В этой звездной системе в секту должны были входить все с самого рождения и практически бесплатно трудиться на благо правящей верхушки. Верховный гожественный лидер не был фигурой, реально представляющей власть. Как и везде, главный публичный лидер – фигура, отвлекающая внимания от власти. Как бы то ни было, через четыре поколения, когда по тем или иным причинам исчезли все представители людства, видевшие жизнь до "Великого Прозрения" и шепотом рассказывающие о старых добрых деньках, люди нового поколения уже не знали другой жизни. Они выживали, кто как придется, бездумно перечисляя все зарабатываемые средства и пособия на счет секты и таская замызганные балахоны, сделанные из мешков для транспортировки съедобных корнеплодов и ходя по улицам босиком.
Прекрасно жилось только очередному лидеру и господствующей группке родственников основателей секты, расквартированными на роскошно окрашенной космической базе, вращающейся на орбите планеты и частично функционировавшей. Для того чтобы поддерживать дух прозрения и для того, чтобы порядок, не дай гог, не рухнул, была привлечена масса чиновников, делающих любое волеизлияние народа невозможным. Существовало телевидение с тысячью каналами, показывающих одну и ту же муть про псевдонаучно подтвержденную гожественность всего сущего. Так же были построены мобильные дворцы "Гнета", миротворчески двигающиеся по планете на длинных суставчатых ногах и устрашающие большим количеством оружия и инквизиторов на борту.
Дело в том, что вся система искренне верила в великого создателя Гога, который создал их мир, и прямым сыном и пророком, которым назвался первый из самых пронырливых правителей, страдающий пневмонией и шизофренией одновременно. По мнению некоторых ученых, изучающих религиозные взгляды жителей вселенной, такой взгляд был не самым худшим. Например, религия созданий, населяющих дикие, далеко лежащие от центра галактик, системы, верящих и с пеной у рта доказывающих, что весь мир создала гигантская уховертка и все, что мы видим, является ее завораживающей кровь загадкой, подтверждала этот факт.
Решив, что лучше бы миновать этот сектор подобру-поздорову, Ракушка, выжимая из корабля все возможное, полетела к вратам в следующий нейтральный сектор. Но сделать этого она не успела. Корабль был захвачен лучом и медленно, но верно, приближался к плохоопознанной из-за частичной функциональности, но наляписто выглядящей станции.
– Священный Капитан, позвольте нижайше вам доложить о том, что нашим трофейным сканером виден еретический корабль. Мы все, склонив голову в глубочайшем почтении, ждем ваших приказаний, – сказал первый офицер и по-пластунски, делая страдальческое лицо и стараясь не поворачиваться к капитану многострадальным задом, пополз к двери. Станция была очень старой, а так как все высшие инженерные станции были закрыты из-за отвержения научных гожественных взглядов и принципов гожественной механики, а книжки разбиты, сожжены или стерты, то все разваливалось на части, но никто этого не признавал. Дверь не поддавалась. Краснея от смущения, офицер нажимал изо всех сил, пока наскоро сделанная из неровных кусков пластика, давно не смазываемая в петлях дверь не открылась. Выпав спиной в коридор, он долгое время, пыхтя, закрывал ее, после чего, сломя голову помчался по коридору, разрисованному портретами гожественных деятелей, на свое рабочее место, расположенное в бывшем чулане для швабр и всяких щеток, о чем говорила еще сохранившаяся полустертая надпись.
Ответ капитана был до гениальности однообразен:
– Взять их живыми или полуживыми, во имя великого и вездесущего Гога.
Ракушка сдалась, системы перегрелись, Геакрн молчал, Сова снова был в панике, корабль приближался к доку, поражающему взгляд своими размерами и вычурной накрашенностью корпуса.
Корабль остановился, захваченный удерживающим полем на высоте двадцати сантиметров от пола. Сзади, плавно и со скрипом, закрывались неровные шлюзовые ворота, которые двигали вручную люди в мусорных пакетах.
Зажегся свет, Сова стеклянными глазами смотрел в иллюминатор на окружающее "великолепие" и надеялся, что его хотя бы покормят. Ракушка пыталась связаться с центральным сервером интеллекта, но безуспешно. Скорее, сам центральный сервер, благодаря своей спасительной примитивности, завладел их кораблем.
Вскоре появились и люди. Закутанные в видавшие виды потрепанные скафандры, живописно украшенные большими заплатами, но с угрожающе выглядящим оружием наизготовку. Сам по себе открылся люк корабля, и солдаты спокойно зашли внутрь. В пустом, по их мнению, корабле было, опять же, по их мнению, только одно существо, способное управлять кораблем, и это был напуганный до смерти Сова. На бесчувственного арктурианца они вообще не обратили никакого внимания, с раздражением восприняв его за куклу для извращенного сексуального расслабления.
