- Ай-кью? Я не умею читать, - гордо сказала она. - Зато я - первый пред, глава парламентского большинства. И замужем за первым сенатором.
- Да-а? Он никогда не говорил.
Она поправила черную ленту на лбу. Ее светло-каштановые волосы были украшены ярко-розовыми прищепками.
- Поженились по налоговым соображениям. Иначе я, может, и тебе бы дала. Ты, госсек, симпатичный. - Она подплыла ближе. - Хорошо, что рука зажила. - Она провела пальцем по татуированному запястью.
- Ну, уж Карнавал-то от нас не уйдет, - заметил Линдсей.
- Карнавал не считается. На афродизиаках никого не узнаешь.
- До точки рандеву еще три месяца. Значит, могу попробовать с трех раз тебя угадать.
- Ты же бывал на Карнавале; Знаешь, как это, на дизиаках-то. Там же ты сам не свой. Просто кусок мяса.
- Я могу удивить тебя, - сказал Линдсей, глядя ей в глаза.
- Тогда я тебя убью. Адюльтер - уголовное преступление.
Космический корабль "Красный Консенсус"
13.10.16
Линдсея разбудил корабельный таракан, принявшийся щипать ресницы. В порыве отвращения Линдсей смахнул его, щелчком отправив куда-то в угол.
Спал он обнаженным, если не считать паховой чашки. Такие носили все мужчины - они предохраняли яйца от парения в невесомости и раздражения. Смахнув с комбинезона другого таракана, решившего полакомиться чешуйками отмершей кожи, он оделся и оглядел гимнастический зал. Двое сенаторов спали, прилепившись к стене подошвами и причудливо раскинувшись в невесомости. На шее женщины, подбирая капельки пота, сидел еще один таракан.
Если б не тараканы, воздух на борту постепенно превратился бы в густую взвесь чешуек отмершей кожи, пота и прочих трудноуловимых выделений. Лизин, аланин, метионин, карбаминовые соединения, молочная кислота, половые феромоны - постоянные потоки органики, испаряемые человеческими телами, незаметно насыщали воздух. Тараканы являлись жизненно необходимой деталью экосистемы корабля. Они подчищали мельчайшие капли жира и крошки пищи.
Тараканы, как насекомые крепкие и ко всему привычные, обосновались на корабле едва ли не с первого дня постройки и великолепно освоились с обстановкой. Благодаря химическим приманкам и отпугивающим веществам второго депутата их даже удалось в некотором смысле приручить. Но Линдсей до сих пор ненавидел их, не в силах спокойно наблюдать, как они копошатся и судорожно, рывками, перелетают с места на место. В такие моменты ему страстно хотелось оказаться где-нибудь в другом месте. В каком угодно.
Одевшись, Линдсей выплыл через затянутый мембраной люк. Пластволокно распалось от прикосновения на отдельные нити и мгновенно затянулось за ним. Ткань была тонкой, но герметичной и прочной, как сталь. Изделие шейперов. Скорее всего, краденое.
Привлеченный музыкой, он забрел в рубку управления. Здесь собралась большая часть команды. Президент, двое парламентариев и третий судья, нацепив видеоочки, смотрели шейперскую агитпрограмму. У консоли сидел главный судья, просматривая передачи, выловленные в пространстве корабельным зондом. Он был намного старше любого другого члена команды и никогда не участвовал в Карнавалах. Это, вкупе с высоким постом, делало его беспристрастным арбитром во всех делах.
- Есть новости? - громко спросил Линдсей, нагнувшись к самому наушнику судьи.
- Осада продолжается, - ответил старый механист без всякого видимого удовлетворения. - Шейперы держатся. - Пустые глаза его обежали приборную доску. - Хвастаются победой в Цепи.
В рубку вошла второй судья.
- Кетамина кто-нибудь хочет?
Первый депутат сняла очки.
- Хороший?
- Прямо из хроматографа. Сама делала.
