Потом они прошли вперед и остановились перед местом, где Паго Нвокеди устроил бойню - другого слова Левицкий подобрать не мог. Герман, сам заядлый охотник-любитель, не соглашался с теми, кто считал охоту бессмысленной жестокостью. Он не видел ничего плохого в том, чтобы поощрять соответствующие интересы и наклонности сына. В свои тридцать шесть он успел добыть множество животных, среди которых были и весьма завидные трофеи, однако всегда свято соблюдал и закон, и неписаную охотничью этику. А здесь… То, что Левицкий увидел здесь, его, без преувеличения, потрясло. Десять многоногих броненосцев умертвили самым зверским способом. У каждого перебит выстрелом средний отдел позвоночника и поврежден спинной мозг, играющий, помимо прочего, важную роль в координации движений многочисленных пар ног. Долго же они мучились… Один был еще жив. Нет, скорее - одна. Герман подошел ближе. Точно - беременная самка. Она чуть шевельнула головой, из глубины почти мертвого тела вырвался надрывный вздох. Герман достал пистолет.
- Не стоит… - начал Себастьян, но Левицкий посмотрел на него таким взглядом, что тот замолчал и отступил на шаг.
Герман добил несчастное животное выстрелом в голову. Это было нарушение следственных действий, и камера, несомненно, все зафиксирует, но… Очень хорошо, что они уже успели отправить на орбиту Паго Нвокеди. И очень хорошо, что здесь нет ни одного крючкотвора из профессиональной следственной группы. Позже они не преминут напомнить ему, что акты милосердия не входят в обязанности смотрителя, проводящего предварительное расследование; что любые действия, способные нарушить общую картину места преступления, не продиктованные острой необходимостью, являются… Но до этого далеко, и он успеет успокоиться. И тогда у него не будет при себе оружия.
- Кажется, наша миссия здесь завершена, - сказал Левицкий, пряча пистолет в кобуру. Он посмотрел на Себастьяна: - А на счет технического хлама ты был прав - оставим его работникам Главной. Приберут все и без нашего участия.
Но улететь сразу не получилось. Высоко в небе проявилась маленькая черная точка, стремительно выросла в размерах и превратилась в открытый шестиместный аэроглиссер. Аппарат сделал круг над поляной и приземлился в ее дальнем конце. Четверо пассажиров и пилот спрыгнули на землю, у троих за спиной висели автоматические винтовки с подствольными гранатометами, а в руках они держали приборы, похожие на портативные биорадары. Стрелок остался в своем кресле у сдвоенного крупнокалиберного пулемета на поворотной турели, она медленно вращалась по часовой стрелке. Как на войну собрались, подумал Левицкий, но меры предосторожности и выучку вновь прибывших сумел оценить - с кем только не приходится сталкиваться сотрудникам государственных служб на территории заповедников. Тройка с радарами разделилась, и люди нырнули в окружающие поляну заросли, двинувшись каждый в своем направлении; двое подошли к смотрителям. Левицкий еще издали узнал серебристую, с черными полосами, форму сотрудников Комиссии по Контактам.
- Аркадий Бабурин, - протянул руку Герману высокий парень с веселыми карими глазами.
- Кэй Шентао, - представился второй, низенький, с бесстрастным лицом языческого идола.
- Боюсь, для вас тут нет ничего интересного, ребята, - после взаимных приветствий и представлений сказал Клаус, который вылез из своего катера и тоже подошел к собравшимся.
- А мы боимся, что есть, вот и прилетели проверить и успокоить свою душу, - улыбнулся высокий. Герману он сразу понравился своей открытостью и непосредственностью. - Вам же известно, сколь мнительные люди работают в Комиссии. Чуть что, и нам уже мерещится в любом непонятном случае рука инопланетян. Или мерзавцев, что на них посягают… Мы вам не помешаем, только проверим инцидент с Паго Нвокеди на предмет участия в событиях наших бесценных подопечных… И еще кое-кого, - загадочно добавил он.
