- Это какой-то бред, - сказал он. - Я не могу с тобой разговаривать.
- Чего это?
- Последний оборотень умер не знаю сколько столетий назад.
- Да, нас и вправду осталось немного. Мы были очень близки к вымиранию, но все-таки мало-помалу научились жить в швах и складках вашего общества. Изменить внешность нам как два пальца, да ты и сам знаешь. А вот общаться с людьми, зарабатывать ваши деньги, и чтобы никто ничего не заподозрил - это уже проблема. Нам приходится скрываться среди бедняков, в трущобах на самой границе культивированных земель, в болотах дельты. Ну ладно, поговорили и будет.
Лис встал, протянул чиновнику руку, помог ему подняться.
- Теперь ты должен уйти. Вообще-то я должен тебя убить. Но наша беседа была такой занимательной, особенно первая ее часть, что я, так уж и быть, дам тебе небольшую фору. Шанс.
Он оскалился, продемонстрировав десятки рядов острых конусообразных клыков.
- Приготовились… Внимание… Марш! - скомандовал оборотень.
Он бежал по лесу, пробивался сквозь длинные, уходящие в бесконечность ряды перистых арок, врезался в башни, сплетенные из рогатых, унизанных шипами щупальцев, бесшумно рассыпавшихся, только их тронь, бежал так долго, что бег этот стал образом существования, будничным бытом, таким же естественным, не вызывающим никаких вопросов и удивления, как и любой другой быт. А затем лес растаял, и чиновник оказался на кладбище среди скелетов, наново покрывающихся плотью; на грудных клетках отрастали грибовидные груди, в промежностях расцветали белесые фаллосы, вогнутые вагины. Мертвые возвращались к жизни - чудовищами; они срастались, по двое и по трое, бедрами и головами, чем угодно. Целая семья слилась в скользкую, колышущуюся массу, увенчанную одним черепом, ярко-красные зубы оскалены то ли в безумной ухмылке, то ли в беззвучном крике.
А потом пропало и кладбище; чиновник бежал по унылой, плоской, как стол, пустоши. Бежал из последних сил, а когда силы кончились, он остановился, хватая воздух широко раскрытым ртом. Земля здесь была твердая, как камень. Бесплодная, без единой травинки. Откуда-то справа доносился неумолчный рокот Коббс-Крика, полноводного, готового влиться в реку. Так это, догадался чиновник, и есть раскоп, квадрат восемь на восемь миль, на всю глубину, до самых скальных пород пропитанный стабилизаторами, участок, где закопаны по крайней мере три герметичных навигационных маяка - чтобы найти его потом, через десятилетия, когда вода схлынет.
Отдышаться никак не удавалось, легкие горели огнем.
"Это я что, бежал, что ли?" - подумал чиновник; на него снова навалилось безысходное отчаяние. Ундина умерла.
- Вот он!
Чья-то рука схватила чиновника за плечо, грубо развернула. Чей-то кулак саданул его в челюсть.
Голова чиновника ударилась обо что-то твердое, широко раскинутые руки вцепились в землю, словно пытаясь на ней удержаться. Чиновник воспринимал происходящее с отрешенным, почти равнодушным удивлением. Тяжелый сапог врезался в ребра. Резкий непродолжительный хрип - это воздух вышел из легких. Земля такая жесткая, а внутри - темная, а тело - мягкое и податливое.
Над ним плавали три темные фигуры, они непрерывно смещались по направлению и расстоянию, непрерывно меняли пространственное взаиморасположение. Одна из фигур чем-то похожа на женскую. Но он мыслил слишком ясно и быстро, его внимание слишком часто перескакивало с предмета на предмет, чтобы сказать наверняка. Фигуры танцевали над ним и вокруг него, их образы множились, оставляли за собой длинные черные следы; прошло какое-то время, и чиновник оказался в клетке, сплетенной из вражеских тел.
- Чего… - прохрипел он незнакомым для себя самого голосом. - Чего вы хотите?
Голос гремел и раскатывался, доносился откуда-то издалека и со страшной глубины, словно звон огромного колокола, ушедшего на дно океана. Чиновник попытался поднять руки, но они двигались медленно, как ледники, скользящие с гор. Как горы, вырастающие над землей. С геологической медлительностью. Живым, активным осталось одно сознание. Он был сознанием, помещенным в голову каменного великана.
Его били тысячи кулаков, удары взаимонаклады-вались, перекрывались и обязательно оставляли после себя боль. А потом все это кончилось. В поле зрения появилось круглое лицо, нарисованное кладбищенским голубым огнем.
- Говорил же я вам, - издевательски улыбнулся Вейлер, - что можно так, а можно и этак. Вечная проблема - никто не хочет принимать меня всерьез.
Он взял чемоданчик.
- Пошли. - Вейлер исчез из поля зрения, остался лишь его голос. - Я взял то, что нужно.