- Вот в мое время Цепь имела вес, - сказал главный судья. В своих наушниках он не увидел и не услышал женщин. Вероятно, передача всколыхнула глубинные пласты его памяти. - В мое время не было цивилизованного мира, кроме Цепи…
Женщины, в силу давней привычки, не обращали на него внимания.
- И почем? - спросила первый деп.
- Сорок тысяч - грамм.
- Соро-ок?! Двадцать дам.
- Девочка, ты за вшивый маникюр с меня двадцать запросила!
Слушая их краем уха, Линдсей подумал: а не вступить ли в торг? ГДФ до сих пор имела собственные банки, и валюта ее, хоть до предела обесценившаяся, имела хождение в качестве единственного законного платежного средства среди одиннадцати миллиардеров. К несчастью, Линдсей, будучи новичком, уже по самые уши залез в долги.
- Корпоративная республика Моря Ясности, - проговорил старик, остановив взгляд пепельно-серых глаз на Линдсее. - Я слышал, ты работал на них.
Линдсей был поражен. Неписаные табу "Красного Консенсуса" запрещали обсуждение прошлого. Лицо старика просветлело от наплыва чувств и превратилось в отталкивающую маску - древние мышцы и кожа, десятилетиями не менявшие выражения, совсем утратили эластичность.
- Да, был как-то, проездом, - солгал Линдсей. - Впрочем, эти лунные дыры я плохо знаю.
- А я там родился…
Первый деп испуганно покосилась на старика.
- Ладно, сорок так сорок, - сказала она. Женщины ушли в лабораторию. Президент сдвинул видеоочки на лоб, одарил Линдсея сардоническим взглядом и демонстративно прибавил громкости в своих наушниках. Деп-два и убеленный сединами третий судья сделали вид, что ничего не заметили.
- В мое время в Республике был порядок. Система, - продолжал старик. - Семейства политиков - Тайлеры, Келланды, Линдсеи… Потом шел низший класс - беженцы. Как раз их приняли, перед самым Интердиктом… Мы называли их плебеями. Они покинули Землю последними, незадолго до того, как все пошло прахом. У них не было ничего. У нас были полные карманы киловаттов, семейные усадьбы… А они ютились в пластиковых хибарах.
Линдсей больше не мог бороться с любопытством.
- Ты был аристократом?
- Яблоки… - с тяжелой ностальгической тоской проговорил старый механист. - Ты видел когда-нибудь яблоко? Пробовал? Это такое растение.
- Я так и думал.
- Птицы… Парки… Трава… Облака… Деревья… - Электронный протез его правой руки тихонько зажужжал, и палец с проволочными сухожилиями щелчком согнал с консоли таракана. - Я так и знал, что эти дела с плебеями кончатся плохо… Даже пьесу об этом написал…
- Пьесу? Для театра? А как она называлась?
В глазах старика мелькнули отблески удивления.
- "Пожар".
- Так вы - Эван Джеймс Тайлер Келланд! - выпалил Линдсей. - Я… Я видел вашу пьесу. В архивах…
Линдсей доводился Келланду правнучатым племянником. Малоизвестный радикал, пьеса которого, проникнутая духом социального протеста, долго считалась утраченной, пока Линдсей, в поисках оружия, не отыскал ее в Музее и не поставил - в пику радикальным старцам. Те, кто выслал Келланда, удерживали власть на протяжении века - при помощи механистских технологий. Подошло время - они же выслали и Линдсея.
Теперь они - в картелях, подумал он. Константин, вождь плебеев, заключил с механистами сделку. Аристократия, как и предсказывал Келланд, заплатила за все. Они - Линдсей и Келланд - просто заплатили первыми.
- Так, значит, тебе попадалась моя пьеса?
Подозрение превратило морщины его лица в глубокие складки. Он отвел взгляд. Его пепельно-серые глаза были полны боли и скрытого унижения.
- И ты даже не предполагал…
- Извини, - сказал Линдсей. Старый родственник с металлической рукой неожиданно предстал в совсем новом свете… - Больше я не стану об этом вспоминать.
- Оно и к лучшему.