- Нвокеди - обычный браконьер-научник, - пожал плечами Реале. - А туземцев здесь и близко нет, вы же знаете. Их ближайшие поселения за несколько тысяч километров отсюда… Или появились?
- Нет аборигенов, так, глядишь, найдется кто-нибудь другой, - ответил низкорослый.
- У Комиссии новые интересы на Тихой? - изумленно вздернул брови Клаус Кнохен. - Неужели нашли еще одну цивилизацию по соседству с туземной? А ну-ка, расскажите! Вот была бы новость!
- Еще не нашли. Но, надеюсь, найдем, - снова улыбнулся высокий, и неясно было, шутит он или говорит серьезно. - Вам сообщим первым. А пока посвятите меня в подробности…
Узнав все интересующие его детали и личное мнение смотрителей о произошедшем, Бабурин повернулся к Шентао:
- Нет сомнений, у Нвокеди те же симптомы, что и у прочих пострадавших. Он тоже столкнулся с этими существами. А его аппаратура… Киб-мастер… Такие же точно признаки поражения, как…
Он умолк, затем обратился к Левицкому:
- Мы немедленно свяжемся с руководством СОЗ и лично Василиадисом, но и вам нужно послать ему подтверждение. Вся техника и аппаратура, эвакуированная из района ЧП или еще подлежащая эвакуации, переходит под непосредственный контроль Комиссии по Контактам. Без нашего участия дальнейших исследований ее не предпринимать. Район ЧП объявляется закрытой зоной вплоть до прибытия профессиональной следственной группы и проведения следственных мероприятий. Вам троим придется прибыть на главную базу СОЗ для личного доклада на заседании местного отделения Комиссии.
Герман кивнул, про себя отметив, что контактеры прилетели на открытом глиссере, а не на катере, и очень уж быстро добрались. Вероятно, их лагерь на поверхности планеты находится неподалеку отсюда, на территории его сектора. Но разве они скажут…
Теперь смотрителям делать здесь действительно больше было нечего, и они пошли к своим кораблям.
* * *
Проснувшись через несколько часов, Левицкий первым делом сходил на камбуз выпить чашку кофе. Конечно, можно воспользоваться баром в каюте, связанным с камбузом линией доставки, но лучше пройтись. На этой проклятой станции слишком мало возможностей для физической нагрузки, а обязательные тренировки в спорткомплексе он частенько пропускал, надеясь на свое несокрушимое здоровье. Но если совсем не двигаться, Эскулап во время очередного медосмотра опять начнет читать нотации насчет перспективы потери должной физической формы.
Потом Герман отправился на пункт наблюдения - работать. Не успел он как следует устроиться в кресле, как киб сообщил, что на связи Главная, директор заповедника, собственной персоной.
- Давай, - сказал Левицкий.
На экране появился Василиадис. Герман обозначал про себя таких индивидов одним словом - дохляк, и знал, что директор успел получить среди сотрудников заповедника кличку Заморыш, а начальник "Сектора-9" Олег Лобанов называл его Лысик - за необъятных размеров лысину.
- Я лично связался с вами, Герман, чтобы сообщить крайне неприятную новость, - откашлявшись произнес директор. - На совете УОП принято решение о ликвидации… временной ликвидации четных секторов "СОЗ-Тихая" и консервации орбитальных станций под четными номерами. Я мог бы разослать уведомление по связи, но предпочел сообщить все лично, - повторил он. - Мне очень жаль.
- Ликвидация секторов подразумевает… - У Германа разом пересохло в горле, и он с усилием сглотнул. - …подразумевает обязательное увольнение сотрудников этих секторов, или… Или всем оставшимся устроят очередной отборочный конкурс… на выживание?
