приносит вред.
Майа заглянула в свою сумку. Ей захотелось быть откровенной с ним, пожаловаться, но, увидев, сколько всего он сумел стащить, она предпочла промолчать.
Конечно, без своего владельца мини-банк был бесполезен, но в сумке нашлось несколько карточек с ерундовыми остатками наличности. А также билет на мунхенский поезд. Темные очки. Щетка для волос, расческа. Лак для волос. Губная помада (не ее цвета), увлажняющий ночной крем, жвачка со вкусом мяты. Минеральные таблетки для настоек, противовоспалительное средство, платки и бумажные салфетки, красивый маленький мобильный телефон. Скроллер и фотокамера.
Майа схватила камеру. Компактный туристический цифровой фотоаппарат. На ощупь камера показалась ей очень приятной. Она пристально осмотрела линзы, потом обернулась, выбрала нужный ракурс и заключила лицо Ульриха в рамку. Он отпрянул и торопливо покачал головой.
Майа проверила информацию в памяти камеры и аккуратно очистила встроенный диск с фотографиями.
- Вы и правда хотите, чтобы я взяла все это?
- Эти вещи вам пригодятся, - ответил Ульрих по-английски.
- Отлично. - Она начала протирать камеру бумажной салфеткой.
- Я случайно заглянул в вашу сумку, - признался он. - Пока вы смотрели вверх на этих психов католиков. И увидел, что в ней ничего нет, кроме недоеденного бесплатного кренделя и трусиков со следами крысиного помета. Мне стало любопытно. - Ульрих вплотную придвинулся к ней. - Поймите, я не собирался пользоваться вашей сумкой, да и кому она нужна? Я подумал, что мог бы вам помочь, защитить как-нибудь. Не знаю, кто вы, маленькая калифорнийка. Но вы не от мира сего, уж это точно. Без поддержки вы в Мунхене долго не продержитесь.
Она ослепительно улыбнулась ему. Майа была счастлива и абсолютно уверена в себе.
- Итак, вы мой новый друг?
- Разумеется. Я из плохой компании. Как раз то, что вам нужно.
- Вы очень щедры. Во всем, что касается чужой собственности.
- Я был бы щедр и к своей, имей хоть что-нибудь. Если бы мне позволили. - Он взял ее руку и осторожно сжал ее. - Неужели ты мне не веришь? Ты можешь мне во всем доверять. Тогда мы классно проведем время. - Ульрих взял ее руку и легонько дотронулся пальцами до своих губ.
Майа высвободила руку и провела ладонью по его шее. Она наклонилась к нему. Их лица соприкоснулись. Их губы встретились.
Поцеловав его, Майа пришла в восторг. От замшевого воротника куртки шел жар, и казалось, что его стройную молодую шею окутало горячее облако. Запах мужского тела пробил плотную оболочку ее памяти, и она вспыхнула от пробудившегося желания. Майа почувствовала, что все ее нутро сжалось и будто взорвалось, а голова ни о чем не думала. Она стала крепко и страстно целовать его.
- Будь осторожна, моя мышка. - Со счастливым вздохом Ульрих вырвался из ее объятий. - За нами следят.
- Разве я не могу поцеловать парня в подземке? - удивилась она и вытерла рот рукавом. - Что тут плохого?
- Для нас ничего, - согласился он. - Но кое-кто может на нас обратить внимание. А это ни к чему.
Она оглядела вагон. На них уставились чуть ли не десяток мунхенцев. Поймав ее взгляд, немцы не стали отводить глаза. Они с большим интересом и без смущения рассматривали Майю и Ульриха. Она нахмурилась и прикрыла лицо камерой, пытаясь спрятаться от любопытных. Однако немцы заулыбались и помахали ей руками, весело кивая на фотоаппарат. Она неуверенно уложила его в сумку.
- Кстати, куда мы едем? Куда ты хочешь меня отвезти? Где мы заляжем на дно?
Ульрих от души рассмеялся:
- Так я и думал. Ты сумасшедшая.
Она ткнула его в бок:
- Только не говори, что тебе это не нравится. Слышишь, ты, жулик.
