– Я тоже много слышал об индийском лечении травами, – милосердно проговорил Старлиц. – В нем широко применяется коровья моча. Надо следить за тщательной стерилизацией игл для уколов. – И он изобразил букву V, растопырив указательный и средний пальцы на добрые четыре дюйма. Потом, глядя в кресло с отеческой заботой, продолжил: – Знаете, что вам поможет, Ди? При автоимунном нарушении полезно натуральное обеззараживающее средство: женские турецкие бани в Эдирне. Сплошь мрамор, чисто женский персонал. Лечебные грязи, целебная минеральная вода. Там уже четыреста лет не было ни одного мужчины. Служительницы – сплошь ассирийки с Кавказских гор, где люди легко доживают до ста двенадцати лет.
– Господи! – пролепетала Принцесса, часто мигая.
– Главное снадобье – йогурт. И массаж.
Она сделала последнюю затяжку и уронила окурок рядом с кроссовкой Визела.
– Где это?
– Здесь, рядом. Неподалеку от Стамбула. Конечно, у них все зарезервировано на годы вперед. Они истовые мусульмане и не принимают христианок. Чтобы туда попасть, вам придется заделаться султаншей Валид-Роксаной.
– У нас билеты в Гоа, – напомнил Визел, преданно подбирая с пола Принцессин окурок.
– Ничего, мусульмане меня тоже устроят, – возразила Принцесса. – В том случае, если у них водятся денежки.
Старлиц схватил папарацци за тощее плечо в полупрозрачном плаще.
– Визел, – проговорил он значительно, – видишь этот транспортер? Возможно, по нему как раз сейчас едет черный непомеченный чемодан, предназначенный для тебя, а внутри двадцать тысяч американских долларов.
Визел и Принцесса обменялись многозначительными взглядами.
– Успокойся, его там нет. – Запустив руку в карман своего жилета цвета лайма, Старлиц выудил оттуда золотой пластиковый прямоугольник. – Ведь наличность – это вчерашний день. Таможенники научились ее нащупывать. Поэтому вместо нее я приготовил для тебя эту удобную карточку "Виза", выписанную на твое любимое имя. Свидетельство о кредитной линии на двадцать тысяч долларов, открытой оффшорным банком на турецком Кипре.
Визел инстинктивно потянулся за подарком, но тут же отдернул руку.
– Откуда я знаю, что это правда?
– Возьми и позвони по их бесплатному номеру. Вот он, на обратной стороне карточки. Кипр – страна Содружества, поэтому кипрские банкиры прилично говорят по-английски. Как только доберешься до апартаментов в "Истанбул Пера Палас", которые я вам заказал, первым делом звони в банк.
– Боже... – пробормотал Визел.
– Кстати, "Пера Палас" – очень фотогеничный отель. Построен в 1892 году для пассажиров Восточного экспресса. Сплошное красное дерево, турецкий стиль, свет сквозь шторы, арак Сиднея Гринстрита в баре. Как раз для тебя, Визел. Уверен, тебе понравится.
Визел достал из кармана очки для чтения и принялся их полировать специальной тканью для линз.
– С чего это вдруг, Легги?
– На эту дискету я записал схему действий. Вставишь в компьютер и ознакомишься. – Легги вручил ему пластмассовый квадрат с информацией. – В двух словах: свяжешься со своими знакомыми папарацци. Причем не с лучшими, а именно с самыми худшими, самыми дрянными и никчемными. С людьми без тормозов. Ну, знаешь, из тех, кто подкупает официантов, прячется в мусорных баках, врывается с видеокамерой в туалет. Последние отбросы ремесла папарацци. Скажешь им, что таблоидам нужны фотографии выступлений "Большой Семерки" в Стамбуле. Что за снимки девчонок им отвалят кучу денег.
– Кто же станет за такое платить? – спросил Визел со вздохом.
– Слухи о романтических приключениях! Мы намеренно допустили утечки, приспособленные к национальным вкусам. Француженка связалась со звездой футбола, обладателем кубка мира. Американка подцепила конгрессмена.
– Значит, все как обычно?