- Мне очень жаль, Герман. - Василиадис уже явно жалел, что не ограничился формальным уведомлением. - На сей раз конкурса не будет. Все вы слишком хороши, чтобы выбирать между вами, все вы настоящие профессионалы и преданные своему делу люди… - Директор то и дело останавливался, с трудом подбирая слова. - Руководство УОП считает, что в проведении конкурса нет никакого смысла. Невозможно выбрать лучших из лучших. - Это была попытка подсластить пилюлю. Жалкая попытка, надо сказать. - Будут сокращены сотрудники ликвидируемых секторов Службы. Подготовка к консервации орбитальной станции "Сектор-18" должна быть завершена в течение месяца.
Скомкав прощальную фразу, Василиадис выключил связь. Герман сидел, слегка оглушенный новостью. Он, конечно, ожидал чего-то подобного - слухи ходили уже давно. Но он не думал, что это случится так скоро. Прощай, работа. Новую будет найти чрезвычайно сложно: безработица среди трудоспособного населения Галактики на пятый год с начала кризиса достигла почти сорока процентов. Прощай, обещанное сыну сафари на Аквилее… И вообще где угодно. И крайне тяжело, если вообще возможно, будет собрать деньги на учебу Эрика в институте. А этот Василиадис…
- Чертов сукин сын, - глухо выговорил Герман. - Чертовы шлюхи! - присовокупил он, имея в виду руководство УОП. - Лучше бы сократили численность бездельников в собственной конторе… Бюрократы проклятые! Дармоеды… Лучше бы ты уволил свою потаскуху-секретаршу!.. - с внезапной яростью заорал он, уставившись на потухший экран. - Она же, наверно, даже и трахается неважно, не говоря о нормальной работе… Она бы переспала со всеми мужиками на Главной, да никто не берет! Только и осталось, что подстилаться под такого говнюка, как ты!..
Как сказать об этом Эвелин? Сказать придется, ведь она все равно узнает. Левицкий глубоко вздохнул. Он-то все же надеялся, что новых увольнений не будет. Не может же Управление по Охране Природы бесконечно сокращать штат СОЗ на Тихой, планета им и так уже практически неподконтрольна… Оказалось, что может. Ну и дьявол с ними.
Когда приходилось принимать решение, Герман делал это быстро. Работу он найдет. Обязан найти. У них есть еще месяц, а за месяц можно много успеть. Можно, например, самому организовать сафари для Эрика. Не на Аквилее, разумеется, но…
* * *
"Беркут" стоял на крохотном, свободном от деревьев пятачке у подножия одинокой скалы, возвышающейся над окружающими ее джунглями. Места здесь хватило только для того, чтобы посадить катер и разбить походный лагерь. Левицкий предпочел бы более открытое место, но Эрику, когда они вместе просматривали карты Восточного Массива, приглянулся именно этот уголок, и Герман не стал спорить - в конце концов, он затеял весь проект с охотой в своем собственном секторе именно ради сына. Много лет он охранял заповедник от любых незаконных посягательств, и вот теперь сам готовился предпринять в высшей степени незаконные действия. Временами его начинали мучить угрызения совести, но лишь до тех пор, пока он не вспоминал потную лысину Василиадиса и его лживые соболезнования. Мало того, что после десяти лет безупречной службы его выбросили как мусор - Левицкий хорошо понимал, что теперь, когда весь штат смотрителей будет состоять из двенадцати человек, планета так и так окажется открыта для любого, кто захочет здесь высадиться. Никакая техника слежения не поможет - должен же кто-то анализировать данные и принимать решения… Оставшихся не хватит даже для полноценного пассивного наблюдения, а о каких-то активных действиях не приходилось говорить и до сокращения четных секторов. И тогда смотрители, в лучшем случае, могли разве что совершать свои ежедневные облеты, создающие видимость контроля, да вести "расследования по факту" уже совершенных нарушений.
Как в случае с Нвокеди… Еще один индивид, который, подобно Василиадису, заставил Левицкого пересмотреть свои взгляды на жизнь. Герману было безразлично, почему тот совершил то, что совершил - в интересах науки или еще чего-нибудь. На его взгляд, оправданий такой жестокости не было.