И все.
Теперь все стало ясно. Время - это серый, мерцающий огонь, непрерывно поглощающий все вещи, а то, что казалось прежде движением, в действительности - просто окисление, умаление, редукция бесчисленных возможностей в одну действительность, низвержение потенциальной материи из благодати в ничто. Чиновник лежал, наблюдая уничтожение вселенной. Лежал долго. Возможно, он был без сознания, возможно - в сознании. Как бы это ни называлось, подобной ясности миропонимания он никогда еще не испытывал. Он хотел сравнить свое состояние с чем-либо другим, найти ему место в ряду понятий - и не мог. Возможно ли быть одновременно в состоянии наркотического сна и в состоянии наркотического возбуждения? Ну как можно ответить на этот вопрос? Земля под ним была твердой, холодной и влажной. Куртка его была разорвана. Он подозревал, что не вся влажность имеет естественное происхождение, что какая-то ее часть - кровь. Его кровь. За последнее время накопилось очень много фактов, все они нуждались в обдумывании, мысли разбегались, и все же он понимал, что вытекающая на землю кровь должна его беспокоить. Он отчаянно цеплялся за этот единственный надежный островок, но мысли его бешено носились по кругу, как лопасти вертолета, они оторвали его от земли, подняли на головокружительную высоту, откуда был виден весь мир, а затем швырнули вниз, чтобы повторить все снова.
Ему снилось существо, идущее по дороге. Существо с телом человека и лисьей головой. Одетое в потрепанный комбинезон.
Лис - если это был Лис - остановился и присел на корточки. Его остроносая морда обнюхала промежность чиновника, грудь, голову.
- А я вот тут кровью истекаю, - доверительно сообщил чиновник.
Лис наморщил лоб, на секунду задумался. Затем его голова качнулась, исчезла из поля зрения, растворилась в воздухе.
Чиновник снова взмыл в древнее небо, туда, где нет воздуха, а только звезды и планеты, в огромную ночь и огромную пустоту.
7. ЧЕРНЫЙ ЗВЕРЬ
В гостиной было душно и темно. Тяжелые парчовые шторы, затканные золотыми китами и розами, убивали полуденное солнце. Цветочные ароматизаторы, зашитые в мебель, не могли заглушить затхлый запах; гниль и плесень настолько пропитали гостиницу, что казались уже не распадом, а нормальным эволюционным процессом; здание медленно, но верно превращалось из искусственного объекта в живое существо.
- Мне он не нужен. - Чиновник откинул одеяло и сел. - Скажите, чтобы он ушел. Где моя одежда?
Матушка Ле Мари несильно толкнула чиновника в грудь; ее мягкие, прохладные руки были покрыты морщинками, усеяны коричневыми старческими пятнами. Чиновник послушно лег.
- Он придет с минуты на минуту. Теперь уже поздно отказываться. Лежите спокойно,
- А я вот возьму и не стану ему платить, - жалко пригрозил чиновник.
К его слабости и раздражению примешивалось непонятное чувство вины - словно за какой-то нехороший поступок. Оштукатуренный потолок стал жидким и поплыл, трещины и потеки колыхались, словно водоросли. Чиновник торопливо зажмурился, но тошнота все равно не прошла. Она накатывалась тяжелыми, омерзительными волнами,
- Вам и не придется, - улыбнулась матушка Ле Мари. Вот так, наверное, улыбалась бы черепаха. - Доктора Орфелина вызвала я, а с меня он денег не берет.
В коридоре негромко жужжал коронер, формой и размерами больше смахивавший на гроб. Солнечный луч, чудом сумевший просочиться между штор, зажег верхний угол робота ослепительно-белым огнем. Туда чиновник старался не смотреть. В соседней комнате изнывали два офицера национальной полиции. Почему-то очень похожие друг на друга, они стояли, одинаково прислонившись к стене, одинаково сложив руки на груди, и с одинаковой тоской смотрели телевизор.
- А кто отец? - взревел старый Ахав. - Я хочу это знать, я имею право/
- Не настолько я выжил из ума, чтобы обращаться к врачу, - гордо вскинул голову чиновник. - Если мне потребуется медицинская помощь, я воспользуюсь услугами соответствующей аппаратуры или - in extremis - человека с современной биомедицинской подготовкой. И уж во всяком случае я не стану заглатывать перебродившую болотную жижу, прописанную каким-нибудь малограмотным, необразованным шарлатаном.
- Подумайте здраво. Ближайший диагност находится в Грин-Холле, а что касается доктора Орфелина…
- Я уже здесь.