– Нет, приятель, на сей раз все по-настоящему. Мы не сидели сложа руки. Самое главное, мы собираемся заплатить за снимки. Тебе не придется никого надувать. Ты действительно купишь все, что они нащелкают! Расплатишься с ними честь по чести.
– Опомнись, таблоиды не клюнут на этот мусор! Слишком часто ты их облапошивал.
Старлиц терпеливо вздохнул.
– Мы целим в турецкие масс-медиа. Турецкие таблоиды, турецкие модные журнальчики, особенно турецкое телевидение. Обычная западная реклама им чужда. Но когда они убедятся, что твои ребята перевернули вверх дном весь Стамбул, они расхватают снимки, как горячие пирожки. – Старлиц понизил голос. – Мы просто хотим, чтобы девчонок увидели в их тряпках, только и всего. На нас заработают мастерские-потовыжималки в Анатолии, из тех, которые научились строчить подделки под "Версаче". Они завалят турецкий рынок блузками, как у "Большой Семерки", и их туфлями на платформе. Мы сумеем неплохо заплатить твоим иностранным папарацци, потому что это нам обойдется всего в пять-шесть процентов от всего барыша. Не говоря о том, что мы отмоем всю выручку на турецком Кипре, так что никаких налогов!
Глаза Визела стали круглыми, как линзы его фотоаппаратов.
– Проклятье!
– Так что успевай крутиться, приятель: ты их нанимаешь, принимаешь у них работу, расплачиваешься с ними от нашего имени. Ты мой аккредитованный представитель, Визел. Обо мне они знать не должны. Если кто-нибудь из твоих ребят отстегнет тебе комиссионные, меня это не касается, босс – ты. – Старлиц перевел дух. – Ну, что, мы поладим?
– Никто не умеет уговаривать так, как ты, Легги, – пробормотал Визел. – Но штука в том, что бизнес мне теперь ни к чему. Я решил остепениться, понимаешь? Я забочусь о ее здоровье. Как насчет моей жены?
– Мы не женаты, – поспешно уточнила Принцесса.
– Зато официально помолвлены, – поморщился Визел. – Соображаешь?
Старлиц расплылся в улыбке.
– А вы попробуйте пожениться по-турецки. Такой брак можно будет расторгнуть, всего лишь трижды повторив: "Я с тобой развожусь".
– Ух ты! – восхитилась Принцесса, сразу оживившись. – Очень заманчиво.
Визел уже готов был признать поражение, но ухватился за последнюю соломинку.
– Ты что-то говорил о турецких водных процедурах?
Старлиц нахмурился, изобразив озабоченность.
– Для этого мне бы пришлось использовать все мои связи...
– Вот и используй, Легги. Либо ты помнишь о моей Принцессе, либо мы ни о чем не договоримся.
– Я тебя не узнаю, Визел. Что за манера выкручивать руки?
С этими словами Легги взглянул на инвалидную коляску. Принцессу его уловки не могли обмануть, но она все равно выглядела довольной. Ее тронуло, что Визел о ней не забывает, хотя бы для того, чтобы навешать ей на уши лапшу.
– Ладно, – сказал Легги. – Будь по-твоему. Я постараюсь. Добьемся для принцессы Ди обслуживания по первому классу.
Кипрский бриз обдувал террасу чувственным ароматом олеандра, водорослей и неисправных автомобильных двигателей. Озбей подписал счет на пиццу "Маргарита" для своих ребят.
В казино Тургута Алтимбасака благосклонно взирали на азартных игроков. Огромное заведение на морском берегу привлекало состоятельных людей из Стамбула и Анкары, вроде Озбея, путешествовавших в сопровождении вооруженной охраны. Флигели казино в византийском стиле и его многоэтажные корпуса при необходимости легко можно было отрезать от окружающего мира, как шулерский бункер.
Головорезы Мехмета Озбея неизменно присутствовали при важных деловых сделках. Дрей, Халик и Айдан, все в шрамах, потные и нетрезвые, никогда еще так не наслаждались жизнью. Нынче их босс не жалел денег.