- Конечно нравится. Именно такую сумасшедшую я искал всю жизнь. Знаешь, ты очень хорошенькая. Правда. Но тебе стоит отрастить волосы.
- Я достану парик.
- Я принесу тебе семь париков, - пообещал Ульрих. Он опустил глаза, и она заметила, какие у него тяжелые веки. - По парику на каждый день недели. И добуду одежду. Ты же любишь хорошо одеваться, верно? По твоему жакету видно, что ты любишь хорошо одеваться.
- Я люблю яркие вещи.
- Ты убежала из дома, чтобы немного встряхнуться, получить впечатления, разве не так, моя мышка? С энергичными людьми можно классно оттянуться. - На мгновение она почувствовала его дыхание, но от поцелуев реакции Ульриха замедлились. Он утратил инициативу и с трудом мог контролировать свои жесты. - От объятий я всегда глупею, - заявил Ульрих и задумчиво погладил ее левое бедро. - Я собирался отвезти тебя в дешевенький отель, но потом решил, что тебя лучше спрятать в моей потайной берлоге.
- В потайной берлоге? Как это мило. Ну, и что мне еще нужно?
- Туфли получше, - очень серьезно посоветовал ей Ульрих. - Контактные линзы. Кредитные карточки. Парики. Пудра. Хоть какой-то немецкий. Карта города. Еда. Вода. Хорошая, теплая постель.
Они вышли из метро в Швабинге. Ульрих привел ее в полуподвал четырехэтажного дома двадцатого века, выстроенного из дешевого уродливого желтого кирпича. Кто-то аккуратно снял электропроводку, здание превратилось в развалины. Ульрих поднял масляную лампу со шнуром у входной двери.
- Ты не должна впускать в подвал санитарных инспекторов, - объяснил он ей. Они не стали подниматься на разболтанном лифте, а взобрались по темной, плохо пахнущей лестнице. - В службе социальной помощи работают упрямые скоты. Очень храбрые. А вот мунхенские полицейские хоть куда и потому ленивые. Хотят, чтобы машины работали за них. Но им трудно спрятать прослушки в подвале без электричества.
- А сколько человек живет в этой дыре?
- Человек пятьдесят. Приходят, уходят… Мы анархисты.
- И все молодые?
- Умираем к сорока годам, - сказал Ульрих по-английски и улыбнулся. - Они называют нас молодыми. Старикам подвалы не нравятся. Ни свобода, ни уединение им ни к чему. Они желают жить со своими воспоминаниями, пылесосами, креслами-качалками, наличностью, мониторами и охранной сигнализацией. Короче, им нужен комфорт. Настоящие старики никогда не живут в подвалах или в таких вот лачугах. Им это ни к чему. - Ульрих опасливо огляделся по сторонам. - Одна из многих потребностей, в которых они больше не нуждаются.
- Ульрих, у тебя есть родители?
- У каждого человека есть родители. Иногда мы от них сбегаем. Вольно или невольно. - Они добрались до площадки на третьем этаже, и он поднял шипящую лампу, чтобы получше рассмотреть ее лицо. Вид у него был озадаченный. - Не спрашивай меня о родителях, а я не стану спрашивать о твоих.
- Мои уже умерли.
- Тебе лучше, - отозвался Ульрих, продолжая взбираться по ступенькам. - Мне было бы тебя жаль, но я в этом не уверен.
Они поднялись на верхний этаж и отдышались. Вошли в прохладный холл с пустыми стенами, изрисованными граффити. Надписи были грубыми, вызывающими и весьма политизированными, написанными крупными аккуратными буквами. Многие были на английском. "Покупка новой машины сделает вас суперсексуальным". "Чем больше потратишь, тем больше получишь".
Ульрих открыл старый замок металлическим ключом. Дверь с громким скрипом отворилась. Комната была темной, промозглой, пахло какой-то дрянью. Ободранные стены завешаны одеялами. Вся обстановка свидетельствовала о полном запустении, здесь могли спокойно жить только мыши.
Ульрих захлопнул дверь и запер ее на засов.
- Разве это не роскошь? - воскликнул он, голос его эхом отозвался в пустом затхлом пространстве. - Настоящая берлога. Хотя, конечно, не совсем законная. Но здесь нас никто не обнаружит, это исключено.