Сам Левицкий ничего похожего делать не собирался. Высадиться в разрешенном для отдыха районе не возбранялось никому: достаточно испросить разрешение в СОЗ, а сотрудникам заповедника или научного центра "Тихая" - у своего непосредственного начальства. Герман, естественно, не собирался обращаться с просьбами к Заморышу. За разрешением на отлов животных нужно уже было обратиться напрямую в Управление по Охране Природы (в некоторых случаях разрешался и отстрел особей, относящихся к популяциям с избыточной численностью), но Левицкий решил не делать и этого. Чтобы пробить такое разрешение через бюрократические заслоны УОП, требовалось время, а времени они ему сами не оставили; относительно же разрешенных к отстрелу видов Герман все знал и без них. Все еще колеблясь, он связался с Клаусом, хотел попросить присмотреть за его территорией на время отсутствия и… И выложил ему все начистоту. Клаус хитро прищурился.
- Как это ты решился? - искренне удивился он. - Делай, что считаешь нужным, и не думай ни о чем. Знаешь, сколько народу успело поохотиться на Тихой без лицензии с тех пор, как Абдулла Шах ушел в отставку? Начальники УОП. Миллионеры, которым лень ждать разрешения. Шишки из правительства. Сами смотрители…
Герман с недоверием уставился на Кнохена.
- Ну что ты на меня так смотришь? - возмутился тот. - Ничто человеческое нам не чуждо. Удивительно, как ты сам-то столько времени терпел, ты ведь серьезный любитель… Мы с Олегом Лобановым не раз хотели тебя пригласить, да не решались - ты ведь у нас такой принципиальный, аж тошно. - Теперь Левицкий уже просто выпучил глаза, не в силах произнести ни слова. - Молчи, молчи уж лучше, - поморщился Клаус. - Собрался сделать это наконец, если не ради себя, то ради сына, так делай. А то я все жду, что у тебя вокруг головы засияет нимб святости…
Левицкий с минуту оторопело пялился на погасший экран, потом расхохотался. Вот черти! И кто - Олег с Клаусом! Отсмеявшись, мимоходом поразмыслил над тем, как быстро может измениться человек. Кнохен прав - год назад у него такие новости о друзьях смеха бы не вызвали. Теперь же он просто подумал - интересно, а кто еще?..
Эвелин отнеслась к затее неодобрительно, но она прекрасно понимала чувства мужа, и в каком он состоянии. Поэтому отговаривать не стала. Спросила только:
- Ты уверен, что правильно поступаешь? Относительно Эрика, я имею в виду. До сих пор ты старался привить ему совсем другие взгляды.
- Надо спросить самого Эрика, - сказал Герман. - Он давно хотел участвовать в сафари, и я обещал ему. Теперь, если не использовать этот шанс, у меня еще долго не будет случая исполнить обещание. Уверен, он все поймет правильно, а если решит отказаться, то не станет осуждать меня.
Эрик, со свойственной всем детям непосредственностью, пришел в восторг и не подумал отказываться.
- Но только если ты уверен, что тебе ничего за это не будет, па, - озабоченно сказал он, вдруг спохватившись и внимательно посмотрев на отца. - У тебя и без того в последнее время полно неприятностей.