Озбей значительно устремил взгляд мимо белых парусов в гавани Гирны, мимо старых венецианских вилл и голубых романтических холмов, в самые прозрачные глубины мерцающего Средиземного моря. Его красивое лицо выражало мечтательность.
– Наше деловое сотрудничество обречено на процветание.
Старлиц уперся башмаком от Гуччи в беленую стену.
– Именно так. Тебе крупно повезло.
Здесь, на свежем воздухе, на дневном свету, он чувствовал себя гораздо лучше. В сыром чреве казино, среди могучих гаремных стен, без часов, ему было сильно не по себе.
– Ты сам создаешь реальность, – изрек он. – В одном кармане у тебя пресса, в другом полиция. Полиция и пресса – вот и вся реальность, которая когда-либо потребуется людям.
Озбей кивнул.
– Мы поймали дух времен! Мы изготовляем реальность!
– Поп-хиты быстро завоевывают популярность и так же быстро ее теряют, в этом вся прелесть. Деньги – другое дело. Деньги – неизменная реальность.
– В казино деньги никогда не бывают реальными, – вспомнил Озбей. – Казино – это заводы по уменьшению реальности денег.
– Совершенно верно. Ты начинаешь схватывать.
Айдан, Халик и Дрей плохо понимали по-английски, но все равно были очарованы. Внимая разглагольствованиям Старлица и Озбея, они походили на туземцев Новой Гвинеи на просмотре порнофильма.
– Дело в том, – громко продолжал Старлиц, – что казино сбывает клиентам чрезвычайно лакомый товар – их собственную алчность. Алчность – один из важнейших виртуальных предметов потребления, вроде сетевого доступа или длины волны. На них и зиждется экономика будущего, так что...
Старлиц осекся и удивленно вытаращил глаза. Озбей учтиво поднялся.
– А вот и Гонка. Как всегда, с опозданием. – Он немного потрещал по-турецки и расцеловал актрису в розовые щечки, не дотрагиваясь до них губами.
Гонка изящно поправила белую бутоньерку Озбея, после чего одарила Старлица парализующим взглядом темно-синих глаз, выпустив вслед за этим беззвучным выстрелом очередь певучих турецких звуков. Озбей немного пообщался с ней на родном языке и опять перешел на английский.
– Познакомься с Гонкой Уц, мисс "Турецкое кино" 1997 года.
– Я очарован, – пролепетал Старлиц. Мисс Уц протянула ему руку. Старлиц рискнул стиснуть кончики ее безупречных пальчиков, после чего счел за благо сесть и привести в порядок дыхание.
– Мисс Уц не говорит по-английски, – предупредил Озбей.
– Какая жалость!
– Зато блестяще владеет французским, – пригрозил Озбей. – Она выросла на сирийской границе.
– C'est triste . Империалисты с обеих сторон, – посочувствовал Старлиц.
Гонка Уц слегка приподняла золотистый подол своего синего платья от Сен-Лорана и сделала медленный пируэт. Изумленные нефтяные тузы из Брунея, сидевшие за соседним столиком, наградили ее простодушными аплодисментами, но зловещие взгляды Дрея, Халика и Айдана заставили их успокоиться. Казино было большое, а терраса маленькая.
Повинуясь приподнятой брови Озбея, один из его мускулистых ребят уступил мисс Уц место за столиком. Никто из присутствующих не возражал бы оказаться на месте стула – так сладострастно уселась на него актриса. Последовал тщательный ритуал извлечения сигареты.
– Мисс Уц снималась в совместном турецко-итальянском проекте, – сказал Озбей, щелкая платиновой "Зиппо". – Роль досталась ей после конкурса красоты. Но фильм показали только в Турции. Турецкое кино уже не то, что прежде, в славные дни Мухсина Эртугрула . А все иностранные видеокассеты...
Старлиц поправил темные очки, наблюдая, как мисс Уц выпускает дым. Гонка Уц была дремлющим гейзером первобытной женской притягательности. От одного взгляда на нее любой мужчина начинал пузыриться и испускать пар.
– Она танцует? – спросил Старлиц.
– Конечно танцует.
– И поет?
– Ангельски.
