– Я изучал ущерб, нанесенный сорняками, прибывшими вместе с шератоном. Этими вакуумными цветами. Я обнаружил их на резервуарах, на фермах, на вакуумных доках, нашел даже небольшой покрытый ими участок на поверхности Деймоса. Они буквально везде.
– Да, они неистребимы, – сказал Уайет. – Стоит им появиться, от них спасу не будет. – Борс неторопливо жевал, с неподдельным интересом следя за разговором. – Кстати, о нежелательном присутствии. Стилихон, вчера я просматривал ваш общественный банк данных и увидел, что туда основательно проникли комбины: Надеюсь, вы не храните там никаких секретов.
– У Народа нет секретов, – ответил Стилихон. – Право свободного доступа к информации – основное право гражданина в нашем обществе. Относительно вакуумных цветов. Как вы боретесь с ними в Кластере Эроса?
– В основном никак. Мы сдерживаем их распространение при помощи постоянного труда, но я не могу сказать, что мы с ними боремся. Понимаете, они искусственные, элемент биотехнологии переработки мусора. Замысел основан на том, что легче сорвать и переработать цветы, чем собрать и преобразовать мусор. Однажды мне объяснили, как получилось, что цветы так разрослись. Что-то насчет экосистемы одного организма. Я не помню подробности.
– Вы знаете народные законы? – вдруг спросил Борс.
– Кое-что читала, – ответила Ребел.
– Перед ускорением Геодезик следовало осмотреть. От нас потребуются огромные усилия, чтобы уничтожить эти мерзкие растения, если их вообще можно уничтожить. Заражение нашего пространства их спорами – преступная халатность, – заявил Стилихон.
– Кто-то фраернулся, это уж трчно, – согласился Уайет. – Я считаю, что вы тоже совершите ошибку, если как можно скорее не очистите свою информационную систему.
– Это просто чудо. Никаких формальностей и очень категорично. Решение обжалованию не подлежит, – сказал Борс. – Суд происходит в обеденный перерыв. Несколько членов Ставки собираются за столом подозреваемого и задают ему вопросы. Свидетели останавливаются поболтать и затем уходят. К концу обеда, – Борс нанизал на иглу для еды семь горошин и закинул их в рот, – выносится приговор. И если подсудимый маловнимателен, он может принять все это за легкую болтовню.
Ребел быстро взглянула на Уайета. Он внезапно насторожился.
– Разумеется, я не имею никакого отношения к покрытию, так как отвечаю только за внутреннюю безопасность, – сказал он.
– Формальная отговорка, – заключил Стилихон.
Цинциннат покачал головой:
– Нет, это веский довод. Но меня больше всего волнуют все эти винтовки в резервуарах. Я считаю, что они представляют опасность для общества, и со временем мы это почувствуем. Они…
– Вы когда-нибудь ели мясо? – громко спросил Борс у Ребел. – Не рыбу или термитную пасту, а настоящее мясо. Мертвую плоть, вырезанную из трупов животных.
Ребел уставилась на него с непонимающим видом, и он игриво ткнул ее пальцем.
– Я знаю, люди ели кроликов, – промямлила она. – И кур.
– Во Внешней системе их до сих пор едят. Сам пробовал. Мертвый цыпленок – отличная еда.
Несколько граждан смотрели на Борса с отвращением. Уайет наклонил голову вперед и сказал:
– Насколько я понимаю, на Земле люди ели крупных млекопитающих: лошадей, коров, медведей, обезьян.
– Обезьян? – в ужасе переспросил Цинциннат.
– Кажется, чаще ели коров. Повара готовили их ручным способом. Сначала убивали ударом большого молотка по голове. Животное хрипит, у него подламываются ноги, и можно варить обед.
– Стоит ли продолжать этот разговор? – спросил Стилихон. – И особенно за едой.
