В первую неделю госпитальная служба выпускала видеоролики для опознания погибших. Теперь ему приходилось глядеть на реальных мертвецов. Он искал ребенка, что избавляло от необходимости осматривать большинство тел, но увиденное все равно застревало в памяти. Дважды он находил изуродованные до неузнаваемости трупы, которые могли быть Мэй, но у одного на шее оказалось родимое пятно, похожее на след от укуса, а другой отличался формой ногтей. Те мертвые девочки были чужим горем. Убедив себя, что в списках погибших Мэй нет, он начинал охоту. В первую ночь после ее исчезновения он составил список на своем терминале. Официальные лица, с которыми можно связаться: охрана, ее врачи, представители воюющих сторон. Люди, которые могут что-то знать: родители детей из ее учебной группы, из группы медицинской поддержки, мать девочки. Проверить излюбленные места: дом лучшей подружки, парки, магазин сластей, торгующий лаймовым шербетом - Мэй всегда его выпрашивала. Места, где похищенного ребенка могли использовать с сексуальными целями: список баров и борделей с сохраненной копии плана станции. В системе была обновленная версия, но допуск к ней пока ограничили. Каждый день он вычеркивал из списка строки, сколько успевал, а когда вычеркнул все, начал заново.
Вскоре список превратился в расписание. Служба безопасности - каждый второй день, а в промежутках - военные представители Марса или ООН, если кто-то из них соглашался с ним поговорить. По утрам, после осмотра тел, - парки. Семья лучшей подружки Мэй выбралась со станции, так что их проверять не приходилось. Лавку сластей сожгли мятежники. Труднее всего оказалось отыскать ее врачей. Педиатр, доктор Агастин, проявила должную озабоченность и обещала позвонить, если что-то узнает, но, когда он перезвонил три дня спустя, не вспомнила, о чем речь. Хирург, помогавший чистить абсцессы вдоль позвоночника и первым поставивший диагноз, ее не видел. Доктор Стрикланд, ведущий врач группы поддержки, пропал. Сиделка Абуакар погибла.
Другим семьям из терапевтической группы хватало своих трагедий. Пропала не одна Мэй. Като Мертон, Габби Солюз, Сандро Вентисиет. Он видел на лицах их родителей отражение собственного страха и отчаяния, и встречаться с ними казалось тяжелее, чем осматривать трупы. Тяжелее было забыть страх.
И все же он с ними встречался.
Басиа Мертон - Катопапа, как звала его Мэй, был мускулистым мужчиной. От него всегда пахло перечной мятой. Лицо его тощей как карандаш жены кривилось и нервной улыбке. У них был шестиотсечный, отделанный шелком и бамбуком дом возле водораздаточного комплекса на пятом от поверхности уровне. Открыв дверь, Басиа не улыбнулся и не поздоровался: просто повернулся и шагнул в сторону, впуская посетителя. Пракс прошел за ним.
Усадив гостя за стол, Басиа налил ему стакан чудом не прокисшего молока. Со дня исчезновения Мэй Пракс приходил к нему в пятый раз.
- Что, ни следа? - В словах Басиа, в сущности, не было вопроса.
- Ничего нового, - ответил Пракс. - Тоже новость.
Из задней комнаты послышался рассерженный девичий голос. Ему вторил мальчишеский. Басиа не обернулся.
- У меня тоже ничего, извини.
Вкус у молока был чудесный: нежный, богатый, мягкий. Пракс будто чувствовал, как калории и питательные вещества просачиваются в клетки. Ему пришло в голову, что физически он, вероятно, истощен.
- Надежда еще есть, - сказал он.
Басиа выдохнул, словно сказанное Праксом ударило его под дых. Поджав губы, он уставился в стол. Ссора в дальней комнате перешла в тихий мальчишеский плач.
- Мы уезжаем, - сказал Басиа. - У меня кузен на Луне работает, в "Магеллан-биотехе". Они посылают корабли с гуманитарной помощью. Когда разгрузят медикаменты, там освободится место для нас. Все устроено.
