- Господа пассажиры, - зажурчал из динамиков голос стюардессы, - мы рады приветствовать вас на борту трансгалактического лайнера "Гранд", следующего по маршруту Портуми - Фаута - Ульмо - Безымянная - Ино - Этоли - Земля. Старт из космопорта Уивертаун через десять секунд. Девять, восемь, семь…
Одновременно с окончанием отсчета луч орбитального антигравитационного подъемника подхватил корабль и потащил его за пределы атмосферы, но внутри это никак не ощущалось. Когда я принялся за десерт, откуда-то со стороны кормы по всему гигантскому телу лайнера прошла еле заметная вибрация - "Гранд" включил разгонные двигатели и теперь набирал скорость.
Десерт был восхитителен, да и кофе - с плантаций Порсены или откуда еще - весьма хорош. Обед всегда кажется еще вкуснее при мысли, что ты в командировке, и все оплачивает фирма.
Вернувшись в каюту, я велел киб-мастеру приглушить свет и, завалившись в одежде на кровать, стал думать о Берке. Видно, вся эта история на Тихой занимала меня куда больше, чем я был готов себе признаться. Или же я вправду мучился от безделья.
Джонни Берк был в охотничьих кругах человек известный. Его знали как искусного и невероятно удачливого зверолова уже тогда, когда я впервые пришел в этот бизнес двенадцать лет назад, а ведь он к тому времени сам был в деле всего лишь два года - маловато для приобретения славы, но у него получилось. Берк слыл индивидуалистом, поскольку хоть и не избегал общих предприятий, и даже с явной охотой шел на объединение, всегда старался играть в таком временном союзе первую скрипку, а то и вовсе превратить его в свое сольное выступление. За это его и не любили, хотя когда дело касалось исполнения обязательств или дележа добычи, он никогда не пытался надуть компаньонов. Напротив, Берк был способен на широкие жесты: мог уступить напарникам самый перспективный и сулящий богатую добычу участок на планете, себе брал что останется, какую-нибудь пустошь, на которой, казалось бы, не выловить и жалкой козявки - и неизменно добивался успеха. За это его не любили еще больше, не любили и завидовали. А он, взяв одной левой то, что другой не удержал бы двумя руками, и там, где никому в голову не приходило что-то искать, делал вид, что ничего особенного не совершил - да, похоже, и вправду считал так.
После первого же рейса, который он совершил в команде Джоша Маттерсона, тот назначил его командиром экипажа, после второго Берк уже оказался в состоянии приобрести корабль, сам нанял людей и открыл собственную фирму. Казалось, стоит ему расставить ловушки и засесть в засаде - все равно где - и звери сами шли в сети и на выстрел, причем, разумеется, самые редкие и ценные экземпляры. Если бы так продолжалось сезон или два, никто бы и внимания не обратил. Удача, равно как и неудача, является непременным, хотя и непостоянным спутником любого сколько-нибудь талантливого зверолова, но годы проходили за годами, а Берк постоянно возвращался из любой экспедиции далеко превысив предельные нормы заполнения грузового отсека.
Сменив несколько фирм, я наконец попал к Берку; там, кстати, и познакомился с Кэт, которая была тогда у него командиром экипажа. Сотрудничество наше продолжалось недолго, несмотря на то, что я зарабатывал как никогда прежде. Мне, как и всем, не нравилась манера Джонни вести дела, не посвящая никого в свои планы даже на полчаса вперед, не нравилось его плохо скрываемое пренебрежение к людям, менее удачливым и талантливым чем он; правда, я, в противовес его завистникам, всегда признавал, что охотник он, конечно, от Бога, и ни простая удача, ни, тем более, черная магия, тут ни при чем. Я заработал кучу денег (с Берком это не составляло труда), добился того, что он сделал меня командиром экипажа, тем самым признав мои собственные таланты, и уволился, занявшись сопровождением по злачным охотничьим угодьям той категории богатых бездельников, что желают пополнять свои домашние зверинцы непременно лично.
Продвигая вперед собственный бизнес, Берка я из виду не терял, да и трудновато это сделать, когда речь идет о таком человеке. Отчеты о его экспедициях можно было смотреть как увлекательные приключенческие фильмы, о некоторых его подвигах ходили легенды.