- И, к сожалению, это наши общие неприятности, - сказал Левицкий. - Но никто не узнает. Знать будем только мы и Клаус Кнохен. Да и что мне могут сделать? Они уже все сделали. Даже если все откроется - ну, в крайнем случае, уберут из личной карточки отметку о преимущественном праве трудоустройства на прежнее место. Ну и что? Кризис закончится еще не завтра; когда будут восстанавливать рабочие места в СОЗ - неизвестно. И знаешь… - Левицкий на минуту задумался. - Если я и захочу быть в будущем смотрителем заповедника, то, наверно, не этого. Здесь все не так стало после ухода Шаха. При нем бы я ни при каких обстоятельствах не пошел на такое. А о законности охоты не беспокойся. Я обещаю тебе, что при первой же возможности сделаю в кассу добровольных пожертвований УОП анонимный взнос, равный стоимости официальной разовой лицензии. Нарушение все равно останется нарушением, но так хоть совесть будет чиста…
Эвелин осталась на станции. Подготовкой "Сектора-18" к консервации, как старший техник, занималась непосредственно она. А Герман с Эриком вот уже второй день наслаждались жизнью на природе - в первый день только разбили лагерь и больше не делали ничего, просто отдыхали. На рассвете второго дня они устроили засидку у реки, соорудив помост в ветвях большого дерева, и через четыре часа им удалось подстрелить небольшого кабана, пришедшего на водопой. Стрелял Эрик, они вместе разделали тушу, и вечером, в дыме охотничьего костра и приятном запахе жареного мяса растворились последние сожаления Левицкого по поводу предпринятой незаконной вылазки на планету. Эрик был счастлив. Кабан, естественно, не тянул на тот трофей, которым можно было бы гордиться. Но настоящая охота еще впереди, а кабан - проба сил и мясо на шашлык.
На двенадцатилетие Герман подарил сыну профессиональную дальнобойную винтовку "Гриф". Два года Эрик пользовался ею только в тире; наконец пришло время применить полученные навыки на практике. Силу тяжести и плотность атмосферы Тихой без труда смоделировал бы киб-мастер на стенде тира станции, но мальчик непременно хотел освоить премудрость пристрелки оружия самостоятельно. Герман считал подобные навыки весьма полезными, поскольку не всегда есть возможность свалить все дела на интеллектронику и роботов. В сотне метров от лагеря, на узкой, но вытянутой почти на триста метров в длину прогалине, Эрик установил трехногий упор с зажимом для винтовки и развесил на деревьях мишени. Герман оставался в лагере. С прогалины слышались выстрелы - сначала громкие и отчетливые, потом еле различимые ухом хлопки, когда сын одел на дуло "Грифа" глушитель.
Левицкий только что переговорил по связи с Эвелин и Клаусом, завершил сеанс и собирался выйти из катера, как услышал по рации сначала крик, а следом за ним глухой рев. Вздрогнув, он выскочил наружу, подхватил свою винтовку и помчался к прогалине - теперь он слышал крики и звериный рык вполне отчетливо, но все смолкло прежде, чем он выскочил на открытое место. Там, склоняясь над обезглавленным телом мальчика, стоял огромный матерый хищник, каких Левицкий никогда не видел на Тихой. Похожий на гигантского волка, с уродливой вытянутой головой и мощными лапами, напоминающими человеческие руки, только с толстыми кривыми когтями, он был не менее ста тридцати сантиметров в высоту в холке и около трех с половиной метров в длину. Сгорбленный, готовый к прыжку… На беду Герман выскочил из леса слишком близко от него, но, несомненно, успел бы выстрелить - однако застыл как вкопанный, потому что почти у его ног лежала голова Эрика. Левицкий пошатнулся и закричал, кровь бросилась в лицо, перед глазами поплыли багровые пятна. Он вскинул винтовку, но секундой раньше зверь прыгнул и вцепился ему в горло, захватив и нижнюю часть лица. Борьба продолжалась не больше минуты. Герман выронил винтовку, но ему удалось достать пистолет; хищник трепал его, словно пустой мешок, таская по земле, а Левицкий стрелял наугад, ничего не видя, кроме кровавой пелены перед глазами, и ничего не чувствуя, кроме раздирающей горло боли, потом потерял сознание. Зверь встряхнул его тело еще несколько раз, и вдруг, разжав челюсти, выпрямился и застыл над ним в странной, напряженной позе. Постояв так некоторое время, он перешагнул через тело Германа и, потеряв к своим жертвам всякий интерес, двинулся в джунгли.