Пракс отставил стакан с молоком. В комнате было спокойно и тихо, но он знал - это иллюзия. Что-то сдавило ему горло и грудь. Лицо побелело - он как наяву вспомнил жену, объявляющую о разводе. Предательство. Опять его предали.
- …и потом еще несколько дней, - говорил Басиа. Пракс его не слушал.
- А как же Като? - выдавил он сквозь ком в горле. - Он ведь где-то здесь.
Взгляд Басиа испуганной птицей метнулся в сторону.
- Нет. Нет его, брат. У мальчика не иммунная система, а болото. Ты же знаешь, без лекарств он оказывается серьезно болен на третий, самое позднее на четвертый день. А мне надо подумать о двух оставшихся детях.
Пракс кивнул: тело отреагировало помимо сознания. Казалось, где-то у него в голове раскручивался маховик. Бамбуковый стол показался неестественно шершавым. Запахло тающим льдом. От молока на языке остался кислый вкус.
- Откуда тебе знать? - спросил он, стараясь говорить мягко. Вышло не очень.
- Да уж знаю.
- Им… тем, кто забрал Мэй и Като, они мертвыми не нужны. Они знали, должны были знать, что детям необходимы лекарства. А значит, вполне могли доставить их туда, где лечение есть.
- Никто их не забирал, брат. Они пропали. Что-то с ними случилось.
- Учительница Мэй сказала…
- Учительница обезумела от страха. Для нее вся жизнь сводилась к тому, чтобы карапузы не наплевали друг другу в рот, а тут внезапно рядом - стрельба. Какой черт знает, что она видела?
- Она сказала: "Мать Мэй и врач". Врач…
- А, брось ты. Мертвыми не нужны? Мы здесь по горло завалены мертвецами, не знаю уж, кому они понадобились. Идет война. Эти гады начали войну. - В его широких темных глазах стояли слезы, в голосе звучало горе, но сил не осталось. - На войне люди гибнут. И дети гибнут. Тебе бы… а, черт! Тебе бы подумать, как жить дальше.
- Ты не знаешь наверняка, - сказал Пракс. - Ты не знаешь, что они умерли, а раз так - ты их бросаешь.
Басиа смотрел в пол. К лицу его медленно приливала краска, губы подергивались, загибаясь уголками вниз.
- Ты не имеешь права бежать, - сказал Пракс. - Ты должен остаться и искать их.
- Не надо, - отозвался Басиа. - И не смей кричать на меня в моем доме.
- Это наши дети, мы не можем от них отвернуться! Что ты за отец? То есть, господи…
Басиа склонился вперед, навалившись на стол. В комнату заглянула совсем юная девушка, ее глаза округлились от страха. Пракс чувствовал, как крепнет в нем решимость.
- Ты останешься, - сказал он.
Молчание продлилось на три удара сердца. На четыре. На пять.
- Все уже решено, - сказал Басиа.
Пракс ударил его. Он не планировал, не собирался бить. Рука оттянулась назад, кулак сжался и метнулся вперед сам по себе. Костяшки пальцев вмялись в щеку Басиа, качнув его от стола. Силач вскипел и бросился на Пракса. Первый удар пришелся под ключицу, второй в ребра, потом был еще удар - Пракс почувствовал, как стул выскользнул из-под него и начал падать - медленно из-за малого тяготения, но подтянуть под себя ноги он не успевал. Задергавшись, он лягнул наугад и почувствовал, что попал куда-то пяткой, но не знал, по столу или в Басиа.
Едва Пракс очутился на полу, нога Басиа ударила его в солнечное сплетение. Мир стал ярким, расплывчатым и болезненным. Где-то очень далеко закричала женщина. Он не понимал слов. А потом понемногу все-таки разобрал:
- Он не в себе! Он тоже потерял ребеночка! Он не в себе!
Пракс перевернулся, поднялся на колени. Кровь на подбородке наверняка была его собственной. Больше здесь никто кровь не проливал. Басиа стоял у стола, сжав кулаки, и часто дышал, раздувая ноздри. Его дочка загородила Пракса от разъяренного отца. Пракс видел только ее попу, собранные в хвост волосы и ладони, распростертые извечным жестом защиты. Девочка спасла ему жизнь.