Выволакивая пассивно сопротивляющегося Сову наружу, они были твердо уверены, что пилот еще и сумасшедший, ведь он постоянно выкрикивал проклятия в адрес какой-то Ракушки. Ничего… лоботомия, постоянные пинки, подзатыльники, местная еда и тяжелый труд на шахтах, добывающих щебень, научат его правильно себя вести.
Прошло две недели. Сова начинал понемногу привыкать и кое-что ему даже нравилось. Например, не напрягающая, слегка скучная работа по выносу мусора, а также то, что теперь совершенно не надо было думать, все решали за него, никто никогда не кричал, все были совершенно спокойны и умиротворены, даже надсмотрщики со спокойными лицами били электрическими стимулами по ногам и пяткам тех, кто им просто сегодня не нравился. В остальном все было ужасно: еда отвратительна, постоянно моросил мерзкий дождь, спальное место, до которого приходилось изредка доползать, представляло собой доску с влажной от сырости коричневой простыней, постоянное восхваление Гожества на каждом углу и служащих им верховных лидеров из всех репродукторов, а также изрядно повидавшего жизнь аналога примитивного, не голографического телеприемника, как будто взятого из какого-то музея. Геакрн день и ночь трудился на местной фабрике по производству шахт и туннелей разного диаметра и глубины. О Ракушке не было никаких вестей, но свой корабль он изредка видел взлетающим с парковки для высокопоставленных особ. На бывшем кораблике Совы красовался свеженамалеванный знак гожественности, разрешающий посадку и взлет откуда и куда ему вздумается.
Но самым отвратительным было полное отсутствие алкоголя, симпатичных женщин и отсутствие необходимости в них у подавляющего большинства убогих и не познавших радостей жителей занюханной планетной системы.
Мало-помалу Сова начал терять надежду, когда однажды на работе по производству щебня ему не повстречался гражданин с осмысленным выражением глаз. Это привлекало внимание только потому, что психотропные препараты, принимаемые всеми без особого принуждения, но в качестве профилактического лекарства, дающего единственную возможность не попасть за вольные мысли на урановые рудники, находящиеся на близлежащих астероидах, средняя продолжительность жизни на которых равнялась примерно двум с половиной часам, полностью расслабляли мозг. Сова эти препараты не принимал, потому что с детства не без оснований не доверял автоматам-докторам, бывало, что они перегорали на работе и начинали путать препараты и пациентов, после чего больному редко было до смеха. Сова стоял и смотрел на человека с осмысленным взглядом, человек стоял и смотрел на Сову. После игры в гляделки человек внезапно скрылся, как бы пройдя сквозь то, что на большинстве планет называется "строительным забором". Протерев глаза и решив, что спасительное сумасшествие, видимо, уже не за горами, Сова тут же забыл инцидент и вернулся к перспективной работе и матерчатому дурнопахнущему мешку с завязками из выцветшего куска бывшей когда-то красной проволоки.
Этой ночью Сове не спалось. То ли с потолка капало чаще обычного, то ли расположенные вблизи ноги соседа заставляли глаза слезоточить, а ноздри заворачиваться внутрь. Ворочаться не было ни сил, ни смысла, ни желания. На доске был единственный способ уснуть – чертовски устать и лечь на спину, хотя затылку было не позавидуешь. Утром голова раскалывалась на части, люди в бараке выходили из этого положения старыми проверенными способами – деформация (оплощивание) черепа или, что делало неоплощенное меньшинство, вырезали ложками выемку для затылка, соответствующую индивидуальным особенностям хозяина кушетки.
Тем не менее, Сова повернулся на бок и тут же неожиданно он понял, почему ему не спалось. Под простыней, в районе затылка, был положен клочок замасленного картона. Решив, что это редкое проявление чувства юмора, друзья по коммуне решили над ним подшутить, и это проявление надо поддержать, чтобы оно окончательно не загнулось. Сова громко и фальшиво рассмеялся.
Смех был проявлением еще более редким и крайне подозрительным, поэтому по репродуктору объявили, что Сова в наказание лишается завтрака, а заодно и обеда, а вечер проведет в змеиной яме. Сосед обернулся и сочувственно сфокусировал зрение в позади головы Совы, после чего снова забылся счастливым сном, в котором он съедал добавочные порции завтрака и обеда, доставшиеся от неведомо кого, на которого ему было плевать. Сова взял злосчастный кусочек картона и присмотрелся: на картонке было что-то нацарапано. Сова с трудом прочитал выцарапанную обточенным кусочком кирпича записку: – "Прямо сейчас, громко и фальшиво засмейся!".
