- Вижу, с вами провели ликбез, извините… Но всё равно, я позволю себе кое-что прояснить. Возьмем, к примеру, наши корабли дальнего радиуса действия. Как вам должно быть известно, принцип их передвижения в подпространстве основан на открытии Паркера-Лассара. Закон гласит, что состояния метрики пространства находятся в прямой зависимости от гравитационного напряжения. Мы научились варьировать гравитационное напряжение и запускать наши корабли в подпространство. Однако то, что мы делаем, больше похоже на забивание гвоздей микроскопом! Наука Земли не может ответить на элементарные вопросы подпространственного звездоплавания. Первое: почему существуют так называемые "закрытые мили", когда при помощи подпространственных джампов мы не можем преодолеть расстояние в 300 световых лет от Земли? Дальше, на фотонной тяге - пожалуйста! Но только в Евклидовом пространстве и со скоростным ограничением согласно общей теории относительности. Второе: каким образом скорость движения звездолета перед включением гиперпространственного конвертера влияет на дальность прыжка? Третье: почему место выхода из подпространства находится четко на оси движения звездолета? У навигаторов есть даже термин "выход на звезду". Четвёртое: почему время течёт для находящихся в подпространстве звездоплавателей медленнее, чем для неподвижных наблюдателей в Евклидовом пространстве? И наконец, пятое: что такое подпространство? Какой такой континуум, сколько там измерений и есть ли они вообще? Вы, работая в КОНОКОМе, должны знать, что во время движения… или бездвижия в подпространстве - не знаю как это назвать, чёрт побери! - категорически запрещен выход из корабля людей и запуск любых зондов. А почему, позвольте вас спросить? А потому что в самом начале эры подпространственных перелетов один малый разведывательный корабль получил задание выпустить, находясь в подпространстве, универсальный исследовательский зонд. Кончился этот идиотский эксперимент тем, что разведчик просто не вынырнул в заданной точке. До сих пор. А прошло более трехсот лет…
Моралес схватил бокал и сделал большой глоток. Оба офицера молча смотрели на него и ждали продолжения.
- К чему я это говорю? К тому, что ни я, ни практически все, кто имеет хоть какое-то представление о топологии и свойствах подпространственных поверхностей и перемещений, не верят в то, что на данном этапе развития физической науки возможны такие эпохальные прорывы. Это - то же самое, как если бы Аристотель, который не мог знать законы электродинамики, выдал бы, ни с того ни с сего, уравнения Лоренца-Максвелла, или, того лучше - определил основные постулаты комбинаторной топологии. Всему свое время.
- То есть время топоскопа не пришло, и поэтому он существовать не может априори. Вы это хотите сказать? - спросил Ричард.
- Что вы зациклились на этой мифической игрушке! Не пришло ВРЕМЯ открытия, еще не пришло. Как же вам объяснить? Понимаете, если раньше, на заре развития науки, были возможны серьезные прорывы, то с её развитием и, как следствие, накоплением знания о природе вещей и законах мироздания каждый следующий шаг требовал от ученых все больших знаний в той или иной области…
- А как же научно-техническая революция, которая началась в конце девятнадцатого века? - не удержался Хэлвуд.
- Ошибочное мнение! Эта революция - не что иное, как элементарная бифуркация в прикладной области науки. Зато в теоретической области… Вот посмотрите, сколько лет прошло с момента опубликования Общей теории относительности, а ведь она до сих пор никак не может ужиться с квантовой механикой! Они во многом просто противоречат друг другу. Каких только теорий не напридумывали: и теория суперструн, и петлевая теория, и… Да мало ли! Однако воз и ныне там!
- Тут с вами можно поспорить, - не согласился Ричард. - Я хоть и не являюсь академическим ученым, имею достаточное представление о некоторых общих законах развития науки, о сложностях и общих моментах в этом непростом движении вперед человеческой мысли.