- Ты бы лучше ушел, брат, - сказал Басиа.
- Ухожу, - согласился Пракс.
Медленно поднявшись на ноги, пошатываясь и задыхаясь, он направился к двери. Его не провожали.
Секрет коллапса замкнутой ботанической системы таков: дело не в одном событии, а в каскаде. Первый раз он потерял целый урожай глицинового кеннона из-за грибка, который никак не вредил сое. Споры, возможно, занесли с грузом божьих коровок. Грибок обосновался в гидропонной системе, весело пожирая подкормки, предназначавшиеся не для него, и изменяя кислотность. Это ослабило бактерии, введенные Праксом для фиксации азота, настолько, что они оказались уязвимыми перед фагом, которому раньше успешно сопротивлялись. В системе полетел азотный баланс. Пока бактерия восстанавливала первоначальную популяцию, соя успела пожелтеть и скукожиться - ее было уже не спасти.
К этой метафоре он прибегал, размышляя о Мэй и ее иммунной системе. В сущности, проблема была пустяковой. Мутантная аллель продуцировала белок, закрученный не вправо, а влево. Отличались только несколько пар оснований, но этот белок запускал передачу сигнала к Т-лимфоцитам. Все части системы были готовы к борьбе с патогенным вторжением, но без двух доз искусственного катализатора в день сигнал тревоги вечно молчал. Это называлось "преждевременным старением иммунитета Майера-Скелтона", и ученые все еще не решили, потому ли болезнь более распространена вне Земли, что действует низкая гравитация, или просто повышение радиационного фона стимулирует мутацию генов. Какая разница? В четыре месяца Мэй подцепила где-то инфекцию позвоночника. На любой другой из внешних планет она бы умерла. Но рожать все летели на Ганимед, и потому здесь сосредоточились ученые, специализирующиеся по детским болезням. Доктор Стрикланд, увидев абсцессы, распознал причину и сдержал развитие каскада.
Пракс шел по коридору к дому. Он не запомнил этого удара, но челюсть распухла и болела. Ребра слева резко отзывались на глубокие вдохи, и он старался дышать ровно. Задержавшись в парке, он сорвал несколько листьев себе на обед. Постоял у большой клумбы с Epipremnum aureum. Что-то было не так с широкими лопатами его листьев. Они еще сохранили зелень, но стали толще и отливали золотом. Кто-то запустил в гидропонную систему дистиллированную воду вместо насыщенного минералами раствора. Гидропонная система могла выдержать такое неделю, может, две. Потом растения, восстанавливающие кислород, начнут умирать, и прерывать каскад к тому времени будет поздно. Тот, кто не знает даже, какой водой питать растения, едва ли справится с наладкой механических восстановителей воздуха. Кто-то должен этим заняться.
Кто-то, но не он.
В его комнате маленький глициновый кеннон тянул листики к свету. Пракс машинально запустил пальцы в грунт. Густой запах правильно подобранной почвы заменял ему благовония. Учитывая все обстоятельства, растение неплохо держалось. Пракс взглянул на дисплей терминала. Три часа, как он вернулся домой. Боль в челюсти сменилась неотступным ноющим воспоминанием.
Без лекарств нормальная флора кишечника начнет неудержимо расти. Бактерии, постоянно обитающие у Мэй во рту и в горле, восстанут против нее. Еще две недели она, возможно, проживет, но даже в лучшем случае болезнь станет тяжелой и вряд ли излечимой.
Это война. На войне гибнут дети. Это каскад. Он закашлялся и скрючился от боли, но боль была легче, чем мысли. Он должен уйти. Выбраться отсюда. Ганимед умирает. Пракс ничем не поможет Мэй. Ее больше нет. Его малышки больше нет.
Плакать было больнее, чем кашлять.
Он не заснул - потерял сознание. А когда проснулся, распухшая челюсть щелкнула при попытке зевнуть. Ребрам стало чуть лучше. Пракс сел на краю кровати, обхватил голову руками.