Настало утро, как и следовало ожидать, завтрака не оказалось, зато вонючий сосед получил две порции концентрата из сверхкислотных пищевых кубиков маггоги, и, избегая завистливых взглядов сослуживцев, побежал в тайный угол, находящийся на расстоянии четырех кварталов, чтобы все с упоением съесть, залив дождевой водой из многочисленных лужиц в выбоинах асфальта. Кое-кто разводил свой "вкусный" бульончик прямо в них так, что можно было избежать неприятной и бессмысленной процедуры споласкивания персональной алюминиевой пищевой тары. Мечты соседа начинали сбываться.
Вышедшего из столовой на улицу Сову, тут же окружили двое ребят в робах охранников, которые пинками и похлопываниями лица дали понять о необходимости следования за ними. Ни о чем плохом не думая, Сова прошел за ними через полгорода, пока вся группа не поравнялась с выцветшей вывеской "Оздоровительные процедуры" и чуть ниже – "Змеиновая яма". Сова не очень испугался, потому что он не знал, что такое Змеиновая. Все еще не заподозрив неладное, Сова шагнул в дверной проем и тут же свалился в яму, сильно ушибив ногу и неудобно упав на что-то мягкое.
Прошло полчаса, никаких змей не наблюдалось. Сова решил осмотреть и встал с залежалого трупа, на котором сидел все это время.
– Ты новенький, да? – раздался голос из темноты.
Сова замялся, он не любил этого выражения, чаще всего оно сулило не очень хорошее и, наверняка, унизительное развитие событий.
– Да, я тут впервые.
– Как и все, – философски заметили из темноты. Надо заметить, голос был неприятный, с противной хрипотцой.
– Как дела?
Сова всматривался в темноту, но никого не видел.
– Спасибо, все хорошо! – отозвался он, незаметно подняв с пола кусочек строительного камня.
– О чем ты говоришь? У тебя куча проблем! – поддержал собеседник.
– Прости, я тебя не вижу.
– Тебе незачем меня видеть, к тому же, я сегодня не в форме.
– И все же, выйди на свет, пожалуйста.
Долгое время не было заметно никакого движения, потом послышался еле заметный шорох, и на свет выползло нечто в старых залежавшихся лохмотьях. Видимо, это и была змея. Сова был очень удивлен, он никогда не видел говорящих змей, если быть до конца откровенным, то он вообще никогда не видел змей, но эта змея была явно особенной. Он это чувствовал где-то на уровне пупка.
– И что, вот тут ты и живешь? Ничего, уютно. Вот тут надо поставить цветочек в кадке, тут постелить полиэтилен, выйдет недурно.
– Не надо сарказма, для тебя все достаточно плохо. Я могу есть тебя по частям, чтобы не терять собеседника, но когда-нибудь, наверное, мне придется тебя даже убить.
– Тут вовсе не стоит торопиться. Скажи, все змеи разговаривают?
– Не совсем. Просто неподалеку находится завод по производству обогащенного урана, может, слышал – Гожественный обогатительный комбинат. Устаревшая технология, смею заметить, изредка выживающие работники завода закапывают отходы производства то там, то сям по всему городу. Я, если можно так выразиться, смышленый мутант. И еще Сэм.
– Кто такой Сэм?
– Сэм, покажись.
– Из темной половины ямы вышло еще одно существо, видимо до мутации оно было обычной крысой.
– Здравствуйте, я Сэм, – немного смущенно сказал он.
– Здравствуйте, – Сова начинал чувствовать себя не в своей тарелке.
В воздухе повисла тяжелая пауза. Все начинали мяться и стараться не встречаться взглядами.
– Ну, видимо, мне придется Вас начать есть, – решила как-то расслабить обстановку Змея и показала два желтых зуба разной длины.
Сова стал пятиться назад, пока не почувствовал за спиной предательницу-стенку. Через некоторое время, показавшееся вечностью, Сова понял, что спиной на стенку никак не взобраться. Выставив ногу вперед и сильно выпятив челюсть, он решил не сдаваться и как следует отдубасить смышленую Змею и… и Сэма, который стоял в кружочке света и мял подол своей шляпы, сделанной из кусочка носового платка непознаваемого бордового цвета, а может, это и не краска была вовсе.
– Будьте вы все прокляты, – закричал Сова первое, что пришло ему в голову.
Последнее, что он запомнил перед тем, как свет неожиданно померк у него в глазах, было то, что ни Змея, ни стеснительный Крыс на него вовсе не смотрят.