– Я уже вижу, к чему все идет, Мехметкик. – Старлиц нахмурился. – Твоя проблема в данном случае – слишком хороший вкус. Эта женщина – настоящая звезда. В любой стране с развитой киноиндустрией она бы многого достигла. С таким талантом стыдно опускаться до подросткового шоу.
– Она молода, – возразил Озбей. – А тебе в "Большой Семерке" нужна мусульманка. Это поможет сбыту продукции в Тегеране.
– Правильно, я тоже так думаю. Я бы с радостью ввел в группу мусульманку. Чтобы отличалась от остальных блестящей чадрой. Искры полетят снопами, даю гарантию. Только она должна быть настоящей фальшивкой, как остальные девчонки в "Большой Семерке". Случайной, самой обыкновенной мусульманской девушкой. Вытащенной из толпы, взявшей несколько уроков и пользующейся услугами гримера.
– То есть не настоящей звездой.
– Совершенно верно, не звездой. Но беда в том, что статистика плохо знает мусульманских девчонок. Стандарт потребительницы-мусульманки в возрастной категории от пятнадцати до двадцати одного года еще не разработан. Мы же оперируем сейчас в огромном масштабе – от Магриба до Малайзии! У нас не меньше ста миллионов девушек тридцати с лишним национальностей, одних только языковых групп пара дюжин!
– Гонка так красива! – с сожалением проговорил Озбей.
– Согласен, фантастически красива.
– Неужели это не имеет значения?
– Имеет, еще какое! Но не в данном случае. "Большая Семерка" – это маркетинг, всякие другие значения здесь совершенно ни при чем. Когда речь заходит о поп-группе, приходится иметь дело с совершенно особой реальностью.
Как Озбей ни разыгрывал безразличие, было видно, что он жаждет разъяснений.
– Расскажи мне об этой своей реальности. Я должен это знать. Это важно.
Старлиц поскреб подбородок.
– Сейчас я тебе растолкую, что почем в исламской поп-музыке. Знаешь, кто в ней котируется? Паршивые музыканты стиля "рай" из Алжира, вот кто. У них фоновый ритм, электрогитары, и поют они про секс и про наркотики. Алжирские фундаменталисты так их ненавидят, что готовы разорвать на части. Например, Чеб Халеб. Слыхал про Чеба Халеба?
– Нет, – задумчиво признался Озбей, – об этом Халебе я не слыхал.
– Вот кто у них ходит в звездах. Ему приходится жить в Париже, потому что дома его записи швыряют в огонь. Или Чеба Фадела, она поет "Н'сел Фик", величайший хит в стиле "рай". Она и ее поклонники околачиваются в Нью-Йорке, надеясь на контракт и на то, что их не постигнет участь Джона Леннона.
– Про Джона Леннона я слыхал, – оживился Озбей. – Отлично помню, как это было. Его подкараулил на улице тип с револьвером.
– Вот кто много значил – Леннон! Даже когда он сам больше этого не хотел. Он не имел срока годности. В этом сейчас наша главная проблема.
– Что, если я тоже хочу много значить? И имею для этого деньги? Деньги и деловые связи. Еще Гонку, то есть талант. Мне бы хотелось значимости.
– Валяй, пробуй! Только не в моем проекте. Потому что мы навсегда сворачиваем шатры с наступлением двухтысячного года.
Озбей горько улыбнулся:
– Правило номер один... Не бойся, насчет правила номер один я дал тебе слово. – Он понизил голос. – Но как мне быть с моей подружкой? Она так хороша и так честолюбива!
Старлиц собрался с духом и надолго уставился на мисс Гонку Уц. Это было все равно что смотреть на воду против солнечного света.
– Хочешь профессиональный совет, Мехметкик?
– Конечно хочу. – Озбей откинулся в кресле. – Только не предлагай мне ее бросить и вернуться к жене.
– Протолкни ее на телевидение, – изрек Старлиц. – Пусть ведет турецкое игровое шоу.
– Телевидение? Вот твой совет?
– Учти, этот совет на вес золота. Кино умирает всюду, где оно не может себе позволить специальные цифровые эффекты. Так что ей прямая дорога на турецкое телевидение. Телевидение ее заездит и спалит, но сначала она успеет блеснуть.