Берк не был жаден до денег, но и не позволял им пройти мимо, никогда не ввязывался в проект, если тот не сулил прибыли, и притом немедленной и крупной; так почему же он с такой готовностью отправился на Тихую? Ведь вопрос не то что поимки, но и самого существования рэдвольфа серьезно не обсуждался ни среди охотников, ни в научных кругах. Вариантов ответа могло быть только два - или рэдвольф действительно существует, или Берк в самом деле рехнулся. Я, сколько ни размышлял, не смог поверить ни в один из них. Но если бы пришлось выбирать, выбрал бы первый. Да что там - мне уже хотелось выбрать именно его. Отсутствие реальной цели в совокупности с нашим тощим банковским счетом делали свое черное дело, а кроме того, я хорошо знал Берка - никогда он не стал бы гоняться за призраком.
Я почувствовал, как по телу пробежал жутковатый и одновременно приятный холодок - предвкушение неизведанного. Что-то похожее бывает, когда заходишь в реку по пояс и готовишься нырнуть с головой. Когда-то жажда приключений толкнула меня променять хорошо оплачиваемую работу биомеханика на весьма увлекательную и рискованную профессию охотника с непостоянным заработком и неясным будущим. И хоть мне не пришлось ни разу об этом пожалеть, но я надеялся, что с тех пор стал не только на двенадцать лет старше, но и на двенадцать лет мудрее, хотя давно убедился, что в отношении большинства людей этот принцип не всегда справедлив. И теперь, ощутив хорошо знакомое, смутное, но от этого не менее сильное влечение к чему-то таинственному, загадочному, зовущему к себе издалека, я жестко задавил это желание, разделся и лег спать. До Земли три дня, еще хватит времени, чтоб поразмышлять на самые разные темы. Какая-то беспокойная мыслишка еще минут пять бродила на краешке сознания, а потом я повернулся на другой бок и отключился.
Глава 4. Герман Левицкий. Расследование по факту
Совершив свой ежедневный облет подконтрольного ему участка заповедника, Герман Левицкий вернулся на орбитальную станцию "Сектор-18", принадлежавшую Управлению по Охране Природы. Поставив свой катер класса "атмосфера-4" по имени "Беркут" на его законное место в ряду таких же точно "четверок", Левицкий вышел и привычно окинул взглядом ангар. Четыре робота из группы технического обслуживания возились вокруг узла заправки энергоблоков, еще трое спешили к "Беркуту". Добравшись до катера, тройка разделилась - один вполз по опущенному трапу внутрь, второй забрался наверх, третий нырнул под брюхо корабля. Больше в просторном помещении ангара никакого движения не наблюдалось. Раньше здесь непрерывно кипела работа: кто-то стартовал, кто-то возвращался, шесть катеров одновременно проходили предстартовые или послерейсовые проверки, в пункте управления работала смена из двух дежурных техников и обязательно болтались двое-трое смотрителей - в ожидании своей очереди на облет участка или просто убивая время за неимением более интересного занятия. Ребятишки из семей сотрудников постоянно умудрялись пробираться сюда поиграть, несмотря на суровый запрет и все меры предосторожности… Так было всегда с тех пор, когда десять лет назад молодой Герман Левицкий, демобилизовавшись из ВКС, устроился работать в Службу охраны заповедников и впервые попал на "Сектор-18" - одну из двадцати четырех станций, объединенных в контрольно-исследовательскую систему "Заповедник "Тихая" - орбита". Так было и четыре года назад, когда в связи с кризисом УОП урезало финансирование Службы, и там впервые заговорили о сокращении штатов.
Сначала свернули научные программы, находящиеся непосредственно в ведении Управления по Охране Природы, следом за учеными пришлось собирать вещи половине сотрудников техслужб. Несмотря на это, никто всерьез не боялся того, что Управление пойдет на уменьшение числа рабочих мест смотрителей заповедников - костяка и основы основ СОЗ. Однако оно пошло на это. В каждом секторе ликвидировали оба подсектора, Юг и Север, оставив только Центр; корпус смотрителей сократился сразу втрое. Множеству прекрасно подготовленных, опытных специалистов пришлось искать себе другую работу, и мало кому из них это удалось. Но первый жестокий удар по системе контроля, фактически оголивший планету, оказался не последним. Сначала упразднили дополнительную смену, и оставшимся пришлось работать без выходных. Потом произошло сокращение рабочих смен. А кончилось тем, что в конце концов на некогда многолюдной станции из смотрителей остался только Герман Левицкий.