Информационный мятеж. День 29
Андроиды принесли ящик в самый темный, самый неприметный, самый малопосещаемый угол. На втором уровне, где они поставили ящик на пол, не было ни души. Это был машинный отдел, сюда уже сотню-другую лет не заглядывало ни одно биологическое существо, здесь господствовали только роботы, узкоспециализированные, уродливые машины и машинки, каждая из которой выполняла свою узкоспециализированную задачу.
Ракушкам было жалко отпускать своих молчаливых помощников роботов. Они могли послужить им хорошей защитой и оружием, перед тем, как роботы покинули помещение, чтобы занять свой пост напротив открытой двери корабля с трупом внутри, который они сторожили до дознания и с предварительно стертой памятью о происшествии. Ракушки были расположены каждая на выбранном общей стратегией роботе.
Робот, отвечающий за электропитание, уже ни за что не отвечающий, отсоединял высоковольтные кабели, обесточивая одну систему за другой. Бортовой разум понял это не сразу, ситуация была настолько необычной, что ее описания не было ни в одном пункте гигантской документации по эксплуатации корабля и во всех доступных банках данных. Не сразу сообразив в чем дело, разум послал всех доступных внутренних роботов на защиту территории и восстановление утерянного питания систем.
Ракушки видели, что к точке их деятельности продвигаются множественные силы корабля. Робот-техник, на спине которого был надежно прикреплен цифровой паразит, намертво заваривал двери и шлюзы, которые тут же разваривали изнутри другие роботы техники, контролируемые крейсером.
Огромный робот, приспособленный для работ в реакторе, стоял наготове, на случай, если роботы пробьют блокаду. В это время два многоногих механизма, которые отвечали за работоспособность и чистоту вентиляции, двигались в направлении командного центра крейсера.
Блокада была прорвана, роботы, контролируемые крейсером, прорвались сразу с нескольких сторон. Дверь была разрезана, через щель выбежали два боевых андроида с оружием наперевес и тут же встретились с тяжелым роботом-погрузчиком, контролируемым разумом ракушек. Двумя ударами он оторвал голову одному из первых наступавших, резко развернувшись, нанес удар в грудь, которая лопнула под его ударом, вывалив наружу связки проводов и осколки высокотехнологичного кремния. Сверху выпало около тысячи нанороботов, занимающихся починкой и демонтажем. Нанороботы мелкой, неразборчивой пылью, стали проникать во все поры, во все дыры каждого робота, перенастраивая, подчиняя их системы управляющему разуму крейсера, но основную работу ракушки сделали. Они обесточили все необходимые системы и корабль перешел на систему резервного энергосбережения. Как раз в этот ничтожный промежуток времени, в эту долю секунды, между обесточиванием одной системы и включением другой, робот, следящий за вентиляцией, прикрепил ракушку к коммуникационному кабелю, ведущему к управляющему разуму крейсера. Разум перезагрузился. Битва в сердце крейсера остановилась, роботы замерли в тех неестественных позах, в каких они были во время атаки. Ракушки незамедлительно перехватили контроль и бросили все силы на восстановление повреждений, нанесенных этим маленьким саботажем.
В тот же день крейсер вышел из-под контроля планетарного правительства, все попытки связаться с ним не дали никаких результатов. На любую агрессию он отвечал залпом из всех орудий, с поразительной точностью и изобретательностью поражая все цели, находящиеся в пределах попадания. Правительство оценило ущерб и решило больше не бросать корабли в бой, тем более что в планетарной системе было всего четыре крейсера с пятьюдесятью истребителями на борту. На всем протяжении истории разумной жизни этой звездной системы большего количества и не требовалось.
Три крейсера образовали блокаду, держась на большом расстоянии от врага. Все понимали, что даже совокупная огневая мощь двух крейсеров убьет его не сразу, и он сможет нанести еще немало урона, особенно планете. Боевому крейсеру ничего не стоило превратить планету в безжизненный камень. Корабли выжидали, крейсер не атаковал, только оборонялся, он висел в пространстве, не реагируя и не отвечая ни на какие запросы.
Вскоре крейсер стал уходить с орбиты. Он удалялся все дальше и дальше, не развивая высокую скорость, дающую возможность искривления пространства, не используя высокоэнергетические поля. Он просто уходил до тех пор, пока его не потеряли из виду все спутники слежения. Правительства системы решили дать ему "зеленый свет" на движение за пределы звездной системы, донеся о свихнувшемся интеллекте крейсера верховному правительству по сверхскоростной секретной линии. Первое в истории сумасшествие бортового разума должно остаться в секрете.
Подойдя к порталу, крейсер на мгновение задержался, как будто с высокомерием осматривая рой кружащих возле врат кораблей, и ушел по вектору звездной системы зета. К счастью, эта система была не населена, за исключением роботов, трудящихся на рудных астероидах. Инцидент было решено "замять".