Озбей с сомнением покивал.
– А когда у нее начнутся проблемы с внешностью, пусть баллотируется на выборную должность.
– Политика?! – просиял Озбей.
– Она самая. После телевидения ей уже не подойдет ничего, кроме политики. Пусть избирается в турецкий парламент. Партия левого центра, умеренно-прогрессивная позиция, женская проблематика, активная избирательная компания с целованием младенцев перед камерами. Но с затаенным стальным стержнем. Стиль железной леди. Улавливаешь?
– Да. По примеру миссис Тансу Чиллер?
– Ты должен понимать, что миссис Тансу Чиллер не случайно стала турецким премьер-министром.
– Знаю, знаю. Все это мне хорошо известно. – Озбей определенно прозревал. Он уже мыслил по предложенной программе, расставляя предварительные вехи. – Я знаком с миссис Чиллер, – поведал он. – Мы с дядей-министром ужинали с ней в Анкаре в прошлом месяце. С нами был ее муж, Озер Чиллер, видный бизнесмен, финансирующий политические партии. Чрезвычайно умный человек.
– Серьезно? Ты знаком с премьер-министром?
– Мы все добрые друзья. Мы очень близки. Я проучился два семестра в ее альма-матер в Америке. Оттуда у меня американский английский.
Старлиц обдумал эту новость, многое ему объяснившую.
– Ты очень ценный знакомый, Мехметкик. Эти наши неформальные обмены мнениями мне чрезвычайно важны. Они выводят нас в новый мир расширенных рыночных возможностей и мультикультурного согласия.
Озбей развел руками.
– Дела идут отлично! "Большая Семерка" наделает в Турции большого шуму. Ты только скажи, насколько большого. – Он прищурился. – Твое дело – вовремя доставить семерых девчонок в правильных тряпках и в готовности петь и плясать.
– Никаких проблем, дружище. Девочкам нравится Кипр, они загорели, отдохнули, теперь они наготове. Я уже привез им гастрольных администраторов и инструкторов, и те взялись за дрессировку.
Озбей поглядывал на свою мисс Уц с изнуряющей восточной чувственностью.
– Можешь не убеждать меня, что проблем нет, я все равно не поверю. Женщина – всегда проблема для мужчины, такова ее природа. А тут их целых семь! В моей жизни их только две, и то я очень занят.
Гонка разразилась вдруг капризной тирадой. Озбей выслушал ее с благоговейным вниманием, как подобает учтивому кавалеру, и снова повернулся к Старлицу.
– Когда Гонка встретится с Француженкой?
– Сегодня вечером, – пообещал Старлиц. – В казино. Все будет в порядке. У Француженки немного нестандартная матушка, но сама Француженка очень обходительна со своими поклонниками.
Гонку разбирало нетерпение. Ждать было не в ее характере.
– Мне пора, – вежливо сказал Старлиц, вставая и бросая взгляд на свой поддельный корейский "Ролекс". – Вечером у меня еще одна встреча.
– Вечером? А я заказал столик в "Ниази".
– Увы, дружище, никак не могу. Меня ждет разговор о железках с одним русским.
Эти слова не могли не задеть Озбея, как Старлиц и рассчитывал. Как Озбей ни корчил из себя космополита, он продолжал считать себя образцовым турецким патриотом, поэтому люто ненавидел греков, курдов, армян, арабов, иракцев, сербов, иранцев, евреев, черкесов и хорватов. Русские тоже фигурировали среди заклятых врагов Турции, но, в отличие от вышеперечисленных народов, никогда не были подданными Оттоманской империи. Поэтому Озбей смирил свой патриотизм и позволил себе полюбопытствовать:
– Ты наверняка заметил, сколько в казино русских шлюх?
– Понятное дело, этих Наташ трудно не заметить.
– Сейчас на турецких землях много русских. Россия – крупнейший торговый партнер Турции. Мой дядя-министр не устает нам это твердить.
Старлиц кивнул на прощанье мисс Уц. Та прицелилась и выстрелила в него сногсшибательной улыбкой.