Надо пойти в порт. Найти Басиа, извиниться перед ним, попросить взять с собой. Покинуть систему Юпитера, забраться куда подальше и начать жизнь сначала, забыв о прошлом. Забыв разбитую семью и потерянную работу. Без Мэй.
Он выбрал рубашку почище и переоделся. Протер подмышки влажной тряпкой, зачесал назад волосы. Он проиграл. Все зря. Надо смириться с потерей и жить дальше. Возможно, когда-нибудь ему это удастся.
Пракс проверил свой терминал. На этот день был назначен осмотр тел, поход в парк, звонок доктору Астриган и проверка пяти борделей, куда он еще не заглядывал с вопросами о нелегальных радостях педофилии в надежде, что его не выпотрошит какой-нибудь добродетельный законопослушный громила. У громил тоже бывают дети, порой даже любимые. Вздохнув, он добавил в расписание новый пункт: "Минерализация воды в парках". Придется найти человека с кодом допуска к питанию растений. Может, хоть здесь служба безопасности способна будет посодействовать.
И может, где-то по пути он найдет Мэй.
Он все еще надеялся.
Глава 8
Бобби
"Арман Да-Джанг" был дредноутом класса "Доннаджер" - полкилометра в длину, четверть миллиона тонн сухого веса. В доке поместилось бы четыре конвойных фрегата и еще несколько челноков и ремонтных устройств. Сейчас здесь стояло всего два корабля: большой, роскошный шаттл, доставивший марсианского посла и госчиновников, которые летели на Землю, и маленький, покуда более функциональный флотский челнок, подкинувший Бобби от Ганимеда. Оставшуюся площадь Бобби использовала для спортивной пробежки.
Дипломаты наседали на капитана "Да-Джанга", требуя немедленно доставить их на Землю, и потому корабль почти непрерывно шел на одном g. Для большинства марсиан это было неприятно, зато Бобби отлично подходило. Военных постоянно тренировали на перегрузки и не менее раза в месяц проводили продолжительные учения на одном g. Никто не объяснял, что их готовят к боевым действиям на Земле. Ясно было и без того.
Командировка на Ганимед лишила ее тренировок на перегрузку, зато долгий перелет к Земле предоставил отменную возможность вернуть форму. Меньше всего ей хотелось показаться аборигенам слабачкой.
- Я могу все, что можете вы, только лучше, - напевала она на бегу задыхающимся фальцетом. - Все, что можете вы, только лучше.
Бобби бросила взгляд на браслет с часиками. Два часа. При таком неторопливом темпе это двенадцать миль. Многие ли земляне регулярно пробегают по двенадцать миль? Марсианская пропаганда внушала, что половине землян и работать-то не приходится: живут на государственные дотации и тратят скудный доход на наркотики и стимуляторы. Ну, может, кое-кто и пробегает по двенадцать миль. Она бы поспорила, что команда Снупи могла пробежать, судя по тому, как они мчались от…
- Я могу все, что можете вы, только лучше, - пропела Бобби и сосредоточилась на шлепках своих подошв по металлической палубе.
Она не заметила вошедшего в док посыльного и, удивленно обернувшись на его оклик, запуталась в собственных ногах и едва успела выставить вперед левую руку, чтобы не расплескать мозги по палубе. В запястье что-то хрустнуло, правое колено больно ткнулось в пол, и она перекатилась, смягчая удар.
Полежала на спине, двигая руками-ногами, проверяя, нет ли серьезных повреждений. Было больно, но нигде ничего не скребло. Значит, переломов нет. Едва вышла из госпиталя и уже ищет новых приключений на башку! Посыльный подбежал к ней, поспешно присел рядом.
- Бог мой, сержи, ну вы и грохнулись! - проговорил флотский. - Ну и грохнулись!
Он пощупал ей правое колено, на котором ниже спортивных шортов уже наливался синяк, потом спохватился и отдернул руку.
- Сержант Драпер, вас приглашают на совещание в конференц-зале G в четырнадцать пятьдесят, - срывающимся баском отбарабанил парень. - Почему вы не взяли с собой терминал? Вас долго не могли найти.