- Да что вы говорите? - кипятился латинос. Было заметно, что он прекрасно ориентируется в проблеме и, более того, она его увлекает. - Когда Эйнштейн в начале XX века разработал свою общую теорию относительности, он уже полагал, что дело в шляпе, но тут другие физики (Нильс Бор, в частности) показали ему большой кукиш, придумав квантовую механику. С самого начала Эйнштейн принял её в штыки (хотя сам стоял у истоков и получил Нобелевскую премию именно за квантовое решение проблемы фотоэффекта) и, как впоследствии выяснилось, неспроста: оказалось, что теория относительности и квантовая механика являются принципиально несовместимыми. При применении уравнений теории относительности в больших - галактических масштабах - всё нормально. Эксперименты полностью подтверждают правоту теории. В свою очередь, квантовая механика прекрасно работает в микроскопических масштабах, имея дело с элементарными частицами, что тоже многократно доказано экспериментами. Но стоит попытаться применять обе замечательные теории одновременно для описания, например, взаимодействия элементарных частиц или того, что происходит в чёрных дырах, как они выдают взаимоисключающие результаты, и хуже того - полученные значения заведомо абсурдны. Вызвано это тем, что теория Эйнштейна полагает структуру пространства-времени гладкой или "пустой", в то время как с точки зрения квантовой механики такой вещи, как "пустое пространство", не существует: в любом участке пространства в микроскопическом масштабе идёт активное действие - так называемые квантовые флуктуации.
- Эта проблема испортила крови многим физикам в двадцатом веке: с одной стороны, обе уважаемые теории верны, но с другой - налицо классическая проблема ужа и ежа, преследующая физиков несколько столетий.
Моралес замолчал, сделал большой глоток пива и посмотрел на часы:
- О-о-о! Господа, мы можем и дольше подискутировать, но мне надо бы поторапливаться…
- Еще буквально пара вопросов, профессор. Вы сказали, что не общались с покойным. А нам известно, что на конференции в Буэнос-Айресе вы с ним сильно поспорили.
Моралес совершенно не смутился:
- Какое же это общение? Он выступил в одном ключе, потом я с трибуны выступил, категорически с ним не согласившись. Это обычный диспут на научном форуме. А общения никакого не было.
- И даже после конференции?
- И даже после.
- Понятно. И последнее. Принимали ли вы участие в научно-исследовательских внеземельных экспедициях?
- А какое это имеет отношение к делу? - сильно удивился Моралес. - Какая разница - принимал, не принимал?..
- И всё же, профессор.
- Да, принимал, - пожал плечами латинос. - В двух ближних - на Умбриель и Тритон и одной дальней - в район созвездия Весов.
- Ого, вы участвовали в той самой экспедиции на Брахиум в сектор "Пустырь"? Кажется, она называлась "Галактическая восемьсот пять".
- Верно, "Галактическая восемь сотен пять", - кивнул головой Моралес.
- И в качестве кого? - слегка подался вперед Ричард.
- Лучше бы не участвовал, честное слово, господин Сноу. Такого там нахлебались - на десять жизней хватит! А занимал я пост заместителя начальника экспедиции по научной части, - покачал головой Моралес. - У вас все, господа? Тогда, ради бога, извините, я пойду, а то на секцию опоздаю, где мне выступать с содокладом.
Ричард хотел задать еще вопросы, но, посмотрев на часы, отказался от этого и согласно кивнул головой. Энрико Моралес поднялся, пожал руки вежливо привставшим офицерам и направился к выходу. По пути он подошел к официанту и, кивнув на столик, за которым продолжали сидеть Ричард и Барт, стал расплачиваться. Сноу, поняв, что он и за них хочет заплатить, поднял руку и отрицательно покачал пальцем. Моралес заметил и, пожав плечами "Как хотите", скрылся за дверью.
- Теперь ясно, что Моралес в совершенстве умеет обращаться со скафандром, но что это нам дает? Пока ничего, капитан. Двое свидетелей - Вердей и Лосев - вряд ли изменят показания.
Хэлвуд молча отодвинул пустой стакан. На столе завибрировал МИППС. Он взял его в руки, посмотрел на экран и включил:
- Здравствуйте, профессор Нортроп, слушаю вас.
- Здравствуйте, э-э-э…
- Капитан Хэлвуд.
- Да, Хэлвуд, капитан. Извините, что не смог сразу отозваться на ваши звонки, но тут столько дел, что я даже…
- Профессор, не могли бы мы с вами встретиться прямо сейчас? - немного резковато перебил его начальник охраны.
- Сейчас? Право не знаю, заседание… Хотя ладно. - На экране было видно, как Нортроп взглянул на часы. - У меня есть минут тридцать. Где я вас могу найти?
- В лобби-баре "Хилтона".
- О, это совсем рядом, сейчас буду.
Ричард подозвал официанта и заказал себе и Барту по чашечке кофе.
- Капитан, всё хочу вас спросить. При таких затратах на содержание каждого человека, и здесь и в ресторане "Сателлита" посетителей обслуживают люди, а не дроиды. Почему такая расточительность?
Барт с интересом взглянул на Ричарда.