Келланд прибавил громкость наушников и вроде бы успокоился. Глаза его снова сделались тусклыми и бесцветными. Линдсей взглянул на остальных, ничего не заметивших из-за видеоочков. Ладно, будем считать, что ничего этого не было.
Космический корабль "Красный Консенсус"
27.10.16
- Плохо спишь, гражданин? - спросила второй судья. - Стероиды достают? Увеличивают активную фазу сна? Поправим.
Она улыбнулась, показав три обесцвеченных от древности зуба среди ряда блестящих фарфоровых.
- Был бы очень рад, - отвечал Линдсей, стараясь говорить повежливее.
Стероиды нарастили на руках тугие узлы мускулов, быстро залечили синяки и ссадины от постоянных тренировок - и переполняли жаркой, агрессивной яростью. Но в то же время они не давали спать, не считая редких состояний дремоты.
Взглянув покрасневшими глазами на врача Фортуны, Линдсей вспомнил свою бывшую жену, Александрину Линдсей. Та же точность движений, словно у фарфоровой куклы, такая же пергаментная кожа, те же предательские морщинки на сгибах пальцев… Его жене было восемьдесят. Сейчас, глядя на второго судью, он ощущал нечто вроде сексуального влечения.
- Эта штука должна помочь, - приговаривала она, втягивая шприцем из ампулы с пластиковым кончиком мутноватую жидкость. - Мышечный релаксант, феромон-катализатор серотонина, и промотер к нему. И чуть-чуть мнемоников, чтобы плохих снов не снилось. Я это и сама себе иногда колю; просто сказка как помогает. Давай я тебе и другую руку разрисую.
- Лучше потом, - пробормотал Линдсей сквозь стиснутые зубы. - Я еще не решил, что там рисовать. Судья со вздохом разочарования отложила иглы.
"Прямо жить не может без своих иголок", - подумал Линдсей.
- Тебе что, не нравится? - спросила она.
Линдсей осмотрел правую руку. Кость срослась хорошо, но мускулы он накачал так, что рисунки - змеи-кабели с телеглазами, белые черепа с плоскими, как солнечные панели, крыльями, ножи, окруженные молниями, и везде, где только можно, бабочки - довольно сильно деформировались. Под кожей от запястья до бицепса было теперь столько краски, что на ощупь она была холодной и даже не потела.
- Нет, здорово, - сказал он, наблюдая, как игла шприца вонзается в пустую глазницу черепа. - Только подожди, пока я закончу с накачкой мышц, ладно?
- Приятных снов, - сказала второй судья!
* * *
По ночам Республика была как-то больше похожа сама на себя. Ночью бдительные очи старцев закрывались для сна, и поэтому презервационисты любили ночи.
В блеске ночных огней миру являлась правда, скрытая в свете дня. Солнечная энергия была валютой Республики. Растрачивать ее попусту могли только самые богатые.
Справа, у северной оконечности цилиндра, ярко светились окна клиник. Там, близ оси цилиндра, почти в невесомости, радикальные старцы могли дать отдых своим хрупким костям. Целые фонтаны, гейзеры света били из окон. Тщеславный, самодовольный Млечный Путь роскоши…
Взглянув вверх, Линдсей оказался вдруг в помещении, за одним из таких окон. Палата принадлежала его прадеду. Старый механист парил в воздухе, окутанный коконом из проводов и катетеров. Глазные впадины его были подключены к видеовводу. Стерильную палату наполнял кислород.
- Дедушка, я уезжаю, - сказал Линдсей.
Старик поднял изуродованную артритом руку, суставы которой непомерно распухли, и вдруг превратился в змеящийся клубок платиновых трубок с иглами на концах. Трубки бросились на Линдсея, они липли к его телу, прокалывали кожу и сосали, сосали, высасывали все подчистую… Он раскрыл рот, хотел закричать, и…
…Огни были далеко позади. Миновав стеклянную светопанель, Линдсей выбрался на сельскохозяйственную.
Ветер донес до него слабый запашок гнили. Он был неподалеку от Хлябей.
Генетически перестроенная полынь, высаженная вокруг болота, тихонько шуршала о его туфли. В траве стрекотали кузнечики. Из-под ног метнулась какая-то хитиновая тварь размером с добрую крысу. Филип Константин держал болото в осаде.