В настоящее время все население "Сектора-18" насчитывало три человека: он сам, его жена Эвелин, временно исполняющая обязанности старшего техника, и их сын Эрик. Несмотря на то, что мальчику было только тринадцать (на днях стукнет четырнадцать, ты обязан его хоть чем-то порадовать, напомнил себе Герман), он фактически выполнял работу наблюдателя, и выполнял неплохо. Именно он дежурил неделю назад, когда пришел сигнал бедствия с поверхности планеты, и действовал не хуже любого взрослого - работая в паре с киб-мастером станции, взял пеленг, обработал информацию, дал команду на пункт управления вывести катер на стартовую площадку и только тогда разбудил отца. Герман плюхнулся в пилотское кресло одновременно с сигналом готовности к старту, подготовленный сыном материал просмотрел уже по дороге - там было все, начиная от прогноза погоды в районе поиска и кончая анализом возможных причин энергоинформационных всплесков в квадрате, из которого шел сигнал чужого SOS-передатчика.
Молодец он у меня, с гордостью подумал Левицкий. (Тем более, постарайся придумать что-то ему на четырнадцатилетие!) Эрик был удивительно любознательным и вдумчивым ребенком. Любознательность его носила строго целенаправленный характер, и если уж он чем-то увлекался, то всерьез и надолго. Недавно опять нашел себе занятие - пытался разгадать секрет непонятной энергоинформационной активности, очаги которой иногда (крайне редко, но всегда внезапно) возникали в самых разных уголках Тихой и столь же внезапно исчезали, не имея никаких видимых причин и не оставляя после себя поддающихся научному изучению следов.
Левицкий, как, наверное, каждый, кто работал на Тихой, был знаком с этой проблемой, правда, в самых общих чертах. Выглядело все так, как если бы на поверхности планеты внезапно возник город, битком набитый людьми и техникой, энергостанциями, передающими и принимающими устройствами связи - приборы орбитальных станций ловили широкополосный радиосигнал, не поддающийся расшифровке, но явно осмысленный, упорядоченный. Центр активности мог находиться посреди джунглей или в покрытых вечными снегами горах, на дне океана или в толще его вод. Но самыми интересными были сгустки таинственных излучений и полей, появляющиеся время от времени в атмосфере. Тогда "город" казался свободно парящим в воздухе; при этом приборы отказывались регистрировать сколько-нибудь заметную концентрацию массы, будто бы сигнал шел ниоткуда, не имея никакого материального источника. Ученые выдвигали самые различные, противоречащие друг другу теории, но ни к какому общему мнению за все двести лет изучения Тихой так и не пришли, сходясь только в одном: феномен не имеет ничего общего с известными науке природными процессами и носит ярко выраженный искусственный, техногенный характер. В то же время ученые мужи отрицали возможность существования на планете неизвестной высокоразвитой цивилизации или присутствия на ней представителей инопланетного разума, резонно полагая, что должны существовать какие-то более ощутимые признаки деятельности таковых, помимо неуловимых и почти не поддающихся анализу фантомных проявлений.
Трудности усугублялись еще и тем, что феномен, условно названный "эффектом города", так и не удалось привязать к каким-либо событиям, местам, действующим лицам или природным явлениям. Каково бы ни было его происхождение, он, очевидно, никак не был связан ни с деятельностью на планете людей (хотя энерговсплеск очень часто возникал именно в местах высадки на планете научно-исследовательских групп - в двадцати шести процентах случаев), ни с туземцами, представлявшими коренное население Тихой (хотя "эффект города" нередко давал о себе знать именно вблизи их поселков - восемнадцать процентов). Провалились и попытки согласовать этот феномен с другим, не менее странным и загадочным: биополе планеты, обычно имеющее на экранах орбитальных биорадаров вид окутывавшего Тихую со всех сторон тонкого слоя тумана всех оттенков красного цвета, вдруг начинало вибрировать, шло волнами, как поверхность воды, в которую бросили камень. Волны мощных возмущений обегали всю планету и возвращались к месту "падения камня". Ничего подобного ученые не видели ни в одном из населенных живыми существами миров, куда успели добраться люди к концу двадцать пятого века…
Левицкий очнулся, мельком удивившись, насколько глубоко он погрузился в раздумья. Обычно ему было свойственно совсем другое - меньше размышлять, больше действовать.
А если б наоборот, может, и не торчал бы сейчас в этой дыре, с ехидством заметил внутренний голос. Мог бы десять лет назад принять другое решение, остаться в армии, в которой нет и не предвидится сокращения штатов, в которой нет и не предвидится урезания жалования, офицеры которой дважды в год ходят в отпуск и могут себе позволить выполнить данное сыну еще три года назад обещание взять его с собой на самое настоящее сафари по Аквилее… Герман тряхнул головой, отгоняя невеселые мысли. Он также не считал нужным заниматься бесполезным самобичеванием по поводу когда-то принятых решений, даже если они и оказались не совсем удачными. А вот поохотиться с сыном на Аквилее, похоже, не получится и в этом году, это правда.