- "Хилтон" вряд ли откажется от официантов - "noblesse oblige", как говорят, а вот относительно "Сателлита" вы в точку попали: на будущий год официантов заменят дроидами - слишком накладно для отеля среднего уровня. В любом случае, когда много посетителей, к обслуживанию привлекаются дроиды. Помните, мы с вами встречались за ланчем с Вердеем и Лосевым в перерыве между заседаниями, когда в ресторане яблоку негде было упасть? Нас ведь дроид обслуживал.
- И то верно, - согласился Ричард.
Буквально через три минуты в зал бара зашел экстравагантно одетый невысокий крепкий мужчина средних лет с копной густых длинных волос, выбивающихся из-под легкомысленного берета. Одет он был в темные брюки, коричневые лакированные ботинки и клетчатый клубный пиджак, из клапана которого торчал нарочито небрежно скомканный красный платок. Общую картину художественного беспорядка завершали бежевый шелковый платок на шее, длинная резная трость с золотым набалдашником и белые перчатки на руках.
Быстрым шагом Нортроп, а это был, несомненно, он, подошел к столику, за которым продолжали сидеть офицеры, и, молча кивнув обоим, отодвинул пластиковый стул и сел. Появившийся за его спиной официант принял заказ на чашечку горячего шоколада и малиновый бисквит с глазурью. Отослав официанта, он поставил трость, прислонив ее к спинке пустовавшего стула, стянул перчатки и бросил их на стол.
- Я весь внимание, господа!
Ричард и Барт переглянулись и слово взял Сноу:
- Профессор, я, Ричард Сноу, и капитан Хэлвуд уполномочены вести дознание по факту гибели Сирилла Белла. В связи с этим вынуждены задать вам несколько вопросов.
- Прошу вас, господа, я в вашем распоряжении.
- Хорошо. Вы знали профессора Белла?
- Разумеется!
- Как близко вы его знали? Вы дружили или ваше общение с ним ограничивалось встречами на симпозиумах вроде этого?
- Нет, близко знакомы мы с ним не были. - Нортроп слегка отклонился в сторону, давая возможность гарсону расставить на небольшом круглом столике чашечки с кофе и шоколадом, блюдечко с бисквитом и сахарницу с торчащими из нее стальными щипчиками. - Так, обменивались мнениями на диспутах, иногда вступали в полемику в научных изданиях, но чтобы знать его близко… нет, такого не было.
- Что вы думаете о гибели профессора?
- А что я должен думать? Очередная выходка немного экстравагантного ученого, которая закончилась несчастным случаем, только и всего, - пожал плечами Нортроп и налег на бисквит.
Ричард поднял одну бровь:
- Только и всего? А какие такие другие выходки позволял себе профессор?
- А вы что, не знаете? В Буэнос-Айресе не так давно…
- Эту историю мы знаем, доктор Нортроп.
- Ну вот видите!
- А еще, - не отставал Ричи. - Еще что было, постарайтесь вспомнить!
- Ну-у-у… - протянул Нортроп, пытаясь вспомнить, и положил ложку на опустевшую тарелку. - Может быть, больше таких эпатажных эскапад и не случалось, но каждое выступление профессора сопровождалось… Как бы это…
- Скандалом? - подсказал Барт.
- Нет, скандалом это чаще заканчивалось, а сопровождалось скорее поучениями профессора Белла, которые не всем кандидатам и доцентам нравились. А профессорам с именем и подавно.
- Что, настолько унизительно? - не поверил Ричард.
- Нет, этого не скажу. Но многие ученые, к вашему сведению, имеют болезненное самолюбие, а некоторые вдобавок и гипертрофированное самомнение. Манера Белла вести дискуссию в безапелляционном тоне и несколько свысока, менторским тоном, раздражала и нервировала многих…
- А вас?
- Меня?.. - не ожидал такого поворота Нортроп. - Меня… Да, отрицать не буду, мне тоже это не очень нравилось. Порой даже задевало. Но я никогда, повторяю, никогда не опускался сам до подобного тона.
- Но вы же с ним дискутировали, спорили!
- Да, но как только Белл или кто-либо переходил дозволенные рамки, я прекращал общение… Справедливости ради следует сказать, что реакция некоторых моих коллег на подобное поведение Белла была несоизмеримо резче, чем тон самого профессора.
- Что, и до оскорблений доходило? - подначил канадца Барт.
- Бывало и хуже, - бросив салфетку на стол, ответил Нортроп. - Господа, у вас есть еще ко мне вопросы?