Бобби кое-как поднялась на ноги, опасливо попробовала колено: удержит ли?
- Ты сам ответил на свой вопрос, малыш.
Бобби явилась в конференц-зал за пять минут до срока. Она до стрелок отгладила форму красноватого с хаки цвета. Камуфляж нарушала лишь белая повязка на запястье - медик компании определил легкое растяжение. Десантник в полном боевом снаряжении, со штурмовой винтовкой, открыл дверь и улыбнулся девушке. Улыбка у него была приятная - ровные белые зубы, глаза - черные, миндалевидные.
Бобби улыбнулась в ответ и прочитала имя на скафандре. Капрал Мацуки. Никогда не знаешь, с кем столкнешься на камбузе или в весовой, так что завести друзей не помешает.
Она не успела задержаться: кто-то изнутри окликнул ее по имени.
- Сержант Драпер, - повторил капитан Торссон, нетерпеливо указывая на стул за длинным столом для совещаний.
- Сэр. - Прежде чем сесть, Бобби четко отсалютовала. И удивилась, как мало народа собралось. Только Торссон из разведки и двое незнакомых штатских.
- Сержант, мы обсуждали подробности вашего рапорта. Вы внесли ценный вклад.
Минуту Бобби ждала, что ей представят незнакомцев, затем, поняв, что Торссон не намерен называть их имена, ответила:
- Да, сэр, готова помочь, чем могу.
Заговорила первая из штатских - суровая с виду рыжеволосая женщина в очень дорогом костюме:
- Мы пытаемся уточнить ход событий, предшествовавших атаке. Вы сможете указать на карте, где располагались со своей стрелковой командой, когда приняли по рации вызов на пост?
Бобби показала, потом шаг за шагом описала, что происходило в тот день. Рассматривая принесенную ими карту, она впервые поняла, как далеко на лед отбросило ее падение орбитального зеркала. Похоже, всего несколько сантиметров отделяло Бобби от превращения в прах вместе со всем взводом…
- Сержант… - Судя по интонации, Торссон обращался к ней не в первый раз.
- Простите, сэр, задумалась, глядя на снимки. Больше не повторится.
Торссон кивнул, но на лице его мелькнуло странное, непонятное Бобби выражение.
- Мы хотим установить, где именно располагался Феномен перед атакой, - сказал второй штатский, пухлый мужчина и редеющими каштановыми волосами.
Теперь это называется "Феномен". И произносит он это с большой буквы. Феномен - нечто случившееся ни с того ни с сего. Редкое, непредсказуемое явление. Просто все еще боятся назвать его по имени: Оружие.
- Итак, - говорил пухлый, - основываясь на продолжительности вашего радиоконтакта и на сведениях о потере радиосигнала на точках в окрестностях вашего района, мы выяснили, что источник глушения совпадает с положением самого Феномена.
- Постойте, - качнула головой Бобби, - как это? Монстр не мог глушить радио, у него не было никакой техники. Даже скафандра, чтобы дышать, не было! Где могла прятаться глушилка?
Торссон отечески потрепал ее по руке, чем не столько успокоил, сколько разозлил Бобби.
- Данные не лгут, сержант. Зона глушения перемещалась. И центром ее все время оставалось это… создание. Феномен, - сказал Торссон и отвернулся, вступая в разговор с пухлым и рыжеволосой.
Бобби откинулась назад, чувствуя, как этот зал угнетает ее, словно она одна здесь осталась без партнера по танцу. Но Торссон ее не отпускал, значит, просто уйти нельзя.
Рыжая сказала:
- На основании данных о потере сигнала, он был внедрен сюда, - палец ткнул в какую-то точку на карте, - и продвигался к посту ООН вдоль этого хребта.
- Что это за место? - нахмурился Торссон.
Пухлый развернул вторую карту и несколько секунд разбирался в ней.
- Похоже, старый сервисный тоннель гидростанции купола. Здесь сказано, что он десятки лет как не используется.
- Ну вот, - сказал Торссон, - как раз подходит, чтобы тайно доставить через него нечто опасное.