Левицкий еще раз окинул взглядом ангар. Мерзость запустения - вот как мог бы он охарактеризовать то, что видел. Станция функционировала, но едва ли при этом использовалась десятая часть рабочих объемов. То же самое, он знал, и на всех остальных двадцати трех станциях системы "СОЗ-Тихая". То же самое на станциях остальных трех заповедников А-группы. О рядовых природоохранных заповедниках и речи нет - там дела обстояли еще хуже.
Поднявшись на лифте из техблока станции в жилищно-хозяйственный блок, Герман первым делом прошел в душ. Чувствовал он себя не то чтобы плохо, но на сердце было прескверно, и ему не хотелось случайно испортить настроение жене и сыну. Подходило время обеда, Эвелин уже наверняка на камбузе, готовит что-нибудь вкусненькое. Повезло тебе с женой, смотритель, улыбнулся про себя Левицкий. Повезло гораздо больше, чем ты того заслуживаешь. И с женой, и с сыном. Эрик очень походил на Эвелин не только внешне, но и по характеру, и чем взрослей он становился, тем больше это бросалось в глаза. Где он сейчас? Да как обычно - сидит, наверное, на пункте наблюдения, или опять гоняет Пана, киб-мастера научного отдела, по интересующим его вопросам. "Эффект города" и прочее… Кажется информаторий - единственное, что у нас работает со стопроцентной нагрузкой, подумал Герман. И все благодаря Эрику. Его уже и научники из Центра все в лицо знают, он не раз бывал у них в гостях в большом орбитальном комплексе, вращающемся вокруг Тихой по высокой экваториальной орбите, даже заслужил похвалу самого начальника-координатора научно-исследовательских групп Иванова. Всемирно известный ученый, совершивший за свою долгую карьеру десятки громких открытий, не поленился лично связаться с "Сектором-18".
- Ваш ребенок, по-моему, имеет все задатки талантливого исследователя, - сказал Иванов. - Не мое, конечно, дело вам указывать, господин Левицкий, но на вашем месте я приложил бы все усилия для того, чтобы по окончании общеобразовательной школьной программы направить Эрика учиться в Институт внеземных цивилизаций - или любой другой, который он выберет. Я лично готов дать свою рекомендацию, а по окончании учебы предоставить Эрику возможность пройти практику здесь, у нас - если только к тому времени все еще буду директором Центра.
- Спасибо, - выдавил удивленный и одновременно польщенный Герман.
- Не за что. Такой энтузиазм и прилежание, как у вашего сына, всегда приятно видеть. Что же касается дисциплинированности… - Тут Иванов метнул свирепый взгляд в сторону - на кого-то, кого Левицкий на экране видеть не мог. - Что касается вопросов дисциплины и корректности исследований, то у него могли бы поучиться многие наши сотрудники со стажем.
Герман вышел из душа и тщательно растерся полотенцем. Мысли о том, что у Эрика, возможно, большое будущее, заметно подняли ему настроение. Сам он был человеком простым, можно сказать - ограниченным, из-за чего втайне страдал. Даже близкие друзья, он знал это, втихомолку над ним посмеивались. Левицкий пожал могучими плечами. Что ж, пускай он ограниченный человек. Но в этом мире пока еще есть место людям, подобным ему, простым и прямым, как ровная дорога, с такими же прямыми взглядами на жизнь. Он решал что-то - и делал, не заглядывая далеко вперед, да и не был на это способен. Просто изо дня в день выполнял свою работу. К счастью, Эрик пошел не в него, а в мать. Может, ему повезет в жизни больше. Надо подумать, где достать денег сыну на институт… И как, черт тебя возьми, ты собираешься отметить его день рождения, решил наконец? Попробуй устроить праздник - и Эрику… и Эвелин. Ей тоже… Уже три года Левицкий не был в отпуске, и три года они никуда не выезжали вместе. Эвелин отказалась ехать куда-то без него. Эрик первые два года летал погостить к родителям жены, но на этот раз не захотел и остался.
Герман прошел по коридору на камбуз. Последний год, когда Левицкие остались на станции совсем одни, они отказались от обедов в кают-компании. Просторное помещение казалось слишком большим, чтобы чувствовать себя уютно во время семейной трапезы. Поставили один из столов, взятых оттуда, прямо на камбузе, организовав "некое подобие семейного очага", как выразилась Эвелин. Она уже была там; робот-горничная расставлял на столе тарелки. Герман подошел к жене, обнял сзади, поцеловал в шею.
- Ну что, на участке все спокойно? - спросила она.
- Вроде да, - ответил Герман, опускаясь на стул.