– Но это еще не все! – сказал Борс. – Вы знаете, что внутренние органы считались деликатесом: печень, сердце и мозги. Вы удивитесь, но у мертвого животного съедобно почти все. Прямую кишку варили и подавали ее со сдобными булочками. Желудок набивали измельченными внутренностями, обжаривали и резали ломтиками, вам смешно, да? – Двое граждан побледнели, отложили приборы и убежали. – Самое интересное, как готовили омаров: еще живыми их бросали в котел с холодной водой, и под котлом разжигали огонь. Воду доводили до кипения, очень медленно. Сначала омары бились в котле, пытаясь вырваться, но, по мере того как вода нагревалась, их движения замедлялись, и они умирали. Когда они становились ярко-красными, это был признак готовности. Оставалось расколоть панцирь и высосать мертвое мясо.
Теперь за столом остался один-единственный гражданин, Стилихон, но и его как будто тошнило.
– Мы продолжим беседу завтра, – сказал он Уайету. И, глядя на Борса, прибавил:
– Без вас.
– Вы заметили, как много членов Ставки собралось за нашим столом? – проговорил Борс, когда они остались одни. Он взял палочками котлету из личинок. – Большая честь.
Уайет встал, поклонился и сказал:
– Я ваш должник, сэр, это был очень полезный разговор. Но сейчас мне нужно удалиться. Ребел, где мы сегодня спим? Я приду примерно через час.
– Все еще в Синем ромбе номер семнадцать. Очевидно, гости имеют особые привилегии.
Уайет ушел. Ребел вернулась к еде, но оказалось, что у нее пропал аппетит. Она рассеянно тыкала палочками, но не могла заставить себя проглотить кусок. Ребел уже хотела извиниться, когда Борс, потянувшись за ломтиком папайи, шепнул ей на ухо:
– "Пеквот"[8] улетает через час. Если вы перехватите меня до того, как я покину пространство Марса, я устрою вам перелет на орбиту Земли. – Он ей подмигнул. – Подумайте об этом.
* * *
На полпути к Синему ромбу No17 Ребел встретила явного наркомана с блестящими остановившимися глазами. Он сунул ей в руки карточку. Психокраска размазалась по его лицу, но определенно сначала на нем был зеленый треугольник. Увидеть здесь такое создание для Ребел было просто открытием. Значит, на Деймосе существует целый мир порока, скрытый от посторонних глаз. С экстатическим воплем человек бросился прочь, рысцой пробежал по коридору, свернул за угол и пропал.
Ребел посмотрела на карточку. На ней ничего не было. Ребел в изумлении провела по листку большим пальцем. В бумагу, по всей видимости, была вставлена схема эмфатической связи, потому что какой-то голос тихо проговорил:
– Идите к общественному справочному окну и приложите руку к экрану.
В воздухе на мгновение повисло большое черное колесо. Она узнала этот знак.
Земля.
Ребел снова провела пальцем по карточке, без всякого результата.
Изделие, созданное при помощи сверхчеловеческой технологии, выполнило свою задачу.
Прекрасная возможность для Уайета. Несомненно, у него бы уже были наготове предложения двусмысленных соглашений и убийственных уступок. В каком-нибудь дальнем уголке его мозга все было бы наготове – соблазнительные приманки, острые крючки, свернутые аккуратно лески. Его аргументы были бы тоньше, чем паутина, и крепче алмазной нити.
Ладно. Все это к делу не относится.
Ребел не собиралась следовать указаниям карточки. У нее хватало своих забот. Но когда она дошла до поворота, то случайно взглянула в том направлении, в котором исчез наркоман, и увидела, что его бьет группа граждан.
Двое граждан прижимали его к стене, а еще двое методично молотили его кулаками в живот, в грудь и в лицо. Они трудились в мрачном молчании. Наркоман не кричал. Он слабо улыбался, не обращая внимания на боль.
– Эй! – воскликнула Ребел. – Прекратите!
Граждане обернулись. Ребел немного смутилась, словно это они застали ее на месте преступления, а не она их, но все-таки подбежала к экзекуторам.
У граждан были непроницаемые лица. Голова жертвы свесилась на грудь, он тихо хихикал. Один из граждан выступил вперед и поднял руку, загородив Ребел дорогу.