Налетел порыв ветра. В темноте хлопнул полог Константиновой палатки. Вход в нее освещали два желтых биолюминесцентных шара на стойках.
Большая палатка стояла рядом с болотом, на засеянной полынью полосе. На севере лежали Хляби, а к югу тянулись поля зерновых. Нейтральная полоса, где Константин боролся с заразой, кишела разными тварями, порожденными его лабораторией.
Из палатки донеслись прерывистые, всхлипывающие рыдания:
- Филип!
Линдсей вошел внутрь.
Константин сидел на деревянной скамье перед длинным лабораторным столом из металла, уставленным шейперской лабораторной посудой. На стеллаже - ряды стеклянных ящиков с подопытными насекомыми. Шары на тонких, гибких стойках освещают помещение тусклым желтоватым сиянием.
Константин словно бы стал еще меньше ростом. По-детски неразвитые плечи ссутулились под лабораторной курткой. Глаза Константина - красные, волосы - взъерошены.
- Веры… больше нет, - сказал он.
Вздрогнув, Константин спрятал лицо в ладонях, затянутых в резиновые перчатки. Сев рядом, Линдсей обнял его за плечи.
Так сидели они вдвоем, как это часто бывало в прежние времена: бок о бок, болтая, обмениваясь шутками на полусекретном своем жаргоне Совета Колец, и заряженный ингалятор ходил из рук в руки. Вместе смеялись - тихим заговорщическим смехом… Они были молоды, они ломали все рамки - и после нескольких добрых понюшек мысли их обретали ясность, на какую ни один человек не имеет права…
Константин радостно засмеялся - рот его был полон крови. Линдсей, резко вскочил и открыл глаза. Он находился в лазарете "Красного Консенсуса". Он закрыл глаза и тут же опять провалился в сон.
Щеки Линдсея были мокры от слез. Он не представлял себе, как долго они плакали вместе. Похоже, очень долго.
- Филип, мы здесь можем говорить свободно?
- У нас нет полицейских соглядатаев, - горько ответил Константин. - На что они, когда есть жены?
- Прости меня за то, что было между нами, Филип.
- Вера умерла. - Константин закрыл глаза. - Это мы с тобой погубили ее. Мы спланировали эту смерть. И вина лежит на нас обоих. Теперь нам известна наша сила. И наши расхождения.
Он вытер глаза кружком фильтровальной бумаги.
- Я их обманул, - сказал Линдсей. - Сказал, что дядя умер от инфаркта. И следствие пришло к тому же. Чтобы оградить тебя, я решил: пусть и дальше так думают. Это ведь ты убил его, Филип. Но целью твоей был я. Дядя случайно ступил в капкан.
- Мы обсудили это с Верой. Она полагала, что ты не сумеешь. Отречешься от уговора. Она-то знала твои слабости… И я - тоже. И потому вывел мотыльков с ядовитыми железами и жалом. Революции необходимо оружие. Я дал Вере феромоны, приводящие их в ярость… И она согласилась.
- Значит, не верили мне…
- Но ты остался жив.
Линдсей промолчал.
- Взгляни! - Константин сорвал с руки перчатку. Оливково-смуглая кожа под ней чешуйчато шелушилась, словно змеиная. - Вирус. Бессмертие. Шейперское, настоящее, на клеточном уровне. Не какие-то там механистские протезы. Я на него обречен, кузен. - Он ущипнул эластичную кожу. - Вера выбрала тебя. А я намерен жить во веки веков, и на хрен тебя с твоим нытьем про общечеловеческие ценности. Человечество зашло в тупик, кузен. Души больше нет - одни состояния сознания. Если хочешь это опровергнуть, на! - Он подал Линдсею скальпель. - На, докажи! Докажи, что за твоими словами что-то есть! Что ты готов умереть, чтобы остаться человеком!