- Да, всего один, - внимательно глядя на него, произнес Ричард. - Где вы были в ночь с девятнадцатого на двадцатое июня с полуночи до половины первого?
- А зачем это вам? - немного растерялся канадец. - Насколько я понимаю, с профессором произошел несчастный случай. Да, во многом по его собственной вине, но…
- И тем не менее, доктор, прошу вас ответить.
- Э-э-э… Как бы это сказать?.. - замялся ученый.
- Как есть, профессор, и только так, - с нажимом произнес Ричард и чуть подался вперед, почувствовав, что сейчас они с Бартом услышат нечто необычное.
- Ну-у, в общем… меня не было на базе в ту ночь, - наконец выдавил из себя Нортроп, сосредоточенно смахивая со столика несуществующие крошки.
- Как это? И где же вы были, позвольте вас спросить?
Канадец посмотрел на Сноу, потом на Барта, зачем-то обернулся и лишь затем тихо сказал:
- На руднике.
- На руднике? Каком руднике? - не понял Ричард.
- На руднике "Разлом Готлиба", в астролаборатории "Вега". Я могу идти?
- Нет, доктор, пока нет. - Ричард отхлебнул из чашки остывший кофе и с интересом посмотрел на канадца. - Теперь вам придется ответить на вновь возникшие у меня вопросы. Например: как и когда вы там оказались и вернулись, что там делали, кто вас видел.
Канадец на несколько секунд задумался, взял со стола и положил обратно перчатки, потом заговорил:
- Я прилетел на Луну в шесть часов вечера девятнадцатого числа и сразу устроился в "Хилтоне". После этого договорился со знакомыми планетологами и около семи вечера отбыл с ними на разлом. Всю ночь провел в астролаборатории. Это может подтвердить старший лаборант Арт Коллинз, мы с ним вместе работали. Вернулся утром с первым гравилетом, который привез на разлом планетологов и инженеров проходки. Хотел успеть на начало конференции, но всё равно чуть не опоздал. Это всё, господа!
- А что вам понадобилось в астролаборатории? - спросил Ричард, скосив глаза на Барта, который пытался с кем-то связаться по МИППСу.
- Коллинз по моему заказу в течение трех месяцев сканировал молекулярно-водородным детектором сектор небесной сферы, снимая показания, которые мне нужны для работы. Мне не терпелось посмотреть промежуточные результаты своими глазами, вот и помчался в лабораторию.
Ричард смотрел прямо в глаза канадцу и лукавства в них не заметил.
- Хорошо, Коллинз точно подтвердит это?
- Господи, ну конечно!
Ричард посмотрел на Барта, но капитан поднял руку, призывая к молчанию, и заговорил, глядя на экран своего МИППСа:
- Господин Коллинз, добрый день. Капитан Хэлвуд говорит.
- Здравствуйте, капитан? Чем могу быть полезен? - ответили с мультитактильного миниатюрного монитора.
Барт расспросил астрофизика о пребывании Нортропа во вверенной ему лаборатории, и Арт Коллинз уверенно подтвердил алиби Уэйна:
- Да, Уэйн Нортроп прибыл примерно в половине восьмого вечера девятнадцатого июня вместе с группой планетологов и инженеров. Обычно на руднике, а наш разлом является урановым рудником, круглосуточно дежурит инженер-оператор и меняется два раза в сутки. В этот раз прибыли еще четверо ремонтников - вышел из строя вспомогательный буровой крот, а без него проходка резко замедляется и радиационный щит ослабевает. Они возились почти до двенадцати ночи, потом погрузились на гравилет и отчалили на станцию. Инженер-оператор остался дежурить в своем блоке управления проходческими агрегатами, а мы с доктором продолжили заниматься изучением и сравнением результатов трехмесячных наблюдений. Спать легли часа в два ночи, а утром на гравилете прибыла смена инженеру-оператору, и доктор Нортроп отбыл на станцию. Это всё.
Хэлвуд поблагодарил старшего лаборанта и отключил связь. Ричард повернулся к канадцу, который тоже внимательно слушал разговор.
- Спасибо, профессор, желаем вам успехов.
Ученый облегченно вздохнул, радостно потряс обоим детективам руки, расплатился с гарсоном и, чуть не забыв свою трость и перчатки, унесся на конференцию.
Ричард невесело проводил его взглядом, потом посмотрел на притихшего Барта:
- Ну что ж, капитан, пора подводить предварительные и неутешительные итоги нашей с вами активной деятельности.
- Или деятельной активности, - без тени улыбки вторил селенит.