– Уходите, – сказал он. – Вас это не касается.
– Максвелл, – удивилась Ребел. – Максвелл, это ты?
Гражданин взглянул через плечо на своих товарищей, взял Ребел за руку и повел прочь. Сначала она сопротивлялась, но потом Максвелл сказал:
– Думай головой. Ты ничего не сможешь сделать.
Они обогнули угол и пошли молча. Через какое-то время Ребел заговорила:
– Это не похоже на тебя, Максвелл. – Он насмешливо улыбнулся. – Не понимаю, как ты мог сделать с собой такое! Ты всегда был веселым. Беспечным.
– Безответственным, – добавил Максвелл. – Да, я знаю. Когда-то мне это нравилось, но теперь я повзрослел. Все взрослеют. – Они неторопливо шли вперед, наконец Максвелл сказал:
– Это началось, когда меня похитил король Уизмон. Он не сделал меня одним из своих крутых, он назначил меня смотрителем зоопарка. В сущности, своим заместителем. Подумай об этом. Мне впервые поручили какое-то дело. И знаешь? Мне понравилось. Не сама работа, а чувство ответственности. Мне понравилось быть взрослым. То же самое дает мне гражданство. Завтра меня посылают на поверхность Марса.
– Максвелл, ты избивал человека! Это не ответственность. Это самая обыкновенная жестокость.
Прежде чем ответить, Максвелл надолго задумался.
– Исполнение долга не всегда приятно. Этого гражданина перепрограммируют, но память у него останется. Он должен запомнить, что кроме наслаждений существует боль. – Они отошли уже довольно далеко. – Но, как я сказал, тебя это не касается. Твое общежитие близко отсюда. По третьему коридору направо и прямо до конца. Ты не заблудишься.
Ребел стояла и смотрела, как Максвелл повернулся и стал медленно удаляться. Ее пронзила острая жалость. Весь этот его бред насчет ответственности!
– Максвелл!
Он остановился и нехотя оглянулся:
– Да?
– Где ближайшее справочное окно?
* * *
Гладкое белое углубление. Ребел коснулась пальцами экрана, и он зажегся. На неясном фоне вырисовывалась фигура сухощавой женщины в белой накидке, преклонившей колени на красном молитвенном коврике. Женщина подняла голову и окинула Ребел холодным взглядом бесцветных глаз.
– Сноу? – спросила Ребел.
Фигура помедлила с ответом.
– Нет. Не Сноу. Я ее тень.
– Вы… Тень?
Быстрый, как у ящерицы, поворот головы, скупая улыбка.
– Да, Тень. Самое подходящее имя. Зовите меня Тень. Я – послание от Сноу. Она полагает, что понадобится небольшая беседа, чтобы вы поверили в общность ваших с ней интересов. Но все члены ее организации далеко и не могут установить с вами связь. Поэтому она создала меня.
– Не понимаю. Кто вы?
– Я ОИскИн, предназначенный для взаимосвязи, то есть Ограниченный искусственный интеллект. Временное воплощение Сноу. Я наделена человеческим сознанием и могу беседовать с вами на отдельные темы. Однако я не обладаю сведениями, которые не относятся к делу, и не могу отвечать на неуместные вопросы. Пожалуйста, имейте это в виду во время разговора.
– Значит, вы не скажете мне, едят ли мясо мертвых животных?
– Вы выходите за пределы данной программы. – Тень сделала жест. – У нас мало времени. В Ограниченный искусственный интеллект закладывают фактор распада. Программисты называют это вирусом. Скоро я умру независимо от того, передам я вам послание или нет.
В глазах ящерицы на миг промелькнуло чувство. Ребел, кажется, знала его природу.
– Сколько у вас осталось времени? – мягко спросила она.
– Мы уже израсходовали попусту треть моей жизни.
– Ладно, хорошо, я вас слушаю! Что за послание?