Скальпель оказался в руке Линдсея. Он взглянул на свое запястье. Затем перевел взгляд на горло Константина. Подняв скальпель над головой, он примерился и громко закричал…
Крик разбудил его. Он снова был в лазарете, взмокший от пота, и второй судья с тупым от наркотиков взглядом поглаживала ему рукой между бедер.
Космический корабль "Красный Консенсус"
20.11.16
Третий депутат, или попросту деп-три, был коренастым, вечно ухмыляющимся юнцом со сломанным носом и коротким ежиком светлых песочных волос.
Подобно многим спецам по ВОК, он был фанатиком космоса и большую часть времени проводил в открытом пространстве - тащился за кораблем на многокилометровом тросе. Звезды беседовали с ним, а Солнце было его другом. Даже на борту он не вылезал из скафандра. Шлем, однако, снимал, и вырывавшаяся наружу вонь пропотевшего тела вышибала из глаз слезу.
- Хочу зонд выслать, - рассказывал он Линдсею во время совместного перекуса в рубке. - Можно на него подключаться прямо отсюда. Точно снаружи оказываешься…
Линдсей отложил опустевшую банку из-под зеленой массы. Зондом называли старинную ракету планетарной разведки, найденную на некоей давно забытой орбите некоей давно забытой командой. Телескопы ее и Коротковолновые антенны до сих пор служили исправно, как и передающие системы. Будучи выпущен на всю длину оптического кабеля, беспилотный зонд мог ловить в пространстве чужие передачи и создавать противорадарные помехи.
- Конечно, подключусь, гражданин, - заверил его Линдсей. - Какого хрена, в конце концов?
Деп-три радостно закивал:
- Это прекрасно, госсек! Мозг - словно быстро-быстро растет, как вторая кожа становится…
- Наркотики я не буду, - предостерег Линдсей.
- Какие наркотики, ты что! Если наглотаешься, Солнце с тобой говорить не будет.
Он сгреб с консоли видеоочки и надел на Линдсея. Внутри устройства была смонтирована крохотная видеосистема, проецировавшая изображение прямо на сетчатку. В данный момент зонд не работал, и Линдсею виден был лишь столбец голубых цифр и букв где-то внизу. И никакого ощущения, что глядишь на экран.
- Пока что нормально, - сказал он.
Послышался стук клавиш - деп-три запускал зонд. Затем корабль легонько тряхнуло - робот отправился в полет. Судя по звукам, пред-три тоже надел видеоочки. И тут Линдсей впервые увидел "Консенсус" со стороны.
Топорный, обшарпанный - выглядел он довольно жалко. Родные двигатели с кормы были сняты и заменены длинным абордажным рукавом - гибким, гофрированным, скалящим клыки шахтовых буров. Новый двигатель - одна из старейших шейперских электромагнитных моделей - был приварен к корпусу на четырех стойках. Шаровидный двигатель генерировал сверхвысокие частоты, поэтому его, насколько можно, удалили от жилых отсеков. Вдоль стоек, кое-как приваренных к кормовому отсеку, свисали длинные, обернутые фольгой провода управления.
Между стойками матово поблескивал корпус автоматического экскаватора. Озирая выключенную, ждущую своего часа машину, Линдсей понял, насколько мощным оружием она является. Огромные бритвенно-острые клешни разорвут обшивку любого корабля, как бумагу…
Снаружи к корпусу крепился еще один механизм: добавочная ракета. Обшивка вокруг нее, некогда выкрашенная в грязно-зеленый цвет, была исцарапана ее магнитным шасси. Способная менять свое положение, она служила маневренным двигателем.
Палуба жизнеобеспечения вся была опутана толстыми вентиляционными и гидравлическими трубами; некоторые совсем износились - рассыпающаяся изоляция парила в невесомости клочьями.
- Не волнуйся, мы ими не пользуемся, - сказал деп-три.
От четвертой палубы отходили в стороны четыре соединенных между собой солнечных панели - блестящий крест из черного кремния, прорезанного тонкой медной решеткой. Мерзкое жерло лучевой пушки лишь слегка выдавалось из корпуса.
- Крохотный звездный народ пред очами Солнца, - сказал деп-три.