На пороге врач немного помедлил, словно позируя для голографического снимка: худощавый мужчина, на синей, военного покроя куртке - два ряда золотых пуговиц. Он пересек просторы ковра, аккуратно ступая по белесой, почти вчистую лишившейся ворса тропинке, осторожно обогнул прогнивший космический скафандр, притащенный сюда, по-видимому, для красоты, и поставил свой черный саквояж у изголовья дивана. Руки его были густо покрыты татуировками.
- Вы находились под воздействием наркотика, - сразу, безо всяких предисловий начал врач. - Диагност тут не поможет. Фармакологические свойства местных растений не попали в базу данных. Да и чего бы ради? Современная синтетика способна заменить любой натуральный препарат, а изготовить ее можно где угодно. Но если вы хотите понять, что с вами случилось, придется задать этот вопрос не машине, а мне или кому-нибудь вроде меня - человеку, досконально изучившему растительный мир Миранды.
Лицо у врача было худое, аскетичное, с высокими, резко очерченными скулами, в светло-голубых глазах застыло арктическое спокойствие.
- Можете не верить ни единому моему слову, и все же я хотел бы приступить к осмотру - с вашего, конечно же, разрешения.
- Да, доктор, конечно, - смущенно промямлил чиновник. Он чувствовал себя совершенно по-дурацки.
- Благодарю вас. - Орфелин на секунду задумался, а затем повернулся к матушке Ле Мари: - Вы можете пока отдохнуть.
На лице старухи появилось удивление, тут же сменившееся обидой. Она гордо вскинула подбородок и вышла из гостиной.
- Почему ты не скажешь своему дяде, кто отец?- вразумляюще спросил чей-то голос.
- А потому, - истерически завизжала молодая женщина, - что никакого отца нет! Нет его, нет, понимаете?
Последние слова девицы звучали неразборчиво - дверь в коридор плотно закрылась.
Орфелин вывернул чиновнику веки, маленьким фонариком посветил ему в уши, взял соскоб с нёба.
- Вам не мешало бы похудеть, - заметил он, перенося сероватую, неприятную слизь в приемник своей диагностической трости. - Если хотите, я научу вас, как поддерживать правильный баланс настоящей пищи и воображаемой.
Чиновник стоически молчал, разглядывая букет искусственных роз. Края матерчатых лепестков завернулись, побурели, кое-где даже выкрошились.
Пытка продолжалась минут пятнадцать.
- Понятно. - Орфелин задумчиво пожевал губами. - Вряд ли я скажу что-нибудь неожиданное. Скорее всего, вы и сами догадывались, что получили дозу какого-то нейротоксина. Какого именно - здесь возможны самые различные варианты. Что у вас было - галлюцинации или иллюзии?
- А что, есть какая-нибудь разница?
- Иллюзия - это не более чем неверная интерпретация чувственного опыта, в то время как при галлюцинации человек видит объекты, не существующие вовсе. Расскажите мне, что вы видели прошлой ночью. И ради Бога, - он предостерегающе поднял руку, - не все подряд. Только ключевые моменты, этого будет вполне достаточно. На подробный рассказ у меня не хватит ни времени, ни терпения.
Чиновник рассказал про гигантских женщин, бродивших среди кораблей.
- Галлюцинация. Вы верили в их реальность? Чиновник задумался, вспоминая.
- Нет, пожалуй. Но все равно испугался.
- Ну, - усмехнулся Орфелин, - вы далеко не первый мужчина, испугавшийся женщин. Успокойтесь, успокойтесь, это же просто шутка. Хорошо, значит, женщины. А что еще вы видели?
- У меня была продолжительная беседа с лисомордым оборотнем. Но это не галлюцинация, это было на самом деле.
- Вы так думаете?
На сухом лице появилось какое-то странное, непонятное чиновнику выражение.
- Да, конечно. Я абсолютно в этом уверен. Это же он принес меня сюда, в гостиницу.
К горлу подкатил комок; все предметы в номере приобрели сюрреальную ясность и отчетливость. Чиновник различал каждую ворсинку ковра, каждую потертую нитку диванной обивки. В голове раскатывались мощные, как кувалдой, удары, татуировка, сделанная Ундиной (как же давно это было), ярко вспыхнула.
В дверь постучали.
- Да? - сказал чиновник.
В щель просунулась голова Чу.
- Извините за беспокойство, но аутопсия закончена. Мы хотим ознакомить вас с результатами.
- Заходите, пожалуйста, - пригласил Орфелин. - Вы и кто-нибудь еще.
Чу взглянула на чиновника, тот безразлично пожал плечами. Удовлетворенная этим немым диалогом, сотрудница внутренней безопасности выскочила в коридор и что-то сказала охранникам. Один из охранников - старший, наверное - помотал головой.
- Секундочку, - крикнула Чу и исчезла. Через минуту она вернулась, волоча за собой Минтучяна. Выглядел кукольник не лучшим образом - лицо его опухло, приобрело нездоровый румянец, грустные армянские глаза налились кровью, как от недельного недосыпа.