– Вы должны быть очень осторожны, когда войдете в свою комнату. Синий ромб номер семнадцать. Там лежит тело. Может быть, оно еще не совсем мертвое.
– Что? – Ребел ухватилась за стену. Прохладную и шероховатую. Почувствовав под рукой твердую поверхность, она успокоилась. – Я не…
– Сноу вас предостерегает. Комбин вами манипулирует. Вами и вашим другом тетроном. Они убедили Ставку, что вы шпионы корпораций и занимаетесь промышленным саботажем. Они придумали правдоподобные объяснения всем вашим поступкам, чтобы изобличить вас в преступных замыслах. Они сфабриковали улики. Это тело – одна из улик. Его обнаружат через шесть часов, и оно аккуратно состыкуется с другими сфабрикованными доказательствами вашей вины. Записи из банка данных покажут, что убийство могли совершить только вы. Ставка прикажет стереть ваши личности, а ваши тела приговорят к грубому физическому труду.
– Погодите, погодите! Это же бессмысленно.
– Важно запомнить, что жертва, возможно, еще не умерла. Подстроить убийство оказалось трудно даже для Комбина, и не исключено, что, когда вы войдете, пострадавший будет еще жив. В этом случае он будет чрезвычайно опасен.
– Это невероятно. В каком смысле опасен? Почему?
– Вы выходите за пределы данной программы. – Тень несколько секунд помолчала, а затем спросила:
– У вас есть еще вопросы?
– Нет. Нет… Наверно, нет.
– Пожалуйста, подумайте хорошенько. У меня немного времени. Если вам кажется, что вы в силах уничтожить улики или с успехом защитить себя, представ перед судом Ставки, прошу мне об этом сообщить, чтобы я могла вас разубедить. У меня есть соответствующая информация. – Изображение заколебалось, по экрану пробежала рябь. – У меня есть соответствующая информация. – На бледном, угасающем лице отразилась тоска. – Вы должны взаимодействовать со мной. Очень тяжело знать, что умираешь, но еще хуже умереть, не достигнув цели.
– Хорошо. Поговорим о цели. Почему комбины так со мной поступают? Какая им от этого польза?
– Вас принуждают к побегу. Вы поймете, что вам негде спрятаться на орбите Марса. Проверка деклараций в космопорте покажет, что все корабли, улетающие в ближайшие шесть часов, направляются на орбиту Земли. Не знаю почему, но комбины хотят заставить вас лететь на Землю.
– Я знаю почему, – угрюмо проговорила Ребел. – Теперь мне все ясно. Я только не имею понятия, что делать.
По экрану побежали волны, изображение задрожало, точно Тень спустилась глубоко под воду. Когда изображение выровнялось, она сказала:
– Мои силы на исходе. Скажите мне. Я сослужила вам службу? Я помогла вам избежать козней комбинов?
– Ты глупая программа! Сноу работает на комбинов. Она не хочет помочь мне спастись. Она просто хочет, чтобы я попала в руки комбинов целой и невредимой.
– А-а, – протянула Тень. – Это интересно. Очень…
Помехи поглотили изображение.
Когда экран прояснился, Тень пропала.
* * *
Из коридора был виден угол ниши и неестественно застывшие ноги. Ребел заставила себя заглянуть внутрь. Там лежал мужчина, накидка закрывала его голову, на теле засохла кровь. Камень под ним покрывали липкие красные пятна. Похолодев, Ребел сказала:
– Привет!
Накидка зашевелилась, и из ее складок показалась слабая рука. Рука заканчивалась культей, темной от запекшейся крови. Над культей был повязан жгут, а выше грубо сделанный противоинфекционный барьер. Еще с порога Ребел почувствовала запах разлагающейся плоти.
Рука два раза дернулась, пытаясь отбросить накидку, третья попытка увенчалась успехом, и перед Ребел предстало бледное лицо с разинутым ртом. Розовые веки медленно приподнялись, мужчина глубоко и судорожно вздохнул.
На Ребел смотрели затравленные глаза.
Ежи Хайсен умирал.