- Тогда неудивительно, что тут так пахнет.
- Сейчас все будет в порядке, запах будет как надо. - Ульрих зажег несколько ароматических свечек. Комнату наполнил восковой привкус тропических фруктов - ананасов и манго. Майа усомнилась, пробовал ли Ульрих когда-нибудь ананасы и манго. Очевидно, отсутствие непосредственного опыта и придавало запахам столь манящую экзотичность.
Романтическое мерцание свечей позволило Майе разглядеть вонючие углы и закоулки.
- Да у тебя здесь целый склад электроники, даром что ты живешь без электричества.
- Все необходимое, - кивнул Ульрих. - Вышло так, что я обитаю в этом логове с тремя другими господами и у нас вкусы одинаковые. Мы решили, что этот склад нам пригодится.
На провод, свисавший с потолка, он повесил фонарь, и тот начал медленно раскачиваться. По стенам поплыли тени.
- Мы тут не живем. Нельзя же все это хранить у кого-то дома. Здесь надежнее. Ведь любая законная коммерческая операция усложняется из-за валюты, чья ценность зависит от времени вклада, сети информаторов, всеохватной системы наблюдения и других средств геронтократического подавления. Вот мы и пользуемся этой комнатой как общим складом. Иногда водим сюда девушек.
- Но здесь настоящий хаос! Просто фантастический! Я могу это заснять?
- Нет.
Она изумленно осмотрела безобразную груду вещей: сумки, обувь, спортивные принадлежности, магнитофоны, кое-как сложенная одежда, ворох туристского снаряжения, явно украденного.
- Это место - настоящий архив. У тебя есть какие-нибудь сенсорные наладонники, которые были бы способны распознать жестовый пароль и перенести меня во дворец памяти, построенный в шестидесятые годы?
- Прошу прощения, дорогая, - откликнулся Ульрих, - не понимаю, о чем это ты. - Он подошел к ней, раскрыв руки для объятия.
Они стали целоваться как одержимые. В комнате стало намного теплее, но не настолько, чтобы можно было рискнуть раздеться.
- А где бы мы могли лечь?
- Тут есть спальный мешок. Я стащил его у лыжника, он очень теплый. В нем хватит места для двоих.
- О'кей, - сказала она, высвобождаясь из его крепких объятий. - Я хочу это сделать, и ты знаешь, что я хочу это сделать. Но мне кажется, что ты-то к этому не слишком стремишься. Вот поэтому у меня есть несколько условий. Идет?
Ульрих приподнял дуги своих бровей:
- Условия?
- Да, Ульрих, условия. Условие первое: тебе обо мне ничего не известно - ни кто я, ни откуда приехала. И ты даже не станешь выяснять.
- Мне нравится твоя мысль об условиях, дорогая. В этом есть что-то забавное.
- Условие второе: ты не должен хвастаться обо мне своим чертовым дружкам. Ты вообще обо мне никому слова не скажешь.
- Очень хорошо. Я и правда не стукач. Таковы два правила, но… - Ульрих сделал паузу. - А ты быстро расширяешь концептуальное пространство.
- Третье условие. Я готова оставаться в этой дыре до тех пор, пока ты от меня не устанешь и не убедишься, что я не замерзла до смерти. Ты будешь следить, чтобы я нормально питалась.
- Лучше мы поработаем над этими предложениями потом, попозже, - произнес Ульрих. - Они довольно смелые. Но как бы то ни было, я способен выполнять не более двух правил сразу даже в самых благоприятных обстоятельствах.
Она подумала и поняла, что в сложившейся ситуации его слова вполне разумны. Майа забралась в спальный мешок вместе с ним. Они разделись и обнялись. Нежные ласки и поглаживания вскоре сменились решительными действиями. Казалось, что все это длилось и длилось, но в действительности прошло лишь восемь минут, которых хватило с лихвой.
Когда он кончил, она села, не вылезая из спальника. В украденном у лыжника мешке была пестренькая подкладка. В нем стало тепло, как в печке.
- Было очень приятно. Мне очень понравилось.