- Все гораздо сложнее, чем я думал, - сказал врач, широко раскинув руки. - Возьмите меня за запястья и держите сколько будет сил.
Чу взяла его за руку, Минтучян за другую.
- Тяните! Да сильнее, сильнее, мы тут не в игрушки играем!
Орфелин уронил голову на грудь и начал заваливаться вперед; Чу и Минтучяну стоило большого труда удержать его в мало-мальски вертикальном положении.
-Через несколько бесконечно долгих секунд бессильно свешенная голова взметнулась, как подкинутая; чиновник увидел новое, разительно изменившееся лицо. Белые, без каких-либо признаков радужки и зрачка, глаза спазматически подергивались. Затем губы врача раздвинулись, между них появился третий глаз.
- Кришна! - испуганно выдохнул Минтучян; все три глаза повернулись в его сторону - и тут же снова уставились на чиновника.
Чиновник ошеломленно молчал. Жуткий взгляд трех немигающих глаз - двух белых и яростно-синего - пронизывал его насквозь, проникая в самые отдаленные уголки мозга. Несколько мгновений никто не дышал.
Затем голова врача снова упала на грудь.
- Все в порядке, - спокойно сказал Орфелин. - Можете отдохнуть.
- А вы никогда не думали о духовном самосовершенствовании? - обратился он к чиновнику, растирая запястья, все еще хранившие красные оттиски пальцев Чу и Минтучяна.
Чиновник словно вышел из глубин странного, дикого сна. Того, что он только что видел, просто не могло быть.
- Извините?
- Вам очень хочется верить, что сущность, беседовавшая с вами прошлой ночью, - оборотень. Увы, но это не так. Последний оборотень умер в заключении на сто сорок третий малый тод первого Великого года после прибытия сюда людей. Вам встретился аватар одного из их духов. Мы называем его "Лис". Дух доброжелательный, обладающий довольно серьезными возможностями, но, к сожалению, не всегда надежный. Встреча с ним - доброе предзнаменование, во всяком случае, так считается.
- Я говорил с самым настоящим живым существом, а не с каким-то там духом или галлюцинацией.
Теперь комната ожила. Ворсинки ковра плавно колыхались, увлекаемые невидимыми течениями, на потолке плясали разноцветные пятна.
- А что, если это был человек в маске? - несмело предположил Минтучян.
Тошнота делала чиновника раздражительным.
- Ерунда. Ну чего, спрашивается, ради человек напялит на себя лисью маску? Да еще в лесу, в полночь.
- А может, вас-то он и ждал. - Чу нежно погладила свои усики. - Пожалуй, стоит серьезно задуматься о возможности, что все это - часть сложной игры Грегорьяна. Игры, направленной против нас.
- Грегорьяна?! - поразился врач.
- У меня ведь тоже внепланетное образование, - сказал Орфелин. - Хорошо учился в школе, заработал право на стипендию. Господи, да как же давно это было.
Он стоял спиной к чиновнику и начал говорить только тогда, когда дверь за ушедшими Чу и Минтучяном плотно закрылась.
- Модуль Лапута. Я провел там шесть лет. Шесть самых несчастных лет моей жизни. Люди, распределяющие гранты, даже и не задумываются, как себя чувствует мальчишка с отсталой планеты, оказавшийся в одном из летающих миров. И ведь мы - не какие-нибудь там глупые дикари, нашу технику сдерживают искусственно.
- А как все это относится к Грегорьяну? Орфелин поискал глазами табуретку, устало сел.
- Именно там я его и встретил.
- Так вы что, дружили с ним?
Чиновник старался не смотреть на лицо врача подолгу, иначе плоть растворялась, слой за слоем, обнажая жуткий оскал черепа.
- Да нет, что вы. - Невидящие глаза Орфелина были устремлены на пыльное распятие, окруженное россыпью пожелтевших фотоснимков. - Я возненавидел его с первого взгляда.
Мы встретились с ним во Дворце Загадок, в зале для поединков. Самоубийство, конечно же, считалось незаконным, но начальство смотрело на наши забавы сквозь пальцы - полезная тренировка для будущих лидеров и все такое прочее. Грегорьяна всегда окружали восторженные поклонники, слушавшие разинув рот его разговорчики о теории господства и о возможных биологических эффектах хаотического оружия. Яркий был юноша, харизматичный и предельно самоуверенный. Но слухи о нем ходили нехорошие. Я вот вам сейчас рассказываю и буквально вижу тогдашнего Грегорьяна. Не очень высокий, бледная кожа, уйма самых модных по тому времени драгоценностей - ярко-красные гелиотропы, вставленные прямо в пальцы, на запястьях - серебряные браслеты с венами, пропущенными по хрустальным каналам.
- Да, - кивнул чиновник, - знакомый стиль. Дорогое было, помнится, удовольствие,