– Да, маленькая, – тихо произнес он. – Далеко же мы с тобой забрались.
В коридорах стояла тишина. Не слышно было даже шума землеройных машин. Очевидно, сегодня она и Уайет – единственные обитатели этого общежития. Ребел хотелось развернуть накидку Хайсена, расправить ему ноги и руки, устроить его поудобнее. Но она продолжала стоять на пороге.
– Что произошло, Ежи?
Глаза его устало закрылись.
– Глупость. Глупый несчастный случай, нарочно и не придумаешь. – Он судорожно закашлялся и через некоторое время заговорил снова:
– Меня искромсала никем не управлявшаяся кибершвабра. Бред какой-то, правда? Оператора, видимо, не было на месте, здесь за такие ошибки казнят. Этого не могло случиться. Я упал на эту хреновину, одна из щеток развернулась и заехала мне вот сюда. Теперь там, скорее всего, кровавое месиво, да? – Ребел кивнула. – Изуродовало спину так, что и посмотреть, наверное, страшно. Думаю, у меня перелом позвоночника.
– Я позову врача, – предложила Ребел. Она не могла пошевелиться.
– Бесполезно. – Глаза открылись, бесконечно грустные глаза. – Я держусь за счет семи капсул стимулятора. Достаточно, чтобы оживить покойника. Такая доза разрушает тело. – Он тихо засмеялся. – Семь капсул. Своеобразный рекорд. Послушай. Я принял наркотик, и я умираю, и, может, из-за этого поставленный мне психоблок больше не действует. Я хочу тебе кое-что сказать. Они не хотят, чтобы ты это знала.
– Да? А что? – спросила Ребел.
– Это важно. "Дойче Накасоне…" – Голос упал до шепота, но Ребел не придвинулась к Хайсену. После минутного молчания он чуть-чуть повернулся и прохрипел:
– Подойди поближе. Я не могу... не могу громко говорить.
– Нет.
– Это важно. – Хайсен опять закашлялся, в глазах показались слезы – он страдал. – Обязан сказать…
– Перестаньте. Меня на такое не поймаешь.
– Ближе, – прошептал он.
Ребел медленно опустилась и села на пол. Она оперлась головой о каменную стену, сложила руки на груди и молчала. Хайсен свирепо смотрел на нее.
Что-то дикое и безумное сквозило в его неподвижном взгляде, в глазах отражалась работа мысли, которая билась в капкане, будто маленькое животное, готовое отгрызть лапу, чтобы вырваться на свободу.
– Итак, – наконец проговорил он. – Итак. Ты думаешь, что... ты такая хитрая сука.
Он слегка приподнялся, и рука, зажатая между спиной и лежанкой, освободилась. Пальцы сжимали нож. Лихорадочным движением Хайсен бросил его в Ребел. Она откинулась назад, и лезвие просвистело мимо.
Через мгновение оно тихо звякнуло о каменную стену.
Вытянутые пальцы Хайсена указывали прямо на Ребел, у него не было сил убрать руку.
– Хитрая! – сказал он. – Но это не дает тебе права так обращаться со мной.
Ребел поджала ноги и встала. Она была вне себя от гнева.
– Право обращаться… Я знать бы вас не знала! Чего вы хотите от меня? Вы надеетесь, что я решу покончить с собой? Вы что, ждете, чтобы я принесла вам нож и встала поближе? Чтобы вы перерезали мне горло, да?
Ее трясло.
Хайсен с жалобным видом кивнул:
– Да, пожалуйста.
– А долбись ты конем!
Наконец Хайсен закрыл глаза. Но его рука по-прежнему отчаянно тянулась в пространство, пытаясь схватить пустоту. Голова запрокинулась назад.
– Ты и "Дойне Накасоне"! – пробормотал он. – Вы, как два жернова, истерли меня в порошок. На хрена ж вы меня убили?
Голос стал затихать.
– Эй, послушайте…
– Чтоб вы сдохли, – глухо проговорил Хайсен. – Чтоб все вы сдохли.